Спокойное
когда Инга, встав лицом к тяжёлой складчатости, протянула руку, вспомнив отошедшую в пропасть привычку, взялась за шнур, крупно свитый из малиновых наощупь волокон пространства, времени и сознания. Утренним свежим скальпелем
свет резанул по мозгам, запотевшим от солнца и неба. Умытая зелень, стерильность яблоневого цвета и грязь обесчещенных сапогами и женскими каблуками дорожек. Инга сказала ни о чём:
— Ночью был дождь. — не новость, зато услышали все: шторами она остановила их. Но диалоги, монологи, прологи и эпилоги, эклоги, некрологи тихо и скользко вползли снова, едва изменившись: в уши, в глаза, в ноздри, в поры, снова — во рты:
— Я ответил! Зачем, говорю, служить у меня, если не согласен хотя бы на один процент?
— Позавчера купили Алевтинке платье. Красивое, как настоящее, в старинном духе.
— Он не подходит для нашей семьи.
— Он что, обиделся?
— Всё потому, что ему вредит религиозность.
— Представь: плечи, как надо, открытые, бутоньерки розовые с голубым, бантики, юбка пышная, как колокол.
— Не знаю, просто ушёл.
— В наши дни — не есть свинину?!
— Не говори мне про это. Я брошусь в колодец. — то, что Лорк появился внезапно-непрошенно лишь напомнило теперь, но никто не подал виду. Все непринуждённо ждали неизбежной бестактности, которая не замедлила проявиться во всей красе. Он, ломаной эпитафией изрезав пространство, агрессивно-близко поздоровался со всеми. Последней, как и ожидалось,
оказалась Инга. Ночью был дождь, Лорк внёс его послед на холёные квадраты паркета. Стёр с трудом измалёванную гармонию. Взгляд плевком повис на вовремя опущенных ресницах. Галина упала в
обморок, ей помогли. Инга с радостью распахнула рамы, впустив отрезвление. Об Андрее ведь не говорили, присутствие его в доме ощущалось особенно. Истерик не будет, каждый впитал особенную, спасительную, отстранённость и расчётливую родственность, выставив скромно вперёд жерлом пулемёта ночной дождь. Ланцет, —
старомодно сказал брат, врач. На чердаке в пяти чемоданах — состояние вдовствующей семьи. А эта… она ведь даже не вдова… Достояние человечества! —
сказал Лорк. Позавчера по телефону Андрей сам сообщил, что закончил вторую часть трилогии. Наверняка остались черновики недописанного… Мне кажется, мы с Вами были знакомы? —
сказала сестра. — Но, право, это было так давно!.. Умытая зелень, стерильность яблоневого цвета и грязь обесчещенных сапогами и женскими каблуками дорожек… Красиво, —
подхватил дядя, — уйти из жизни дано не многим. Наверное, поэтому после прощания возникает совсем излишняя суета… Инга сказала ни о чём дяде Андрея, его сестре, брату и Лорку:
— Пошлость имеет привычку нападать, когда отстаивает право на существование. Но никто у неё этого права не отнимает. Его просто никогда и не было. Жизнь — лишь плод без основания разыгравшегося воображения… Лорк стал промокашнее, потеряв
вид и цельность: проведи ладонью — скатается в грязные колбаски и шарики, ни на что не претендующие. Выразить общественное мнение — не три солдафонских бряка к столу. Вошла
мать. Свет резанул по мозгам. Есть в ней что-то такое… умытая зелень, стерильность яблоневого цвета и грязь. Спокойное, как сон среди синего неба, как вздох заблудшего ветерка, как лист, что упал на воду застоявшегося в
беспогодье пруда. Инга насторожилась трусостью зайца — мелькнувшей тенью. Круги остановились, их было мало, они были легки. Слишком легки, чтоб кого-то ещё растревожить по-настоящему.
— Вот и я могу вслед за Андрюшкой. Зажилась — хватит.
— О чём Вы, матушка? Ты здесь нужна! — Бог весть о чём, когда
матушка спокойно объяснила:
— Я-то почему же задержалась? Не хотела вам, милые мои, обузой уйти. Да вот позавчера-то, слава Богу, последний взнос за проводы и уложила. Андрюшка мой, царствие ему небесное, помог напоследок. Макулатурой своей. Поторопился, один ведь раз в месяц сборщики-то заезжают, вот и поспешила я. Цельных семьсот рублей — тютелька в тютельку.
Об Андрее не говорили.
Свидетельство о публикации №208050500055
Понравилось. Голосую.
Успехов Вам!
Татьяна.
Татьяна Шмидт 29.08.2013 19:30 Заявить о нарушении