Невыносимая пронзительность бытия..

Бывают такие моменты в жизни, когда идешь по улице никого, казалось бы, не трогая и вдруг.. Вдруг с ног до головы пронзает тебя ощущение нереальности всего, что сейчас происходит. Даже не нереальности, а, скорее, искусственности всего того, что окружает тебя в этот момент. Как будто вокруг - не настоящий, привычный с детства, мир, а какие-то киношные декорации. Причем декорации, сделанные отнюдь не рукой мастера - уж больно бросается в глаза их нарочитость и неуместность. Даже люди, обычные милые в своей захлопотанности люди, идущие тебе навстречу - не люди вовсе, а просто небрежно сделанные из папье-маше манекены, внутри которых простенькие механизмы, которые заставляют их дышать, говорить, улыбаться и совершать другие несложные действия..

Приходит это ощущение и холодные мурашки пробегают по твоей спине от вопроса: "А я?? Неужели я точно такой же манекен, идущий кому-то навстречу?". Тут же поднимается от самой последней клеточки твоей души облегченное: "Ну уж нет! Уж я-то точно живой!!". И вслед за этим приходит щемящее понимание того, что каждый из окружающих тебя манекенов думает так же. И тогда становится по-настоящему страшно. Страшно до такой степени, что ты начинаешь лихорадочно думать, что бы сделать такого, чтобы убедиться - ты не манекен. Думаешь, что бы такого сделать, чего манекен уж точно бы делать не стал. Заорать развеселую песню, попрыгать на одной ножке, увлечь ближайшую девушку танцевать вальс под музыку уличного оркестра - ты проделываешь все это. И все это кажется тебе недостаточным аргументом для того, чтобы убедить себя или какого-то дядю-кукловода в том, что ты - жив, что манекены считают тебя за своего по какому-то жуткому и нелепому недоразумению.
И ты начинаешь - жить. Жить ярко, жить изо всех сил, выплескивая на окружающих тебя манекенов мегатонны энергии, тепла и света. И сила твоей жизненной энергии такова, что манекены тоже потихоньку - оживают. Оживают и - бегут. Бегут - прочь. Бегут - от тебя. Ты, такой живой, для них - слишком непонятен. Ты, такой теплый, для них - слишком горяч. Ты, такой светлый, для них - слишком ярок. Они показывают на тебя пальцем и говорят: "Он - не такой, как мы. Мы - это норма. Он - ненормален". Они говорят: "Бедный манекен! Он - поломан, испорчен, изувечен. Мы должны вылечить его и сделать таким, как мы - это наш манекенческий долг". Говоря так, они предлагают тебе послушать тиканье их нехитрых механизмов, чтобы ты проникся их мерным и размеренным ритмом и темпом и, проникшись, соблазнился.

Но ты, чья душа - вулкан, чья душа - ледник, уже - слишком живой. В минуту слабости или болезни поддавшись их липкому, сладкому, дурманящему сочувствию (так они зовут свое любопытство к чужому страданию), ты начинаешь любить то, что делает тебя опять мертвым - домашний уют, спокойствие, неторопливую основательность. Но слабость проходит и ты, стряхнув с себя ее как страшный сон, опять начинаешь жить. Жить на пределе своих возможностей, жить за пределом своих возможностей. Жить каждый миг - как последний миг. Жить каждый вдох - как последний вдох. Жить!! Жить..

И когда иссякнут последние силы, когда сердце, казавшееся вечным, будет отстукивать, запинаясь, последние свои удары, ты окинешь почти невидящим взглядом окружающий тебя мир и поймешь, что жить - стоило. И ты протянешь трясущуюся руку, собрав для этого жалкие крохи, оставшиеся от некогда бесконечной силы и пропадающим голосом благословишь этот мир. И уйдешь, навсегда оставив этот мир отражаться в твоих стекленеющих глазах. В глазах манекена из папье-маше, узнавшего, что такое - жизнь..