Несвоевременное увлечение

 - Ах ты, старый козел! Ишь чего придумал, чудак ты этакий! Да видано ли такое, в твои-то годы, пугало ты огородное?! - тетя Мотя ругалась так, как только она умела это делать. Легко, без надрыва, с веселинкой в голосе, и явным наслаждением. Ее муж, Иван Дормидонтович, которого во дворе все звали попросту – дядя Ваня, сидел на краю продавленного дивана, ссутулившись, вжав голову в плечи, и, по всему было видно, чувствовал себя крайне виноватым. Из раскрытых окон в жаркий июльский воздух летели матюки тети Моти и таяли, как сахарная вата, где-то в районе соседнего двора.
 - Вот тетя Мотя и дает жару! – смеялись мужики, стуча костяшками домино о шероховатые доски стола, грубо сколоченного прямо посередине двора.
 - Да уж, достанется дяде Ване! Видать опять чего-то учудил! – поддерживали ленивый разговор женщины на лавочках, обильно осыпающие землю вокруг себя шелухой от семечек.
Тетя Мотя и дядя Ваня жили вместе уже сорок один год. Счастливы ли они были? Трудно сказать... Да и кто же в их годы про такие глупости говорить будет. Правда, весь двор знал. Если заболеет тетя Мотя, то дядя Ваня тут же бежит в аптеку, по магазинам, и спешит обратно - к своей «ненаглядной». Так он звал тетю Мотю, когда ее не было рядом. Но и греха таить не будем, в пивную тоже успевал завернуть. «Лаптевые, чаевые. От любого дела прок должен быть», - шутил он, прытко проскакивая мимо дворовых мужиков. Справедливости ради надо заметить, что и тетя Мотя ухаживала за дядей Ваней, если что. «Привыкла. К ему - козлу старому», - объясняла она женщинам на лавочке, важно шагая мимо, и гордо неся вперед огромный колыхающийся бюст. Дядя Ваня нисколько не обижался на супругу, когда та начинала бранить его. «В каждой семье должен быть свой козел. А как иначе? На ком разрядиться?», - говорил он с лукавым прищуром в молодых глазах. Последняя ссора, которая так вывела тетю Мотю из себя, началась с невинной выходки дядя Вани. Кроме того, что он был жуткий книгочей, иногда дядя Ваня баловался еще и живописью. «Глаз радует. И душе отдохновение не малое», - объяснялся он с женой, сидя за мольбертом. А та только ухмылялась, да хмыкала, проходя мимо и поглядывая на холст. «Ишь ты, Пикассо Микеланджело», - смеялась она над мужем. Вот и в тот день тетя Мотя ходила взад вперед, с кухни в комнату, пытаясь успеть и обед приготовить, и сериал посмотреть. И тут, она увидела, что дядя Ваня прикрывает холст тряпицей, как будто стирает неудавшийся мазок. Она остановилась.
 - А ну, мил человек, покажи, что там у тебя? – заинтересовалась она.
 - Да ничего особенного. Займись делом, женщина, - попытался отговориться дядя Ваня. Тетя Мотя решительно сдернула тряпку с полотна и о, ужас, увидела Нинку Рыжую из третьего подъезда. Голую. Совсем голую. Бюст тети Моти тревожно заколыхался, она закрыла рот руками, не в силах переварить сие творение доморощенного Микеланджело. Что было потом, вы знаете из начала рассказа. Сразу после этого случая у дяди Вани поднялась температура. А тетя Мотя бегала вокруг с таблетками, примочками, компрессами. Прямо перед больным на мольберте стоял портрет Нинки Рыжей из третьего подъезда.
Дядя Ваня прикрыв глаза, рассматривал правильные красивые черты лица, грациозные линии молодого тела, и откровенно был доволен работой. «Эх, если бы лет тридцать назад…», - печально думал он. Тетя Мотя присела рядом. Всмотрелась в лик соперницы.
 - А ничего вышло, кажись, Вань, а? Только потолще она в жизни-то, чем здесь…