СНГ!

       СНГ!
       Чтиво сие отдается на прочтение всем сумасшедшим и тем, кто еще не успел таковыми стать, но усердно готовится.

       ПРОЛОГ

 Вам когда-нибудь приходилось видеть по утрам природу такой, какая она есть в этом маленьком и уютном городке Долбославле? Нет? Тогда попытайтесь хотя бы представить. Великолепный блеск восходящего солнца, которое, заглядывая в немытое оконце, светит вам прямо в морду (простите, в лицо) и делает все таким ясным и сияющим! И лишь только оно заглянет, как тут же исчезают ночные букашки с кухонного стола после опустошительного набега на остатки вчерашнего ужина. Черный цвет домов приобретает новый - серо-буро-малиновый, в крапинку. Птицы орут как оголтелые, по-своему радуясь наступлению дня. В одном из домов просыпается слон и своим трубоподобным кличем будит в соседнем доме бегемота, а чья-то любимая кошка от страха и радости наступившего утра бросается на стены.
 Заслышав, как под окном начинает чавкать и чихать соседский «чумовоз», начинаете догадываться, что приближается рабочий день. В конце концов, с поющей душой вы встаёте с кровати. Невозможность открыть до конца глаза, и боль в висках и во всем теле заставляет понять то, как сильно хочется все-таки начать работать.
Вы выходите на улицу и чувствуете удивительный, ни с чем несравнимый запах смеси бензина, солярки и близлежащего пункта дислокации и захоронения твердых и жидких бытовых отходов или, попросту говоря, помойки. Восхитительно! Ну что еще нужно человеку для полного счастья?!
 Наконец, вы прогулочным шагом, не торопясь, идете на работу. Туда, куда стекаются лучшие умы этого города и куда стремятся попасть все долбославцы. Вы идете узкими улочками, по которым с вороватым утренним видом шныряют коты и непонятные жертвы радиации, и думаете, о том, как все-таки прекрасен родной городок Долбославль.
И вот стоит оно – здание всей нашей жизни, разукрашенное всеми цветами радуги высотой в девять этажей, покоящееся на мощном фундаменте, пропитанном потом сложивших его рук и мочой проходящих мимо алкоголиков. У дверей висит неприметная (2м*3м) табличка:
ЛИКБЕЗ
 Эту аббревиатуру легко можно расшифровать. Она означает ничто иное как – боЛьшой Институт Культуры оБслуживания Единый и раЗносторонний. А ниже и чуть сбоку еще одна совсем неприметная табличка, значение которой никто из ЛИКБЕЗовцев не знает и, видимо, знать не хочет:
ОПСИК
 Итак, это чудесное сооружение, создание мастеров крайнего севера считается самым универсальным произведением архитектуры, скульптуры и живописи, а также является наглядным пособием «По выпиливанию лобзиком по железобетону для начинающих» и не имеет аналогов во всем мире. Широта северной души, и богатство фантазии его создателей позволили родить им этот великолепный, широко специализированный девятиэтажный чум, схема движения лифта которого представляла собой следующее:
П (т.е. подвал) – Похоронное бюро
1 этаж - Бухгалтерия; конференц-зал
2 этаж - Столовая; юрист
3 этаж - Больница
4 этаж - Турагенство
5 этаж - Театральная студия
6 этаж - Детский сад; (шепотом) Публичный дом
7 этаж - Чаеразвесочная фабрика
8 этаж - Прачечная
9 этаж - ТАМ ЭЛЕКТРИКИ!

 «Как же замечателен наш ЛИКБЕЗ! Стоит, возвышаясь над всеми домами славного города Долбославля, напоминая своим величием о том, как прекрасны знания, как прекрасен мир и как прекрасна природа с её величавыми желтыми соснами, фиолетовыми деревьями, коричневой травой, утренними сиренево-сизыми туманами и чавкающими звуками «чумовозов». И как прекрасно, что начинается рабочий день! Вместе со всеми его горестями и радостями. И даже если ты снова застрял в лифте и не знаешь, удастся ли тебе из него выбраться – всё равно всё будет хорошо!» - так думал Фёдор Иванович Грузчиков – лифтер и вахтёр ЛИКБЕЗа. Войдя в дверь института, он лучезарно улыбнулся огромной корявой надписи, которую сам же начертал и повесил в качестве напутствующего лозунга, для поднятия сотрудникам рабочего настроения. И этот лозунг гласил:
НЕ БУДЬТЕ КОЗЛАМИ! ВЫТИРАЙТЕ НОГИ!







ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
КОНФЕРЕНЦИЯ

 В уже заполненный практически до отказа конференц-зал ЛИКБЕЗа ворвалась запыхавшаяся личность непонятного пола – с виду мужчина, да вот только одет он был совсем как девочка-переросток с недоразвитыми вторичными половыми признаками. Это был не кто иной, как известный всему ЛИКБЕЗу директор местного не то ресторана, не то (шёпотом) публичного дома с неоднозначным названием «Голубой огонёчек» Закобякин Сергей Виссарионович, в народе носивший кличку «Бяка». Он нашел свободное местечко, затерявшееся в плотных клубах табачного дыма, и картинно плюхнулся в кресло.
 -У Вас сигаретки не найдется? – ласковым шепотом с оттенком голубизны осведомился Закобякин у сидевшей рядом старшей медсестры местной больницы «Пилюлькина роща» Татьяны Барбарисовны Формалин-Клизмович.
 -А может, тебе ещё и клизму бесплатно поставить? – Возмутилась соседка. - Я не курю! – И отвернулась от Закобякина, предварительно обдав его крепким табачным духом.
 -Ну вот, опять облом, - вздохнул Закобякин, жалуясь самому себе на свою нелегкую женскую долю и, в полной апатии, достал из сумочки косметичку.
Этот разговор «двух милых дам» на повышенно-шепотливых тонах происходил ранним сентябрьским утром в большом конференц-зале ЛИКБЕЗа во время каждодневной «Всеобщей конференции по вопросам оперативного управления и прогрессивного хозяйствования вышеупомянутого заведения в условиях перехода рыночной экономики к ещё более рыночной экономике и возникновении, в связи с этим, вопросов накапливания эффективности деятельности в сфере обслуживания и удовлетворения всё возрастающих потребностей населения». На конференции присутствовали все! Не то чтобы это мероприятие было очень интересным…. Вовсе нет! Более того – вряд ли кто из присутствующих смог бы вспомнить название конференции без того, чтоб не запнуться на третьем слове. Просто - это была обязаловка, единственно светлым моментом, в которой было наблюдение за муками соседа, находящегося в точно таком же положении.
 Сегодня на повестке дня стоял только один вопрос: «Что бы такое обсудить?». Идей не было. Злободневные проблемы грязных туалетов и прокуренных коридоров уже никого не интересовали, в том числе и начальство, так как именно оно больше остальных сотрудников в этих самых коридорах и туалетах курило и гадило. Умные мысли почему-то не рождались в головах участников конференции, а если и рождались, то, видимо, тут же и умирали, испугавшись царившего в этих головах хаоса. Поэтому сегодня на конференции, впрочем, как и всегда, каждый занимался своим делом.
 Извечные активисты всевозможных ЛИКБЕЗовских профсоюзов и бессменные председатели всех собраний и конференций Валерий Нафанаилович Крузенштерн и Анна Моисеевна Цукерман играли в подкидного дурака. Электрики Компотов и Телегин соображали на двоих что делать с глобальными проблемами мира. Главный бухгалтер Накопляев Эдгар Рудольфович, как всегда и с большим энтузиазмом занимался поисками смысла жизни, в коих ему помогали навороченный сотовый телефон, калькулятор и антикварные счёты. Некурящая Татьяна Барабарисовна втихоря курила, а сидящий рядом Закобякин увлеченно рассматривал новый каталог женского нижнего белья в поисках чего-нибудь новенького. Остальные тоже не скучали и, сбившись в большие и маленькие группы, о чём-то разговаривали. И лишь заведующий прачечной Вано Асхатович Вонюков, одевший с утра чистые носки, сидел в гордом одиночестве и победно разглядывал своих коллег. И ничто не нарушало безмолвного величия заведующего – ни геморрой, ни прилипшая к телу химзащита, ни прорывавшиеся сквозь нее жуткие носочные испарения, от которых почему-то слезились глаза, закладывало уши и, запотевали стекла противогаза.
 Солнечные лучи, с трудом пробивавшие себе путь сквозь немытые ещё с позапрошлой весны окна, мутно и вяло играли на стенах конференц-зала. Они тускло освещали висевшие повсюду всевозможные графики, таблицы и плакаты, а также нацарапанное здешними электриками, видимо в припадке любви к своей профессии, слово из трех букв. Корявость этих трех символов русской грамматики вполне компенсировалась их огромными размерами. И не раз это слово заставляло смущаться и краснеть девушек, которые его читали. Обвиненные в похабности и извращенности, электрики, с пеной у рта доказывали, что ничего похабного в этом трёхбуквенном слове нет и что оно, т.е. это слово, с матом и тому подобному ничего общего не имеет, а имеет прямое отношение к их профессии. Но то ли ЛИКБЕЗовские девушки не были искушены в электричестве, то ли еще по какой, только им известной причине, нацарапанные на стене три буквы по два метра каждая
КПД,
 что означает – «коэффициент полезного действия», всё равно вгоняли их в краску.
Валерий Нафаноилович Крузенштерн, вот уже в двадцатый раз, проиграл своей сопредседательнице в карты. И вдруг он понял, что хочется ему чего-нибудь «этакого». Настроение от проигрыша было препаршивым, кровь закипала от злости, и хотелось сделать что-нибудь приятное.
 Подняв еще неопохмелённую голову и оглядев присутствующих, Валерий Нафанаилович окончательно осознал то, что ему хочется. Поэтому он встал, для вида пошелестел бумагами и откашлялся. Шёпот в зале стих. Все поняли, что директор юридической консультации «Заюриспердоню любого», главный председатель всех ЛИКБЕЗовских конференций и активнейший активист всех профсоюзов вышеупомянутого заведения сейчас сделает доклад. Доклады Валерий Нафанаилович делал каждое утро. Но, не смотря на это, привыкнуть к ним люди не смогли до сих пор. И поэтому присутствующие покорно закатили глаза и вознесли молитвы Господу, и просили они в своих молитвах о том, чтобы сегодня доклад Крузенштерна не превышал по времени пяти часов.
-Товарищи! – произнес первое слово Валерий Нафанаилович, издевательски осмотрев зал и улыбнувшись, аки Христос во младенчестве. Зал зашипел и одарил его ненавидящим взглядом. – Товарищи! – начал глумиться над публикой Крузенштерн. – Властью, данной мне как председателю «Всеобщей конференции по вопросам оперативного управления и прогрессивного хозяйствования ЛИКБЕЗа в условиях перехода рыночной экономики к ещё более рыночной экономике и возникновения в связи с этим вопросов накапливания эффективности деятельности в сфере обслуживания и удовлетворения все возрастающих потребностей населения», - видимо, только Валерий Нафанаилович мог выговорить название конференции полностью. А причиной этого было то, что, скорее всего, он сам же это название и придумал. - Позвольте мне констатировать, таки, начало рабочего дня.
После этих слов даже самые закоренелые тормоза поняли, что над ними издеваются.
-Да, товарищи! – вдохновился Крузенштерн. – Начался, таки, новый рабочий день! А что это значит, товарищи?.. – Эффективная пауза была испорчена чьей-то матерщиной. – А это значит, дорогие товарищи, что новый рабочий день всё-таки начался, не смотря ни на что! Зададимся, таки в свою очередь вопросом – а что есть рабочий день и что есть начало рабочего дня? И, в конце концов, почему же рабочий день таки называется именно рабочим днем, а иногда, ещё и новым? – Зал понял, что пятью часами тут не обойтись. – Рабочий день, дорогие товарищи, есть ни что иное, как определенно обозначенный в пространственно-временном континууме и резко очерченный в пределах двадцатичетырехчасовых суток промежуток времени и закреплённое законодательным образом количество часов, минут и секунд, необходимых, дорогие товарищи, для выполнения с помощью определенных телодвижений рабочих функций, то есть предписываемых вышестоящими паритетами действий, которые работники, то есть индивидуумы, должны выполнять в ходе своего развития под влиянием объективных и субъективных факторов эволюционного процесса, обусловленного развитием всего живого от простейших форм жизни до сложнейших конструкционных решений. Исходя из всего этого, дорогие товарищи, мы делаем вывод, что индивидуум, с одной стороны, выполняет определенные технологические операции, а с другой стороны – имеет в результате этого устойчиво - определенный доход в виде некоторого количества денежных знаков соответствующих образца и номинала….
 Где-то в глубине зала щелкнул затвор автомата, а Валерий Нафанаилович всё говорил и говорил. Наконец, непомерно продолжительный доклад на тему начала нового рабочего дня был окончен и зал облегченно вздохнул. Но не тут-то было!
-А теперь, дорогие товарищи, позвольте мне от этого маленького вступления перейти собственно к докладу! – широко улыбаясь, провозгласил Крузенштерн. При этих словах трое из присутствующих упали в обморок, а еще один начал судорожно намыливать веревку.
-Так вот, дорогие товарищи…- пытался, было продолжить Крузенштерн, но зал зашумел и зарокотал как Мертвое море, неожиданно вернувшееся к жизни.
-Товарищи, това-ри-щи! Успокойтесь! – проснулась вдруг председатель №2, главврач больницы «Пилюлькина роща» и верная соратница и напарница Крузенштерна по карточным играм Анна Моисеевна Цукерман и, стуча градусником по стеклянной утке с питьевой водой, пыталась призвать народные массы к порядку. Потом она повернулась к Крузенштерну и, печально на него поглядев, спросила:
-А может не надо, а? – это видимо касалось доклада. – Может, лучше в картишки, Валериярий Нафигненужевич?
-Простите, но я Валерий Нафанаилович! И вообще, гражданка Цукерпук, не мешайте моему докладу! – и повернулся к залу, дабы продолжить уже начатую экзекуцию.
 Тут не выдержали нервы заведующего прачечной. Одурманенный носочными запахами и лекцией о рабочем дне, Вано Асхатович вскочил, сорвал с себя противогаз и, держа его на вытянутой руке, пошел по рядам. Народ быстро сообразил, что именно от него требуется – каждый, к кому подходил Вано, одной рукой зажимал нос, а другой складывал в протянутый противогаз всю имеющуюся в карманах наличность. Наконец, обойдя всех, обладатель «сырных» носков подошел к председателям и высыпал все деньги из противогаза на стол перед Крузенштерном. Денег было много. По крайней мере, дневной заработок был уже в кармане, причем с чаевыми.
-Хорошо, доклад я сегодня делать не буду, - весело сообщил Валерий Нафанаилович, набивая карманы деньгами, - Вы меня уговорили. Я вам лучше свои стихи почитаю! – В зале раздались всхлипы и стоны. – Ладно-ладно, пошутил! – не на шутку развеселился Валерий Нафанаилович и сел на свое место.
 Обстановка разрядилась – умершие воскресли, заболевшие выздоровели, уже скользкие от мыла веревки были убраны на черный день, или до следующего доклада. Да вот только Анна Моисеевна-то только проснулась и вошла во вкус. Теперь пришла ее очередь держать слово:
-Дорогие ЛИКБЕЗовцы! Через два дня наступит Новый год!..
 Зал вновь заволновался. Послышались выкрики:
-Опять Новый год?!..
-Но сегодня только 7 число!..
-Так Новый год же 13 числа!..
-Что за ерунда? Почему внеплановый Новый год? – возмущался громче всех младший электрик Компотов.
 Дело в том, что в ЛИКБЕЗе Новый год было принято встречать каждые 3 месяца по нашему летоисчислению. Откуда повелась столь славная традиция – не знал никто. Возможно, каждый раз они, таким образом, репетировали главное зимнее празднество, а возможно в ЛИКБЕЗе время действительно двигалось так, что за 3 месяца у них проходил целый год. Это известно лишь Всевышнему.
 На возмущения общественности Анна Моисеевна резонно ответила:
-Товарищ Компотов, сядьте, пожалуйста, я сейчас всё объясню. В этот раз встреча Нового года с 13-го числа переносится на 9-е, так как на 13-е число намечены похороны тещи товарища Карбюратора.
-От чего старушка умерла? – авторитетно осведомился мед брат больницы «Пилюлькина роща» Ширинкин, ковыряясь в носу скальпелем.
-Должна отравиться ирисками, - не менее авторитетно ответила Анна Моисеевна. - И вы, товарищ Компотов, должны понимать, что когда умирает такой близкий родственник, тут уже не до встречи Нового года. И мы, как коллеги, должны поддержать товарища Карбюратора в его горе. А вы, товарищ Ширинкин, не иронизируйте тут! Смерть – это не шутка, а трагедия!
-Ну, что ж, бывает…, - вздохнул мед брат Ширинкин, в уме уже представляя свой многотомный научный труд «О вреде ирисок для населения», за который надеялся получить уж никак не меньше степени доктора самых, что ни наесть медицинских наук.
Присутствующие почёсывали головы и переваривали услышанное, как вдруг электрик Компотов воскликнул:
-А я предлагаю совместить!
-Что совместить? Новый год с похоронами? – крайне удивилась Цукерман.
-Нет, канализацию с водопроводом! – в конец оборзел младший электрик.
-Или отбойный молоток с вязальным крючком! – поддержал товарища старший электрик Телегин.
-Да вы что?! Или совсем обнаглели? – возмутилась Цукерман, - Стыдно должно быть, товарищи электрики!
Анна Моисеевна была вне себя от такой наглости. Анна Моисеевна решила отомстить:
-Итак, через два дня Новый год. В связи с этим, слово для доклада предоставляется нашему уважаемому Валерию Нафанаиловичу Крузенштерну!
Электрики побледнели, воскресшие снова умерли, а намыленным веревкам, наконец, нашлось прямое применение.
Крузенштерн встал. Крузенштерн осклабился. Крузенштерн начал доклад:
-Товарищи!…
-Тамбовский волк тебе товарищ! – послышалось из зала чьё-то предсмертное хрипение.
-Так вот я и говорю – товарищи! Властью данной мне как председателю «Всеобщей конференции…»
Собрав в сумочку журналы и выкройки вечерних платьев, Закобякин заторопился к выходу.
-Куда же вы? – донесся до него сквозь плотный табачный смог вопрос некурящей Татьяны Барбарисовны.
Бяка, закатив глаза, простонал:
-Ну, вот сижу я тут, а там у меня мальчики без присмотра. И как назло полтергейсты местные сегодня расшалились – всех клиентов распугают, противные. Так что пойду я лучше.
И, сверкнув на прощание из-под мини-юбки сиреневыми трусиками с кружавчиками, скрылся за дверью, громко стуча каблучками новых туфель от «Дуси Кабановой».
В это время, вдохновившись внеплановым приближением праздника, Валерий Нафаноилович Крузенштерн вторично терзал души своих слушателей. Кроме сорокаминутного вступления, заключавшегося в поздравлении с наступающим Новым годом, в его четырёхчасовом докладе на эту тему было ещё много чего интересного.
Товарищ Крузенштерн о Новом году:
-Новый год, дорогие товарищи, это вам не игрушки! Это, товарищи, дело серьёзное, требующее серьёзного к нему отношения и подходить к этому надо со всей серьёзностью! Новый год, дорогие товарищи, суть ни что иное, как один из наиболее распространенных способов праздничного времяпрепровождения, которое сопровождается процессом разлива, а в последствии выпивания, алкоголь содержащих жидких веществ. А также разнообразными действиями, заключающимися в дёргании за веревочку технологических приспособлений под названием «Хлопушка», и ритуального призыва Деда Мороза со странной женщиной неопределенного возраста по имени Снегурочка, называющей себя внучкой вышеупомянутого деда…
Да! Месть Анны Моисеевны электрикам была хороша! Провинившиеся сидели с заклеенными пластырем ртами, крепко примотанные к креслам проволокой, которую нашли у них же в карманах, и бешено вращали глазами. А Крузенштерн всё глумился:
-Дед Мороз же, дорогие товарищи, это не просто старый бородатый человек с хохлятской фамилией Мороз и, так называемый, дедушка странной женщины Снегурочки, это, дорогие мои товарищи, ещё и лучший друг детей!..
Где-то на середине доклада зал заснул. Не спала только уже ко всему привыкшая Анна Моисеевна Цукерман. Но в тот момент, когда Крузенштерн делился со спящей аудиторией своими мыслями по поводу новогодней ёлки:
- Новогодняя ёлка, дорогие товарищи, есть не что иное, как срубленное, цитирую, «под самый корешок» злобным дровосеком, губителем зелёных растений, дерево отряда хвойных…
Анна Моисеевна прервала его словами:
-Ну, ладно! Ладно, тебе говорю! Пошутили, и хватит, разошёлся тут!
Крузенштерн, с чувством выполненного долга на лице, сел на место, поучительно и строго глядя на растерзанных шутников-электриков. Анна Моисеевна постучала по стеклянной утке градусником. Зал встрепенулся, зевнул и в едином порыве послал в сторону довольного собой Крузенштерна проклятия. Крузенштерн молчал. Народ удивился. Народ воспрял духом. Народ думал, что всё уже кончено. Народ глубоко ошибался! Слово было предоставлено Анне Моисеевне:
-И напоследок…- аудитория одновременно облегченно и обреченно вздохнула так, что поток углекислого газа вздыбил, и без того торчащие в разные стороны, волосы Валерия Нафанаиловича и унес, в неведомые дали, докторскую шапочку Анны Моисеевны. - В заключение нашей сегодняшней занимательнейшей беседы, я бы хотела распределить обязанности по подготовке праздника.
Анна Моисеевна вытащила из чемоданчика с красным крестом нечто среднее между историей болезни и томом большой медицинской энциклопедии. Открыв это сооружение из кипы бумаг, она начала зачитывать:
-Вся ответственность за установку и наряжение ёлки ложится на плечи наших незаменимых электриков.
-Почему электрики? – закричал Телегин, которому кто-то уже успел снять со рта пластырь, - Всегда электрики! Чуть что – сразу электрики!
-Она же колется! – взвизгнул Компотов.
-Ррразговорчики в строю отставить! Или вам Валерий Нафанаилович напомнит некоторые пункты из вашей должностной инструкции!
-Почему же некоторые? Я могу все и с пояснениями, – оскалился белозубой улыбкой Крузенштерн.
-Не надо! – хором пискнули Телегин и Компотов.
-Тогда продолжим. Угощение на столах, сами столы и помещение со столами предоставит нам товарищ Тугриков Александр Вальдемарович, заведующий нашей столовой.
-Денег дадите? – хихикнул Тугриков.
-Напитки предоставит нам директор Чаеразвесочной фабрики Укурин Сергей Пантелеевич и его бессменные помощники братья Коноплёв и Каннабис. Кстати, где они?
-У них товар приехал! – прохрипел заведующий «детским мясокомбинатом» (как он сам любил его называть) «Три поросёнка» Анатолий Ананьевич Карбюратор.
-Вот вы им и передайте, что нам от них требуется. Далее. Естественно, нам нужно новогоднее представление. Создание этого шедевра всех времен и народов нам должен в кратчайшие сроки предоставить Облакин Алексей Никифорович, директор нашей театральной студии.
-У меня ТЕАТР! – с пафосом заметил Облакин.
-Как скажете. Мне все равно, но сценарий должен быть и без пошлостей!
-А…это…как это?.. – начал было возмущаться Алексей Никифорович.
Но был остановлен грозной Анной Моисеевной:
–А вот так! Хватит нам прошлой сказочки про Красную Шапочку с групповым стриптизом Волка, бабушки и дровосеков! – и обратилась к Карбюратору, - А ваши детишки, Анатолий Онаньевич, нам покажут то, что начертает великое воображение товарища Облакина. От себя спойте песенку.
-Если сможем – то споём, - просипел Карбюратор.
-То есть как это «если сможем»?
-Если живы будем, - ответил директор детского сада и причмокнул.
-А…а-а-а!.. Ну... вы уж…постарайтесь.
Анна Моисеевна откашлялась и продолжила, обращаясь к директору турагенства Наталье Барбарисовне Пендришь-Грёзиной:
-А вы у нас будете отвечать за встречу гостей, как специалист по благоустройству гостей нашего города и прочих других городов мира. Вам лучше известно, чем можно удивить и развеселить общественность. Если возникнут финансовые вопросы и потребуются средства на реквизиты и прочие затраты, то обращайтесь к нашему главному бухгалтеру – Эдгару Рудольфовичу Накопляеву.
 Его имя Анна Моисеевна произнесла ласковым и томным голосом. Все в ЛИКБЕЗе знали о том, что они сожительствуют, но голубки из этого делали прямо таки военную тайну. Перемигивались, переписывались шифровками или перестукивались по батареям при помощи азбуки Морзе.
-Только, эт самое, деньги почти кончились. Придется в НЗ влезать. На большие суммы не обольщайтесь,- предупредил тоном, не терпящим возражений, Накопляев.
-Мы учтём это. Далее, Вано Асхатович, найдите на складе карнавальные костюмы и постирайте их, особенно костюмы Деда Мороза и зайцев, в прошлый раз их жутко заляпали чем-то коричневым.
-Могу напомнить чем, - пробубнил Вонюков.
-Не надо! – сорвался на фальцет Валерий Нафанаилович и покраснел, а электрики неприлично громко заржали.
-Прекратить! Устроили тут, понимаешь балаган! Тоже мне, театральная студия!
-У меня ТЕАТР! – встрепенулся вздремнувший Облакин.
-Знаем, слышали уже! – гаркнула на него Цукерман. - Вы бы вот лучше сказку писали, а не кресло щеками давили! Вон, всё мокрое уже, напускали слюней-то!
-Да, вот! Беспорядок тут нарушаете! – решил пошутить Крузенштерн.
-Кстати, за порядком у нас на празднике будет следить директор похоронного бюро Рахим, сын Гасана Абдурахман ибн Хаттаб. И чтоб никаких подстроенных ЧП, понятно?
-Я ему передам, когда понесу валерьянку, – сказал Ширинкин.
-А что с ним? – поинтересовалась председательница.
-Депрессия. Второй месяц хоронить некого. Уж очень он переживает из-за этого.
-Клизму ему лучше поставьте! – донеслось сквозь клубы табачного дыма предложение некурящей Татьяны Барбарисовны.
-Ага, веселящую! – хрюкнул от непонятного веселья и гордости за свое остроумие Телегин.
-А вам, товарищ Телегин, я сейчас поставлю клизму со снотворным! – приструнила Андрея Вольфовича главврач больницы «Пилюлькина роща». Телегин заткнулся. Цукерман продолжила.
Ольга Серафимовна Купидонова, секретарша Крузенштерна, была назначена ответственной за танцы и музыку. От удовольствия она залилась краской и принялась тут же что-то строчить в блокноте с надписью на обложке «Берегите природу, мать вашу!». Украшением залов, коридоров и единственного средства передвижения по ЛИКБЕЗу – лифта – должен был заниматься медбрат больницы «Пилюлькина роща» Ширинкин. А роль странной женщины Снегурочки досталась старшей медсестре вышеупомянутой больницы Татьяне Барбарисовне Формалин-Клизмович. Но гвоздём программы, без которого не может состояться ни один Новый год, а именно Дедом Морозом, стал «дражайший и многоуважаемый» Валерий Нафанаилович, к величайшему его удовольствию и ужасу общественности.
-На празднике будет введён дресс-код и фейс-контроль, поэтому те, кто будет без карнавального костюма, останется без праздника! На сегодня – всё!
-А вы кем у нас будете? – поинтересовался Крузенштерн у Анны Моисеевны, - Наверное, Снежной королевой?
-А я, наверное, отдыхать буду! – съехидничала главврач.
Последние слова Анны Моисеевны потонули в топоте ног тех, кто уцелел в результате сегодняшней конференции и теперь убегал стремглав куда-нибудь подальше, пока кто-нибудь из председателей не вспомнил чего-то ещё и обязательно очень важное.
Накопляев сунул Анне Моисеевне (незаме-етно так сунул) в кармашек халатика записочку и поспешно ретировался. Цукерман развернула бумажку, там было написано: «Жду тебя в «чумовозе», давай быстрее, жрать хочу!». Посмотрев на часы, Анна Моисеевна поняла, что собственно рабочий день-то уже и закончился, и сообщила об этом Крузенштерну.
-Серьезно? – удивился тот, - А я и не заметил! Как быстро летит время, дорогая Анна Моисеевна! Я иногда, прямо таки удивляюсь! Не успеешь и глазом, знаете ли, моргнуть, а уже конец рабочего дня, или, что ещё поразительнее, конец дня вообще! Да-а.… Завтра надо сделать доклад по поводу конца рабочего дня! Думаю, всем понравится. Ведь что есть конец рабочего дня? И что есть конец дня, в общем, и что есть вообще конец?…

Наконец стихли в пустых коридорах ЛИКБЕЗа все шаги, институт погрузился во мрак и, воцарившаяся тишина, лишь изредка нарушалась странными звуками «У-ууу-У-ууу!» и холодящим душу хохотом, которые издавались, видимо, местными полтергейстами…

 











ДЕНЬ ВТОРОЙ
ПОДГОТОВКА К ПРАЗДНИКУ

Новый рабочий день не задался с самого начала. Валерий Нафанаилович в это утро проспал и чуть не опоздал на ежеутреннюю конференцию. Погода была отвратительная. На улице было мокро, мерзко и склизко. Единственная мысль толкала товарища Крузенштерна на работу. Сквозь разбушевавшуюся стихию, со спичками в глазах, не смотря ни на что (так как смотреть, было тяжело и больно) он упорно и героически шел вперёд, чтобы прочитать народу новый доклад, над которым он трудился всю ночь, репетируя перед зеркалом.
И без того паршивое настроение стало ещё паршивее, когда он увидел, что конференц-зал еще не открыт, а у его дверей стоит озадаченная толпа. Крузенштерн пробрался сквозь нее к двери и строго спросил:
-Что стоим? Кого, таки, ждём?
-Так это… - промямлил Фёдор Иванович Грузчиков, ответственный за открытие всех дверей, и по всему было видно, что он в шоке. - Не могу открыть ить.
-Почему? – вспылил Крузенштерн, - Ить это не сложно! И всего-то трудов – взять в руки металлическое приспособление с незамысловатым названием «ключ», вставить это гениальное изобретение человечества в отверстие, называемое «замочной скважиной» и повернуть в определённом направлении n-ное количество раз! Всё! Добро пожаловать, дорогие ЛИКБЕЗовцы на еже утреннюю «Всеобщую конференцию по вопросам оперативного управления и прогрессивного хозяйствования в условиях перехода рыночной экономики к еще более рыночной экономике…»
Договорить не дали! Анатолий Онаньевич Карбюратор нагло пробасил:
-Конференция отменяется!
О! Сколько в этих двух словах было радости, счастья и ликования!
Следующая фраза Валерия Нафанаиловича, опешившего от такой неслыханной наглости, была самой короткой в истории всей его жизни:
-Чё?
-А ничё! – ответила ему Татьяна Барбарисовна Формалин-Клизмович, выплывая из табачного смога, как гибрид ёжика и белого паруса из тумана. - Какой-то идиот натолкал в замок спичек, каких-то веточек и благополучно залепил это ТАКИМ количеством жвачки!.. Года три, наверное, собирал! Мало того! Ручка заляпана чем-то совершенно отвратительным, какой-то помесью вазелина с соплями! Фу! Вон, Анна Моисеевна экспертизу проводит на предмет выяснения состава вещества.
Крузенштерн посмотрел в сторону Цукерман - она размазывала палочкой по стёклышку то самое странное вещество, которым была заляпана ручка двери. Затем она достала из своего чемоданчика портативный микроскоп и стала, глядя в него, рассматривать слизь.
Народ, затаив дыхание, ожидал заключения экспертизы. Ждали долго. Некоторые, кто не смог выспаться дома из-за бешеного механического сооружения, в народе называемого будильником, выспались прямо у дверей конференц-зала, присев на корточки. Вздремнул даже Валерий Нафанаилович, и увидел он сон! Как он, будучи Дедом Морозом, веселит общественность, и что самое интересное, она веселится, рукоплещет ему, просит автографов и мечтает с ним сфотографироваться.
-Странно!…
Громкий возглас Анны Моисеевны вернул спящих в ряды бодрствующих и любопытствующих. Валерий Нафанаилович всхрапнул, приоткрыл один глаз и спросил:
-Что таки странно?
-Откуда здесь могла взяться эктоплазма? - Замогильным голосом произнесла Цукерман. Она вообще была склонна к различного рода мистификациям, но это заявление было сделано так авторитетно, что можно было подумать, что она действительно видела, причём не один раз, эту самую эктоплазму.
-Экто… что? – спросил Ширинкин.
-Эктоплазма! – нравоучительно произнесла Анна Моисеевна и пояснила: - Это сгусток энергии, который после себя оставляют привидения и полтергейсты.
-О! Да! О, Боже мой! Я же говорил, что они расшалились! – запричитал Закобякин. - А знаете, как они воют, хохочут и улюлюкают по ночам?! Это ужас просто! Кровь холодеет в конечностях!
-В каких именно? – решил шуткануть Вонюков
-В самых интимных! – огрызнулся Бяка и показал Вонюкову язык.
-Чепуха какая… - пробормотал Крузенштерн, - Какие еще полтергейсты?
-Местные! – хрипло хохотнул Карбюратор, - Летают по всему институту, пугают всех, кто им попадается, безобразничают. Одним словом - прикалываются ребята.
-Вы их видели? – спросили все хором.
-Один раз. Нормальные такие чуваки. Трое их и все белые.
-Очень интересно…, - задумчиво сказала Анна Моисеевна.
Крузенштерн вздохнул и со скорбью в голосе сказал:
-Ну, раз конференция отменяется, то предлагаю заняться, наконец, работой и подготовкой к празднику.
-Вы правы, Валерий Нафанаилович. Идите, товарищи, работайте. Я самолично приду, проверю, что вы там наготовили. Помните, товарищи! У нас очень мало времени! Новый год уже завтра!


Анна Моисеевна сидела в ординаторской на окне и скучала. По стеклу сплошным потоком текли капли дождя и хотелось сделать что-нибудь пакостное, чтоб не обидно было. Татьяна Барбарисовна задумчиво чадила сигарету за сигаретой, бычкуя чинарики в приспособленном под пепельницу, человеческом черепе, который ей подарил директор местного похоронного бюро (в честь какого праздника – непонятно, но ей он объяснил свой подарок печально сказанной фразой «просто так…»). Анна Моисеевна не выдержала и обратилась к Татьяне Барбарисовне:
-Барбарисовна! Хорош дымить, бери топор и вешай!
-Куда? – поперхнулась Формалин-Клизмович от неожиданности.
-Да куда хочешь, он надолго повиснет. Кстати, ты где? Появись, я тебя не вижу!
-Что, глаза режет, да? – сочувственно спросила Татьяна Барбарисовна у Анны Моисеевны.
-Их уже давно выело!
Татьяна Барбарисовна, со скорбным выражением на лице, как будто только что случайно придушила любимую зверушку, затушила сигарету в глазнице черепа и сказала:
-Скучно! Кому бы испортить настроение?
-Мысли читаешь? – вздохнула Анна Моисеевна, - Вон, пойди, поставь Ширинкину клизму.
-Точно! – воодушевилась Формалин-Клизмович, - Литров на семь, тепленькую и со стёклами!
-Зачем же так жестоко?
-А пусть знает, зачем мужику задница нужна!
Всему ЛИКБЕЗу было известно, что Ширинкин водит странную дружбу с Закобякиным. И дружба эта порождает множество слухов, из-за которых мед брат и подвергался подколкам и нападкам со стороны старшего медицинского персонала.
В общем, шутка удалась, настроение немного улучшилось и Татьяна Барбарисовна пошла на поиски Ширинкина, а Анна Моисеевна начала составлять план своей проверки, которой пригрозила народу. Вдруг дверь скрипнула, и в клубах дымовухи кто-то кашлянул.
-Кто здесь? – спросила Анна Моисеевна.
- Моисеевна, это я! Ты таки где? – раздался голос Крузенштерна.
-Пять шагов прямо, потом налево.
Из табачной завесы вынырнуло лицо Крузенштерна, а за ним и вся остальная его телесная сущность.
-Садись, - предложила ему Цукерман, - что стряслось с тобой, дружище?
-Ой, не знаю я! Хреново мне, Моисеевна. Чёй-то не пойму никак – коленки стучат, сердце трясётся…. У меня так в детстве было. Я тогда в школе, в первом классе, описался на уроке у любимой учительницы.
-Кто она? – спросила Анна Моисеевна.
-Где? Кто? Здесь еще кто-то есть? Я никого не вижу, - встрепенулся Валерий Нафанаилович и стал оглядываться.
-Да никого здесь, кроме нас, нет! Я спрашиваю, в кого ты втрескался?
-В свою секретаршу, - виновато ответил Крузенштерн.
-Ну, что ж, Ольга Серафимовна очень приятная особа.
Валерий Нафанаилович посмотрел на Анну Моисеевну глазами побитой собаки и тихонько так, еле слышно, попросил:
-Картишки раскинь, а?
Анна Моисеевна вздохнула, покачала головой, достала из чемоданчика потрепанную колоду карт и разложила их на столе. Почесывая подбородок, она изучала картину, понятную только ей. А Крузенштерн нетерпеливо ёрзал на стуле. В конце концов, он не выдержал и спросил:
-Ну, чего там? Говори таки уже!
-Чего-чего? Жениться тебе надо!
-Как жениться? З-зачем? Когда?
-Сегодня! На крайняк завтра.
-Почему так быстро? За что? – сорвался на фальцет бледный от таких переживаний Крузенштерн.
-А ну, признавайся, давно это у вас?
-Ну.… А что?
-Поздравляю, ты скоро станешь папой!
-Когда? – просипел Валерий Нафанаилович, никак не ожидавший такого поворота.
-На днях! – Крузенштерн завалился на бок, готовясь поудобней упасть в обморок, но Цукерман сжалилась над ним, - Ха-ха, шютка! Но она действительно беременная, это я тебе как доктор говорю. Так что вперёд, под венец, но обязательно сегодня или завтра, пока полнолуние.
-Пойду…в буфет…подумаю. Со мной пойдешь?
-Извини, не могу, дела.
Тут до них донёсся из коридора какой-то шум, и они пошли посмотреть, в чём там дело.
Дело было в том, что в коридоре стоял Вонюков, а Татьяна Барбарисовна вопила на него как потерпевшая и при этом сильно гнусавила. Причиной ее гнусавости была бельевая прищепка, которую она нацепила на нос. Вонюков в долгу не оставался и в ответ орал на Формалин-Клизмович, распространяя вокруг себя непонятный запах, но ясно было одно – пахло отвратительно. Рядом валялся расколотый череп-пепельница. Видимо, Татьяна Барбарисовна кинула его в Вонюкова, так как на плече у него лежал чинарик. Анна Моисеевна строго крикнула:
-Это что вы здесь такое устроили?
-Да вот! – вопила Татьяна Барбарисовна, - Припёрся, понимаешь, в стерильное помещение! Воняет тут во все стороны!…Вообще на дом вызывать надо с такими-то испарениями!!!
-Да понимала бы чего! – орал в ответ Вонюков. - Да что бы ты без меня делала?
-То же, что и всегда! Клизмы!
-Да заткнитесь вы оба! – заорала Анна Моисеевна. От этого крика все присели, а Крузенштерн предпочёл ретироваться, пока и на нем не оторвались. – Что вы прямо как детский сад, вторая четверть? Стыдно должно быть, товарищи!
-Он воняет… - упиралась Татьяна Барбарисовна.
-Анна Моисеевна, уберите её от меня! Я по делу пришел! – умоляюще взвыл Вано Асхатович. У него уже начинался нервный тик, от чего голова дёргалась, а стёкла противогаза запотели так сильно, что не видно было глаз. Пришлось с этим бороться. Для этого он отвинтил очки противогаза, чтобы их протереть, но теперь ужасающий запах стал ещё сильней, так как при открытии очков образовалось своеобразное вентиляционное отверстие.
Анна Моисеевна надела респиратор и указала Вонюкову на стоявшее в углу, под пальмой, кресло и сказала:
-Успокойтесь, Вано Асхатович, присаживайтесь, я вас слушаю.
-Не могу, - возразил Вонюков, покосившись на кресло. - У меня геморрой.
-Хорошо, не садитесь. Я вас слушаю. В чём проблема?
-Я хотел постирать костюмы, как вы и просили. Открыл воду, а там…. Короче, срочно нужен сантехник!
-И что же там произошло, когда вы воду открыли?
-Сами вот идите и посмотрите! Только подальше стойте, когда кран откроете.
Смотреть не пришлось. Раздался дикий вопль из туалета. Орал Ширинкин. Побежали выяснять ситуацию. Дёрнулись в дверь – закрыто, а за ней продолжал завывать и орать мед брат, которому, видимо, действительно была нужна помощь. Анна Моисеевна постучала в дверь уборной и спросила:
-Дмитрий Гульфович, с вами всё в порядке?
-Нет! – раздался истошный вопль Ширинкина, - Я утопаю в фекалиях!
Анна Моисеевна строго посмотрела на подоспевшую, на крики Формалин-Клизмович, и спросила:
-Ты что ль перестаралась?
-К сожалению, нет, я не успела, - ответила та, пожав плечами.
Цукерман снова постучала в дверь и осведомилась:
-Дмитрий Гульфович, вы открыть можете?
-Нет! Я же сказал – утопаю! Зовите сантехника!
-Что там, чёрт возьми, происходит?
-Они всё-таки это сделали! – истерически рыдал Ширинкин.
-Кто и что сделал? Я ничего не понимаю!
-Электрики! Соединили канализацию с водопроводом!
-Что?! – взвыла Цукерман нечеловеческим голосом
-Вот именно это я и пытался вам рассказать! – скромно, но отчего-то гордо сказал Вонюков.
Анну Моисеевну трясло от злости:
-В подвал! Сантехника ко мне! Электриков из-под земли достану!
Тут у нее из-за спины раздался громкий и весёлый голос:
-Это не электрики шалят, а кто-то другой! Электрики ещё с вечера ушли за ёлкой.
Анна Моисеевна обернулась и увидела перед собой молодца, который глядел на нее большими добрыми глазами с огромными закрученными ресницами (Закобякин помер бы от зависти) и улыбался во все свои двадцать два зуба. Она спросила:
-А вы кто?
-Сантехник я! Евгений Михалыч Быстров! Новенький!
-Давно у нас? – спросила Формалин-Клизмович, строя ему глазки.
-Неделю уже!
-Ой! А чё же я не видела?
Из туалета продолжали доноситься всхлипывание и непонятное бульканье. Анна Моисеевна опомнилась и сказала:
-Исправьте же это скорее! – И вслух подумала: - А кто же тогда это сделал, если не электрики?
-Вот сейчас перекрою везде воду, спущусь в подвал и разберусь. У вас ключ есть запасной?
-А-а там, на з-защелку изнутри за-заперто, - почему-то заикаясь, пролепетала Татьяна Барбарисовна.
Быстров отважно поставил свой саквояж с инструментами на пол, разбежался и, одним резким движением ноги в мощном бутсе, снял дверь с петель, чуть не зашибив бедного Ширинкина.
-Ах, какой мужчина! – выдохнула Татьяна Барбарисовна, выронив изо рта сигарету, - Мне б такого!
-Слюни подотри, а то столовку внизу затопишь, – проворчала Анна Моисеевна.
К слову сказать, запах в туалете стоял ужасный. Внутри плакал заляпанный Ширинкин. Быстров быстро перекрыл воду и победно вышел в коридор, держа газовый ключ наперевес. Он улыбнулся своей «лучезарной» улыбкой и сказал:
-Ну, я пошел! Если что – свистите.
«Зря он это сказал, теперь Барбарисовна вся обсвистится» - подумала Анна Моисеевна и в подтверждение своим мыслям услышала ее вопль вслед сантехнику:
-Приходите к нам на чаёк!
Сантехник в ответ помахал ей ручкой с таким видом, что Цукерман сразу поняла – это любовь с первого взгляда и на всю жизнь, причем взаимная.
Ширинкина после всех несчастий, свалившихся на его голову, чтоб не расслаблялся, заставили убраться в туалете (всё равно уже грязный). Сделав уборку, он, со слезами на глазах, предварительно помывшись и облившись таким количеством одеколона, что его вкус чувствовался на языке, благополучно слинял со своего рабочего места. Доброжелатели доложили, что видели его бегущим, сломя голову, по направлению к «Голубому огонёчку» - ресторану Закобякина.

Спустя некоторое время, Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна снова заскучали и решили, что с этим всё же надо что-то делать. Поэтому они вооружились блокнотиками, и пошли с инспекцией по всем организациям, входившим в состав этого огромного института.
Вызвали лифт. Минут через пять он приехал. Лифтер Фёдор Иванович Грузчиков с видом королевского дворецкого открыл перед ними дверь чудо-
-машины. Впустив медиков в лифт, Фёдор осведомился, на какую кнопочку жать. Ответом была цифра «4». С неё-то всё и началось, а проще говоря – Федю прорвало:
-А я служил в четвёртой дивизии воздушно-танковых войск. Помню, летели мы как-то над пустыней…. Тут, откуда ни возьмись, из-за угла, противник открыл огонь по нашему танку… - Фёдор прослезился, - Подорвали гады! Подбили-и-и нас!… Мы начали терять высоту…. Все в панике бросились к люку и стали прыгать вниз.… А под нами океан, а там акулы с огромными клычищами…. А-аааа-аа! Все погибли-иии… кого сожрали, кто утону-уул, а я… я один спасся-ааа!
Грузчиков затрясся в рыданиях. Татьяна Барбарисовна вытерла ему слёзы клочком туалетной бумаги и стала его успокаивать:
-Ну, полно вам, Фёдор Иванович. Всё уже позади. Мы всегда сможем вам помочь, так что – заходите. А сейчас мы торопимся. Вы нам двери-то откройте, приехали уже. Не бойтесь, сухопутных акул не бывает, значит, снаружи их нет.
Грузчиков с опаской открыл дверь и, женщины выбежали вон из лифта.
Они стояли перед дверью, на которой висела табличка, гласящая:
ТУРИСТИЧЕСКОЕ АГЕНСТВО
«А ВОТ, КОМУ ПОКАТАТЬСЯ».
А рядом с дверью к стене был приделан какой-то пластиковый контейнер, в котором лежала папочка с надписью «ДЕЛО № 59». Удивившись такому чуду, Цукерман и Формалин-Клизмович решили выяснить, что же это за папочка и, открыв её, прочитали следующее:
«Ф.И.О.: Пендришь-Грёзина Наталья Барбарисовна
Дата рождения: 10 января (год рождения скрывает, мотивируя это тем, что возраст у женщины спрашивать неприлично)
Пол: Женский
Семейное положение: Оставляет желать лучшего
Национальность: Когда родилась, была русской
Место жительства: г. Долбославль, проспект Заборостроителей, второй этаж.
Род занятий: Директор и переводчик туристического агентства «А вот, кому покататься»
Хобби: Пить чай
Цель жизни: Выйти замуж
Характер: Астено-невротический*
Объективно: Нервное расстройство на фоне алкоголизма, случаются провалы в памяти. Д-з: депрессивный синдром, хроническая меланхолия, маниакальный психоз, шубовидная стадия шизофрении с параноидальным синдромом.
Примечание: Уберите от неё чай! Дайте успокоительного!»
Прочитав сие произведение искусства, Татьяна Барбарисовна и Анна Моисеевна переглянулись и пожали плечами. Формалин-Клизмович спросила:
-Откуда это взялось?
-Не знаю, но вещь полезная! – ответила Цукерман, - Пусть висит. Везде бы вот такую информацию повесили.
И они вошли в турагенство. Перед глазами сразу возник рекламный плакат:
___________________________________________
* Характерны быстрая утомляемость, раздражительность, склонность к депрессиям и ипохондрии
 
«НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ! НЕДОРОГО!! ДВУХНЕДЕЛЬНЫЕ ТУРЫ В БОЛЬШУЮ СЕВЕРНУЮ ТУНДРУ!!! ВЫ СМОЖЕТЕ ПРЕКРАСНО ОТДОХНУТЬ В ТРЁХ-, ЧЕТЫРЁХ- И ПЯТИЗВЁЗДОЧНЫХ ЧУМАХ! ВСЁ ВКЛЮЧЕНО!!»
Навстречу медикам вышла сама Наталья Барбарисовна. Но вот только на её лице, вместо улыбки, застыла мрачно-кислая гримаса, а глаза были красными от слёз. Она подошла к ним, стукнула обеих по головам пустой бутылкой из-под чая, и, всхлипнув, ушла в свой кабинет. Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна проследовали в недоумении за ней. Пендришь-Грёзина лежала на кушетке, пьяная вдрызг, и горько плакала. Цукерман удивленно спросила:
-Дорогуша, что случилось?
-Ничего-ооо! – заныла Наталья Барбарисовна.
-Слёз из-за ничего не бывает.
-Я забыла-ааа!
-Что? – хором спросили медики.
-Как по-тарабарски будет «чай»!
-Вот придурочная! – сквозь зубы прошипела Татьяна Барбарисовна, - И это моя сестра!
Анна Моисеевна удивленно подняла бровь и спросила:
-Серьёзно? А я-то думаю, почему у вас отчества одинаковые?
-Потому что папа одинаковый! – огрызнулась Формалин-Клизмович.
Пендришь-Грёзина продолжала изливать на подушку водопады горючих слёз. Анна Моисеевна решила её утешить во избежание еще одного затопления. Только уже под угрозой находилась ее любимая больница «Пилюлькина роща»:
-Да будет вам, Наталья Барбарисовна, вспомните, какие ваши годы?!
-Ну не надо о грустном! – взмолилась директор турагенства.
-Хорошо-хорошо! Давайте о весёлом! Ведь праздник скоро! Правда? Ну и как же у нас продвигается подготовка к Новому году?
-Не знаю! Я не помню! Где-то записала, когда найду, всё сделаю! А сейчас оставьте меня! – И обратилась к Формалин-Клизмович: - Сама придурочная!
Татьяна Барбарисовна только подняла бровь и спросила:
-Дать сигаретку?
-Я не курю-ууу! – заныла Пендришь-Грёзина.
-Подумаешь, я тоже.
Наталья Барбарисовна вырвала из рук Татьяны Барбарисовны сигарету и убежала.
Внезапно покинутые постояли немного в раздумьях и двинулись дальше.
Выйдя из турагенства, они направились к лифту и, не успели подумать о том, чтоб нажать кнопку вызова, как двери сами распахнулись и оттуда с воплями то ли вылетели, то ли выбежали трое в белом. Они вообще создавали впечатление прозрачности, а лиц видно не было. В промежутках между их воем слышался мат. Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна вошли в лифт, с интересом глядя вслед удаляющимся в сторону лестницы, странным личностям. Из угла лифта донёсся трясущийся голос Грузчикова:
-Вот психи!
-Кто это? – хором осведомились у лифтёра медички.
-Так эти… ну… как их там…пот…порт…портелглисты?…Короче, привидения местные.
-О как! – сказала Татьяна Барбарисовна, многозначительно подняв палец кверху, - Вот и мы уже свихнулись, призраков видеть начали. Может, надо меньше курить?
-А я и не курю! – напомнила ей Анна Моисеевна.
-Я тоже, - пожала плечами Формалин-Клизмович.
Анна Моисеевна только махнула рукой и, не подумавши, ляпнула:
-Жми на второй.
-Да-аа, - завёл Федя свою шарманку, - А я ить два года служил парашютистом на подводной лодке. Давно-о это было…. Помнится, тогда мы плыли на глубине две тысячи метров со скоростью двести узлов в час. Тут, откуда ни возьмись, нам навстречу вылетели две торпеды. Мы резко развернулись и стали отрываться от преследователей. Два дня они за нами гонялись по бескрайним океанским просторам. В конце концов… - Из глаз Грузчикова снова потекли слёзы, а Анна Моисеевна тихонько сползла по стенке вниз, как неудавшаяся яичница, с трясущимися и побелевшими губами. - В конце концов, они нас подбили…. Я схватил свой парашют и прыгнул…. Все! Нет, вы представляете? Все погибли!… Один я спасся-ааа!…
Тут лифт остановился и Анна Моисеевна, сама, открыв двери, пулей вылетела наружу и побежала в сторону буфета-столовой.
-Куда же вы? – сквозь слёзы спросил Грузчиков.
Татьяна Барбарисовна махнула на него рукой и подумала: «Бедный Тугриков! То-то ему сейчас из-за Феди достанется!». Затушив чинарик об стену, она пошла вслед за Анной Моисеевной, которая стояла у дверей столовки и озадаченно глядела на папочку в контейнере на стене. Подойдя к ней, Формалин-Клизмович, глядя через плечо Цукерман, как и та принялась за чтение дела №64:
«Ф.И.О.: Тугриков Александр Вальдемарович
Дата рождения: Не помнит
Пол: Мужской
Семейное положение: Жены нет, детей – не знает
Национальность: Ярко выражены отголоски татаро-монгольского ига
Место жительства: г. Долбославль, большой дом на проспекте Заборостроителей
Род занятий: Заведующий буфетом-столовой ЛИКБЕЗа
Хобби: Заведовать столовой, сидеть в буфете
Цель жизни: Накормить весь мир до отвала
Характер: Гипертимный*
*Почти всегда хорошее приподнятое настроение, брызжет энергией, неудержимо активен, много интересов, большая общительность, неразборчивость в знакомствах, короткие вспышки раздражения; от бездействия или непризнанности случаются срывы или взрывы.

Объективно: Майонезом не увлекается. Присутствует постоянная потребность накормить окружающих, не важно чем и с чем. У самого же наблюдается патологический страх перед едой из опасения подавиться. Д-з: фагофобия.
Примечание: ЕСТЬ МОЖНО, ТОЛЬКО ОСТОРОЖНО!!!»
Дочитав сие творение, Анна Моисеевна указала на графу «примечание»:
-А ты заметила, что вот этот последний пунктик в обоих случаях написан коряво и отличается какой-то ироничностью. Как будто его здесь не было, а какой-то остряк взял и подписал?
-Ага, - кивнула Формалин-Клизмович, - полтергейсты.
-Да иди ты! – отмахнулась Цукерман
Татьяна Барбарисовна встала в позу серого волка и заголосила: «УУУУ!»
Отсмеявшись, они вошли в столовую, на двери которой висела табличка:
«КАША – НАША, ПАРАША - ВАША»
БУФЕТ-СТОЛОВАЯ
Столовая была довольно уютной – белые столики с зелёными скатёрочками, розовые занавесочки с бабочками, чистый пол, тараканчики на стойке буфета. На стенах цвета детской неожиданности висели своеобразные картины работы неизвестного художника, которые представляли собой дикую помесь творчества Пабло Пикассо и Сальвадора Дали на фоне «Чёрного квадрата» Казимира Малевича, а также огромный лозунг, гласящий: «Приятно подавиться!». В углу умывальник, около которого мыльница, полотенце, зеркало и табличка с надписью: «МОЙТЕ РУКИ ПЕРЕД И…ЗАД!»
Пахло чем-то съедобным. За одним из столов сидел Компотов, видимо только что вернувшийся из леса, судя по тому, как он поедал всё, что попадалось ему под руку и по его смачному чавканью. Самого заведующего видно не было. Старший медицинский персонал хором (с чувством, с толком, с расстановкой) позвали Тугрикова. Крикнули громко - отряд пионеров отдыхает. Из-под раздаточной стойки выпрыгнул огромных размеров белый поварской колпак. Под ним обнаружился маленький, пузатый и с извечной острозубой улыбкой заведующий столовой. Захлёбываясь хохотом, он завопил:
-Опочки! Сами медики в гости пожаловали! А у нас с дизентерией все в порядке! Али вы по делу?
-Обсудить новогоднее меню. Узнать - чем вы сможете нас порадовать?
-Чем богаты – тем и рады! – хрюкнул Тугриков и показал на прилавок, - Угощайтесь. Всё по три.
Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна нацепили очки и стали обследовать витрину. Цукерман прочитала надпись на ценнике:
-Пирожки с яблоками! Можно? – обратилась она к Тугрикову.
-Да пжалста!
Анна Моисеевна разломила пирожок с яблоками и увидела внутри капусту, причём не первой свежести. Она удивлённо посмотрела на Тугрикова и спросила:
-А где же яблоки? На ценнике указано, что пирожок с яблоками!
-Какая разница, с чем пирожок? Анна Моисеевна, миленькая, когда рабочий человек голоден, то он не сильно-то разбирается в начинке какого-то там пирожка. Он просто жрёт и всё!
Татьяна Барбарисовна, равнодушно курившая рядом, стряхнула пепел в солонку и заметила:
-Ну, бывает, Анна Моисеевна, бывает. Вы не отвлекайтесь.
Цукерман продолжила осмотр продуктов питания. Тут её взгляд упал на нечто и, указав на него, она спросила:
-Это что?
Анна Моисеевна поднесла к его носу тарелочку, на которой что-то желтело. Тугриков отодвинул от носа эту тарелочку и произнёс:
-Эскалоп под лимоном.
-А где эскалоп? – тихо и зло спросила Цукерман
-Там…там же написано – «под лимоном».
Тугриков вытер со лба пот пожухлым листом салата и положил его в нарезанные помидоры, над которыми кружила какая-то мошкара. Анна Моисеевна уже открыла рот, чтоб изобразить Иерихонскую трубу, но Татьяна Барбарисовна её вовремя отвлекла возгласом:
-О! Гляди! Сеанс медитации!
Анна Моисеевна отвлеклась от Тугрикова и посмотрела туда, куда указывала Формалин-Клизмович. Там сидел Компотов, на стуле в позе «лотоса», с видом объевшегося хряка и действительно медитировал, монотонно шепча себе под нос незамысловатую мантру: «Я худею! Я худею!».
-Да-аа! – протянула Анна Моисеевна, - Самовнушение – великая вещь!
-Вот видите, - начал своё оправдательное выступление Тугриков, - Вот человек пришёл из леса, голодный, холодный, принёс ёлку. А родной буфет его согрел, родная столовая накормила, чем могла. Теперь он счастлив, сыт и доволен! Значит – всё у нас съедобно!…
Его рассуждения прервал судорожный вскрик Татьяны Барбарисовны:
-Боже!.. Что это?..
Формалин-Клизмович ухватилась за Цукерман и готовилась упасть в обморок. Тугриков смутился, как нашкодившая школьница, и тихо ответил:
-Каша…
Анна Моисеевна побледнела и в свою очередь подпёрла плечом плечо напарницы. Собравшись с духом, она спросила:
-Эти…помои…вы называете… ка-кашей?
Что-то серо-зелёное с коричневыми переливами покоилось на тарелочке с голубой каёмочкой. Отважно глядя на поверженных медиков, заведующий столовой произнёс:
-Ну, да! Это каша! Между прочим, нормальная каша! Вон, даже еще тёплая, - с этими словами он сунул в кашу палец с обгрызенным ногтем. - Вчера вот, товарищ Телегин брал домой для своего пёсика и тому ничего, даже шерсть не выпала….
Тут Анна Моисеевна не выдержала и стукнула по стойке буфета блокнотом, прервав тем самым, жизнь одного из трёх гуляющих там тараканов и заверещала:
-Ну, хватит, товарищ Тугриков! Срочно избавьтесь от всей этой отравы! Ей только колорадских жуков в брачный период опрыскивать, а не людей кормить! Вы посмотрите, до чего вы Татьяну Барбарисовну довели! Стыдно должно быть, товарищ Тугриков! Сами-то, небось, свои пищеотходы не едите, а людям пищевое отравление за трёшку продаёте! Срочно затарьтесь нормальными продуктами! Да, и поднимитесь к Укурину и возьмите у него сорок бутылок чая разной крепости! И вообще, сделайте из своей столовой приличный банкетный зал! И чтоб без вот этих вот домашних питомцев! – указала Анна Моисеевна на вереницу тараканов. - Понятно?
-Ну а чё? Понятно. Чё ж непонятного-то? – захлопал глазами Тугриков.
Анна Моисеевна подхватила Татьяну Барбарисовну под белы рученьки и вывела её прочь из «тошниловки». Отдышавшись и потихоньку придя в себя, Формалин–Клизмович осведомилась о следующей жертве проверки. Анна Моисеевна подумала и сказала:
-Пойдём-ка, проведаем Хаттаба. У него ведь депрессия, а Ширинкин, наверное, со всеми своими туалетными делами, забыл дать ему валерьянки.
-Лучше, конечно, клизму… - авторитетно заявила Татьяна Барбарисовна.
-Ну, там видно будет, пойдём. – И Анна Моисеевна направилась к лестнице.
Татьяна Барбарисовна схватила Анну Моисеевну за воротник халата и сказала:
-Э, нет! Не пристало комиссии проверочной да высокопоставленной по лестницам пешком ходить! У нас же транспорт есть!
И с этими словами она потащила брыкающуюся и вопящую Анну Моисеевну к лифту. Никто не мог понять, почему старшая медсестра волочёт главврача, которая упирается всеми конечностями и истошно кричит:
-Нет! Не хочу! Не буду! Вы не посмеете! Ненавижу! Не надо! Неееет!
Дверь лифта распахнулась едва они только подошли к нему и, Татьяна Барбарисовна, втолкнув Анну Моисеевну внутрь, распорядилась:
-В подвал.
Анна Моисеевна рыдала в голос. Увидев такое горе, Федя решил присоединиться:
-Понимаю…. Как я вас понимаю….
Он достал из кармана Формалин-Клизмович кружевной носовой платочек, высморкался в него, положил его обратно и продолжил:
–Вот… вчера… ехали на танкере… груз везли… а-аааа-а-кха! – слюни, сопли и всяческие пузыри вылетали из всех дырок Грузчикова. - Нефти сорок тонн…. Тут, откуда ни возьмись, вражеский корабль… ооо-ооо!.. обстреляли нас!…Ааааа! Все… все погибли… я один… один осталсяя-ааа!…
Повезло Феде, что лифт остановился! А то был бы у Хаттаба на сегодня первый свежий клиент. Руки Анны Моисеевны тянулись к горлу Фёдора Грузчикова, как руки Фредди Крюггера. Цукерман билась в истерике:
-За что? Почему?.. Убью, сволочь!.. И Ширинкин… ааа-ааа!…
Федя смекнул, что на этот раз ему не выжить и единственным погибшим станет он, захлопнул поспешно дверь и лифт умчался в неведомую даль.
 Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна остались вдвоём в длинном тёмном коридоре, в конце которого горела перед черной дверью красная лампочка, освещая своим тусклым светом табличку с надписью:
ПОХОРОННОЕ БЮРО
«НА ТОТ СВЕТ С УЛЫБКОЙ».
Дойдя до двери, они остановились и задумались о вечном. О том, как много ещё нужно сделать в этой жизни, и как вообще она, эта жизнь, прекрасна. От всех этих мыслей их отвлекло наличие пустоты в контейнере для бумаг, прибитом к стенке. Папки в нём не было. Они переглянулись и, пожав плечами, решили всё-таки войти. И вошли!
На скрип двери сразу выбежал маленький, усатый и ушлый Рахим, сын Гасана Абдурахман ибн Хаттаб. Он с надеждой посмотрел на заплаканное лицо Анны Моисеевны, сделал траурный вид и, с едва скрываемой радостью, сказал:
-Примите мои соболезнования!
-Спасибо, конечно, но нам они, кажется, не нужны, – ответила ему Формалин-Клизмович.
-Что, никто не умер? – расстроился Хаттаб.
-К счастью - нет.
Анна Моисеевна громко высморкалась и прямо таки пожаловалась Хаттабу:
-Да! Меня остановили и не дали убить лифтёра.
Рахим, сын Гасана, со всеми оттенками скорби на лице, плюхнулся на стул, сложил перед собой на столе ручонки и уронил на них голову. Всхлипнув, он спросил:
-А чего же вы пришли?
-Мы слышали, что у вас депрессия, товарищ Хаттаб.
-Да-да! О, Аллах, я убит горем! Моё дело, дело моего отца, деда и прадеда гибнет, загнивает на корню! Я разорён! Я раздавлен, растоптан, расплющен злобными конкурентами! Два месяца – никого! Вот только и развлечений, что почту читать. Да и пресса-то нынче пошла какая-то «жёлтая» – всё про идиотов каких-то пишут, да и то, наверное, враки, как всегда! Куда мир катится? Вот, полюбуйтесь. Кто же так газеты-журналы называет? Идиоты!
И он дал им в руки заветную папочку с надписью «Дело № 62»:

«Ф.И.О.: Рахим, сын Гасана Абдурахман ибн Хаттаб
Дата рождения: Какая разница? Всё равно умрём
Пол: Муж
Семейное положение: Все там будем
Национальность: Для смерти нет национальности
Место жительства: Работа – дом родной
Род занятий: Директор похоронного бюро
Хобби: Хоронить. Иногда делать мелкие пакости (ну, там поезд под откос пустить и т. п.)


Характер: Дистимно-некрофильный*
Судимость: Никого не убивал
Объективно: Наблюдаются влечение к смерти, пониженное настроение, мрачность, изредка приподнято-агрессивное настроение. Практически потерян смысл жизни. Д-з: Дисфория, ноогенный невроз.
Примечание: В бюро в обуви не входить!!!

Формалин-Клизмович удивилась:
-А причём здесь обувь?
Анна Моисеевна пожала плечами, положила папку на стол. Рахим, сын Гасана, спросил:
-Ну? Каков придурок, а? Не, ну есть у него правильные мысли, конечно….
-Товарищ Хаттаб, вы меня, конечно, извините, но это про вас здесь написано, - осторожно сказала ему Татьяна Барбарисовна.
-Да н…не! Не-еее! - отмахнулся Хаттаб. - Это про психа какого-то!
Медики переглянулись и решили соглашаться со всем, что бы он ни говорил. Ну, не адекватен человек! Депрессия, что поделать? Анна Моисеевна решила его подбодрить:
-Товарищ Хаттаб, вы бы попытались как-то отвлечься.
-Как? – печально спросил сын Гасана.
-Ну, например, попробуйте составлять весёлые кроссворды для нашей еженедельной газеты «Гудок ЛИКБЕЗа».
-А что, помогает?
-Кому как. Еще могу вам предложить побыть стражем порядка завтра на новогоднем празднике.
-А почему завтра?
-Потому что так надо! И нужна ваша помощь.
-А что, могут быть жертвы? Покушения?
-Как вы справедливо заметили, наш мир куда-то катится, и случиться может всё!
Этот маленький разочарованный человек, сидевший за огромным столом, покрытым черной тканью, из-за которого была видна только его усатая голова, казалось, наконец-то оживился. Анна Моисеевна спросила:
-Ну, как, вы согласны?
-Ладно уж, соглашусь, вдруг повезёт…
Медики встали, улыбнулись, откланялись, пожелав ему удачи, и пошли было к выходу. Но тут, позади Анны Моисеевны раздался грохот и страшные ругательства Татьяны Барбарисовны. А дело было в том, что Хаттаб каким-то образом незаметно сумел связать морским узлом шнурки на её тапочках.
-Так вот причём тут обувь! – дошло до Цукерман.
Формалин-Клизмович в попытках развязать шнурки, орала благим матом, причём страшным голосом:
* Пониженное настроение, склонность к депрессиям, сосредоточенность на мрачных сторонах жизни; испытывает интерес к болезням и смерти.

-Сволочь! Могильщик хренов! Да я ж тебя убью! Нет, лучше тёпленьким закопаю и даже без твоего любимого плюшевого крокодильчика! Я ж тебе усы на уши переклею и в зелёный цвет перекрашу!..
-Я не могильщик, - обиделся Хаттаб. - Я директор похоронного бюро! Ну не дёргайте вы так шнурки, ещё хуже сделаете! Там потянуть-то надо всего за одну верёвочку.
Сказав это, он увернулся от летящего в его сторону фонендоскопа и скрылся в неизвестном направлении.
Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна долго бились бы над этим нагромождением узлов, если бы не принц с газовым ключом наперевес в образе сантехника Быстрова. Татьяна Барбарисовна встретила его таким воплем радости, как будто только что покорила Эверест, слезла с него, переплыла Байкал, со скоростью света долетела до Венеры и там зависла. Мастер на все руки развязал ей шнурки, ответив попутно на все вопросы Анны Моисеевны. Из его рассказа стало известно, что все трубы в подвале были перемазаны тем же странным веществом, что и ручка двери конференц-зала.
Татьяна Барбарисовна и Евгений Михалыч сидели, прижавшись, друг к другу, как взъерошенные попугаи неразлучники, ошалевшие от такого, внезапно пристукнувшего их, счастья. И как ни упрашивала Анна Моисеевна Татьяну Барбарисовну встать и пойти с ней - ничего у неё не вышло. Теперь она была прикована к Быстрову душой и, наверное, готова была приковаться и телом. Татьяна Барбарисовна пообещала догнать Анну Моисеевну, на что та только хмыкнула, сделала вид, что поверила и пошла одна. Инспектировать. Пешком! По лестнице! Ну, а коли такое дело, как же по пути не заглянуть в бухгалтерию?

Дело № 66.
Ф.И.О.: Накопляев Эдгар Рудольфович
Дата рождения: 2+0+0+2+n+n+6+6 н.э.
Пол: Мужик
Национальность: Цитата: «Да потому что я горец!»
Место жительства: Военная тайна
Семейное положение: Интересное
Род занятий: Главный бухгалтер
Хобби: Считать, обсчитывать, копить и экономить
Цель жизни: Хатка, ноутбук и новый телефончик
Судимость: Не привлекался
Характер: Лабильно-циклоидный*
Объективно: Остро переживает неудачи, временами отсутствует удовлетворение из-за блокировки достижения личных целей. Психологический стресс. Состояние граничит между нормальным и психозом. Д-з: шизоидное состояние, параноидальный синдром.
*Характерны резкая смена настроения в зависимости от ситуации, а также чередование фаз хорошего и плохого настроения с различными периодами.

Оставив напротив графы «примечание» смачный поцелуйчик, Анна Моисеевна постучала в дверь бухгалтерии условным стуком – два раза ногой, три раза рукой и два раза кашлянула. Из-за двери раздался голос Накопляева:
-Войдите!
Анна Моисеевна вошла. Мужчина её жизни сидел за огромным столом и считал крупные и мелкие купюры, складывая их, бумажка к бумажке, в аккуратные стопки.
-Привет, - ласково проворковала Анна Моисеевна. - Чем занимаешься?
-Да так…
-А я вот хожу, инспектирую…
-Угу…
Накопляев был почему-то угрюм, немногословен и всем своим видом напоминал задумчиво-обиженного высокогорного орла. Это было тревожным знаком. «Или он чем-то озабочен, или опять чего-то себе напридумывал» - подумала Цукерман и спросила:
-Что-то случилось?
-Странно…
-Что странно?
-Тут было больше…
-Ты по мне скучал?
-Ну вот, теперь придётся считать заново!
-Ну что ты какой?
-Какой? Нормальный я.
-А ну посмотри на меня! – повысила голос Анна Моисеевна.
Эдгар Рудольфович посмотрел на Анну Моисеевну так, как будто она была «безумно занимательной» телепередачей о жизни сороконожек, и снова занялся подсчетами денежных средств, напевая под нос какую-то идиотскую песенку.
-Так! И чем же я заслужила вашу немилость?
-Ты инспектировала? Вот иди и инспектируй!
-Да объясни же, чёрт возьми! Что ты как псих-одиночка?
-Иди к своему Крузенштерну – он не псих! Он умный, добрый и хороший! Он совсем не зануда и заболтает кого угодно, как венчик яичницу, до летального исхода!
-Нет, ну точно псих! Он же мне как подружка! Хватит уже! И вообще он жениться собрался!
-Нормальная такая подружка с мужскими причиндалами!
-Да, нормальная!
-Вот иди и живи с подружкой! И Закобякина с собой прихватите!
-А его-то ты чего приписал?
-Видел я, как он утром тебе через плечико заглядывал и в ушко что-то шептал! Чё шептал-то?
-Что тебе лечиться пора, от паранойи!
-А, ну конечно…
-Да он же гомосек!
-Тебя послушать, так вокруг и мужиков-то нет, только одни подружки да гомосеки!
-Ооо! – Вскричала Анна Моисеевна и упала на колени, молитвенно сложив руки. - Господи! Опять у него одна извилина другую задавила! Сделай так, чтоб они на место встали! Закачай ему разум в голову, хоть ненадолго! А то, клянусь, я ему сама лично клизму поставлю! Кстати, о клизмах! Вот ты только за мной всякую фигню замечаешь! А сам?
-Чего сам?
-А ничего! Чуть только Формалин-Клизмович появляется, так сразу «сюси-пуси», «ириська-Барбариська»!
-Вот дура!
-Сам дурак!
На том и помирились. Анна Моисеевна прижалась к любимому и поведала горькую историю о том, что Формалин-Клизмович бросила её наглым образом на произвол судьбы. О том, как она предпочла служебному долгу поцелуйчики и обнимашечки сантехника Быстрова и о том, что теперь ей придётся весь тяжкий груз проверки нести на своих хрупких плечах и в своих ручках-веточках. А также поинтересовалась:
-К тебе за деньгами кто-нибудь уже приходил?
-Приходили, – недовольно отозвался Накопляев.
-Кому дал?
Эдгар Рудольфович достал расходники и стал их зачитывать с таким видом, как будто читал в газете некролог о любимом друге:
-Крузенштерну на личные расходы. Облакину на костюмы и декорации. Тугрикову на чай и продукты питания. Электрикам на провода для починки гирлянды. Вонюкову на порошок стиральный. А вот это вообще уже… Укурин запросил денег на яйца! Но я не дал.
-А зачем Укурину яйца?
-Не знаю. Мне он сказал, что всё согласовано и показал наверх. Я подумал, что с тобой или с Крузенштерном, но всё равно попросил письменное разрешение подписанное вами.
-Со мной он ничего не согласовывал. А у Крузенштерна ты не спрашивал?
-Нет, вот пойди и спроси его сама.
-Пойдём со мной. Ну, пожа-алуйста, пожалуйста, по-жа-луй-ста!!!
И он согласился! Такое бывало крайне редко – прогулки по ЛИКБЕЗу Эдгару Рудольфовичу не нравились. Теперь же всему миру из-за его внезапной покладистости угрожали различные катаклизмы в виде снега с различными составляющими вроде птичьего помёта или кислотных дождей, или ещё чего похлеще. Анна Моисеевна заморгала как удивлённый воробей и стала щипать себя за руку в надежде, что она спит. Убедившись в том, что это происходит наяву, она поняла, что теперь с собой придётся брать плащ-палатку, лыжную маску и полный набор экстремала-любителя. Анна Моисеевна улыбнулась и сказала:
-Тогда собирайся.
-Айн момент!
И Накопляев стал складывать «денюжки». Каждую кучку с купюрами определённого номинала он сложил в отдельный конвертик. Потом, конвертики с крупными деньгами положил в один конвертик, а с купюрами поменьше – в другой. Затем, эти два конвертика он положил в один большой конверт, заклеил его и наложил сургучную печать. Далее, он снял со стены рамку со вставленным в неё лозунгом «Все своё ношу с собой!», за которым был огромных размеров сейф. Эдгар Рудольфович открыл этот сейф. Внутри его оказался ещё один – поменьше, внутри этого – ещё один…. В общей сложности их было пять. Накопляев любовно уложил в последний маленький сейфик конверт с деньгами и стал все сейфики закрывать. Анна Моисеевна вздохнула и сказала:
-Да-ааа!
-Чего?
-Кощей Бессмертный, что над златом чахнет - отдыхает!
-Кощей лох! И смерть у него в яйце! – Заявил Накопляев со знанием дела и хихикнул.
Наконец, все сейфы были закрыты, лозунг водружен на место, двери бухгалтерии заперты на три засова с висячими замками и на четыре кодовых замка. Можно было двигаться в путь, вперёд на поиски Крузенштерна.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, они оказались перед дверью юридической консультации. Нужно ли говорить о том, что висело в ящичке на стене?
       Дело № 33.
Ф.И.О.: Крузенштерн Валерий Нафанаилович
Дата рождения: Государственная тайна
Пол: Тоже государственная тайна, но всё же мужской
Семейное положение: Почти женат
Национальность: Да!
Место жительства: г. Долбославль, ул. С. Остановидзе, дальше государственная тайна.
Род занятий: Юрист юридической консультации «Заюриспердоню любого», видный политик невидимого фронта, создатель политических партий «Наш дом - дурдом», «ЖПД» и многих других
Хобби: Любит юриспердонить
Цель жизни: Закрыть Америку!
Характер: Навязчивый с авторитарно-истероидными акцентуациями
Судимость: Сам засудит, кого хочешь
Объективно: Личность склонная к пространным рассуждениям нравоучительного характера. Склонен к иллюзиям. Д-з: острый психоз на фоне комплекса превосходства и мегаломании (мании величия).
Примечание: В переводе с аглицкого – мир, дверь, мяч!
(В этот раз примечание было написано особо коряво и совсем другим почерком).
Прочитав анкету на председателя всеобщих ЛИКБЕЗовских конференций, они решили всё-таки войти в его кабинет. Но не тут-то было – дверь была заперта и на ней висела записка глобального содержания: «УШЁЛ ДУМАТЬ!».
-Он в буфете, - констатировала Анна Моисеевна.
-С чего ты взяла?
-Он сказал, что пойдёт думать в буфет.
-Пойдём тогда туда, заодно перекусим.
Анну Моисеевну передёрнуло, и она сказала:
-Даже и не думай! Лучше сразу съесть носки Вонюкова!
-Что? Так плохо?
-Лучше не смотри на витрину, а то аппетит испортишь на год вперёд. А тебе поправляться надо.
И они пошли в столовую Тугрикова. По дороге к буфету их нагнала Татьяна Барбарисовна, чем очень сильно удивила Анну Моисеевну, которая думала, что её напарница уже не вернётся, окончательно увязнув в трясине любви. Формалин-Клизмович поинтересовалась:
-Куда идём?
-В столовку, - отозвались хором Цукерман и Накопляев.
-Так мы же там уже были! – Удивилась в свою очередь Татьяна Барбарисовна. – Или вы решили вместе полежать в инфекционном отделении в ночь под Новый год?
-Нам надо на пять сек.
-А, ну, тогда ладно.
Анна Моисеевна и Эдгар Рудольфович вошли в столовую, а Татьяна Барбарисовна входить не захотела и осталась ждать снаружи (уж слишком живы были воспоминания о каше).
Увидев вошедших, Тугриков схватился за сердце. По всему было видно, что ему сильно поплохело. Он прохрипел:
-Ну, чего вам опять надо? Я же всё уже выбросил! Я же теперь разорён!!
-Крузенштерн заходил к вам? – спросила Анна Моисеевна.
-Был он здесь, мучитель народа, беспощадный убийца бабочек! Слав Богу – ушёл отсель!
-Давно?
-Не помню! Отстаньте от меня, окаянные! Напился ваш Крузенштерн чаю и ушёл! Вон, табличку на столе оставил!
Накопляев подошел к одному из столиков и прочитал вслух:
-«Я всё ещё думаю!»
-Понятно…. Ладно, пойдём, - сказала задумчиво Анна Моисеевна.
Сладкая парочка вышла из столовой с озабоченным видом, силясь придумать место, в котором следовало бы искать задумчивого председателя больших ЛИКБЕЗовских конференций. Из раздумий их вывела Татьяна Барбарисовна, спросив:
-Ну? Удачно?
-Нет! Мы его потеряли! – со скорбью в голосе ответила Анна Моисеевна.
-Кого? Тугрикова? Он отравился своими же помоями? Или всё-таки подавился? – довольно цинично осведомилась Татьяна Барбарисовна.
-Да нет! Нафанаиловича!
-Крузенштерн умер?
-С чего ты взяла?
-Ну, так вы же сказали, что потеряли его.
-А-а…. Так мы его потеряли в прямом смысле слова. Ушёл, блин, думать! А куда?.. Где его теперь искать?
-А вы мозгами пораскиньте! Включите абстрактно-логическое мышление и вспомните, где же у нас са-амое задумчивое место в мире?
-В туалете! – хором догадливо воскликнули все, и бросились бегом в туалет, в надежде найти того, кто был им так нужен.
 В это самое задумчивое место во всём ЛИКБЕЗе сходились подумать и покурить все, кому не лень. А у Крузенштерна там вообще была своя личная кабинка. Они вошли в туалет и, сквозь плотную дымовую завесу и толпу курящих сотрудников ЛИКБЕЗа, протолкнулись к той самой заветной личной кабинке. Дёрнув дверцу, они обнаружили, что она не заперта, а кабина пуста и лишь на стене красовалась надпись, старательно выведенная рукой самого Валерия Нафанаиловича: «У депутатов своя дума – государственная, а у меня своя – толчковая!».
Глядя на пустой унитаз и проникновенную надпись, Анна Моисеевна и Эдгар Рудольфович пытались сообразить, где же ещё можно задуматься? Тут взгляд Анны Моисеевны упал на вставленную в карман для туалетной бумаги папку с надписью - Дело №35:
Ф.И.О.: Купидонова Ольга Серафимовна.
Дата рождения: Скрывает
Пол: Женский
Национальность: Нормальная
Семейное положение: Замечательное
Место жительства: г. Долбославль, незнакомым людям не даёт ни телефон, ни адрес
Род занятий: Секретарь юриста
Хобби: Писать лозунги по защите природы
Цель жизни: Озеленить Вселенную
Характер: Биофильный*
Судимость: Нетю
Объективно: Д-з: Неврастения
Примечание: Всё! Женюсь!!

Тем временем, пока Накопляев и Цукерман зачитывались делом №35, Татьяна Барбарисовна уже успела настрелять целую пачку сигарет и стояла с
*Для этой акцентуации характера типичны любовь к жизни и всему живому, стремление творить добро и т.д.
блаженством курила, убеждая Телегина, что она на самом деле не курит, а это так, её второе «я» покуривает, когда скучно. В свою очередь, Телегин поинтересовался у Формалин-Клизмович:
-А зачем им сдался Крузенштерн?
-Фиг знает? Бегают, ищут!
-Кстати, я его видел на пятом этаже у Облакина! – нарочито громко сказал Компотов, дожёвывая аппетитный пирожок из столовки Тугрикова и вытаскивая из кармана ещё один. А потом добавил ещё громче, повернувшись в сторону Цукерман и Накопляева: - Если, конечно, это кому-то интересно!
-А что он там забыл? – удивлённо спросил Эдгар Рудольфович.
Анна Моисеевна показала ему последнюю строчку дела №35 и блеснула своей догадливостью:
-Жениться решил!
-А почему в театре? Причём тут это? – продолжал недоумевать Накопляев.
-Да тут Облакин недавно заявил, что принял священный сан и стал отцом Алексием! – пояснил Компотов.
-Ага! – подтвердил откуда-то из дымного угла голос Закобякина. –И, что самое интересное – ему все поверили!
-Даже Крузенштерн! – пришла в заключении к выводу Цукерман.
-Ну? Нам теперь наверх? – спросила Татьяна Барбарисовна, отлипая от стены, и незаметно туша чинарик об сумочку Закобякина.
-Да, но пешком! – сказала Анна Моисеевна.
-С ума сошла?! – в один голос возмутились Эдгар Рудольфович и Татьяна Барбарисовна.
Они вышли из туалета и лоб в лоб столкнулись с Валерием Нафанаиловичем и Ольгой Серафимовной. Увидев их, Крузенштерн, сильно жестикулируя, заорал на весь коридор:
-Ну, наконец-то я вас нашёл! Бегаю, ищу вас везде! А они тут всем скопом нужду справляют! Вы, надеюсь, мою кабинку там не использовали? Нет? Ну, тогда ладно! Короче, берите в конечности верхнего пояса конечности пояса нижнего и быстрее, за мной! Анна Моисеевна и Эдгар Рудольфович – на вас вся надежда моя! Свидетельствовать будете на нашем бракосочетании, которое состоится вот уже через какие-то пять минут в театре у Облакина!
-Ты уверен, что это правильное решение? – спросил Накопляев.
-Как никогда в жизни! – отважно воскликнул Валерий Нафанаилович, обнял свою суженую за талию и нажал кнопку вызова лифта.
-Нет! – вскрикнула истерически Анна Моисеевна.
-Что «нет»? – недоумённо спросил Крузенштерн.
-Там же ГРУЗЧИКОВ! – в ужасе прошептала Цукерман.
-Где? – спросил Накопляев.
-В лифте.
-Ой, тоже мне напугала! – вздохнул с облегчением Крузенштерн, который думал, что она вдруг запротестовала против его свадьбы.
Лифт плавно остановился на их этаже и его бессменный пассажир Фёдор Иванович Грузчиков открыл им навстречу дверь. Вся толпа вбежала в кабину, сбив, стоящего на пути Грузчикова и Крузенштерн нажал на кнопку «5» с воинственным воплем:
-Вперёд! Да здравствует Родина и Крузенштерн!
Лифт медленно пополз вверх. Тут, откуда-то снизу раздался сдавленный и кряхтящий голос примятого Феди:
-Вот, помню, лет пять назад, служил я в мореходно-ракетных войсках вертолётчиком….
Татьяна Барбарисовна вовремя прекратила Федину словесную диарею, сунув ему в рот платочек, тот самый, который поездкой раньше Грузчиков у неё позаимствовал. А Анна Моисеевна показала Фёдору клизму и скальпель на выбор. Федя понял тонкий намёк, закрыл руками зад и предпочёл добровольно заткнуться и остаться в живых. В полном молчании достигли пятого этажа.
Их взору предстали красивые резные двери с висевшей рядом с ними афишей, гласящей «СЕГОДНЯ И ЕЖЕДНЕВНО! ТЕАТР А.Н.Облакина им. Кирдыктюка представляет…». И, как всегда, неизменная папка с надписью – Дело №100:
Ф.И.О.: Облакин Алексей Никифорович
Дата рождения: Двадцатое число октября месяца года семьдесят седьмого по нынешнему летоисчислению
Пол: Мужеподобный
Семейное положение: Положительное
Национальность: Весь мир- театр!
Место жительства: Хорошо бродить по свету
Род занятий: Актёр по призванию
Хобби: Что наша жизнь? Игра!
Цель жизни: Увековечить самоё своё
Характер: Истероидно-психастенический*
Объективно: Нарушение связности психических процессов обусловленное диссоциацией истерической. Склонен к симуляции.
Примечание: Он вообще сам по себе…

Тут навстречу им вышел Облакин, а точнее, отец Алексий в рясе и стихаре, как и подобает добропорядочному священнику. Только вот борода его напоминала больше старую мочалку. Но это ничто, по сравнению с заткнутыми за кушак пачкой сигарет, зажигалкой и, зачем-то висевшей всё на том же кушаке, лопаткой для блинов. Он попросил молодожёнов и свидетелей занять свои места, а сам встал за самопальный алтарь, предварительно вручив в руки Цукерман и Накопляева меховые шапки, велев им держать их над головой брачующихся. Наконец, всё было готово к службе.
Отец Алексий открыл толстую книгу, на которой почему-то вместо слова «Библия» было написано «Книга о вкусной и здоровой пище». Он откашлялся,

*Трудно переносит невнимание к своей особе, стремится к похвалам и славе, испытывает острую потребность быть в центре внимания, вызывать всеобщий интерес к себе. Присутствует тенденция к образованию ритуальных действий.
выпятил вперёд накладное брюшко и спросил:
-Дети мои, подумали ли вы о том, чё делаете-то, ё-моё?
-У нас всё схвачено, просчитано и мы таки решились сочетаться друг с другом, прошу заметить, абсолютно добровольно, узами Гименея… - начал было распаляться Крузенштерн, но его прервал Облакин.
-Заткнитесь, сын мой, здесь говорю я-а! – как же злорадно это было сказано.
Крузенштерн стушевался и хотел ещё что-то сказать, но Облакин гневно посмотрел на него и стукнул по алтарю лопаткой. Крузенштерн закрыл рот и шкодливо улыбнулся. Отец Алексий снова откашлялся и начал службу. По залу разнёсся его густой бас:
-Венчается раб божий Крузенштерн с рабой божьей Купидоновой! Венчается раба божья Купидонова с рабом божьим Крузенштерном!
Тут, откуда ни возьмись, появились церковные декорации в виде куполов и иконостаса и зазвучали песнопения. Облакин обратился к Валерию Нафана-иловичу:
-Раб божий, Крузенштерн! Желаешь ли ты взять себе в супруги чувиху Купидонову и делить с ней радости и несчастья, конфеты и сигареты, водку и селёдку, пиво и соки, гашиш и казинаки, кайфы и напряги, пироги и сушки, валенки и игрушки, майки и ботинки, а также-сь цветные картинки? Ась?
-Подойдя целесообразно к этому вопросу…- начал, было, Крузенштерн, но был прерван гневным «Цыц!» Облакина. Тогда он кротко кивнул и заткнулся.
Тем временем, отец Алексий уже обращался к невесте:
-Раба божья, Купидонова! Желаешь ли ты взять себе в супруги чувака Крузенштерна и делить с ним радости и несчастья, конфеты и сигареты, водку и селёдку, пиво и соки, гашиш и казинаки, кайфы и напряги, пироги и сушки, валенки и игрушки, майки и ботинки, а также-сь цветные картинки? Ась?
-Да! – выдохнула Ольга Серафимовна и уточнила, - только вот я водку не пью….
Отец Облакин продолжал:
-Ну, а есть ли среди присутствующих хоть одна сволочь, которая может застучать, почему эти двое пиплов не могут соединиться сим праведным браком? – Кто-то кашлянул и Облакин, опять постучав лопаткой для блинов, погрозил ею вглубь зала и продолжил. - Так вот! Если такой козёл найдётся, пусть канает отсюда и не обламывает всем ништяк! А то я сделаю ему опеньки! – И он с такой силой хлопнул этой лопаткой по алтарю, что все пригнулись, укрываясь от пролетавшего мимо со свистом обломка лопатки. – Что? Нет? Ну и слава Аллаху! Жених и невеста, обменяйтесь кольцами! - Крузенштерн вынул из своего уха колечко и, вставил его в ухо Купидоновой, а она в свою очередь вставила ему серьгу из своего уха. - Пусть эти фени навсегда объединят вас! Во имя Отца, Сына и Святаго духа нарекаю вас мужем и женой! И ныне, и присно, и во веки веков, аминь! Поцелуйтесь, дети мои!
Новоиспечённый муж поцеловал свою новоиспечённую жену робко и неловко, как в первый раз. Цукерман даже удивилась, каким Макаром у них забеременеть получилось. Отец Алексий забасил:
-А теперь возбухаем, дети мои, и нахаваемся! Ибо, как говорил Господь, «вино – есть кровь моя, а хавка – есть тело моё». А кто не понимает кайфа этого, пусть обломится на веки вечные и не вкусить ему будет полного оттягя! Да благословит нас великий Будда!
Венчание было окончено, скреплено печатями, заверено подписями. Все были довольны и счастливы. Не смотря на затёкшие конечности (это относительно Цукерман и Накопляева, которые всю долгую службу держали меховые шапки над головами жениха и невесты). Татьяна Барбарисовна была сердита на то, что ей не дали курить во время бракосочетания, и теперь бормотала о том, что новобрачным не мешало бы для профилактики клизму поставить.
Выпили за новую семью игристого чаю, поздравили их ещё раз и отправили в свадебное путешествие по Долбославлю. А все остальные продолжили заниматься своими повседневными рабочими делами.

-А на фига мы Крузенштерна искали? – выпустив дымное колечко, озадаченно спросила Формалин-Клизмович, после того как молодожёны уехали.
Анна Моисеевна задумалась, посмотрела на Накопляева в поисках ответа, но тот только пожал плечами. Подумав ещё минут, пять и, поковыряв прыщик на подбородке, Цукерман изрекла:
-Не знаю….
-Да-аа! Не! Ну, нормально! – раскудахталась Татьяна Барбарисовна. - А чё бегали? Тапочки стоптали все? Чтоб посмотреть как этот «человек и пароход» сочетается праведным браком? Нормальное дело вообще браком не назовут! Да лучше б я с сантехником трубы чинила!
-Ну и чинила бы!
-Ну, ладно, девочки, – встрял Накопляев. - Пойду-ка я, посчитаю. Денюжки, знаете ли, эт самое, счёт любят.
И он ушел. А Формалин-Клизмович посмотрела на Цукерман испепеляющим взглядом и спросила:
-И чё дальше?
-А дальше… дальше… Яйца!
-Какие яйца? – совсем одурела Формалин-Клизмович.
-Куриные! – почему-то зашептала Анна Моисеевна. – Тихо! Вон, смотри, Тугриков куда-то яйца понёс! Два ведра!
-Так давай, и спросим у него! Чего шептаться-то? – И Татьяна Барбарисовна заорала так, что Анна Моисеевна аж присела: - Эй! ТУГРИКОВ!!!
Бедный Тугриков от такого страшного вопля, наверное, даже обделался, потому что как-то странно запахло, как будто сероводородом. Он виновато обернулся на вопль и трясущимися губами спросил:
-Ну, чего ещё?
-А куда это вы, товарищ Тугриков, яйца понесли? – подозрительно спросила очухавшаяся Анна Моисеевна.
-Какие яйца? – еле слышно спросил Александр Вальдемарович.
-Да вот эти!
-Это не яйца! Это скорлупа от яиц. Я ее на Чаеразвесочную фабрику несу, товарищ Укурин попросил.
-А зачем она ему? – удивилась Формалин-Клизмович.
-Ой! – воскликнула Анна Моисеевна. - А я вспомнила, зачем мы Крузенштерна искали!
-Зачем? – вылупилась на нее Татьяна Барбарисовна.
-Спросить, давал ли он Укурину разрешение, чтоб ему выделили средства на закупку яиц.
-Ему чего, своих мало? – решила поумничать Формалин-Клизмович.
-Ему скорлупа нужна! – тихонько заступился за Укурина Тугриков.
-Так ну ЗАЧЕМ же, наконец?! – потеряла терпение Татьяна Барбарисовна.
-Я н-нне ззнаю… я обещал не говорить…. Сами у него и спрашивайте…. Ну только не приставайте ко мне больше!
И Тугриков бросился вприпрыжку по лестнице, задевая на поворотах стены вёдрами. Медики побежали вслед за ним на седьмой этаж к Чаеразвесочной фабрике и почти догнали, но ушлый буфетчик успел проскользнуть в дверь фабрики, и она захлопнулась за ним с лязгом и грохотом.
-Чёрт! – негодовала Анна Моисеевна, - Ну, на фига им яйца?
-Ну… - протянула Татьяна Барбарисовна, доставая уже из знакомого контейнера первую попавшуюся из трёх там лежащих папочек. - Они же мужики…. Ну, вот, например, «Дело №72»…
И она прочитала:
«Ф.И.О. Укурин Сергей Пантелеевич
Дата рождения: Жёлтая
Пол: Зелёный
Семейное положение: Прозрачное
Национальность: Я не тормоз
Место жительства: ЛИКБЕЗ
Род занятий: Директор Чаеразвесочной фабрики
Хобби: Улётное
Цель жизни: Создание птицефабрики (Срочно нужны яйца!)
Характер: Неустойчивый
Объективно: Бессонница и тревожность, вызванные абстиненцией из-за прекращения действия наркотиков и алкоголя, связанного с внезапным перерывом в их приёме, галлюцинации
Примечание: Очень сильно напоминает местного полтергейста по кличке Каспер»

-Однако, - проговорила Анна Моисеевна, раскрывая «Дело №57»:

«Ф.И.О. Коноплёв Андрей Марихуанович
Дата рождения: Скрывает
Пол: Нормальный
Семейное положение: Один
Национальность: Поляк, турок, хохол и русский
Место жительства: г. Долбославль, где-то на ул. Сосункова. В данный момент – 7 этаж ЛИКБЕЗа
Род занятий: Развешивает чай
Хобби: Развешивать чай
Цель жизни: Развешивать чай
Характер: Неустойчивый
Объективно: Психоделическое состояние. Абстиненция наркотическая, галлюцинации
Примечание: Очень напоминает местного полтергейста по кличке «Жёлтая обезьянка»

-Да-аа! – хором протянули Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна и углубились в чтение следующего Дела №11:

Ф.И.О.: Каннабис Артемий Гашишевич
Дата рождения: Апрель, н.э.
Пол: Паркетный
Семейное положение: Как у всех
Национальность: Русифицированная
Место жительства: г. Долбославль, ул. С. Остановидзе, пятиэтажный дом, квартира трёхкомнатная, в последнее время больше нравится 7 этаж ЛИКБЕЗа
Род занятий: Развешивает чай
Хобби: Курить и летать
Цель жизни: Покурить и улететь
Характер: Неустойчивый
Объективно: Барбитуромания, абстиненция наркотическая, галлюцинации
Примечание: Очень напоминает местного полтергейста по кличке «Розовый слоник»

-Дурдом какой-то, - пробормотала Анна Моисеевна.
-Ага, на колёсиках! – кивнула Татьяна Барбарисовна и постучала в дверь.
-Кто там? – прохрипел кто-то с той стороны.
-Санэпидемстанция! – злобно рявкнула Анна Моисеевна.
Послышался скрип и скрежет отодвигаемых щеколд, цепочек и засовов и, наконец, дверь открылась. На пороге стояло чудо в белом комбинезоне с капюшоном и в очках для подводного плавания. Существо похлопало сквозь стёкла очков глазами и спросило:
-Вы к кому?
-К вам, - ответила Анна Моисеевна.
-Ко мне? – удивилось оно и хихикнуло.
Тут, на груди белого одеяния этого загадочного субъекта, Анна Моисеевна заметила нашивку в виде маленькой жёлтой обезьянки, и до неё сразу дошло, что перед ней не кто иной, как Коноплёв и она сказала:
-Нет, Андрей Марихуанович, не к вам лично, но ко всем вам, а главным образом к вашему директору. Вы не могли бы его позвать?
-Ка-аспе-ер! – крикнул Коноплёв замогильным голосом и тут же поправился, - Ой…как вас там… Сергей Пантелеевич! Тут эта…ну… Констанция к вам пришла!
-Какая на фиг Констанция? – вскипела Анна Моисеевна. – Да что вы тут пьяные все что ли? Чем у вас воняет? Чем вы здесь занимаетесь?!
-«Тряпки жгут, смеются…» - со скучающим видом процитировала Татьяна Барбарисовна известный анекдот и зевнула.
-А-а… как…как вы догадались?
-Вот такие мы загадочные догады!
На зов Коноплёва вышли двое, всё так же в белом. У одного из них на груди был приколот значок с Каспером. Субъект был без очков, но в марлевой повязке. Другой был в очках (но настоящих), которые виднелись сквозь лыжную маску, и на груди у него красовалась нашивка с розовым слоником. Каспер в марлевой повязке, он же Укурин, удивлённо спросил:
-Констанция?
-Может, конский навоз доставили? – деловито спросил тот, что с розовым слоником, видимо, Каннабис.
-САН-ЭПИДЕМ-СТАНЦИЯ! Идиоты!!!
-А! Ну… а я-то думал… что вроде мы навоз не заказывали, есть ещё вроде навоз-то… ну… проходите, раз пришли….
Тут из-за спин Укурина и Каннабиса вынырнул знакомый белый поварской колпак и пискнул:
-Медикам привет - пока! Ну, я, пожалуй, пойду… - и он шустренько так убежал, что никто ничего толком не понял.
Укурин пригласил Цукерман и Формалин-Клизмович к себе в кабинет и усадил их в кресла-каталки, в те самые, которые бесследно исчезли из больницы «Пилюлькина роща» два месяца назад. Анна Моисеевна узнала пропажу и открыла, было, рот, чтоб об этом поведать, как ход её мыслей был прерван вопросом Укурина:
-Чем обязан?
Пока Анна Моисеевна перестраивалась, с одной волны на другую, Татьяна Барбарисовна непринуждённо ответила вопросом на вопрос:
-Чё делаете?
-Чай развешиваем, - ответил Сергей Пантелеевич.
-Ну и?…
-А потом завариваем, разливаем его по бутылкам и все его пьют. Ну, и Новый год скоро – надо побольше развесить и заварить, причем в авральном порядке. Сами же просили, товарищ Цукерман.
-А яйца вам зачем? – наконец настроившись на нужный лад и, как бы невзначай, поинтересовалась Анна Моисеевна.
-Так это… - он прикрыл ладошкой причинное место. - Мы же… это… мужики… вроде.
-Да не эти! Куриные!
-А-аа! Скорлупа!…Так ну … надо…
-Для чего?
-Ну, она нам нужна в качестве биологически активной добавки для приготовления нового сорта чая «Жуйдаплюй».
-И что же особенного в этом вашем новом чае?
-Секрет фирмы! Всему своё время. Сейчас разработка этого чудо-чая находится на экспериментальной стадии. Некоторых ингредиентов мы так ещё и не смогли достать из-за финансовых затруднений.
-А зачем вы пытались получить деньги на недостающие ингредиенты, прикрываясь именем Валерия Нафанаиловича?
-Что вы, Анна Моисеевна, голубушка! Он сам нам дал разрешение! Правда, пока только устное. Он даже входит в экспериментальную группу в качестве, так сказать, добровольного подопытного кролика…
Под дверью кто-то сдавленно хихикнул, хрюкнул, раздался топот и дикий хохот в конце коридора. Укурин скромно улыбнулся и пожал плечами:
-Небольшие побочные действия чая. Пытаемся устранить. Хотя так веселее….
-Ладно! – сказала Анна Моисеевна, вставая с кресла-каталки, - Устраняйте. До свидания, товарищ… Каспер.
Укурин от неожиданности икнул, стеснительно улыбнулся и вызвался проводить дам до выхода. Как только дверь за ними захлопнулась, Анна Моисеевна вслух подумала:
-Что-то тут нечисто…
-Что-то он недоговаривает, - подозрительно заметила Татьяна Барбарисовна.
Анна Моисеевна кивнула в знак согласия, и они одновременно, не сговариваясь, достали свои фонендоскопы и приставили их к бронированным дверям. Там раздавалось шуршание и шушуканье:
-Ну, вот чё они припёрлись?
-Хрен их знает. Чуть всю малину не испортили….
-Вы! Идиоты! Что за дебильный хохот? Пришлось про побочные действия всякую фигню плести…
-Да, блин, чёй-то так торкнуло!
-Ага! Всё-таки когда чай с яйцами забиваешь, совсем эффект другой.
-Да, и пальмовые листочки тоже ничё оказались…
-Не, это не пальма, это полынь.
-Блин! Где достали?
-Грузчиков подогнал. Мы ему сказали, что у нас моль чайная завелась…хи-хи-хи…
-А если полынь с чаем заварить и дать настояться, как вы думаете, тоже торкнет?
-Тсс, тихо ты! Разорался! И так нас уже чуть не спалили медики эти, блин…
-А ты это круто с новым сортом чая придумал, гы-гы-гы….
-Ой, чё-то меня отпускает…. Там еще сигаретки нет?
-Там, на столе у меня, в пачке с верблюдом лежали….
Тут Анну Моисеевну от творившегося за дверью отвлёк ужасный запах. Она обернулась и увидела, что Татьяна Барбарисовна опять чадит, и поняла, что эта вонь исходит от дыма её сигареты. Анна Моисеевна поморщилась и спросила:
-Ты чего куришь?
-Сигаретку, - с детской непосредственностью ответила Татьяна Барбарисовна.
-Ты где её взяла?
-У У-у….Укуку.… У У-ку-ри-на на столе! – еле выговорила старшая медсестра и хихикнула.
-Чёрт! И правда торкает… - пробормотала Анна Моисеевна и спросила свою коллегу: - Ну, и что мне теперь с тобой делать?
-Отведи меня туда! – Формалин-Клизмович указала в сторону лифта, а Цукерман, зондируя почву, тихонько спросила:
-А что там такого сверхинтересного?
-Не-зна-ю! Там туман! Одна я не пойду – боязно! Проведи меня, а?
-Ага…. Сквозь туман, значит…. Ну, пойдём, только скажи, когда твой туман кончится.
И они пошли к лифту. Татьяну Барбарисовну мотало из стороны в сторону, она хваталась за Анну Моисеевну и глупо хихикала:
-Уау! Каруселька! Кружите меня, кружите! – Тут она увидела кнопку вызова лифта и заорала: - Какой прикольный пупочек!
Зачем она нажала кнопку? Никто не понял.
Анна Моисеевна была в шоке и теперь лихорадочно соображала, как вывести свою напарницу из состояния наркотического опьянения. Все идеи в голове Анны Моисеевны в ужасе попрятались в самые укромные уголки её сознания – такого ЧП никто не ожидал! Но верно подметил кто-то из древних – клин клином вышибает! Шок от вида Татьяны Барбарисовны прошёл сразу, как только наступила паника от вида открывающего двери лифта Грузчикова. И в тот же миг одна смелая идейка избавления подруги от действия непонятного зелья вылезла из какой-то извилины и загорелась в мозгу Анны Моисеевны красными буквами в сопровождении весёлого звоночка: «ВОНЮКОВ».
Грузчиков встретил пассажиров лучезарной улыбкой во все свои два зуба. Анна Моисеевна тихо сказала:
-Восьмой… этаж…
Только Федя открыл рот и потянулся к кнопке, как был прерван на пол дороге воплем Татьяны Барбарисовны:
-Чур, я, я, я-я-я! Моя очередь кнопочки давить! – она протянула палец к кнопочной панели и застыла как памятник В.И. Ленина. Потом сменила позу на статую «Мыслитель». Анна Моисеевна проникновенно спросила:
-Дорогуша, что случилось? Может, я смогу помочь?
-А…хм…как…как выглядит цифра восемь?
-Как губки бантиком.
-А…это…как?
Анна Моисеевна изобразила, как должны выглядеть губки бантиком, Татьяна Барбарисовна нажала нужную кнопку, и … поехали. Такой поездки лифт и его водитель ещё не видывали! Татьяну Барбарисовну пробило на базар похлеще, чем Федю, который в этот момент просто отдыхал и хлопал, то ртом, то глазами и издавал какие-то звуки и то не до конца, потому как не давали:
-А вы знаете, что всё дело в волшебных пузырьках? Я это ещё в восемь лет узнала, да-да-да! Я ещё тогда задумалась, что пузырьков на свете очень-очень много. А узнала я об этом в ванной – я в тот раз случайно пукнула в водичку, и появились вонючие пузырьки…и я подумала, как же здорово, что на свете столько пузырьков! Это же самое настоящее волшебство!… И они такие разные: пузырьки от пука; пузырьки лимонадные, шоколадные; блинные пузырьки; пузырьки на лужах от дождика, слюнявые пузырьки и сопельные, пенные, мыльные, мозольные, ожоговые!…Их просто великое множество!… А самое главное, даже стеклянные пузырьки есть! Да! Вот именно поэтому я и стала медсестрой!
-Почему? – наконец-то тихо пискнул Федя.
-Чего тебе? – огрызнулась Татьяна Барбарисовна.
-ПРИЕХАЛИ! – заорала Анна Моисеевна так, что остальные прикрыли головы руками. Не теряя времени даром, Анна Моисеевна поспешила открыть дверь и стала вытаскивать упирающуюся Татьяну Барбарисовну из лифта. В конце концов, ей это удалось и, запыхавшись, Цукерман вытащила из своего необъятного чемоданчика бутылку с водой, сделала пару глотков и поймала на себе, а точнее на бутылке, жадный взгляд Формалин-Клизмович.
-Чё, водички хочется? – спросила с издёвкой в голосе Анна Моисеевна у подруги. Та только кивнула и сглотнула слюну с таким видом, будто у неё в горле встал комок ваты. Анна Моисеевна сжалилась над ней и протянула бутылку. - На вот, попей.
Татьяна Барбарисовна выхватила из рук Цукерман благодатную влагу и присосалась к ней с такой жадностью, как будто только что покорила пешком пустыню Сахару. Осушив всю бутылку и отдышавшись, она спросила:
-Чем воняет?
-Вонючими пузырьками, – решила подколоть Татьяну Барбарисовну Анна Моисеевна, но не получилось. Формалин-Клизмович серьезно ответила:
-Это не ими пахнет.
-Тебе видней.
Анна Моисеевна вздохнула, покачала головой и пошла к входу в прачечную. И как вы думаете, что же она там увидела? Правильно!
       ДЕЛО №58
Ф.И.О. Вонюков Вано Асхатович
Дата рождения: 78г.н.э.
Пол: Мужской (кажется)
Национальность: Не установлена
Семейное положение: Невероятно, но женат и с детьми (1 штука)
Место жительства: г. Долбославль, ул. Сосункова, д.9, подвал, пятая труба слева
Род занятий: Заведующий прачечной
Хобби: Стирать носки
Цель жизни: Всему миру чистые носки к 2010 году
Характер: Шизоидный, для которого характерно: замкнутость, трудности с установлением контактов; внутренний мир закрыт от окружающих, заполнен фантазиями и увлечениями.
Объективно: Жалобы на метеоризм и геморрой, на всепроникающее чувство одиночества и изоляции от окружающего враждебного мира. Д-з: базальная тревога, невротическое заболевание
Примечание: Одиозная личность (Короче, противный тип и очень плохо пахнет)
-Так он ещё, оказывается, женат! – удивилась Анна Моисеевна, прочитав дело № 58.
-А-а, так вот чем воняет! – раздался из-за плеча Анны Моисеевны голос Татьяны Барбарисовны. – Фу! Я туда не пойду!
-Пойдёшь! – Твёрдо сказала Анна Моисеевна и втолкнула Татьяну Барбарисовну внутрь, а сама, помедлив, надела респиратор и вошла следом.
Огромное помещение прачечной было жарким и душным. Справа стояло множество стиральных машин, которые беспрестанно гудели и чавкали. А позади них висели постиранные простыни, полотенца, халаты и знаменитые костюмы Деда Мороза и зайцев. Слева открывался вид на носочную плантацию – тысячи
носков всех оттенков и цветов источали непонятный смешанный запах испорченного сыра рокфор и хозяйственного мыла.
В самом конце огромного зала за столом с перебинтованными скотчем ножками сидел Вонюков в своей неизменной химзащите и вопил странным голосом диснеевского утёнка Дональда Дака какую-то несуразную песенку. Подойдя ближе, Анна Моисеевна разобрала сквозь стоявший гул стиральных машин слова:
-Фунтики и фантики, эге-ее! Ла! Ла-ла-ла-ла-ла! Ла-ла-ла!
На столе Вонюкова стоял нотный пюпитр, детский барабан с дыркой посередине, металлофон и миниатюрный синтезатор. Цукерман крикнула:
-Добрый день, Вано Асхатович! - Вонюков, подпрыгнув от неожиданности, уронил пюпитр на пол. – А вы, оказывается, у нас творческая личность! Что это вы тут делаете?
-Песни пишу, - засмущался Вонюков.
-Ой, как замечательно! Так, может быть, вы выступите на нашем новогоднем балу?
-Ну…не знаю… - пробормотал Вонюков, застенчиво ковыряя пальцем дырку на барабане.
-А что? Вы стесняетесь?
-Да нет…
-Ну, тогда спойте для нас что-нибудь! - Вано Асхатович задумался. А наступившая пауза заполнялась далекими всхлипываниями и воплями Татьяны Барбарисовны, которые доносились от двери:
-Выпустите меня отсюда-а-а!
Анна Моисеевна повернулась в сторону Формалин-Клизмович и позвала её:
-Да бросьте вы, Татьяна Барбарисовна, убиваться! Слезами горю не поможешь! Идите лучше сюда! Нам Вано Асхатович сейчас петь будет!
-Выпустите меня-а! – продолжала орать Татьяна Барбарисовна, поэтому Анне Моисеевне пришлось подойти к ней и, взяв за шиворот, как капризного ребёнка, вести к столу Вонюкова, приговаривая:
-Давай, давай иди! Может, этот приведёт тебя в чувство. Не будешь, зато всякую дрянь в рот тянуть…
-Дык…
-Чего «дык»? Идите уже, Татьяна Барбарисовна! И никакого вам респиратора – быстрее протрезвеете!
Они подошли к Вано Асхатовичу, и Анна Моисеевна попросила:
-Ита-ак, мы все внимание, прошу вас, начинайте.
Вонюков откашлялся, взял в руки барабанную палочку, перемотанную изолентой, другой рукой нажал клавишу синтезатора и дурацким голосом запел:
-Автобус номер тридца-ать, гулькин хе-ер, столбик термометра-а, волосы старухи-и…. Фунтики и фантики, эге-е! Ла! Ла-ла-ла-ла-ла! Ла-ла-ла!*…
-А у вас есть что-нибудь менее авангардное? – прервала его песню Анна Моисеевна.
-Ну…может быть, это…из раннего… - Он взял палочку в другую руку, нажал на клавишу октавой пониже и странно растягивая слова басом запел: - Я хорошо
живу! Я хорошо живу! - Анна Моисеевна одобрительно закивала. - Я облазал все помойки! Я – колорадский жук!
Анна Моисеевна сконфузилась и спросила:
-А у вас есть что-нибудь для более широкой публики?
Татьяна Барбарисовна перестала биться головой о стену и выкрикнула:
-Даёшь попсу! – и продолжила своё дело.
Подумав несколько секунд, Вано Асхатович нажал несколько клавиш на синтезаторе, ритмично застучал по барабану и загорланил:
-Солнце светит прямо в бубен, и идём мы загорать! От загара крем специальный – надо нам его сожрать! Пам, пара-ра-рам, па-ра-ра-рам, па-ра-ра-рам, па-ра-ра-рам!…
-Стоп! Извините, Вано Асхатович, но это… немного не то, что нам нужно… Нам бы что-то более новогоднее. Но вы посочиняйте до завтра. Если получится, то мы будем рады услышать ваши произведения. Так что, удачи, до завтра. Пойдёмте, Татьяна Барбарисовна, продолжим наш обход.
Формалин-Клизмович погрозила кулаком Вонюкову и бегом бросилась к выходу как собачка, которой приспичило сразу по всем делам. Выбежав из прачечной, Татьяна Барбарисовна жадно глотнула свежий воздух, её мотнуло слегка в сторону, так что пришлось облокотиться на стенку. Придя в себя, она схватила Анну Моисеевну за грудки и заорала:
-Какого рожна мы там делали? Как я сюда попала?
-На лифте! Ты чего, не помнишь?
Формалин-Клизмович задумалась и произнесла, отпуская Цукерман:
* Почти все тексты Вонюкова были придуманы его прототипом на самом деле

-Неа, ничего не помню. А чё было-то?
-Ты обкурилась какой-то дури…
-А где я её взяла?
-На столе у Укурина.
-И чего?
-Было хорошо и весело.
-Кому?
-Тебе хорошо, а мне весело, хотя и не очень – я была в шоке.
-И чего я делала?
-Смеялась, каталась на карусели и на лифте, загрузила Грузчикова…
-Правда? А чем?
-Рассказами о пузырьках.
-О каких пу-пузырьках?
-О вонючих!
Татьяна Барбарисовна сглотнула, покраснела и спросила дрогнувшим голосом:
-Даже о них?
-Во всех подробностях.
-Ой, мамочки-и…
-Чё, стыдно?
-А можно в подробностях?
Анна Моисеевна, добрая душа, передала ей весь её монолог слово в слово и, закончив, спросила:
-Так почему ты стала мед сестрой?
-Не скажу! – огрызнулась Татьяна Барбарисовна.
Тут Анну Моисеевну прорвало и всё напряжение от пережитого потрясения стало выходить в виде необузданного, практически истерического хохота, который оборвался так же внезапно, как и начался. А причиной этому стал раздавшийся хлопок, вслед за которым погас свет, и медики оказались в холле у лифта в кромешной тьме, так как по непонятной причине окон на верхних этажах предусмотрено не было.
-Чё за дела? – спросил из темноты недоумевающий голос Татьяны Барбарисовны.
-Не знаю, но мы это обязательно выясним. Зажигалка есть?
-Нет, только спички. Зажигалку у меня кто-то подрезал.
-Зажигай.
Анна Моисеевна поковырялась в своём необъятном чемоданчике и выудила оттуда пинцет, вату, которую намотала на пинцет, полила всё это бензинчиком для зажигалок и подожгла от спички Татьяны Барбарисовны. Импровизированный факел давал достаточно света, чтобы можно было свободно и уверенно идти в выбранном направлении. Татьяна Барбарисовна стояла, прижавшись ухом к лифту, и с упоением слушала далёкие и душераздирающие крики о помощи, которые принадлежали Фёдору Ивановичу Грузчикову. Она оторвалась от этой арии ужаса в нескольких метрах от неё и предложила:
-Может, к электрикам сходим? Тут не далеко.
-С ума сойти! Татьяна Барбарисовна снова соображает! И даже умные идеи в голову приходить начали! Обалдеть! – сыронизировала Анна Моисеевна и пошла к дверям, ведущим на лестницу держа свой факел впереди себя на вытянутой руке, как недоделанный олимпийский чемпион.
Поднявшись на девятый этаж, они остановились перед дверью с надписью «ЭЛЕКТРИКИ». Ниже этой проникновенной надписи была приколочена табличка, с изображёнными на ней на фоне молнии двумя черепами, которые внешне жутко напоминали самих электриков и ещё одной, не менее проникновенной, чем первая, надписью: «Не влезай – УБЪЁМ!!!». Из-за двери доносились вопли, причём матерные, да такие отборные, что уши медиков предпочли свернуться в трубочки. Анна Моисеевна громко постучала, но им никто не открыл. Тут за дверью снова что-то хлопнуло, затрещало и мат стал ещё громче и отборнее. Пока по ту сторону двери шли разборки не на жизнь, а на смерть, Анна Моисеевна решила почитать, благо было чего.

       Дело № 50
Ф.И.О.: Компотов Мойша Александрович
Дата рождения: 5.04.78.г. н.э.
Пол: Мужской
Семейное положение: Не жонатый
Национальность: Русско-семитская (о последней он не догадывается)
Место жительства: г.Долбославль, пр-т Заборостроителей, 4 этаж
Род занятий: Младший электрик
Хобби: Клеить лопаты
Цель жизни: Покушать и похудеть
Характер: Циклоидный
Объективно: Очень вспыльчив. Периодически возникает неудержимое влечение к алкоголю, т.н. дипсомания.
Примечание: Кто-нибудь, помогите ему похудеть!

-Может, ему клизмочку? – предложила Формалин-Клизмович
-Нет, лучше «Пургенчику», - возразила Цукерман.
-Ну, может, тогда ещё и рвотное?
-Можно. И дополнить на закуску снотворным.
Медики ехидно посмеялись и прислушались – мат за дверью звучал всё с той же силой и неудержимой мощью, на которую способны только русские люди.
-Что ж, тогда ещё почитаем.
С этими словами было открыто Дело№ 63:

Ф.И.О.: Телегин Андрей Вольфович
Дата рождения: Январь
Пол: Обычный, как у всех настоящих мужиков
Семейное положение: Разведён
Национальность: Русский! Однозначно!
Место жительства: г.Долбославль, пр-т Заборостроителей, 3 этаж
Род занятий: Старший электрик
Хобби: «Что такое хобби? Чай! Чай – плохо! Однозначно, я сказал!»
Цель жизни: «Каждому электрику по бабе, каждой бабе по электрику! Чай, бабы и электричество! Вот, что главное, я сказал!»
Характер: Лабильный (характерна резкая смена настроения в зависимости от ситуации)
Объективно: Дипсомания, склонность к реактивной агрессии
Примечание: Телегина – в президенты!

-И этому клизма не помешает! – авторитетно заявила Татьяна Барбарисовна.
Наконец, мат за дверью стих. Была слышна лишь какая-то возня. Анна Моисеевна постучала. Открыл старший электрик Телегин со свечкой для торта в руке и угрюмо сказал:
-А, это вы. Чего-то очень уж быстро. На крыльях что ли летаете? Даже то, что лифт не работает, не помешало вам добраться до нас со скоростью света!
-Что с электричеством? – спросила Цукерман.
-Вырубилось!
-Мы заметили. А почему?
-Из-за долбанного Нового года!
-Товарищ Телегин, попрошу не выражаться!
Тут из темноты с такой же свечечкой выплыло пухлое лицо младшего электрика Компотова и сказало:
-Мы фонарики на гирлянде чинили, ну, и замкнуло….
-И когда же мы увидим свет?
-Какой? В конце туннеля? – сострил Телегин. - Так это вам видней – вы же у нас медики…
-Товарищ Телегин! Ещё слово и вы вообще никакого света не увидите – ни белого, ни электрического!
-Ну, чего вы, в самом деле? Шуток не понимаете?
-Тоже мне шутник нашёлся! Вы тут не шутите, а лучше электричеством занимайтесь, а то не понятно кто вы на самом деле – электрик или непонятый артист эстрады с политическим уклоном. Сколько времени вам понадобится, чтобы всё наладить?
-Часа два, - промолвил, чавкая Компотов, - максимум. Может меньше.
-Да вы не волнуйтесь, вот придёте к себе в кабинет, посидите, отдохнёте.
Там светло не то, что в коридорах – на улице ведь ещё день. Вы ведь крутые – у вас окна есть, - сказал Телегин.
Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна переглянулись и поняли, что он прав, в общем-то. Цукерман нахмурила брови и сказала строго:
-Даю вам ровно два часа! Но лучше постарайтесь побыстрей! И без глупостей.
-Конечно-конечно, Анночка Моисеевна, - заискивающе промолвил Компотов, облизывая жирные пальцы. - Какие могут быть глупости? Мы же на работе, причём на ответственной до безобразия.
-Почему же до безобразия? – удивленно спросила Татьяна Барбарисовна.
-Потому как мы иногда безобразим со всей присущей нашей профессии ответственностью! - съехидничал Телегин.
Анна Моисеевна наградила электриков испепеляющим взглядом и, не говоря ни слова, гордо последовала прочь. За ней Татьяна Барбарисовна. Электрики подло захихикали им в след и в едином порыве показали языки, явно замышляя что-то нечистое.

Медики спустились на шестой этаж, когда на них из-за угла выскочило вопящее и взлохмаченное, со следами поплывшей косметики на лице существо. Только по голосу и теме его причитаний стало понятно, что это не кто иной, как Закобякин. Он картинно заламывал руки, топал ножкой и противно ныл:
-О, господи! Боже мой! Помогите, спасите! Убивают! Это диверсия! Это просто самое настоящее ополчение против нас, сексуальных меньшинств! А ведь мы такие же люди, как и все! Мы не потерпим этой нелепой и отвратительной дискриминации! Мы…мы будем бороться из последних сил и… до конца!…
-Может, заткнётесь уже, товарищ ущемлённое меньшинство? – с равнодушным видом спросила Татьяна Барбарисовна. – Дайте лучше сигаретку.
Закобякин ошалело достал из накладных грудей пачку сигарет и предложил Татьяне Барбарисовне нагло выпрошенную сигаретку. Формалин-Клизмович внимательно и со всех сторон оглядела её, понюхала и, только убедившись, что это совершенно обычная сигарета, закурила и, выпустив с наслаждением в лицо Бяке струю дыма, поинтересовалась:
-Чё орём-то?
-Так, ну вот, я же и говорю! Диверсия! Обесточили мой клуб в надежде всех нас захватить врасплох и уничтожить!…
-Что за ерунду вы несёте, в конце концов? – Возмутилась Анна Моисеевна. – Устроили тут истерику как баба!
-И никакая это не истерика! – взвизгнул Закобякин. – Я оперирую только подтверждёнными фактами! Были угрозы в наш адрес! Все мальчики напуганы!
-Ну и кто же вам угрожал?
-Да много кто! Один этот дебильный воспитатель из детского сада чего стоит! «Я, - говорит, - вам устрою! Пожалеете, что у вас задница есть!». Обзывал нас ошибками природы и говорил, что исправлять эти ошибки нужно только насильственными методами с применением изощрённых пыток! А полтергейсты эти…. Знаете, сколько они подлостей нам делали? То презервативы все попротыкают, то вазелин украдут. Вот вчера вообще всё спёрли! А сегодня, в самый ответственный момент электричество вырубили! Знаете, как ребятки испугались? И это в самый ответственный момент, когда….
-Ну, знаете ли, хватит уже нам подробности вашей половой жизни рассказывать! Это, в конце концов, противоестественно!
-Ну вот, я же и говорю! Везде сплошная дискриминация, даже со стороны руководства!
-Да заткнитесь вы уже с этой дискриминацией и чёртовой диверсией!
-А как же электричество…
-Пробки вышибло из-за ваших извращений! – рявкнула вконец взбешённая Анна Моисеевна.
Закобякин застыл с открытым ртом и только слабо пискнул. Нижняя губа у него затряслась, на глазах выступили слезы, и он решил убежать от греха подальше – отвернулся, махнул рукой, шагнул в темноту.… Раздался глухой стук и, следом за ним, стон Закобякина и крики, принадлежащие, судя по хриплому басу, заведующему детсадом Карбюратору:
-Гляди куда прёшь, ты, генетическая несуразица!
-Отстань от меня, педофил несчастный! – огрызнулся Бяка и кинулся к себе в публичный дом. Судя по грохоту, раздавшемуся оттуда, куда он побежал, и по хриплым стонам, он опять во что-то врезался, упал и потерял сознание.
Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна с укором посмотрели на появившегося в луче света Карбюратора, и Анна Моисеевна строго спросила:
-Ну, вот чего вы к нему прицепились? Это же больной человек!
-Ясен перец, что больной! – просипел заведующий детским садом. – Здоровый человек не будет заниматься всякой фигнёй! Да он моим детям печенюшки предлагал - в свой голубой огонёк заманить пытался! А сегодня прибежал ко мне с какой-то дурацкой папкой, швырнул ею в меня и стал орать, что, мол, я его личную жизнь всему ЛИКБЕЗу на показ вывесил.
-Какую папку? – поинтересовалась Татьяна Барбарисовна.
-Да вот эту! – Карбюратор вытащил из-за пазухи уже знакомую папку жёлтого цвета и протянул её Анне Моисеевне со словами: - Признайтесь, ваша работа? Мне лично до такого не додуматься. Я только на словах такой злобный. А чё он вам сделал-то, что вы его так жестоко?
-Это не мы, - серьёзно ответила Анна Моисеевна. - Такие папочки по всему ЛИКБЕЗу кто-то понавешал.
Цукерман поднесла папку поближе к самодельному факелу и углубилась в чтение, а с ней за компанию и остальные.
Дело №45

Ф.И.О.: Закобякин Сергей Виссарионович
Дата рождения: Знак зодиака Дева
Пол: Непонятный
Семейное положение: Непонятное
Национальность: То ли русский, то ли узбек
Место жительства: Постоянного нет, в последнее время живёт прямо на работе
Род занятий: Содержит публичный дом-ресторан «Голубой огонёчек»
Хобби: Писать мемуары
Цель жизни: Купить новые колготки
Характер: Анально-сенсетивный*
_______________________________________________
*Тип характера, формирующийся под преобладающим влиянием эротики анальной; так же характерны повышенная впечатлительность, боязливость, обострённое чувство собственной неполноценности.
Объективно: Наблюдается перверсность, т.е. извращение полового инстинкта в сторону гомосексуализма, острый паранойяльный психоз
Примечание: А он такой противный, что носит кличку «Бяка»!…

-Ну, и чего он обиделся? – недоумевая, спросила Татьяна Барбарисовна. – Тут про него написана чистая правда.
-Вот и я о том же! – просипел Карбюратор.
-А вы о себе-то эту чистую правду читали?
-Нет, - насторожился заведующий детсадом. Постояв с минуту и посоображав, он исчез во тьме.
Через некоторое время, раздался утробный рык и из темноты выскочил Карбюратор с перекошенной от злобы физиономией и заорал:
-И какая сволочь это тут повесила? Вычислю – ноги повыдергаю без наркоза! Поприкалываться решили! Хрен вам, а не сказка на ночь!
И с этими словами он порвал папку, ещё раз злобно огляделся и скрылся в непонятном направлении. Медики, не долго думая, сложили клочки на полу и принялись выяснять, на что же так рассердился товарищ заведующий.
Дело №48
Ф.И.О.: Карбюратор Анатолий Онаньевич
Дата рождения: Не важно
Пол: Муж.
Семейное положение: Никто не идёт
Национальность: Интересная
Место жительства: Долбославский район, деревня Петухово, дом с зелёным забором
Род занятий: Заведующий и воспитатель детского мясокомбината «Три поросёнка»
Хобби: Вязать шапочки, а так же хрюшки и детишки
Цель жизни: Открыть колбасный цех
Характер: Лабильно-эпилептоидный*
Объективно: Проявляет склонность к педофилии. Наблюдается повышенная нервно-психическая возбудимость и раздражительность (эретизм)
Примечание: Злобный и небритый, словом – маньяк!

Тут неожиданно включился свет, ослепив читающих медиков. Когда глаза Анны Моисеевны и Татьяны Барбарисовны привыкли к свету, они огляделись по сторонам. Около входа в «Голубой огонёчек» лежал бездыханный Закобякин. Анна Моисеевна подошла к нему, пощупала пульс и констатировала:
-Жить будет!
Тут дверь публичного дома приоткрылась и оттуда высунулась голова Ширинкина. Он увидел лежащего Закобякина, стоящих над ним бездействующих
*Характерны резкая смена настроения, злобно-тоскливое настроение с накоплением агрессии, повышенная конфликтность, вязкость мышления.
медработников и запричитал, упав перед ним на колени:
-Любимый! Что с тобой? Дорогой мой, очнись! На кого ж ты меня оставил? Миленький, любименький, кровиночка моя! Ну, что вы стоите? Тоже мне – врачи называется!…
-Заткнитесь уже, товарищ Ширинкин! Смотреть противно! Между прочим, вы тоже, как это ни прискорбно, давали клятву Гиппократа, забыли? Так что прекратите истерику и помогите своему…. Короче, жив ваш… обожаемый, просто в глубоком обмороке!
-За что вы его? Он же ничего вам не сделал! Убить его захотели, да? Не вышло ничего? Я помешал!
-Перестань нести чушь, - тихо и злобно проговорила Формалин-Клизмович. - Ещё слово, и я тебе точно свидание в клизменной назначу!
Ширинкин прижал руки к заднице и просто тихонько спросил:
-Нашатырка есть?
Анна Моисеевна поковырялась в чемоданчике, извлекла пузырёк с нашатырным спиртом и протянула его медбрату. Ширинкин склонился над своим любовником, с нежностью, приподнял голову Закобякина, уложил его к себе на колени и погладил его по щеке, отчего Анну Моисеевну передёрнуло, а Татьяна Барбарисовна смачно плюнула на пол. Ширинкин подставил нашатырь под нос Бяке и тот мигом очнулся. Увидев стоявших неподалёку медиков, он завизжал не хуже бензопилы:
-Подите прочь! Чего вам ещё от меня нужно? Извращенцы несчастные! Всю жизнь мне испоганили! – Он поднялся при помощи Ширинкина и срывающимся голосом произнёс: - Только и знаете, что клизмами пугать, больше ничего не
умеете! А мы не боимся! А нам приятно! Пойдём, Димасик!
И они скрылись за дверью. Анна Моисеевна поглядела на Татьяну Барбарисовну – челюсти у обеих отправились в поход по полу. В конце концов, отковыряв свою от кафеля скальпелем, Цукерман спросила:
-Это он НАС назвал извращенцами?
Формалин-Клизмович только кивнула, достала сигарету и стала курить всё с тем же нескрываемым удивлением на лице. После нескольких затяжек, она, похоже, пришла в себя и сказала:
-Чегой-то мне нехорошо. Может, пора уже восвояси?
-Пора, - согласилась Анна Моисеевна.
Они молча подошли к лифту и уставились на стену. На них, улыбаясь со всей издевательской наглостью, смотрело Дело №42.

Ф.И.О.: Грузчиков Фёдор Иванович
Дата рождения: Не установлена
Национальность: Свой
Семейное положение: Есть жена
Место жительства: г.Долбославль, ул. Сусанина, дом девятиэтажный
Род занятий: Лифтёр, вахтёр, бабка-вешалка по совместительству
Хобби: Кататься на лифте
Цель жизни: Устроиться грузчиком
Характер: Навязчивый
Объективно: Наблюдаются: нарушение памяти, при котором её пробелы заполняются фантастическими выдумками; обманы памяти, «ложные воспоминания». Д-з: конфабуляция на фоне парамнезии.
Примечание: Загрузит, кого хочешь!!!

-Нет, - сказала Татьяна Барбарисовна, прочитав сагу о Фёдоре Ивановиче Грузчикове, - лучше пойдём пешком.
Анна Моисеевна благодарно взглянула на подругу, и они стали спускаться по лестнице. Цукерман представила себе, как сейчас придёт к себе в свою любимую ординаторскую, уляжется на кушетку с подушками и попьёт с наслаждением кофейку со сливками. А ещё о том, как сильно она соскучилась по своему маленькому Эдгарчику-Накопляйчику и, что обязательно нужно ему позвонить.
Татьяна Барбарисовна думала о том, как повезло Купидоновой Ольге Серафимовне с одной стороны, и как не повезло с другой. С одной стороны – она вышла замуж и скоро родит ребёночка (ведь о чём ещё в этой жизни может мечтать женщина?), а с другой – она вышла замуж за Крузенштерна и у них скоро родится много-много маленьких человечков-пароходиков Крузенштерников! Хотя, может быть, это и есть так называемая любовь и простое человеческое счастье?
Когда, наконец, они достигли дверей больницы «Пилюлькина роща» их ждал сюрприз, хотя, судя по предыдущим событиям, этого следовало ожидать. На том самом месте, где и везде висели папки с их именами. Анна Моисеевна озадаченно процитировала строки из любимого детского мультфильма:
-Ну, вот, и меня сосчитали!
-И меня, - недовольно сказала Татьяна Барбарисовна.
-А ты надеялась, что тебя это обойдёт стороной?
-Я как-то вообще об этом не думала.
-Куда уж там, ты вообще была занята мыслями о пузырьках.
-Может, хватит уже издеваться. Когда одна и та же шутка повторяется несколько раз, то она перестаёт быть смешной.
-Тогда понятно, почему никто не смеётся, когда ты предлагаешь поставить клизму.
-Ха-ха-ха!
-Сам шучу – сам смеюсь, сам с собою веселюсь, да?
-Да иди ты….
-Ну, и пошла. Вот только чтиво с собой возьму, чтоб веселее было.
С этими словами Анна Моисеевна вытащила все три папки и пошла к себе в кабинет, который попутно являлся и ординаторской, и сестринской. Татьяна Барбарисовна поспешила за ней, дабы не пропустить чего-нибудь интересное. Судя по количеству папок, интересного было много. Усевшись поудобней, запасшись множеством плюшек, ватрушек и чашками с горячим кофе, настроились на чтение. Анна Моисеевна спросила:
-Ну-с, с кого начнём?
-Давай с Ширинкина.

Дело № 74

Ф.И.О.: Ширинкин Дмитрий Гульфович
Дата рождения: Год Козы, черная луна в знаке Овна
Пол: Голубой
Семейное положение: Спросить у Закобякина
Национальность: ?
Место жительства: г.Долбославль, Детсадовский проезд, д. 38
Род занятий: Медбрат больницы «Пилюлькина роща»
Хобби: Помогает Закобякину писать мемуары
Цель жизни: Осуществить голубую мечту
Характер: Анально-паранойяльный
Объективно: Паранойя на фоне инвертации абсолютной (т.е. феномена сексуальной ориентации на объекты своего, а не противоположного пола)
Примечание: Нет слов, одни буквы и слюни!

-Примечание особенно верно сделано, - заметила Татьяна Барбарисовна. – Теперь, давай, про тебя почитаем.
-Почему про меня? – удивилась Анна Моисеевна.
-Так правильней будет.
Не успела Анна Моисеевна и рта раскрыть, чтобы выяснить, почему же именно так будет правильней, как Татьяна Барбарисовна начала читать вслух:
-Дело №76.
Ф.И.О.: Цукерман Анна Моисеевна
Дата рождения: 30.09.
Пол: Очень женский
Семейное положение: Замечательное
Национальность: ЕВРОХОЛ (помесь евреев, русских и хохлов)
Место жительства: г. Долбославль, ул. Сусанина, д. 14, дальше – военная тайна
Род занятий: Главврач больницы «Пилюлькина роща», второй председатель больших ЛИКБЕЗовских конференций
Хобби: Магия, психотерапия и вообще много всего
Цель жизни: Приручить главбуха, уволить Ширинкина (лучше сразу убить)
Характер: Лабильно-психастенический
Объективно: Маниакально-депрессивный психоз
Примечание: Молчим – молчим….

-Ну, вроде как ничего страшного, - проговорила Анна Моисеевна, дослушав своё дело. - Только вот на счёт маниакально-депрессивного психоза, по-моему, погорячились.
-Ну, конечно! Псих, алкоголик и дурак никогда не скажет, что он таковым является, - успокоила её Татьяна Барбарисовна.
-Так! Умничаешь всё?! Ну-ка дай сюда эпос о твоей особе! Ты без выражения читаешь, а у меня гораздо лучше получается!
-Ой, да ладно!
-Ита-ак! Дело №89!
Ф.И.О.: Формалин-Клизмович Татьяна Барбарисовна
Дата рождения: 18.09.
Пол: Женский
Семейное положение: Есть сестра
Национальность: Русская
Место жительства: ул. Сусанина, д.25, кв. засекречена
Род занятий: Главная медсестра больницы «Пилюлькина роща»
Хобби: Ставить клизмы
Цель жизни: Поставить клизму медбрату Ширинкину
Характер: Циклоидный
Объективно: Наблюдается навязчивое явление автосуггестии, т.е. внушение, производимое на саму себя. Циклофрения.
Примечание: Отберите у неё клизму!

-Ишь, чего захотели, клизму у меня отобрать! Фигу вам! – возмутилась Татьяна Барбарисовна и поинтересовалась: - А чего там ещё за циклофрения?
-А, ничего страшного, это то же самое, что и маниакально-депрессивный психоз, - успокоила её Анна Моисеевна.
-Это что ж тогда получается? И меня к психам приписали?
-Совершенно верно.
-Та-ак! Тут кто-то вконец уже обурел! Пора расстреливать!
-Кого? И из чего?
-Сто пудов полтергейстов долбанных! А из чего? Ну… это уже моя забота! Есть у меня в клизменной….
-Ты так уверена, что это они глумятся надо всеми?
-А кто ещё может весь ЛИКБЕЗ под психов заделать?
-Ну, в таком случае, они и себя к ним приписали.
-Чтобы на них никто не подумал.
-Ну, не знаю. Может быть….
Тут раздался какой-то стук в батареях и Анна Моисеевна, прислушавшись и нахмурившись, спросила:
-Чё сказал?
-Просил позвонить, - перевела стук Татьяна Барбарисовна.
-А ты откуда знаешь? – удивилась Цукерман.
-С вашими перестукиваниями, я уже «морзянку» знаю лучше, чем сам Морзе. Вам самим не надоело? Уже и так весь ЛИКБЕЗ в курсе, что вы влюбляетесь и являетесь соседями по койке. К чему дальше прятаться?
-Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках! Это же романтика! – мечтательно проговорила Анна Моисеевна, набирая номер Накопляева. На другом конце провода раздались длинные гудки. Гудело долго, но, в конце концов, Эдгар Рудольфович взял трубку, рявкнул в неё нетерпеливо и раздражённо:
-Ну, чего?
-Чего ты кричишь-то? – плаксиво спросила Анна Моисеевна.
-А ты чего звонишь?
-Так ты же сам постучал, чтоб я тебе позвонила! – обиделась Цукерман.
-Да? Ну, это была минутная слабость!
-Ах, так?
-Да пошутил я! – повеселел вдруг Накопляев и спросил нежным голоском: - как меня слышишь?
-Нормально, - всё еще обиженно буркнула Анна Моисеевна.
-Нормально или хорошо? – не унимался Эдгар Рудольфович.
-Очень хорошо! – До Анны Моисеевны начало доходить чего от неё ждут, и она задала усталым голосом ожидаемый на том конце провода вопрос, - Что? Опять новый телефончик?
-Да-аа! Такой клёвенький! Клёвенький такой!
-Я в этом и не сомневалась….
-Ну, ладно, всё, давай, пока. Я сейчас с ним тут поразбираюсь….
-На ужин чего приготовить?
-Мне всё равно, пока.
И Накопляев отключился, а Анна Моисеевна вздохнула и подумала вслух:
-Ну, всё, готовься, Анна Моисеевна. Быть тебе сегодня, как булгаковскому коту Бегемоту, молчаливой галлюцинацией.
-Это почему? – поинтересовалась Татьяна Барбарисовна.
-Сегодня у Эдгара Рудольфовича романтический ужин, которому ни в коем случае, мешать нельзя.
-Это ещё что за романтическое свидание и с кем при живой-то тебе?
-С новым телефончиком.
-И ты это терпишь?
-«Бороться нету больше сил»! Я ему не соперница, - обречённо вздохнула Анна Моисеевна. – Сегодня он с ним весь вечер разбираться будет, завтра он его полюбит, послезавтра он ему надоест, а через недельку-другую он его продаст. А потом…потом появится новый телефончик!…
-Это что же за жизнь такая? – возмутилась Формалин-Клизмович.
-Вот так и живём от телефончика до телефончика, - вздохнула Анна Моисеевна.
-С этим надо что-то делать!
-Бесполезно. Я уже смирилась.
-Ну и мирись дальше!
-Ну и буду. Я же ничего не говорю о твоём жгучем и помутняющем рассудок желании чинить с Быстровым трубы!
-Уж лучше трубы чинить, чем молча сидеть и делить любимого мужчину с телефоном!
-Ну, вот иди и чини!
-Ну и пойду!
-И куда это ты намылилась, дорогая? – громко и весело спросил, входящий в ординаторскую, Быстров Евгений Михалыч. Он был слегка «под мухой» и от этого ещё улыбчивей.
-Собралась чинить с вами трубы, - ответила за Татьяну Барбарисовну Анна Моисеевна.
-Какие?
-Канализационные! – огрызнулась Формалин-Клизмович.
-А чего это ты?
-Романтики захотелось, - снова ответила за Татьяну Барбарисовну Цукерман.
-Да уж, романтичнее канализации может быть только засорившаяся канализация! Только вот не получится сегодня трубы чинить! – Быстров встал перед Формалин-Клизмович на одно колено, вынул из-за пазухи веник, отдалённо напоминающий цветочки и провозгласил: - Мадам, позвольте пригласить вас на скромный романтический ужин! Хотелось бы сразу в ЗАГС, но я боюсь торопить события. Вдруг вам не понравиться, как я чавкаю, или посапываю, или как пахну после работы….
-Ой, да ладно тебе, - смущённо ответила на его тираду Татьяна Барбарисовна, - конечно же, я согласна…поужинать.
-И замуж тоже! – прошептала Анна Моисеевна и подмигнула Быстрову.
-Ну, тогда собирайтесь, ну, там носик попудрите, губки красить не надо, хотя… машу каслом - не испортишь…. Ой, ну, вы меня поняли. А я вас подожду за дверью.
-Как? Уже? – изумлённо спросила Татьяна Барбарисовна.
-Ну, да. Время-то уже детское, взрослым спать пора…. В смысле – домой пора, горшок свистит.
Анна Моисеевна взглянула на часы и поняла, что ещё один рабочий день подошёл к концу, и ощутила неимоверную усталость. Она закрыла глаза и потёрла их рукой, лихорадочно соображая, что бы такого приготовить на ужин? До неё сквозь мысли о хлебе насущном доносилось воркование влюблённых и какой-то непонятный стук. Из раздумий её вывел окрик Татьяны Барбарисовны:
-Анна Моисеевна!
-А? Что? – очнулась она и стала оглядываться по сторонам в поисках раздражителя.
-Вас звал ваш телефонный маньяк! – пояснила Татьяна Барбарисовна и показала кивком на батарею.
-Чё сказал? – устало спросила Анна Моисеевна.
-Цитирую: «Собирайся, жду тебя в чумовозе».
-Спасибо. А вы уже пошли?
-Да, мы уходим. Анна Моисеевна, хорошего вам отдыха, до завтра. Набирайтесь сил перед праздником, думаю, они вам понадобятся! – Протараторил Евгений Михалыч, поцеловал Цукерман руку и, раскланявшись, вышел из ординаторской, потащив за собой под белы рученьки Татьяну Барбарисовну, которая весело махала Анне Моисеевне ручкой и кричала:
-Покедова, бабанька!

Анна Моисеевна Цукерман закрыла двери больницы «Пилюлькина роща» и не торопясь, пошла к выходу, размышляя о завтрашнем дне и предстоящем празднике, и сердце её сжималось от какого-то странного предчувствия чего-то необратимого. Чувство это усугублялось доносящимися издалека криками, воем и стонами местных полтергейстов. ЛИКБЕЗ постепенно пустел, чтобы завтра вновь заполниться шумом и многочисленными сотрудниками, издающими этот самый шум в предчувствии праздника.





























       ДЕНЬ ТРЕТИЙ
       ПРАЗДНИК

С самого утра во всём ЛИКБЕЗе царила предпраздничная суета и какая-то лихорадочная весёлость. Все бегали по этажам с различными свёртками, пакетами, в которых, что-то шуршало, гремело, позвякивало и побулькивало. Словом, настроение у всех было просто замечательным. И не только от предчувствия надвигающегося праздника, но и от самой хорошей новости уходящего года, которая настигла всех с самого утра. И новость эта заключалась в объявлении, висевшем на дверях конференц-зала, которое было написано рукой самого Крузенштерна и гласило: «Внимание! Уважаемые сотрудники! В связи с приготовлениями к празднику, «Ежедневная всеобщая конференция по вопросам оперативного управления и прогрессивного хозяйствования в условиях перехода рыночной экономики к ещё более рыночной экономике и возникновения, в связи с этим, вопросов накапливания эффективности деятельности, в сфере обслуживания и удовлетворения всё возрастающих потребностей населения» – ОТМЕНЯЕТСЯ! Председатель В.Н. Крузенштерн».
Сонная Анна Моисеевна протёрла глаза, не поверив написанному, пощипала себя и, увидев, что после этой процедуры объявление не исчезло и надпись никоим образом не изменилась, она подумала вслух:
-Ну, всё, сегодня точно снег с дерьмом пойдёт!
Раздался топот каблучков, и Анна Моисеевна увидела бегущую на всех парах Татьяну Барбарисовну. Подбежав поближе, она, запыхавшись, спросила:
-Всё? Опоздала, да?
-Расслабься, - успокоила её Анна Моисеевна, - конференция отменяется в связи с приготовлениями к попойке.
-Во, блин! А я бегу, как дура!
-Чё, проспала? Допоздна свидание затянулось?
-Затянулось.
-Ну, и как всё прошло? Романтики хоть отбавляй?
-Выше крыши!
-Куда ходили?
-Не поверишь – в подвал!
-???
-Чего? Интересно? Ну, тогда слушай… – И они потихоньку стали под - ниматься по лестнице к своей «Пилюлькиной роще». По пути Татьяна Бар - барисовна во всех подробностях описывала Анне Моисеевне её романтический ужин в подвале:
-Короче, пошли мы с ним, прогулялись по саду, он мне сначала стихи читал, потом решил, что я замёрзла, и повёл меня в подвал, через какую-то потаённую лазейку. Там и состоялся наш романтический ужин. Такому меню позавидует любой фешенебельный ресторан Парижа! Картоха в мундире, банка солёных огурцов, баллон Жигулёвского чаю и бутыль с какой-то белёсой жидкостью, которую он любовно обзывал самогоночкой. Веришь-нет, но с этой самой самогоночки сразу потеплело-о! Да и по мозгам она похлеще даёт, чем самый крепкий чай. В общем, выпили мы, закусили, раскурили по сигаретке, сразу стало хорошо. Он начал всякие анекдотики пошлые рассказывать, байки травить. Потом, откуда ни возьмись, появилась гитара и он начал мне серенады петь, про пьяных комсомолок каких-то в помятых синеньких юбочках, про фашистов…. Словом – весело было, аж до сих пор щёки болят.
-Может, щёки-то не от смеха болят? – решила поиздеваться Анна Моисеевна.
-Иди к чёрту! Пошлячка! – возмутилась Татьяна Барбарисовна и почему-то покраснела.
-Ну, а так, в общих чертах, тебе понравилось?
-Понравилось!
- Когда жить-то вместе начнёте?
-Уже начали!
-Где? В подвале?
-Вот придурочная! Нет, конечно! Пока у меня, а дальше видно будет.
Только они решили войти в помещение больницы, как с ног их чуть не сбила куча мишуры, несущаяся, словно подгоняемая шквальным ветром, помесь дикобраза-мутанта и травы перекати поле. Ну, естественно это был Ширинкин! Со всеми вчерашними переживаниями по поводу ущемления прав гомосексуалистов, в лице его и Закобякина, он попросту не успел украсить к празднику залы и коридоры всего ЛИКБЕЗа. И теперь носился с истерическими воями и дрыганиями и лихорадочно навешивал дождик и всяческую мишуру на всё, что попадалось ему под руку.
-Ширинкин, мать твою! – сорвалась на ультразвук Анна Моисеевна, которую, собственно говоря, первой и сбил с ног горе-медбрат. К ней тут же подключилась, завывающая не хуже сигнализации, Татьяна Барбарисовна:
-Ты чё?! Совсем опух?! Раскрой зенки, блин! Поменьше туши на ресницы клади, чтоб не залипали!
-А я не крашусь – я активный! – с вызовом ответил Ширинкин, высовывая из кучи новогодних украшений лицо, но тут же его убрал и пригнулся, потому, как в него уже летел фонендоскоп – любимое оружие Формалин-Клизмович против наглецов.
-Ну, вот зачем, чуть что, сразу наушником кидаться? – бочком обходя разъярённое начальство, плаксиво спросил Ширинкин.
-А ты не дерзи, активист хренов! – сквозь зубы цыкнула на него Цукерман и замахнулась чемоданчиком.
Ширинкин только что-то крякнул и исчез за углом, как Штирлиц в засаде.
-Ну и нахальные нынче меньшинства пошли, - в праведном гневе возмутилась Анна Моисеевна.
-Вот отпразднуем сегодня Новый год, и я примусь сочинять сценарий мученической смерти мед брата больницы «Пилюлькина роща» Ширинкина Дмитрия Гульфовича! – Заявила Татьяна Барбарисовна.
-А я помогу. Мы ему такую смерть придумаем – средневековая святая инквизиция в гробу от зависти перевёрнётся!
-Ага, раз десять!
Если бы Ширинкин слышал их разговор, то понял бы - до следующего Нового года ему не дожить!
Не успели старшие медработники войти в ординаторскую, как наткнулись на раскалённый от надрывных звонков телефон. Анна Моисеевна поспешила нажать кнопку громкой связи. Из динамика послышался голос Валерия Нафанаиловича:
-Ну, таки здравствуйте, наконец, Анна Моисеевна!
-Доброе утро, Валерий Нафанаилович! Как первая брачная ночь?
-Ишь ты! Так таки тебе сразу про брачную ночь? Ах ты, старая стерва!
-Сам ты старый козёл! – игриво ответила колкостью на колкость Анна Моисеевна.
-Ну, вот и поговорили, - подвела итог Татьяна Барбарисовна. Анна Моисеевна продолжила свой разговор с Крузенштерном уже взяв трубку:
-Как настроение?
-Праздничное! И что таки самое главное? Я всему ЛИКБЕЗу подарок сделать решил!
-Это отменённая утром конференция? – подшутила над ним Цукерман.
-А вот и нет таки!
-И что же это?
-Сюрприз! Ну, я пошёл, мне пора. Ещё очень много дел.
-Ну, давай, если что – заходи! - Анна Моисеевна положила трубку, почесала затылок и со вздохом сказала: - Ну, Барбарисовна, держись! Крузенштерн какой-то сюрприз придумал всему ЛИКБЕЗу на удивление и радость.
-Вот ё-моё! Пиши - пропало! Праздник будет только у Крузенштерна! Представляю, что это за сюрприз!
-Как ты думаешь, его убьют или живым закопают? – поинтересовалась Цукерман.
-Это вы о ком? – раздался от дверей голос Эдгара Рудольфовича Накопляева, который только что вошёл в ординаторскую, с каким-то пакетиком. Анна Моисеевна подбежала к нему и стала ластиться, как гигантская кошка. Накопляев слегка отстранился с видом, говорящим «а чё было-то?» и повторил свой вопрос:
-Так кого там должны живым закопать?
-Крузенштерна, - мурлыкнула Цукерман.
-А чего он сделал-то?
-Придумал к празднику какую-то развлекуху и назвал её сюрпризом, - поведала Татьяна Барбарисовна. – Вот мы и думаем, что с ним может за это сделать общественность. Так что, делайте ставки, господа!
-Кстати! Ведь можно и баблосов при таком раскладе срубить!
-В смысле? – не поняла Татьяна Барбарисовна.
-Ну, можно устроить тотализатор! Принимать от людей ставки на то, что сделают с Крузенштерном. Например, убьют, живьём закопают, пытать будут или он опять сухим из воды выйдет…
-Так, угомонись, давай уже! – раздражённо приструнила Накопляева Цукерман. – Хватит с меня твоих телефончиков.
-Ну и фиг с вами! Было бы предложено…
-А чё в пакетике? – снова внезапно подобрев, спросила Анна Моисеевна.
-А костюм карнавальный, пусть у тебя полежит.
-А ты куда? – Брови Анны Моисеевны построились домиком.
-А по делам. Ладно, всё, пока.
И Накопляев удалился так же внезапно, как появился.
-Чего приходил? – со вздохом задала Анна Моисеевна риторический вопрос.
В ординаторской повисла тишина, нарушаемая только жужжанием мух и тиканьем часов. Татьяна Барбарисовна встала с любимого кресла и, крадучись, направилась к столу, держа в руках газету. Анна Моисеевна подняла удивлённо брови и поинтересовалась:
-Ты чего?
В ответ на заданный вопрос, Формалин-Клизмович со всей дури ударила газетой по сношающимся на столе мухам и взвизгнула:
-Не хочу быть Снегурочкой!
-А чего это вдруг? – удивилась Анна Моисеевна. – Это же твоя любимая роль!
-Надоело! Хочу быть …хочу…хочу…хочу быть принцессой!
-Ишь, завернула! Принцессой она захотела быть. Фигу тебе! Снегурочкой тебя назначили, значит, так тому и быть! Возражения не принимаются!
-Тогда пусть дедом Морозом будет Быстров!
-Ну, вот какой из Быстрова Дед Мороз? Нет! Крузенштерн на эту роль подходит больше!
-Нет! Он всех в тоску вгонит! А Быстров – он весёлый! Ты ещё не слышала, какие он песни поет…. А стихи как рассказывает….
-Хватит уже своему Быстрову оды воспевать! Праздник уже сегодня! Менять что-либо - поздно.
-Он талантливый, он всё на лету схватывает…
Анна Моисеевна хотела уже выругаться, но её остановил телефонный звонок. Формалин-Клизмович стремглав бросилась к телефону, взяла трубку и нежным голоском произнесла:
-Клиника, слушаю вас! – Но тут она сморщилась так, как будто из телефонной трубки несло чем-то дурно пахнущим, и передала трубку Анне Моисеевне со словами: - Это тебя.
На другом конце провода был Вонюков, который, с ноткой истерики в голосе сказал:
-Анна Моисеевна, всё! Не будет у нас Деда Мороза!
-Почему это? – недоумевая, спросила Цукерман.
-Его украли!
-Кого? Крузенштерна?
-Нет! Костюм Деда Мороза! Но лучше бы украли Крузенштерна!
-Когда это случилось?
-Не знаю, наверное, ночью. Утром его уже не было.
-А может быть нам попросить запасной костюм у Облакина?
-А у него есть?
-Ну, у него же театр! Вано Асхатович, вы уж сходите к нему, попросите от моего имени костюмчик.
-Он мне не даст! Он меня выгонит! – буркнул в трубку Вонюков.
-Пусть только попробует. Вы ему скажите, что выполняете моё поручение. Скажите, что если он не даст вам костюм, то я добьюсь закрытия его театральной студии! И будет он «бродить по свету с карамелькой за щекой» всю оставшуюся жизнь! Всего вам хорошего. Потом отчитаетесь.
Анна Моисеевна положила трубку, почесала затылок и задумалась. Татьяна Барбарисовна с плохо скрываемой радостью спросила:
-Что? Крузенштерн пропал? Если что, Женя может….
-Крузенштерн на месте! – перебила её Анна Моисеевна. – Костюм Деда Мороза пропал!
-Ура! Значит, я не буду Снегурочкой!
-Размечталась! Вонюков сейчас возьмёт запасной костюм у Облакина!
-Ты издеваешься надо мной, да? И испытываешь удовольствие от моих мучений! – кричала в бешенстве Татьяна Барбарисовна.
В этот момент в ординаторскую вошёл вечно весёлый сантехник Быстров и улыбчиво воскликнул:
-Привет, девчонки! Что за шум, а драки нет?
-Всё нормально, - ответила на его приветствие Анна Моисеевна.
-Нет, не нормально! – как обиженный ребёнок заявила Татьяна Барбари -совна. – Меня всё бесит! Она меня заставляет быть внучкой Крузенштерна!
-Не понял, - хлопнул ресницами Быстров.
-Снегурочкой она быть не хочет, - начала было объяснять Анна Моисеевна, но её прервал телефонный звонок.
Цукерман взяла трубку, выслушала всё, что сказали на том конце провода, и произнесла:
-Ничего не понимаю! – Положив трубку, она озадаченно взглянула на присутствующих и тихо сказала: - У Облакина исчезли все три запасных костюма Деда Мороза, остался только один накладной нос и тот с облупившейся краской.
-Так, что-то я тепереча не понял, - вновь сказал Быстров, - у вас что, исчезли все костюмы Деда Мороза?
-Именно так, – подтвердила Анна Моисеевна. – Это саботаж!
-Конечно, саботаж, – кивнула с удовольствием Татьяна Барбарисовна. – Какому идиоту хочется видеть в роли любимого новогоднего дедушки всем уже надоевшего безумного дяденьку?
-Ну, и как нам выкручиваться из этой ситуации? Это противоречит вообще всем планам! Что теперь будет? Какой Новый год без Деда Мороза и Снегурочки?
-Нормальный! – Быстров лучезарно улыбнулся и попытался успокоить Анну Моисеевну. – Мы обязательно что-нибудь придумаем!
-Ой! Вы, пожалуй, напридумываете!
-Я же говорила вам, Анна Моисеевна, что товарищ Быстров творческая личность! Он вам такой Новый год забабахает!
-А вот забабахивать нам ничего не надо!
-Ну, хотите, я постараюсь костюмы найти?
-Если вы так хотите поиграть в сыщика, то поиграйте! Поищите - авось найдёте.
-Можно начинать? – козырнул Евгений Михалыч.
-Дело ваше. Можете начинать, - пожала плечами Цукерман.
-А я помогу! – тут же сорвалась с места Формалин-Клизмович и они с сантехником вышли из ординаторской и направились на поиски злосчастных костюмов.
Анна Моисеевна осталась наедине со своими мыслями и переживаниями. У неё в голове никак не укладывалось - кто мог устроить эту диверсию, и кому вообще это было нужно? «Хотя, - думала Анна Моисеевна, - если рассуждать логически, то это нужно было всем и каждому! И на этот поступок мог решиться кто угодно. Крузенштерн действительно всех порядком достал, некоторые вон, даже о суициде подумывать всерьёз начали. Так что, скорей всего, костюмы спрятаны надёжней некуда, если вообще не выброшены, лишь бы только Крузенштерн не смог их отыскать».
Мысли Цукерман были прерваны робким стуком в дверь. Анна Моисеевна откашлялась и громко крикнула:
-Войдите!
В щёлочку открытой двери неуверенно просунулась голова Натальи Барбарисовны Пендришь-Грёзиной, а затем и вся Наталья Барбарисовна целиком. Цукерман пригласила её пройти. Пендришь-Грёзина робко подошла к столу Анны Моисеевны, со страшным скрежетом придвинула себе стул, плюхнулась на него и, печально посмотрев на Анну Моисеевну, сначала всхлипнула, а потом зарыдала в голос. Ничто не могло остановить жгучих потоков слёз – ни пять пачек стерильных салфеток, ни три марлевых повязки, ни два рулона туалетной бумаги, ни пузырёк валерьянки. И лишь только тогда, когда Анна Моисеевна поставила на стол бутылку чая, ливень из глаз Натальи Барбарисовны превратился в моросящий дождик. Наконец-то появилась возможность выяснить, что же могло произойти такого страшного?
-Итак, теперь вы мне можете рассказть, что всё-таки стряслось? – осторожно спросила Цукерман.
Наталья Барбарисовна кивнула, ещё раз всхлипнула и поведала Анне Моисеевне страшную историю:
-Вчера я приготовила к празднику всякие там плакатики, скатёрочки… красивые такие скатёрочки, новогодние – голубые в беленькую снежинку, сама рисовала. Таблички с им…именами-ии…. – Наталья Барбарисовна зарыдала снова, а сердце Анны Моисеевны предательски ёкнуло, чувствуя беду. Пендришь-Грёзина глотнула чая, вытерла глаза, размазав потёкшую тушь по всему лицу, достала какой-то пакет. Высыпала из него всё содержимое в виде каких-то табличек на стол и продолжила, - а сегодня, когда я пришла в столовую…ы-ыы-ы…кто-то все скатерти изляпал какими-то соплями, прожёг чинариками…. Все плакаты порвали на тоненькие полосочки, а таблички…. Да вот, посмотрите сами….
Анна Моисеевна взяла несколько табличек, и прочитала написанные на них имена. На одной из них фамилия Крузенштерн была исправлена, причём достаточно коряво, на Пузенштерна. На другой когда-то была написана фамилия Цукерман, теперь же красовалась Пукерман. Формалин-Клизмович превратилась в Пурген-Клизмович, а Вонюков вообще стал Пердюковым.
Возмущению Анны Моисеевны не было предела. Она стукнула кулаком по столу так, что Наталья Барбарисовна, икнув, прекратила свои слёзоизлияния и притихла. Цукерман заверещала с такой силой, что в окнах задрожали стёкла:
-Какой козёл тут бунтует? И ради чего? Им праздник… а они!… Я им устрою! Я их вычислю, раком поставлю и отдам на растерзание Закобякину!!!
Буря кончилась так же внезапно, как и началась. Отдышавшись, Анна Моисеевна сказала:
-Идите, Наталья Барбарисовна, идите. Спокойно продолжайте заниматься своими делами. Виновные будут найдены и наказаны по всем пунктам и со всей строгостью.
Наталья Барбарисовна собрала свои таблички и пошла к выходу, но остановилась, вернулась, взяла оставшийся чай и ушла восвояси. Анна Моисеевна снова осталась одна в тяжких раздумьях, типа «что день грядущий нам готовит?». Она чувствовала, что это ещё не все выходки неизвестных преступников и предчувствия её не обманывали – все ягодки были ещё впереди.
Праздник неумолимо приближался.


Наконец наступил праздничный вечер. Анна Моисеевна переоделась в карнавальный костюм и теперь изображала совершенно очаровательную ведьму с шикарными чёрными лохмами волос, вампирским макияжем и с метлой наперевес. Она сидела в ординаторской и нетерпеливо дожидалась не отличавшегося пунктуальностью Накопляева. Он позвонил ей три часа назад, сказал, что скоро придёт и до сих пор шёл, а стрелка на часах, тем временем, уже подползала к одиннадцати.
Когда Анна Моисеевна уже отчаялась и ждать и решила продвигаться ближе к месту празднования, Эдгар Рудольфович вломился в ординаторскую, чмокнул разъярённую любимую в щёчку и стал переодеваться в карнавальный костюм. При этом он напевал себе под нос какую-то несуразицу типа «тыц-туц-тыдыц-туц-туц». Через пять минут перед Анной Моисеевной предстал Зорро во всей своей горской красе и её гнев улетучился. Взявшись за ручки, сладкая парочка двинулась в столовку, где собственно и должно было проходить сие мероприятие.
Атмосфера в столовой, превратившейся усилиями бедной Натальи Барбари – совны в уютный ресторан, и, несмотря на произошедшие днём события, была праздничной и непринуждённой. Посередине зала стояла большая ёлка, переливающаяся разноцветными огоньками и украшенная всевозможными шариками и сосульками. Рядом с буфетной стойкой был сооружён помост, который, по-видимому, изображал сцену, а из старых штор смастерили кулисы.
Из-за карнавальных костюмов толпа казалась разношёрстной и пёстрой. Здесь были и разбойники с большой дороги, и инопланетные существа, и странного вида живность. Наталья Барбарисовна Пендришь-Грёзина порхала по залу в виде огромного крылатого создания, чем-то напоминающего бабочку-переростка с прозрачными крыльями, но, судя по наличию волшебной палочки в руке, она изображала добрую фею. За одним из столиков восседала принцесса в высоком остроконечном колпаке на голове и с вуалью. А рядом с ней сидел Кот в Сапогах и нежно поглаживал принцессу по ручке. Анна Моисеевна дёрнула Накопляева за рукав и кивнула в сторону этой парочки со словами:
-Вон, глянь голубки сидят, Формалин-Клизмович со своим Быстровым. Все-таки она оделась принцессой. Пойдем, поздороваемся.
И они пошли здороваться. И ведь поздоровались! Анна Моисеевна легонько ткнула принцессу под ребро и сказала:
-Привет голубым кровям! Как отдыхается?
Принцесса обернулась и посмотрела на Анну Моисеевну удивлёнными глазами Закобякина и спросила его же голосом:
-С чего это вдруг такие нежности?
-И ещё обзываются, как всегда, - обиженно сказал Кот в Сапогах голосом Ширинкина.
-Обознались, - тихо проговорил Накопляев и потянул Цукерман подальше от столика этих самых голубых кровей.
-Не! Ну, ты видел? Он напялил на себя костюм принцессы! Вот зараза! Он ввёл в меня заблуждение!!!
-Чего он там в тебя ввёл? – с интересом и оттенком ревности в голосе спросил Эдгар Рудольфович.
-Тьфу ты, чёрт! Он меня ввёл в заблуждение! Козёл! Я из-за него уже заговариваться начала! И вообще это во всём Формалин-Клизмович виновата! Где вот она шляется?
-И нигде я вовсе и не шляюсь! – раздалось из-за спины Анны Моисеевны. Она обернулась и увидела Татьяну Барбарисовну в облике Снежинки и при этом очень недовольную.
-Ты чего это как вырядилась? – прыснула со смеху Анна Моисеевна.
-Это всё из-за твоей Снегурочки! Я же хотела принцессой нарядиться, а ты не разрешила!
-Так оделась бы Снегурочкой, зачем Снежинкой-то заделалась?
-Спёрли у меня костюм Снегурки! А из-за тебя я профукала костюм принцессы, какая-то сволочь его раньше меня взяла! Это всё, что осталось.
-Эту сволочь зовут Закобякин Сергей Виссарионович, - показала в его сторону Цукерман и едва успела поймать за снежинкину юбку Татьяну Барбарисовну. – Только не надо убивать его прямо сейчас, потерпи до конца праздника. Ещё трупа нам не хватало со всеми этими кражами. Кстати, а где твой Быстров?
-Вон идёт, - буркнула Татьяна Барбарисовна и стыдливо одёрнула короткую юбку, напоминающую балетную пачку.
Сквозь толпу прибывающего народа, к ним пробирался Евгений Михалыч в костюме Маленького принца Сент-Экзюпери. Сразу стало понятно стремление Татьяны Барбарисовны быть принцессой. В руках он держал розочку и какую-то бутыль с мутноватой жидкостью. Он подошёл к ожидающей его компании, и они все вместе приземлились за самый большой стол, стоящий впереди всех остальных. Анна Моисеевна тут же спросила у Быстрова, как обстоят дела с поиском пропавших костюмов, на что тот ответил:
-Нет, к сожалению, костюмы пока не нашлись, но следствие вошло в нужное русло и кое-что нащупало. Но всему своё время.
Тут к их столу подошёл Крузенштерн в строгом чёрном костюме, с чёрным кейсом и под ручку с супругой, изображающей из себя ангела. Он лучезарно оскалился и произнёс:
-Ну, таки, здравствуйте! С наступающим, таки, вас Новым годом!
-А что же это вы, Валерий Нафанаилович, без карнавального костюма? – спросила его Анна Моисеевна.
-А это как раз таки карнавальный костюм!
-Однако, он, очень своеобразный, - заметил Накопляев. – Позвольте узнать, Валерий Нафанаилович, кого же вы изображаете?
-Конечно, позволю! Я, таки, есть не кто иной, как президент нашей с вами горячо любимой Родины!
-Ну, разве это не замечательно? – умилённо глядя на супруга, спросила Ольга Серафимовна.
-Замечательней просто некуда! – сквозь зубы ответила ей Татьяна Барбарисовна.
Супруги Крузенштерн присели за стол к честной кампании, при этом Валерий Нафанаилович свой кейс поставил на пол у левой ноги. Решили проводить старый год и разлили по бокалам чай. Чокнулись, выпили, стали закусывать. И только они стали закусывать, как понесло чем-то зловонным. Все стали морщить носы и искать источник пикантного аромата. И нашли. Мимо проходило нечто бесформенное и зелёное. Накопляев зажал нос и воскликнул:
-Это ещё что за хрень?
«Хрень» обернулась и все увидели торчащую из круглой дырки голову Вонюкова, который мрачно пробормотал:
-Я не хрень, я – Гусеница!
-Ну и ползи отсюда, хренотень гусеничная! – заорала на него и без того раздражённая Формалин-Клизмович. – И желательно побыстрей, пока я из тебя колбасу не сделала!
-Сама дура, - печально сказал Вонюков и ушёл.
-Ну, вот чего ты его обижаешь? – с укором произнес Быстров.
-Он воняет! – упиралась Формалин-Клизмович.
-Ну и что? Теперь человеку уже и повонять таки нельзя? – решил заступиться за Вонюкова Крузенштерн.
-Можно, но не до такой же степени! – продолжала отстаивать свою точку зрения Татьяна Барбарисовна.
Тут к их столу подошёл Тугриков и, скалясь (видимо этот оскал означал улыбку), спросил:
-Ну, как? Отдыхаете? Вкусности едите? Вкусно хоть?
-Да вкусно, вкусно, - продолжала ворчать Татьяна Барбарисовна. – А тебе чё надо-то?
-Это вы отдыхаете, - язвительно проговорил Тугриков. – А некоторые, между прочим, работают. Это моя работа – интересоваться и спрашивать, всё ли людям нравиться. Всё ли у них нормально усвояется!
-Ну и как? Поинтересовался? – продолжала наседать Формалин-Клизмович.
-Слушай, Барбарисовна, - не выдержала Анна Моисеевна. – Хватит народ доставать из-за того, что у тебя юбка еле зад прикрывает!
-А мне-то что, пусть еле прикрывает. У меня зад очень даже ничего!
Анна Моисеевна только махнула рукой и обратилась к Тугрикову:
-Александр Вальдемарович, всё просто замечательно. Только вот вы почему-то без карнавального костюма.
-Как это без костюма? А это что, по-вашему? – и он поднял вверх ногу, демонстрируя надетый на неё валенок.
-А можно, в таком случае, поинтересоваться, кого вы изображаете?
Тугриков выпятил грудь и с гордостью произнёс:
-Я – хоббит!
-Вот не знал, что вахобиты в валенках ходят, - прищурившись, сказал Накопляев.
-Не вахобит, а хоббит! – решил просветить Эдгара Рудольфовича Тугриков. – Это такой маленький человечек с волосатыми ножками.
-Да знаю я! Чё, думаешь, я совсем, не толкиенист что ли? Да я толкиенист, каких ещё свет не видывал!
-И я, таки, тоже! – подключился к беседе Крузенштерн. - Хотите прямо сейчас всю сказку наизусть перескажу?
-Не надо! – шарахнулся Тугриков. – Я лучше пойду! Отдыхайте!
И он поспешно ретировался. Анна Моисеевна наклонилась к Крузенштерну и тихонько ему сказала:
-Валерий Нафанаилович, а вы в курсе, что ваш костюм Деда Мороза пропал?
-Так таки и пропал? – хитро улыбнулся Крузенштерн.
-Позвольте, - начало доходить до Анны Моисеевны. - Вы это что же, сами спёрли его из прачечной?
-Вот именно! Спёр! Сам! И сделано это было для того, чтобы не нашёлся какой-нибудь умник и не спёр, таки, его у меня!
-Ну, хитрец! Ну, ушлый еврюга!
-Да-аа! Я такой!
-А где обещанный сюрприз? – нагло спросила Татьяна Барбарисовна.
-Будет! – успокоил её Крузенштерн.
Но Татьяна Барбарисовна успокаиваться не желала и продолжала хамить:
-Представляю, какой это будет сюрприз! Все приготовили верёвки? А мыло? А лучше сразу цианистый калий! Тогда мучиться не придётся.
-Налейте ей кто-нибудь чего-нибудь успокоительного! – взмолилась Анна Моисеевна. – Иначе она тут всех с ума сведёт!
Быстров быстро отреагировал, достав из-под стола большую бутыль с мутновато-белой жидкостью. Анна Моисеевна вздёрнула удивлённо брови и спросила:
-Это что за белиберда?
-Это самое лучшее лекарство! Помогает ото всего! От нервов, от кашля, от ПМС….
-От чего там, на «п»? – попыталась уточнить Татьяна Барбарисовна.
-От предменструального синдрома! – помогла ей Анна Моисеевна.
-Фу! Ну и дураки вы все! – почему-то обиделась Формалин-Клизмович.
-И что же всё-таки это такое? – любознательно спросил Крузенштерн, рассматривая бутыль и, даже попытался понюхать её содержимое. Но Быстров отнял её у него и прошептал:
-Это – самогонка. Предлагаю всем выпить. Замечательная штука, уж точно не чета вашему чаю.
-Ага, - кивнула Татьяна Барбарисовна. - Я пробовала, и мне понравилось. Ощущение просто неописуемое.
-Самое главное, сразу закусить огурчиком и занюхать головой соседа! – проводил инструктаж Быстров.
-Вот повезёт кому-то, если придётся занюхивать головой Вонюкова! – впервые за вечер развеселилась Татьяна Барбарисовна.
-Ну, может быть, уже хватит надо мной глумиться? – спросила проползающая мимо их столика Гусеница - Вонюков.
Татьяна Барбарисовна хряпнула стопку самогону, как заправский алкоголик, занюхала головой Быстрова, и устало ответила Вонюкову:
-Да больно надо мне над тобою глумиться. Садись уже рядышком, не маячь, вроде мы уже и принюхались. Выпить хошь?
-Опять издеваетесь? – обиделся Вонюков, но всё же принял из рук Быстрова стопарик, выпил его содержимое до дна, крякнул, но занюхивать ничьей головой не стал – видимо, из гордости, и продолжил стоять рядом.
-Вам же говорят – садитесь, - нетерпеливо воскликнула Татьяна Барбарисовна. – Что вы опять испытываете моё терпение?
-Грех смеяться над больными людьми, - печально молвил Вонюков и, понурив голову, ушел прочь.
Все с осуждением посмотрели на Формалин-Клизмович, а она в свою очередь с возмущением и вызовом спросила:
-И что же я снова сделала не так?
-У него же геморрой! – хором прошептали все её собутыльники
-Ой! Ну, тоже мне беда! Пару клизмочек, мазь гепариновую, свечечки ректальные – и всё! Какие проблемы? Давно бы уже обратился!
-К ТЕБЕ?! – крайне удивилась Цукерман.
-Вот ещё! У нас есть Ширинкин! – Но тут же задумчиво добавила: – Но скоро его не будет….
-А куда же он таки денется? – заинтересовался Крузенштерн.
-А мы с Моисеевной его казнить хотим! - непринуждённо поведала Татьяна Барбарисовна. И тут же озабоченно обратилась к Цукерман: - А как же мы?… А кто же тогда клизмы ставить будет? А? Может, пока просто его накажем?
-Ой, Барбарисовна, я даже не знаю…. Так хотелось его убить…. А теперь, при таком раскладе… придётся, видимо, его наказывать, но жестоко, до крови….
-Ах! – ужаснулась добрая защитница зелёных растений и при этом жена Крузенштерна Ольга Серафимовна. – За что же вы его так? Что плохого он вам сделал? Чем заслужил такое отношение? Как вы можете вот так вот, запросто, рассуждать о том, как поиздеваться над этим беднягой? Это - по меньшей мере – бесчеловечно! Вы же, в конце концов, девочки!!
-А пусть не хамит! – чуть не поперхнулась солёным огурчиком пристыженная Татьяна Барбарисовна.
Анна Моисеевна хлопнула стопочку самогоночки и, с ледяным спокойствием в голосе и со свойственным всем медикам цинизмом, попутно пережёвывая кусочек колбаски, обратилась к Формалин-Клизмович:
-Коллега, не обращайте вы внимания на слова беременной женщины! Тем более что у неё сейчас период повышенной чувствительности и инстинкт самосохранения диктует ей все эти нелепые мысли о человечности.
-Тогда уберите от беременной женщины самогон и прочие возбуждающие напитки! Пусть довольствуется рассолом! – потребовал уже слегка окосевший с непривычки Накопляев и отобрал у бедной Ольги Серафимовны бокал с чаем. А Быстров быстро заменил его трёхлитровым баллоном рассола. Ольга Серафимовна офигела и жалобно посмотрела на мужа. Валерий Нафанаилович строго глянул на жену и нравоучительно произнёс:
-Дорогая, пей таки то, что доктор прописал! И не надо нервничать – тебе вредно!
Ольга Серафимовна покорно прилипла губами к баллону, тремя глотками его наполовину осушила, икнула и застенчиво опустила голову.
Тут Крузенштерн посмотрел на часы. Он загадочно и лучезарно улыбнулся. Он сказал:
-Ну, товарищи! Совсем скоро уже Новый год! И что таки сейчас будет? – И сам же решил на свой вопрос ответить. – А сейчас, дорогие мои то-ва-ри-щи! Будет таки сюр-приз!!!
Валерий Нафанаилович нырнул под стол и тут же вынырнул из-под него, с вытянутой от удивления физиономией.
-О! Круто! – залилась хохотом и захлопала в ладоши Татьяна Барбарисовна. - Это самый клёвый сюрприз!…
-Это не сюрприз, - растерянно пробормотал Крузенштерн, - сюрприза не будет….
Он трясущимися руками налил себе стакан самогону и махом его выпил. Анна Моисеевна, предчувствуя что-то страшное, тихо спросила:
-Нафанаилыч, ты чё?
-А что такое? – пьяненьким голосом спросила Формалин-Клизмович.
Крузенштерн оглядел присутствующих слезящимися глазами и просипел:
-Спёрли!
-Что там у тебя спёрли? – раздражённо спросила Цукерман.
-Кейс! С костюмом Деда Мороза! – сорвался на фальце Крузенштерн.
-Ха! – гоготнула подпившая Татьяна Барбарисовна. – Нашёл, блин, куда костюм спрятать! Да тут кругом одни жулики! Куда не ткни!
-Ты чё разбушевалась-то? – цыкнул на медсестру сантехник.
-Круз-зенштерна жалк-ко-о! – сквозь слёзы пробормотала Формалин-Клизмо - вич. Быстров принялся её утешать методом поглаживания по головке.
-Так! – подал голос Накопляев. – Эт самое, я чего-то не понял. Это что ж получается? Халява кончилась – кина не будет?
-Получается так, - понурил голову Крузенштерн.
-Господа! Простите, товарищи! Неужели у нас нет никакого выхода? – Поинтересовался Быстров. – Ну, давайте, в конце концов, я за гитарой сбегаю.
-Давай! - Радостно стукнула его по плечу Формалин-Клизмович. - Неси свою балалайку!
И Быстров убежал. Повисло тяжкое молчание. Анна Моисеевна стояла, возвышаясь над всеми, опершись руками на стол. По её лицу было видно, что она лихорадочно соображает – ведь праздник-то нужно было срочно спасать! И тут, по-видимому, её осенило, потому, как она посмотрела на Крузенштерна, улыбнулась вампирской улыбкой, подмигнула и молвила:
-А чё, ребята, будет вам кино! Психологический триллер «Крузенштерн разбушевался»! Не хотели по-хорошему? Получите, что заказывали! Ведь ты, Нафанаилыч, у нас кто?
-Председатель всеобщей ЛИКБЕЗовской конференции по вопросам оперативного управления и прогрессивного хозяйствования… - Начал, было Крузенштерн, но Цукерман его перебила:
-Да нет! Ты на празднике жизни нашем сегодняшнем кого изображаешь?
-Ну, президента нашей великой Родины, - недоумевая, проговорил Крузенштерн.
-Ну, так идите уже!
-Куда?
-На сцену! Исполнять свой служебный долг перед отечеством! Устрой этим саботажникам «Новогоднее выступление президента»! Чтоб мало не казалось! Давай же, Валерий Нафанаилович! Время идёт!
-Ай, да Моисеевна! – задорно проговорил Крузенштерн. – Ай, да старая стерва!
Крузенштерн распрямил плечи. Крузенштерн оскалился, потёр ручки, злобно хихикнул и с гордо поднятой головой двинулся к самопальной сцене. Достав из-за пазухи складную кафедру, затем оттуда же достав раму, обёрнутую фольгой (видимо изображающую телевизор), Крузенштерн взобрался на помост и улыбнулся залу. Тут же у сцены оказалась Ольга Серафимовна, которая под музыкальное сопровождение в виде гимна звучно объявила:
-Дорогие товарищи! Сейчас вы заслушаете Новогоднее поздравление товарища Президента нашей с вами необъятной Родины!
Зал зааплодировал. Правда, потом народ понял, что его надувают и разводят как детсадовцев, причём самым наглым образом, и аплодисменты сменились гневными выкриками:
-Крузенштерна на мыло!
-Даёшь Деда Мороза!
Валерий Нафанаилович откашлялся и начал свою речь слегка заплетающимся языком:
-Д-рогие с-граждани-и! Позвольте п-здравить вас с наступающим таки Новым годом! А что же, собстно говоря, случается с годом Старым? Старый год, д-рогие т-варищи, он ведь на то и Старый, чтобы о нём можно было забыть и лишь изредка вспоминать его некоторые приятные моменты! Или не вспоминать вовсе! Так давайте! То-ва-рищ-чи! Вот прямо сейчас возьмём и забудем обо всём, что могло бы нам помешать в Новом году, таки наслаждаться жизнью! Народные приметы говорят – перед Новым годом нужно возвращать долги! Что за нелепая примета?! Давайте, дорогие мои товарищи, не будем предаваться суевериям и всяческим предрассудкам! Надо просто простить и забыть!
Анна Моисеевна переглянулась с Эдгаром Рудольфовичем с немым вопросом во взгляде: «Что он несёт?». Тот в ответ недоумённо пожал плечами. Тут из зала стали доноситься возмущённые возгласы, которые, в общем-то, всё и прояснили:
-Так он же, жучара еврейский, мне штуку должен!…
-И мне сотню!…
-А мне полтинник!…
Крузенштерн, чувствуя свою «депутатскую» неприкосновенность, продол – жал:
-Помните, друзья мои! Простить и забыть! Не это ли главные ценности человечества – умение прощать и забывать?! Путь Старый год заберёт с собой дела минувших дней! На пороге Новый год! Так давайте распахнём ему навстречу объятия и впустим его в наши сердца!… «Пять мину-ут! Пять минуу-ут! Бой часов раздастся вскоре, помиритесь все кто в ссоре-е! Да не введи нас во искушение…. И прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим! Аминь!..». С Новым годом, товарищи! Так сказать, СНГ!
Тут Ольга Серафимовна, назначенная ответственной за музыку, включила на всю громкость гимн, а Крузенштерн стал изображать куранты при помощи Жостовского подноса и половника, которые, видимо, позаимствовал за буфетной стойкой у Тугрикова. Все слегка окосели от его непроходимой наглости и раздались весёлые выкрики «С Новым годом!», «С новым счастьем!», все стали чокаться, обниматься, целоваться. Наконец-то почувствовалась атмосфера праздника. И, может, всё бы было ничего, но настроение подпортил прибежавший откуда-то Быстров. Он выпил вместе со всеми за наступивший Новый год, потом подошёл к Цукерман и сказал:
-Мою гитару спёрли!
-Это что ж? Это значит, ты не споёшь мою любимую песню? – пьяненько осведомилась у него стоявшая рядом Татьяна Барбарисовна и уже решила заплакать, но Евгений Михалыч довольно резко ответил:
-Нет, дорогая! Это значит, что кто-то - допрыгался! Я вам одно скажу! Я их найду! Я их с того света достану! Я им волосы все на интимных местах без наркоза повыщипаю! Я им… Я их….
-Да кого «их»? Вы что, знаете, кто всё это делает? - спросила нетерпеливо Анна Моисеевна.
-Ну, естественно!
-И кто же?
-Полтергейсты! – многозначительно подняв палец, заявил Быстров.
-Ой! Ну не морочьте вы нам голову! – вдруг подал голос Накопляев. – Полтергейсты-шмолтергейсты! Где они? Покажите на них пальцем!
-Полтергейстами себя называют эти трое с Чаеразвесочной фабрики – Укурин, Коноплёв и Каннабис! И имена этих полтергейстов известны – Каспер, Розовый слоник и Жёлтая обезьянка!
-А где доказательства? – не унимался Эдгар Рудольфович. – Знаете ли, многоуважаемый товарищ Быстров, факты - вещь очень упрямая!
-Да! Докажите! – поддакнула любимому Анна Моисеевна.
-И докажу! Я у них наверху, на этой их фабрике-кухне был!
-И что? Я тоже была. А имена их вы могли прочитать на листовках, которые висели у дверей. Да они по всему ЛИКБЕЗу развешены!…
-Да это я написал эти имена! Под пунктом «примечание»! Я за ними слежу уже несколько дней! И вот, что я вам скажу! Они там не чай развешивают! Они там его курят, а потом безобразничают по ночам!
-Чего они там делают? Это же смешно! – попытался возразить Накопляев.
-Нет-нет, продолжайте! Кое-что начинает проясняться! Теперь я понимаю, почему так торкнуло Татьяну Барбарисовну с той сигаретки, которую она стырила со стола товарища Укурина. Вы бы видели, как она безобразничала!
-Я не тыр-ила ни… ик… нич-чего! Я угос-ти-стилась! – пробормотала Татьяна Барбарисовна. – И ваще! Дайте к-кто-нибудь покурить! А где Крузенштерн, блин, шляет-ся? Он же у нас юрис-пердо-нист! А я отказываюсь говорить без присутствия адвокат-та!
На зов Формалин-Клизмович явился Крузенштерн. Правда, ненадолго. Он сунул Татьяне Барбарисовне сигарету, выпил стопарик самогонки и объявил, что пошёл читать стихи.
-Евгений Михалыч, - не отставала Анна Моисеевна, - не томите! Что они там с чаем, делают, что он такое действие оказывает?
-Они его смешивают с полынью, листьями пальмы и с яичной скорлупой! Иногда для пущего эффекта добавляют ногти. Воняет жутко, торкает сильно. По-видимому, начинаются галлюцинации, судя по тому, как они начинают себя вести.
-А что ещё вы там обнаружили? – не унималась Цукерман.
-Вы помните, как Закобякин говорил, что у него всё стащили? Ну, вазелин, презервативы там всякие?
-Ну?
-Так вот! В кабинете Укурина я нашёл баночку со смазкой для этих самых презервативов….
-Фу! Какая гадость! – воскликнула Анна Моисеевна.
-Изврщенцы! – донёсся сквозь дым голос Татьяны Барбарисовны.
-Нет! Это не то, о чём вы подумали! Я провёл молекулярный анализ веществ, которыми были измазаны ручка двери конференц-зала, трубы в подвале, столы сегодня утром в столовке. Вещества идентичны! Со всем уважением к вам, Анна Моисеевна, это была не эктоплазма. Всё было вымазано той самой пресловутой смазкой, для презервативов!
-Фу-уу! – снова донеслось из дымного облака.
-И откуда вы всё это?… Постойте-постойте! Да вы ведь вы не сантехник! Так? И кто же вы такой на самом деле?
-Да! Я не сантехник! Я сотрудник отдела по борьбе с организованной преступностью, специализируюсь по поимке наркодельцов. Разрешите представиться – агент Вжик, Джеймс Вжик!
-И вы меня провели? У вас, агент Вжик, настоящий актёрский талант!
-Да, у меня талант! – скромно хлопая ресницами, ответил Быстров-Вжик.
-Я же говорила, что он т-лан-тливый! – нравоучительно провозгласила Формалин-Клизмович и ткнула пальцем в сторону сцены. – Но вы ведь этого хотели!
Только тут Анна Моисеевна обратила своё внимание на то, что вся местная общественность бьётся в предсмертной агонии, оттого, что Крузенштерн читает ей стихи:
-А сейчас я вам прочту своё любимое стихотворение! Оно называется «Мечты»!
Я был еврейским мальчиком когда-то –
Теперь еврейским дяденькой я стал.
С годами стал известным я юристом,
Но в детстве о другом совсем мечтал….

В мечтах своих я к небу возносился,
Я к звёздам сквозь пространство улетал….
Однажды с дерева на попу приземлился
И… космонавтом быть я больше не мечтал.

Я стать решил водителем БЕЛЛАЗа,
Мечтал на нём уехать я на БАМ….
Я чуть не сдох, когда стотонная зараза
Мне бампером влепила по зубам!…

В печали, лёжа на больничной койке,
Я понял вдруг, что стать хочу врачом!
Когда я скармливал пурген соседской кошке,
Замечен был соседом с кирпичом…

В тот день и час меня спасло лишь чудо!
И я раввином местным стать решил…
Скинхеды пейсы выдергали грубо,
А я в шаббат!.. их матом обложил!…

И понял я, что выжить мне поможет!
Я стал служителем Фемиды наконец!
Да! Я – юрист, еврей и всё такое….
Теперь я – власть, закон и всем… шалом!

Крузенштерн закончил, поклонился. Раздались жидкие аплодисменты, производимые, в основном, близким окружением Валерия Нафанаиловича. Естественно, громче всех хлопала Ольга Серафимовна, неподдельно восхищаясь талантами супруга, и искренне считая, что поэты Серебряного века в сравнении с ним молча жуют тапочки и нервно курят бамбук, а Фонвизин вообще - лох и недоросль.
Однако общественность была несколько иного мнения – она молилась хором всем известным божествам, чтоб Крузенштерн сгинул, исчез, канул в Лету, но только перестал всем портить праздник. А что у нас говорят? А «говорят, под Новый год, что ни пожелается, всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается!». Вот и сбылось желание людей - Крузенштерн исчез! В прямом смысле слова. Просто ушёл вниз под трибуну. Зал застыл в тишине. Сначала все думали, что он нагнулся за чем-нибудь. Потом все решили, что это и есть его обещанный сюрприз, и кто-то ехидно ляпнул:
-То же мне, недоделанный Бильбо Бэггинс!
Но лишь услышав из-под пола сцены какую-то возню, народ вдруг пришёл к выводу, что Крузенштерн стал жертвой похищения. И только одна Ольга Серафимовна продолжала хлопать в ладоши и победно оглядывать зал взором, полным гордости за мужа. Она подлетела с лучезарной улыбкой к столу, за которым остались Накопляев, Цукерман, Формалин-Клизмович и Быстров и, сияя, спросила:
-Ну, разве он не чудо? Какое выступление! Какой он у меня замечательный! А вы видели, как он спрятался?
Татьяна Барбарисовна фыркнула и довольно резко произнесла:
-Вот ведь наивный пучок перьев! Он не спрятался! Его спёрли! Неужели не понятно?
-Как это «спёрли»? – дрогнувшим голосом и с трясущимися губами спросила Ольга Серафимовна.
-Как-как? Просто! Спёрли, стащили, украли, стырили, своровали, стянули, похитили! Называйте, как хотите!
 - Кто? – пискнула Ольга Серафимовна.
-Полтергейсты, надо полагать, - с иронией в голосе заметил Накопляев.
-Надо что-то делать! – твёрдо сказала Анна Моисеевна, жестом подозвала Наталью Барбарисовну и когда та подошла, спросила:
-Что там у нас со сказкой? Где товарищ Карбюратор со своими детишками?
-Готовятся к выступлению.
-Надо бы заполнить паузу, чтоб народ не сильно волновался из-за исчезновения Крузенштерна.
Наталья Барбарисовна удивлённо вскинув бровь посмотрела на ликующую общественность и сомнительно хмыкнула – видимо сомнение у неё вызвало замечание на счёт того, что всех взволновало исчезновение Крузенштерна. Оно, конечно, её взволновало, но несколько иначе, чем Анну Моисеевну. Там совершенно не угадывалось страха и сожаления. Для народа праздник только начинался! И уж никак его спасать не требовалось. Но у Цукерман на это было своё мнение, и она предложила Пендришь-Грёзиной:
-Давайте попросим выступить товарища Вонюкова.
Наталья Барбарисовна от такого неординарного и неожиданного предложения поперхнулась только что выпитой рюмкой самогонки и удивлённо спросила:
-Вы это серьёзно? Анна Моисеевна, он же….
-Он замечательно поёт, я сама лично слышала. И попросила его написать песню специально для сегодняшнего праздника. Наталья Барбарисовна, нужно веселить общественные массы, чтобы избежать паники.
А паники вовсе не было. Народ наконец-то дорвался до выпивки и ему было хорошо, что никто не капает на мозги и не занудствует. Наталья Барбарисовна тяжело вздохнула, опрокинула ещё стопочку чудесного напитка, после которого всё казалось не таким уж и безнадежным, и направилась к проползающей неподалёку Гусенице, к которой она подошла с зажатым носом, схватила за шкварник и потащила к сцене, приговаривая:
-Начальство просит песенку! Надо порадовать начальство!
Затолкав Вонюкова на сцену, Пендришь-Грёзина приглушив музыку, которую веселящийся народ включил на всю громкость, объявила:
-А сейчас, в нашем праздничном концерте выступит сотрудник нашего института, многоуважаемый Вано Асхатович Вонюков. Он споёт для вас песню собственного сочинения! Встречайте!
Зал в недоумении замолчал, то ли от неожиданности, то ли от желания всё-таки услышать от этого чуда природы его чудесное произведение искусства. Ободряющие аплодисменты Цукерман вдохновили Вонюкова, и он вытащил из-за кулис свой игрушечный синтезатор, а за ним следом и барабан. Потом немного помялся, задрал подол своего гусеничного костюма и выудил откуда-то из штанов микрофон, который подключил к колонке, подул в него, отчего микрофон засвистел, и, удостоверившись, что всё в порядке начал своё выступление, которое заставило Цукерман усомниться в своих словах о его замечательном пении.
-Песня! – Объявил Вонюков. - Называется «Хеппи нью ир». Исполняется впервые. – Он нажал на клавишу синтезатора, ритмично застучал палочкой по барабану и запел:

Новый год, Новый год!
Ждём его мы целый год,
Для того чтобы с похмелья
Голым задом сесть в сугроб!
Чтоб кидаться мандаринами
И гнилыми апельсинами,
Руки отрывать петардами,
Мордой в мисках спать с салатами!
Ла! Ла-ла-ла-ла! Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ааа!…

И песнь его оборвалась. Таким же образом, как и стихи Крузенштерна. А именно – Вонюков ушёл под пол сцены, и оттуда снова послышалась непонятная возня.
-Нет! Ну, это переходит уже все границы! – возмущённо крикнула Анна Моисеевна, позабыв сразу о своём желании вырвать Вонюкову язык за такие песни и отобрать палочки. – Что это за безобразие?! И вообще, куда у нас охрана смотрит?
-Никуда! Охрана спит! – раздался из-за спины Анны Моисеевны хор голосов. Она обернулась и вздрогнула от неожиданности – перед их столом стояла её сестра Ирина Моисеевна в костюме лисы вместе со своим благоверным Алексеем Адольфовичем Пельмениным, который был одет в костюм большой чёрной птицы. Анна Моисеевна удивлённо произнесла:
-А вы-то что тут делаете?
-То же самое, что и ты – работаем и практически живём на работе! – сказала сестре Ирина Моисеевна, а Пельменин в знак согласия пошевелил усами.
-И кем же вы у нас работаете? – поинтересовалась неожиданно повеселевшая Татьяна Барбарисовна.
-Мы – суперменеджеры! – снова хором крикнула чета Пельмениных.
-А-аа! – протянул Накопляев. - Теперь понятно, что значит эта надпись на дверях рядом с моей бухгалтерией! Значит, вы и есть те самые загадочные «суперменеджеры»! А мы-то всё думали-гадали, кто такие? А чё вас никогда нет?
-Мы есть! Но мы работаем! – многозначительно заявила Ирина Моисеевна.
-Да, прямо таки горим на работе! – поддакнул Алексей Адольфович, снова пошевелил усами и спросил:
-А чё это вы тут делаете?
-А мы тут самогоночкой балуемся! – весело ответил Быстров.
-Ой, как здорово! – воскликнула Ирина Моисеевна. - Сейчас мы стульчики принесём!
И они убежали за стульчиками.
Тут Эдгар Рудольфович поднялся из-за стола и объявил:
-Чёй-то, эт самое, многовато нас тут стало. Пойду-ка я погуляю, может, найду чего интересное.
-А можно мне с тобой? – жалобно поинтересовалась у него Анна Моисеевна.
-Сиди уже тут. Может, чего и придумаете вместе с суперменеджерами, а мне пройтись надо.
Он поцеловал растерянную Анну Моисеевну и ушёл. Анна Моисеевна вздохнула, подумала и решила не сдаваться и всеми средствами продолжать праздник по задуманной ею программе. Расправив плечи, и гордо вскинув голову, она подошла к Пендришь-Грёзиной и спросила:
-Ну, так как, Наталья Барбарисовна, где там детишки со спектаклем? Готовы уже?
Наталья Барбарисовна потупила взор, тяжело вздохнула и зарыдала. Анна Моисеевна, почуяв неладное, стальным голосом спросила:
-Что такое, Наталья Барбарисовна?
Пендришь-Грёзина в ответ только утирала со щёк крыльями своего костюма слёзы, смешанные с тушью и судорожно всхлипывала. Жуткая догадка закралась в мозг Анны Моисеевны и она, свирепея, произнесла:
-Только не говорите мне, что….
-Да! – зарыдала Наталья Барбарисовна. – Да! И детишки тоже исчезли! Боже мой! Я не знаю, что с этим всем делать! У меня… я уже… мне нельзя-аа!…
Анна Моисеевна взяла Наталью Барбарисовну за плечи, предварительно запутавшись в её крыльях, и нашёптывая успокоительные слова, повела её к столику, за которым пир был горой и звучали весёлые песни. Но громче всех звучал голос Пельменина:
-Вы вообще оценили курочку, которую мы сегодня хаваем? Эту курочку Тугрикову продал я! Особенно хороши грудки!
-С чаем, потянут! – буркнула в ответ ему Формалин-Клизмович.
-И с самогонкой тоже! – весело воскликнул Быстров.
-Да фиг с ней, с самогонкой-то! Вот куриные окорочка, особенно бразильские – это да!
Анна Моисеевна стукнула кулаком по столу и скорбным голосом произнесла:
-Да как вы можете так веселиться, когда такие вещи происходят?!
Все сидящие за столом притихли и в недоумении уставились на Цукерман и рыдающую Пендришь-Грёзину. Анна Моисеевна налила целый стакан самогонки и вручила его Наталье Барбарисовне. Та в свою очередь залпом его осушила, вздохнула, икнула и тихонечко присела на свободный стульчик.
-А чё случилось-то, ёж твою медь? – наконец решилась задать вопрос Ирина Моисеевна.
-Да вы что? Вы вообще уже все мозги пропили? Сначала Крузенштерн пропал….
-Вот и хорошо, что пропал! - заявил Пельменин, недовольно шевеля усами. - Не люблю евреев! Особенно болтливых и занудных!
-Да вы вообще, товарищ Пельменин, никого, кроме себя не любите! И вообще лучше бы вы пропали! Так вот! Сначала Крузенштерн, потом Вонюков….
-Ну и ладно, вонять не будет, - сказала Формалин-Клизмович.
Анна Моисеевна с укором посмотрела на подругу и сквозь зубы проговорила:
-Так может киднеппинг – это тоже «ладно»?
-Чего-чего? – с ноткой непонимания спросили все хором.
-Детей уже тырить начали! Вот чего! – яростно ответила Анна Моисеевна.
-Каких ещё детей? – спросил Быстров.
-Маленьких! Из детского садика! – сквозь слёзы проговорила Наталья Барбарисовна.
-А куда их воспитатель смотрел? – спросила Ирина Моисеевна.
-Так они…вм-вместе с воспитателем исчезли-иии!
-Так может это он сам их и умыкнул! – высказал своё предположение Быстров.
-Ага! – гнусно хихикнул Пельменин. – А потом убил и съел!
-Фу! Какой ты грубый! – одёрнула своего благоверного Ирина Моисеевна.
-Между прочим, это очень серьёзное происшествие! Это вообще преступлением пахнет!
-А вот я не чувствую, что бы здесь чем-либо пахло, - пожал плечами Быстров.
-Эт п-томушто В-нюкова нету! – объяснила ему Татьяна Барбарисовна.
-Анна Моисеевна, вы от нас-то чего хотите? – теряя терпение, спросил Пельменин. – Мы спокойно сидим, выпиваем, празднуем, а вы нам праздник портите!
-Я хочу найти пропавших без вести людей! Если у вас сердца нет, то сидите, выпивайте. Я одна пойду их искать!
-Ну и идите, Анна Моисеевна, идите! А я не собираюсь евреев всяких разыскивать! – ответил ей на это Пельменин.
-Я с вами! – возникла, откуда ни возьмись Ольга Серафимовна и, взяв Анну Моисеевну за руку, стала её тянуть со словами:
-Бежимте же, бежимте искать моего мужа!
-Моисевна, я тя в беде не брошу! – провозгласила Татьяна Барбарисовна пытаясь встать из-за стола, что у неё плоховато получалось. В этот момент Быстров сделал самый опрометчивый в своей жизни поступок – он налил Татьяне Барбарисовне самогонки. Естественно, он не ожидал такой реакции, впрочем, как и другие. Глаза Формалин-Клизмович налились кровью, губы сжались в узкую линию, и она злобно сказала Быстрову:
-Ты чё сделал, козёл? Какое ты имеешь право наливать мне, если я тебя об этом не просила?
Быстров открыл рот. Закрыл. По всему было видно, что бедный парень опешил. Он решил исправить свою непростительную ошибку и попытался забрать у Татьяны Барбарисовны стопарик от греха подальше. Но не тут-то было. Дальше – больше. Татьяна Барбарисовна заверещала, как пожарная сирена:
-Поставь на место, козёл! Ты чё, достать меня решил? Скотина! Пошёл к чёрту! Урод! Не беси меня! – Потом она залпом выпила, встала, взяла Анну Моисеевну за другую руку и повела всех добровольцев на поиски Крузенштерна и компании, бормоча себе под нос: - Во урод!
А в след им слышался умилённый голос Быстрова:
-Как же я её люблю, а!

-Барбарисовна, а ты чего разошлась-то? – спросила у неё с осторожностью Цукерман, когда они отошли на безопасное расстояние от столика.
-А какого хрена он мне наливает, если я не хочу?!
-А зачем выпила, раз не хочешь? – продолжала недоумевать Анна Моисеевна.
-Ну не пропадать же самогонке! – пожала плечами Формалин-Клизмович.
-А! Ну, разумеется! – спорить о чём-либо на данный момент времени было бесполезно.
Троица вышла в тёмный и пустой холл ЛИКБЕЗа. Из столовки доносился пьяный гомон гуляющей общественности и перекликался с чьим-то смачным храпом, исходящим со стороны гардероба. Женщины остановились посередине холла в раздумьях, куда двигаться дальше и в какой стороне лучше искать. Ольга Серафимовна предложила сначала зайти в юридическую консультацию, руководствуясь мыслью: «А вдруг он обиделся и заперся в своём кабинете?».
-Или в туалете! – выдвинула своё предположение Татьяна Барбарисовна.
-Давайте всё же сначала в кабинете проверим, - решила Анна Моисеевна.
Сказано – сделано. Ольга Серафимовна открыла дверь своим ключом, и они вошли. В кабинете было темно и тихо. Посовещавшись, дамочки решили включить свет. И как только они это сделали, на них тут же со всех сторон уставился Валерий Нафанаилович Крузенштерн – в профиль, в анфас, прищурившись, нахмурившись, хитро улыбаясь, строго взирая, удивлённо подняв бровь, весело смеясь, задумчиво глядя вдаль, медитируя в позе Лотоса, вознося молитвы в синагоге и, даже распятым на кресте. На книжных полках стояли многочисленные тома книг. Там были труды по юриспруденции, адвокатуре, психологии, философии и многим другим наукам. В их числе наблюдались такие трактаты, как: «В.Н. Крузенштерн. «Как оказывать влияние на людей и не обязательно завоёвывать при этом друзей», «Крузенштерн: Вчера, сегодня, завтра», «Бытие святого Крузенштерна», «Крузенштерн: Мой путь к славе», «Автобиографические очерки: Последний день Помпей глазами Крузенштерна», «Валерий Крузенштерн и философский камень», «Крузенштерн: Размышления на тему «Зачем на свет родился Гитлер?», «В.Н. Крузенштерн. «Как подружиться с прокурором» и многое, многое другое. Словом, Крузенштерн был повсюду, и в то же время в кабинете его не наблюдалось.
Молчание нарушила Татьяна Барбарисовна:
-Да-а! Я, конечно, предполагала, что у него мания величия, но чтоб настолько!…
-Да! – гордо произнесла Ольга Серафимовна. – Он такой умный! Он так много работает!
-И когда только вы успеваете сексом заниматься? – вырвалось у Анны Моисеевны.
Ольга Серафимовна покраснела и решила сойти за умную.
-Ну, что? Раз искомого тут нет, тогда, может, в туалет сходим? – Предложила Татьяна Барбарисовна и пошла к выходу, по пути прихватив томик «Спасаем мир вместе с Крузенштерном». Ольга Серафимовна отняла у Татьяны Барбарисовны книжечку, поставила её обратно на полку, смахнула с неё пыль и вытолкала всех из юридической консультации.

В туалете также никого обнаружено не было.
-Ой, мамочки! А вдруг его убили? – высказала свои самые страшные опасения Ольга Серафимовна и тихонько заплакала.
-Да нет, убить-то не убили, может, покалечили немножко, ноги там поломали, - предположила Татьяна Барбарисовна, закуривая сигаретку. – Давайте сходим в похоронку, а потом к нам.
На том и порешили.
Тихо-тихо по лестнице спустились в подвал и крадучись двинулись к дверям похоронного бюро Хаттаба. Ещё при входе в подвал их удивил витающий в воздухе запах валерьянки, но когда они вошли в приоткрытую дверь бюро, то слегка окосели от царившего там аромата. Внутри же их ждали орущие опьяневшие кошки, сбежавшиеся невесть откуда. Да ещё целая батарея пустых пузырьков из-под валериановых капель, около которых валялись эти самые кошки и больше ни единой души – ни живой, ни мёртвой.
-И он что, вот это всё выпил? – ошарашено спросила Анна Моисеевна.
-Кажется, да, - вытирая нос и слёзы сказала немного успокоившаяся Ольга Серафимовна. – Он, наверное, от этого и уснул на вахте. Мне пришлось уложить его на полу в гардеробе.
-Почему на полу? – спросила Татьяна Барбарисовна.
-Он со стульев падал. Вот я его на полу и уложила. Но вы не беспокойтесь, я его укутала розовой шубкой.
-Это же моя шубка! – взревела Формалин-Клизмович.
-Нет, не ваша, - скромно возразила Ольга Серафимовна. – Это шубка Закобякина.
-Вот ведь козёл! Всё время под меня косит!
-Ладно, Барбарисовна, не дрейфь! – успокоила Татьяну Барбарисовну Цукерман. - Закобякина мы тоже накажем. Вот только разберёмся со всей этой историей и сразу приступим. Давайте сходим к нам в больницу, чтоб душа была спокойна.
В «Пилюлькиной роще» также никаких новопоступивших не оказалось. Вообще, если не считать гула, доносившегося с нижнего этажа, казалось, что весь ЛИКБЕЗ вымер.
Постояли, подумали. Татьяна Барбарисовна выкурила ещё одну сигаретку, предварительно уверив присутствующих, что она бросила это вредящее здоровью занятие. Но поскольку праздник и она «поддамши», то выкуренная пачка не считается.
-Ой! А пойдёмте к Облакину сходим! – неожиданно предложила Ольга Серафимовна.
-Зачем? – в один голос удивились медики.
-Ну…. Вдруг мой благородный муж решил спасти праздник, взял себе в помощники Вонюкова и они пошли искать костюмы в театре Облакина, а дверь вдруг захлопнулась….
-Глупо и маловероятно, - фыркнула Татьяна Барбарисовна. – Но можно проверить.
-Гипотетически возможно всё, - решила заступиться за Купидонову Анна Моисеевна.
-Действительно, - решила согласиться Татьяна Барбарисовна, - чем чёрт не шутит?
Вызвали лифт. Через несколько минут тщетного ожидания, они решили, что Грузчиков напился и теперь где-то спит пьяный в стельку. Единогласно решили идти пешком.
Добравшись до места, Анна Моисеевна ногой постучала в запертую дверь облакинского театра. Изнутри донеслось невнятное мычание. Татьяна Барбарисовна решила поумничать и с силой дёрнула дверь на себя – силёнок было маловато. Тут, Ольга Серафимовна аккуратно, при помощи тазобедренного сустава, отодвинула Формалин-Клизмович в сторонку, вынула из волос шпильку, поковырялась ею в замочной скважине и через три секунды дверь была открыта.
-Ангелочек, блин! Тебя кто научил двери взламывать? – удивлённо воскликнула Татьяна Барбарисовна и недоумённо взглянула на Анну Моисеевну. Та только пожала плечами и обе уставились на Ольгу Серафимовну, в ожидании объяснений.
Ольга Серафимовна лишь скромно потупила взор и вытащила из-за пазухи брошюру, на яркой обложке которой было написано – «В.Н. Крузенштерн. «Советы юным медвежатникам. Как открыть любую дверь без шума и отпечатков пальцев». Анна Моисеевна и Татьяна Барбарисовна только многозначительно переглянулись и вошли в теперь уже открытые двери театра-студии Облакина.
Внутри пахло пылью, опилками и нафталином. Прямо у входа сидел Облакин Алексей Никифорович собственной персоной. Правда, привязанный спиной за руки к античной колонне из папье-маше. Рот его был заклеен скотчем, из-за чего накладная борода съехала на сторону, ноги связаны солдатским ремнём, под глазом синел фонарь, а по лицу его струились слёзы. Цукерман присела перед ним на корточки и резко рванула скотч, освобождая Облакину рот и попутно спрашивая:
-Кто это сделал? Кто посмел?! О, Боже!
Облакин заорал:
-А-а-а! Изверги! Сатрапы! Изуверы! Всё полтергейсты!
Подлые фантомы меня пытали, били, издевались!
Они смешали Фрейда и Шекспира и задом на перёд их мне читали!
-Какое свинство! Что они хотели?
-Чтоб я отдал костюмы и сценарий!
-И что же вы?
-Я их послал подальше!
-А что они?
-Подбили глаз мне левый! Потом связали, дали мне по рёбрам, забрали реквизиты и удрали!
Татьяна Барбарисовна гневно и с пафосом решила высказаться:
-Какой кошмар! Клянусь, мы их отыщем! Дадим пинка и клизму им поставим! Пойдёмте, девочки, терять не будем время!…
-Эй, вы куда? Меня освободите! – истерически воскликнул Облакин.
-Вот ведь достал! – в сердцах выругалась Татьяна Барбарисовна, но всё же поспешила его освободить методом пережигания верёвки чинариком. Когда процедура была окончена, она сказала:
-Вам не надоело ещё стихами разговаривать? Это, между прочим, заразно. Бросайте этого гения мысли и пойдёмте уже.
-А куда мы идём? – ненавязчиво спросила Ольга Серафимовна.
-К полтергейстам на разборки! – ответила ей Татьяна Барбарисовна и, по-боксёрски хрустнув шейными позвонками, направилась к лифту.
Остальные поспешили за ней. Татьяна Барбарисовна нажала кнопку вызова. Где-то вдалеке звякнул звоночек, но лифт и этот раз не сдвинулся с места. Снова нажали – звоночек – и вновь тишина. Татьяна Барбарисовна, потеряв терпение, как говорится, уснула на звонке. После пятиминутной звуковой атаки она всё же решила успокоиться, а наступившая тишина была такой, что казалось, что в ушах полным полно ваты. И когда женщины уже направились к лестнице, из шахты лифта вдруг донеслись какие-то непонятные звуки. Анна Моисеевна подняла палец, требуя абсолютного молчания даже от мух, и приложила ухо к закрытой двери лифта. Затем нащупала кнопку, нажала её, отпустила и снова прислушалась. Из шахты вновь донеслись звуки – неразборчивое мычание и стук, видимо, по стенкам лифта.
-Кажется, кто-то застрял, - подвела итог Цукерман. - Только не пойму где.
Чтобы удостовериться в своих же собственных словах, Анна Моисеевна достала из складок своего карнавального костюма фонендоскоп и, затаив дыхание, вновь прислушалась.
-Кажется где-то наверху, - пришла, наконец, к выводу Анна Моисеевна.
Естественно, единогласно было принято решение идти спасать пленённых в лифте.
После изнурительного подъёма они всё-таки обнаружили угнанный местный транспорт на девятом этаже. Интересным было то, что он был именно угнанным, а не застрявшим и теперь стоял себе спокойно с прикрытыми дверями.
Анна Моисеевна поспешила открыть двери и тут же отшатнулась от лифта из-за ударившего ей в нос ужасного запаха, от которого заслезились глаза. Зажав носы, женщины решили повторить попытку и заглянуть таки в лифт.
Их взору предстала душераздирающая картина: на полу, связанные спина к спине, сидели Крузенштерн, Вонюков и Грузчиков. При этом у Вонюкова и Крузенштерна рты были заклеены скотчем. Зато Федин рот был свободен, и он теперь ушёл в отрыв, выливая на головы благодарных слушателей море информации.
На сей раз, он повествовал о том, как жутко воняло портянками на подводном танке, когда он служил в космических войсках. И рассказ этот был, видимо, навеян кошмарными носочными испарениями Вонюкова, с которого кто-то очень «добрый» намеренно снял его резиновые сапоги. У Крузенштерна от этого амбре закатывались глаза, а лицо по цвету напоминало переспевшую свёклу. Но состояние Валерия Нафанаиловича усугублялось ещё и тем, что говорил не он, а кто-то другой и от вынужденного молчания он, кажется, начал сходить с ума – он качал головой из стороны в сторону и, то стонал, то мычал, то глупо хихикал. Вонюков же угрюмо сдвинув брови, просто молча пыхтел.
Ольга Серафимовна бросилась к мужу, картинно заламывая руки и причитая на тему: «Что ж эти изверги проклятые с тобою сделали, кровинушка моя родная!». Как только заботливыми руками Ольги Серафимовны с уст Валерия Нафанаиловича был снят кляп, все присутствующие сразу пожалели о том, что не запаслись бирушами. Он кричал громко, с чувством, брызгая на окружающих слюной, и посылал на головы обидчиков проклятия:
-С-сс-ссобаки с-сс-ссерые! С-сс-сволочи с-сс-сутулые! Наркоманы проклятые! Всех засужу! Чтоб их всех грибок пожрал радиационный! А тебе, Грузчиков, я скальп сниму! А потом кляп из него сделаю, специально для тебя! Нет! Я лучше Вонюковские носки тебе в глотку затолкаю! А вы чего стоите?! Фигли вы так долго?! – заорал он на компанию спасателей. – Развяжите меня! Чего смотрите? Никогда не видели связанного Крузенштерна? У-уу! Всех порешу и сам себя оправдаю!….
-Нафанаилыч, - тихо, но твёрдо проговорила Анна Моисеевна. – Ещё одно неосторожное слово в наш адрес и ты - так и останешься с твоими друзьями по несчастью в позе сиамских близнецов на веки вечные! Мы тут попу на британский флаг порвали, пытаясь отыскать твою дражайшую персону, а ты ещё на нас бочку катишь? В твоих же интересах по-бырому прикинуться ветошью и не выпендриваться! Понял?
Крузенштерн пристыжено кивнул. Анна Моисеевна продолжила:
-А теперь, пока мы пытаемся вас распутать, расскажите нам, только без лишних эмоций, кто это сделал?
-А вы ещё не догадались? – с издёвкой спросил Крузенштерн.
-Догадки – это одно, а вот факты и доказательства – это совсем другое! – резонно заметила Анна Моисеевна. – Так кто это был?
-Полтергейсты! – выпалил Грузчиков.
-Сам ты полтергейст! – огрызнулся на него Валерий Нафанаилович. – Ещё слово и ты точно превратишься в бесплотную сущность! И вообще, какого хрена ты встреваешь в разговор вышестоящих органов, тем более, когда тебя никто не спрашивал?!
-Валерий Нафанаилович, - одёрнула его Цукерман.
-Это были придурки с чаеразвесочной фабрики! – опомнившись от ледяного тона своей напарницы по ЛИКБЕЗовским конференциям доложил Крузенштерн.
-А ещё с ними были электрики! – пробурчал Вонюков.
-О как! – наконец подала голос доселе в молчании всё внимательно слушающая Татьяна Барбарисовна. – А чё говорили?
-Что круто, что нас они устранили; что вы обязательно пойдёте нас искать, и путь будет свободен, и вот тогда-то они и оторвутся по полной программе, - как заученный урок протараторил Вонюков.
Тем временем Ольга Серафимовна разобралась с многочисленными узлами на верёвках, которыми были связаны Крузенштерн, Вонюков и Грузчиков. Естественно она ни за что бы этого не сделала, не окажись случайным образом у неё под рукой брошюры «1000 и 1 способ завязать и развязать». Но сие творение не принадлежало перу Валерия Нафанаиловича Крузенштерна, как это ни было странно. Автором этого незабвенного иллюстрированного шедевра был не кто иной, как Рахим, сын Гасана Абдурахман ибн Хаттаб. На вопрос о том, где она откопала это произведение искусства, Ольга Серафимовна по обыкновению скромно, указала в угол лифта.
Наконец, пленники были свободны, и лифт был приведён в движение незаменимым Фёдором Ивановичем Грузчиковым. Замечательно было то, что Федя молчал, потому, как над ним нависла угроза в виде носка Вано Асхатовича, который он сам же и держал на расстоянии вытянутой руки перед носом Грузчикова. Когда лифт мягко затормозил на втором этаже, бедный Федя, загипнотизированный видом качающегося перед носом носка, осторожно открыл пассажирам дверь и аккуратно упал в обморок. Вонюков, с чувством выполненного долга, натянул носок, надел свои резиновые сапоги и первым покинул кабину лифта. За ним вышли остальные, и они все вместе двинулись навстречу неизвестности.

Как только наши герои оказались в холле, их оглушила громкая непонятная музыка. Вскоре они привыкли к этому звуку и сквозь гул смогли разобрать слова какой-то дикой песни:
За твои зелёные глаза
Называю я тебя глазуньей.
Ты вчера мне выпить не дала –
Шкалик двухлитровый отняла….

-Кажется, там весело! – констатировал Вонюков.
-Я им сейчас веселье-то пообломаю! – пригрозил, было, Крузенштерн. – Я им и Кузькину мать покажу, и где раки зимуют!…
-Нет! – закричала Ольга Серафимовна. – Успокойся, дорогой! Иначе они тебя куда-нибудь подальше спрячут!
-Ага, - подтвердила Формалин-Клизмович, - куда-нибудь на тот свет!
-А я им и оттуда лекции читать буду! – упирался Крузенштерн.
-А давай мы тихо-тихо войдём, и будем действовать по-партизански! – предложила Цукерман.
-Это как? – спросил Крузенштерн.
-Уничтожать врага изнутри!
-Мысль хорошая, но требует доработки! - критично заметил Крузенштерн.
-Ты её, конечно, дорабатывай, но только молча. Чтобы нас никто не заметил.
И честная компания тихо-тихо, как и договаривались, вошла в столовку.
Атмосфера внутри была самая праздничная, что ни наесть. Все прыгали, танцевали, словом, веселились от души. На входе стоял Карбюратор и с идиотским выражением лица и стеклянными глазами всем входящим давал в руки какие-то непонятные сигаретки. Чтобы не обращать на себя никакого особого внимания и усыпить бдительность стража ворот, все вошедшие без пререканий взяли предложенные им сигаретки и поспешили занять места за своим столиком.
Не успели они усесться, как заботливая рука, словно из-под земли выросшего Быстрова, быстро разлила вновь подошедшим самогонки. Вонюков и Формалин-Клизмович чокнулись и выпили, прямо как старинные друзья. Потом Татьяна Барбарисовна взглянула на возлюбленного и злобно спросила:
-Ну, чё, козёл? Нажрался?
-Т-нюшка-а! – заплетающимся языком сказал Быстров с пьяной умильной улыбкой. – Я тебя так люблю! Выходи за меня замуж! А?
-Пшёл к чёрту! – гордо ответила Татьяна Барбарисовна.
-Вот так всегда! – пожаловался на свою нелёгкую долю Быстров, причмокнул губами, выпил и куда-то побрёл.
Тут Ольга Серафимовна поднялась из-за стола, объявив всем, что пошла в дамскую комнату. И это было её самой большой ошибкой за долгий сегодняшний день – она оставила своего мужа на произвол судьбы. Потому как стоило только ей выйти за дверь, как Валерий Нафанаилович тут же воскликнул:
-А давайте покурим!
И они все вместе – Крузенштерн, Вонюков и Формалин-Клизмович – покурили. Те самые сигаретки, что были им великодушно выданы Карбюратором на входе.
Едва почуяв запах, исходивший от дыма этих сигарет, Анна Моисеевна схватилась за голову, но было уже поздно - история Татьяны Барбарисовны повторялась, причём в глобальном масштабе. А действие сигарет, начинённых непонятным зельем, оказалось столь стремительным, что никто не успел моргнуть и глазом.
Сначала торкнуло Татьяну Барбарисовну. Она глупо захихикала и начала что-то говорить окружающим на непонятном языке:
-Тыг-дын, тыг-дын? – спросила она у Крузенштерна.
-Тыг-дын, тыгы-дын! – уверенно ответил ей Крузенштерн, по-видимому, понимая, о чём идёт речь, и они вместе вышли из-за стола и пустились в пляс.
Вонюков отправился за ними, шагая семимильными шагами и вопя пуще прежнего о том, что он – гусеница.
Анна Моисеевна была в шоке. Неудержимое желание прикрыть эту шарашку и наказать всех по всей строгости закона настолько занимало её разум, что она не сразу почувствовала, что её кто-то похлопывает по заднице. Когда она, наконец, это ощутила и приготовилась уже стукнуть незадачливому обладателю шаловливых ручонок в глаз скальпелем, знакомый и любимый голос за спиной произнёс:
-А ты где так долго была?
-Ну, вот зачем ты меня так пугаешь? – по-еврейски, вопросом на вопрос, ответила Цукерман и, повернувшись к Накопляеву лицом, нежно чмокнула его в губки. – Обещай, что больше так делать не будешь!
-Не могу ничего обещать! – честно ответил Эдгар Рудольфович и, озарившись вдруг шкодливой улыбкой, произнёс: - Ты лучше посмотри, что я насобирал!
И он показал Анне Моисеевне огромный пакет, который был доверху наполнен пробками от бутылок с чаем. Цукерман откашлялась и осторожно спросила:
-Прости, дорогой, но на фига они нам надо?
-Не знаю, я ещё не придумал! Продам, наверное! Пойду ещё пособираю. Ладно, всё, пока.
И он ушёл, оставив Анну Моисеевну одну, наедине с мыслями. Она устало села за стол, уронила голову на руки и вслух подумала:
-Да что тут все с ума посходили?
А тем временем, веселье, царившее теперь на празднике, достигло своего апогея. Мощное вступление новой песни заставило Анну Моисеевну поднять голову и оценить происходящее вокруг. Надо сказать, что зрелище, которое она увидела, переходило все мыслимые и немыслимые границы.
Под дикую музыку, которая исполнялась (согласно висевшей над сценой яркой афише) вокально-инструментальным ансамблем «Бешеные деды», общественность бесновалась не хуже, чем на пиру у Сатаны. Вокруг ёлки с невероятной скоростью, пуская слюни и сопли, носились кривенькие и косенькие ребятишки из детского сада Карбюратора, одетые в костюмы снежинок и зайчиков. Взрослая же половина общественности скакала, прыгала и дрыгалась под музыку, на мотив «Увезу тебя я в тундру». И подпевала играющей и поющей на сцене шайке, состоящей из Дедов Морозов в количестве четырёх штук, одного невменяемого привидения и играющей на бас гитаре и поющей басом Снегурочки на тонких волосатых ножках:

На пиру олигофренов
Отыщите мне местечко –
Я такой же беззаботный
И беспечный, как они! Эгей!…

Анна Моисеевна присмотрелась получше и узнала в Снегурочке старшего электрика Телегина. За барабанной установкой отчаянно стучал палочками не кто иной, как Александр Вальдемарович Тугриков, на соло гитаре отрывался младший электрик Компотов, а на ритм гитаре бренчал Каннабис. По бокам сцены стояли одетый в костюм ещё одного Деда Мороза Коноплёв и в неизменном виде Каспера Укурин, которые играли на трещотках. Словом, вся шайка-лейка саботажников была в сборе и нагло выставляла себя напоказ: бери – не хочу.
У Анны Моисеевны защемило сердце. Вот же они - преступники, из-за которых все её планы рухнули и теперь не подлежали восстановлению! Те, которые пошли ей наперекор, развратили и накачали не понятно чем всех сотрудников ЛИКБЕЗа! И они сейчас спокойно и безнаказанно валяют дурака на сцене! И самое главное, что было особенно обидно и сильно ущемляло самолюбие Анны Моисеевны Цукерман, похоже, что народу вся эта затея с непредвиденным изменением программы праздника очень и очень нравилась.
Едва сдерживая слёзы от обиды за напрасно потраченные усилия, Анна Моисеевна побрела к своему столику, за которым никого на сей раз, не было, и лишь одиноко стояла огромная полупустая бутыль самогона. Обессиленная, она присела на стул, безнадёжно взглянула на людей, радующихся жизни и налила себе полный стакан мутноватого зелья. Самогонка горячей струёй прошлась по её пищеводу, обожгла желудок и разлилась благодатным теплом по всему телу, даруя истерзанной психике Анны Моисеевны спокойствие и умиротворение. С непривычки быстро окосевшая от такого количества алкоголя, Анна Моисеевна решила поговорить сама с собой, в виду отсутствия других собеседников:
-Меня унизили! Обидели и втоптали в грязь! Со мной никто не считается! Меня все бросили! Что это как не насилие надо мной?
-Да! Ты совершенно права! – отвечала сама себе Анна Моисеевна. – Это насилие! А что нужно делать, когда тебя насилуют? А нужно расслабиться и попытаться получить удовольствие!
И Анна Моисеевна решила последовать своему же собственному совету.
Она встала с места, тряхнула головой, поправила грудь и уверенно направилась к сцене, где как раз сейчас произошла небольшая заминка. Когда она вскарабкалась на помост, банда «Бешеных дедов» замешкалась, и в их взглядах появилось даже некое подобие паники и страха. Но оно тут же сменилось восхищённым недоумением, стоило только Цукерман произнести:
-Ну чё, ребзя? Оторвёмся по-полной? – Саботажники кивнули. А Анна Моисеевна попросила:
-Товарищ Тугриков, дерните, пожалуйста, ноту ля!
Тугриков очумело стукнул палочкой по тарелке и спросил:
-А чего играем-то?
-А какая вообще разница? Играйте уже! Авось что-нибудь да получится!
Тут Цукерман, разошедшаяся не на шутку, оглядела притихший в ужасе зал и весело в микрофон заверещала:
- Чё стоите, тухните, пиплы беспонтовые? Никогда не видели фигуристую тёлку? Так вот оно, шоу всех времён и народов! Глядите и впитывайте, как начальники зажигать умеют! Даёшь отрыв! – И обратилась к ошалевшим Дедам Морозам: - Ну, вы, олдовые! Лабайте уже на своих лопатах да кухнях! Тусуются все!
Публика, почуявшая новое веселье решила поддержать такую незнакомую им доселе Анну Моисеевну. В зале раздались громкие аплодисменты, свист и визг. Шум толпы ещё больше вдохновил Цукерман, и когда раздались первые звуки задорного рок-н-ролла, она сильным и приятным голосом запела песню, слова которой, наверное, были не понятны даже самой исполнительнице, потому как это была дикая помесь всех языков мира, в том числе и мёртвых. Но людям это не мешало ей подпевать и лихо отплясывать, выделывая такие па, глядя на которые, Михтун Чакроборти, Патрик Свейзи и Антонио Бандерас сразу бы ушли на заслуженный отдых, даже не начиная своей танцевальной карьеры.
Когда Анна Моисеевна закончила песню, публика просто взорвалась бурей аплодисментов. Из зала слышались выкрики:
-Бис! Браво!
Но громче всех кричал Эдгар Рудольфович Накопляев. Он пробился прямо к сцене и теперь, восхищённо взирая на свою любимую, хлопал и восклицал:
-Красавица! Певица!
Нужно сказать, что в его словах была доля правды – Анна Моисеевна действительно здорово смотрелась на сцене в этом своём ведьминском одеянии и с микрофоном в руках. Её ноздри возбуждённо вздрагивали, придавая ей поистине величественный вид большой хищной кошки.
Тут, одетый Снегурочкой Телегин, бросил свою бас-гитару, слез со сцены и пошёл прочь. Дед Мороз Компотов крикнул ему в след:
-Эй, Снегурка! Ты куда пошла?
Телегин развернулся и жеманно и грубо ему ответил:
-На панель! Я же проститутка!
-Ну и ладно! – пожал плечами Компотов.
Правда, спустя минуту Телегин вернулся, неся в руках две стопки самогону. Одну из них он протянул Цукерман и сказал ей:
-Дорогая Анна Моисеевна! Разрешите с вами выпить! Вот уж не ожидал! Вы, оказывается, парень, что надо!
-Да я чё? Я сама офигела!
И они выпили. Потом ещё раз спели. Потом пели и пили все, кому не лень. Даже Крузенштерн, не смотря на то, что по природе своей он картавил похлеще Мирей Матье и Эдит Пиаф вместе взятых, спел свою любимую песенку:

Вот высокий лес! Папапара-пара-пара-парарарам-парам-пам-пам!
Вот горы до небес! Папапара-пара-пара-парарарам-парам-пам-пам!
Вот рыба говорящая! Папапара-пара-пара-парарарам-парам-пам-пам!….

Быстров в своём костюме Маленького принца и с пожухлой розочкой в руках спел что-то жутко матерное, но, в то же время, невероятно смешное. А Татьяна Барбарисовна в качестве группы поддержки сплясала польку «Бабочку».
Для любителей русского шансона выступила невесть откуда взявшаяся дочь Ирины Моисеевны (и, соответственно, племянница Анны Моисеевны)– Лялька Зажигалочка.
Потом, для разнообразия, дабы отдохнуть музыкантам и слушателям от музыки, Алексей Адольфович Пельменин наизусть прочитал выдержки из «Майн Кампфа». Пока он надрывался, изображая всё в лицах, Анна Моисеевна решила всё-таки выяснить у саботажников подробности всего ранее произошедшего. Она подошла к стоявшим неподалёку Телегину, Тугрикову, Карбюратору и так называемым полтергейстам, которые пытались поднять упавшего задом в тазик с салатом Компотова и спросила:
-Ну, что, ребятки? Кто-нибудь рискнёт рассказать мне о том, кому в голову пришла эта гениальная мысль сорвать праздник?
-Что вы, Анна Моисеевна! – воскликнул Карбюратор. – У нас даже в мыслях не было его срывать!
-Мы просто слегка изменили ход истории! – проговорил Укурин.
-Ничего себе слегка! – сделала вид, что возмущена Анна Моисеевна. – Да вы всех переполошили! Зачем вот вы у Облакина костюмы все уворовали?
-Ничего мы у него не воровали! – возразил ей Коноплёв.
-Да! – подтвердил Каннабис. – Он сам нам всё отдал!
-Ну, естественно! Вы бы тоже всё сами отдали, если б вас избили и связали!
-Это всё было не по-настоящему! Так сказать – часть задуманного! – пояснил Укурин. – И надо заметить, всё прошло точно по сценарию!
-По какому такому сценарию? – удивилась Цукерман.
-По гениальнейшему сценарию Алексия Никифоровича Облакина! – объявил Коноплёв.
-Совершенно верно! – послышался голос самого Облакина. – Всё, что вы имели честь видеть – не что иное, как моя новая пьеса. Некое подобие реалити-шоу под названием «СНГ, или чудеса в решете»!
-СНГ? – переспросила Анна Моисеевна.
-Да, СНГ! Эту восхитительную аббревиатуру мне навеяло выступление нашего дорогого Крузенштерна. Помниться, так он поздравил всех с Новым годом! Это была единственно умная мысль, сказанная им за всю его жизнь!
-А похищение Крузенштерна тоже было запланировано?
-Естественно! Неужели вы думали, что Крузенштерн упустит возможность прокомпостировать всем мозги? Он был неким подобием лирического отступления перед основной частью программы. Пока он говорил, ребята делали своё дело. Но вот похищение Вонюкова мы не планировали. Он оказался случайной жертвой, хотя и очень кстати. Его запах на этот раз был нами воспринят как перст Божий, наказующий Крузенштерна за все наши мучения!
-А вы, оказывается, страшный человек, Алексей Никифорович! – шокировано произнесла Анна Моисеевна.
-Я – гений! – пафосно воскликнул Облакин. – И согласитесь, голубушка, ежели б не я, праздник не стал бы праздником, и вечер был бы загублен вашими благочестивыми намерениями и занудством Крузенштерна.
-Не такой уж он и зануда! – решила заступиться за друга Анна Моисеевна. – Он просто очень умный и хочет поделиться со всеми, пытаясь внести в нашу с вами жизнь что-нибудь разумное, доброе и вечное!
-Да будет вам, Анна Моисеевна! – возразил ей Телегин. – Вы же сами спали на конференциях, вдохновлённая его докладами!
-Я просто очень устаю! – продолжала упираться Цукерман, но уже без особого энтузиазма.
-Ну, это само собой! Но я бы сказал, что сейчас он, будучи под кайфом, несёт и то больше разумного, доброго и вечного.
Анна Моисеевна поглядела на Крузенштерна. Он большими шагами ходил по залу, вытянув вперёд руки, как Зомби, и орал страшным голосом о том, что он только что умер, что его душа улетела, сфотографировав на память его тело и теперь:
-Я в дерьме! Меня засасывает в него! Я в полном дерьме! Идите все прочь!
Но, вдруг, он сел на пол, захихикал и скромно признался во всеуслышание, что он только что пукнул. Потом его смех сменился недоумением, и он стал у всех спрашивать:
-Я чего-то не понимаю, да? Разве мёртвое, покинутое душой тело может испортить воздух?
-А мне он такой больше нравится! – одобрительно кивая, сказал Укурин.
Остальные бунтари поспешили с ним согласиться.
От созерцания Крузенштерна Анну Моисеевну отвлёк Быстров. Он быстро бегал между столами с гитарой в руках и кричал, пытаясь разбудить утомлённую праздником и теперь засыпающую общественность:
-Я нашёл свою гитару! Я её наконец-то нашёл! Давайте я вам спою!
Тут он увидел забытый кем-то стопарик алкоголя, поставил гитару, выпил найденное зелье, крякнул, упал на пол и громко захрапел.
Немного поодаль, лёжа прямо на столе, тихо посапывала с сигаретой в зубах Татьяна Барбарисовна Формалин-Клизмович, а Закобякин наглым образом пытался стянуть с неё новые туфли. Но не тут-то было! Татьяна Барбарисовна, даже будучи крепко спящей, рьяно защищала свою собственность и поэтому, Закобякин получил каблуком по зубам и вынужден был упасть. Хорошо его подхватил Ширинкин и заботливо отволок бесчувственное тело своего любовника в укромный уголок, где, видимо, вознамерился использовать его по назначению.
Ирина Моисеевна Пельменина пыталась стащить со сцены пьяного, своего крепко уснувшего, с микрофоном в руках мужа, которому даже крепкий сон не мешал вслух проповедовать геноцид и антисемитизм. Но её действия так и не увенчались успехом. Пришлось устроиться рядышком. Нащупав Ирину Моисеевну, Пельменин тут же принялся накручивать её волосы на палец и тут же успокоился, как ребёнок, которому сунули в рот намазанную мёдом пустышку.
Что же касаемо детей из детского «мясокомбината» «Три поросёнка», то они спали, прижавшись, друг к другу прямо тут же под ёлкой, вокруг которой они так весело плясали некоторое время назад.
На одном подоконнике спал Вонюков, а на другом, задремала отчаявшаяся вернуть мужа в нормальное состояние Ольга Серафимовна Купидонова-Крузенштерн. Сам же Крузенштерн уснул сидя на том же месте, где несколькими минутами ранее испортил воздух.
-А что, ребята, - сказал, зевая, Укурин. – Может, нам раскумариться напоследок?
-Можно, можно! – в один голос согласились Каннабис и Коноплёв.
-Ну, нет! Мы уж лучше выпьем, на посошок! – возразил ему Телегин, откинув на спину белокурые косички, привязанные к шапочке Снегурочкиного костюма, а Карбюратор, Компотов и Тугриков закивали. – Анна Моисеевна, вы как?
-Я лучше воздержусь! Мне ещё нужно Эдгара Рудольфовича разыскать.
-А чего его искать? – затянувшись, спросил Укурин. – Он был где-то за сценой с целым мешком каких-то пробок.
-Да-да-да! – просипел Карбюратор. – Он их ещё мне впаривал и говорил, что они просто необходимы моим бедным детишкам в качестве игрушек или матрасиков для плавания. Даже показал, как правильно их между собой связать, чтоб матрасик плавал. Заботливый он у вас, добрый. Но мне пришлось ему отказать.
-Почему? – спросила Анна Моисеевна.
-У меня таких денег нет! – ответил Карбюратор, присел на корточки и зевнул. Глаза его слипались и, вскоре голова его упала на грудь.
Тем временем «полтергейсты» докурили свои вонючие сигаретки, распрощались со всеми и, изображая привидений, полетели творить свои призрачные делишки на Чаеразвесочной фабрике.
Анна Моисеевна помахала им вслед, пожала руки оставшимся в живых электрикам и заведующему столовой и направилась за сцену на поиски любимого.
Она нашла его за буфетной стойкой, пьяного вдрызг и занятого подсчётами этих самых пробок от бутылок из-под игристого чая. Анна Моисеевна устало вздохнула и спросила у Эдгара Рудольфовича:
-Зачем тебе это?
-Не знаю! – ответил Накопляев. – Просто надо и всё! Ну, вот, ты меня сбила!
-Ты же не станешь считать всё это заново? – с надеждой в голосе спросила Цукерман. Только сейчас она поняла, насколько сильно она устала, и одним единственным желанием её было лечь и уснуть. Даже здесь, за буфетной стойкой, прямо на полу, зато рядом с любимым. Накопляев посмотрел на Анну Моисеевну помутневшими от усталости и принятого за весь этот долгий праздничный вечер алкоголя глазами, сгрёб её в охапку и коротко скомандовал:
-Всё! Спать! - и тут же захрапел.
Анна Моисеевна Цукерман, второй председатель «Всеобщей конференции по вопросам оперативного управления и прогрессивного хозяйствования ЛИКБЕЗа в условиях перехода рыночной экономики к ещё более рыночной экономике и возникновения в связи с этим вопросов накапливания эффективности деятельности в сфере обслуживания и удовлетворения все возрастающих потребностей населения», главврач больницы «Пилюлькина роща», как и все вокруг, засыпала. Она думала о том, что прошло всё не так уж и плохо, даже весело. Теперь она осознала, что для того, чтоб праздник порадовал всех, не нужно придерживаться каких-то правил или распорядка. Главное это просто расслабиться и получить удовольствие, как справедливо она посоветовала сама себе несколькими часами ранее и теперь об этом совсем не жалела. Она приоткрыла глаза, посмотрела на лежащего рядом любимого главного бухгалтера Накопляева Эдгара Рудольфовича, нежно поцеловала его в седеющий висок и прошептала:
-С Новым годом, дорогой! Так сказать – СНГ! - И крепко уснула.
В ЛИКБЕЗе повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь храпом и сопением спящей повсюду общественности, и доносившимся издалека и уже не леденящим душу воем местных полтергейстов.










ЭПИЛОГ

Вам когда-нибудь приходилось дождливым холодным сентябрьским утром, после выходных, возвращаться на работу. Согласитесь, мысль о том, что понедельник – день тяжёлый, так и «толкает» вас вперёд через весь город, а сердце так и сжимается от непонятного предчувствия типа: «Что день грядущий нам готовит?».
Так вот, в точно такое дождливое и холодное утро понедельника все сотрудники известного на весь город Долбославль заведения, у входных дверей которого висела неприметная табличка ОПСИК, что расшифровывалось как Областная Психиатрическая Клиника, шли на работу с тяжёлым сердцем. Только взглянув на здание клиники, все чувствовали, что что-то здесь не так.
Санитары утренней смены, пришедшие на службу гораздо раньше, чем старший медицинский персонал, едва переступив порог, наткнулись на санитаров ночной смены. Связанные и накачанные снотворным они спали в гардеробе, а ключей от отделений и палат в их карманах обнаружено не было. Там же, в гардеробе, только в другом углу был найден спящий Рахим, сын Гасана, от которого за версту разило валерьянкой. По спинам вновь прибывших пробежал холодок. Не раздеваясь, они бегом бросились осматривать платы. Отгоняя ужасную, упрямо стучавшуюся им в головы мысль, что все другие больные сбежали, они решили осмотреть все имеющиеся помещения.
После недолгих поисков в шкафу, на дверце которого красовалась надпись «ЛИФТ», был найден храпящий Фёдор Грузчиков, у коего и обнаружились почти все ключи на одной связке. Отсутствовал лишь ключ от столовой. Там и решили посмотреть в первую очередь. Стоит ли говорить, что поиски их увенчались успехом именно в этом помещении?
Увидев во всех уголках столовой тела спящих больных и стоявшую посередине зала ёлку, плечистый высокий санитар, который работал в этой клинике уже не первый год, произнёс:
-Ну, конечно! Я должен был догадаться! Они снова справляли Новый год!
-В каком смысле «снова»? – спросил санитар поменьше ростом, который работал здесь всего лишь вторую неделю. – У них что, это часто бывает?
-Регулярно! – ответил старший санитар, взваливая на плечи первого попавшегося под руку больного. – Раза три в год! Как у всех нормальных людей в декабре, потом по осени и по весне, и обязательно когда полнолуние. А ты что хотел – психи, они и есть психи! – Он взял со стола бутыль с мутноватой жидкостью, понюхал, вскинул удивлённо брови и произнёс: - Ты глянь, самогонки откуда-то притащили! Как пить дать, в наркологичку сбегал кто-нибудь пошустрей! Такого ещё не было, видать кто-то новенький. – И распорядился, указывая головой на других: - Давай уложим их всех.
-А что они до этого пили? – продолжал расспросы молодой санитар, взвалив себе на плечи Вонюкова и поморщившись от исходившего от него запаха.
-Чай, - ответил старый санитар. - Правда, очень крепкий. На подобие чефира, который зеки на зоне пьют. Давай поторопимся, пока врачи не пришли! Надо ещё ребят с ночной смены растолкать.
-А им что-нибудь за это будет?
-За что? Ты что-нибудь видел?
-Нет, - смекнул новый санитар.
-Вот и правильно! Когда ты окажешься на их месте – они тебя прикрывать будут. И про то, что больные тут ночью устроили никому ни слова! Психи - они ведь тоже люди, правда, со своими тараканами в голове.
 И санитары аккуратно разнесли больных по палатам, а затем убрали за ними все следы их ночного веселья. Когда уборка была окончена, в коридорах появились первые врачи. Старший санитар хитро улыбнулся, толкнул в бок одного из коллег из ночной смены, который до сих пор сонно хлопал глазами и ёжился и, весело подмигнув, сказал:
-А что, ребята? Похоже, праздник-то у психов удался на славу!


Начато: ноябрь 1997г.
Начато по второму разу: октябрь 2005г.
Окончено: март 2006г.