Мужики

Вместе с двадцатым веком накатила на Русь сатанинская волна цивилизации, извергая дым и смрад на плодородные земли да заливные луга Поволжья. Полуразорившиеся помещики стали сбывать родовые имения банкирам и капиталистам, лишая крестьянина привычного способа существования, и нависла над патриархальной Россией жуткая тень голода и нищеты. Разоренные земледельцы тысячами потянулись на восток, в Забайкалье и в Сибирь, не пожелав променять вольный крестьянский труд на рабский конвейер капитализма. Вот так двое моих предков, крепких российских мужиков, оставив семьи на Псковщине да в Поволжье, вместе с другими ходоками отправились за Уральский хребет .
В Томске, выправив документы, Филипп и Дмитрий погрузились на баржу, и двинулись вниз по Оби, искать необжитые места. Облюбовав крутоярую Тискинскую пристань, безопасную в половодье, денек передохнули да и отправились по суходолам пешком в глубину Приобья, башковито прикидывая по дороге все плюсы и минусы облюбованных сибирских земель. В добрый час вывела их судьба на совершенно райское место, с двух сторон омываемое мелкими таежными речушками. На холмистом берегу одной из них приютилось одинокое карамо, жилище остяка Суготы,по имени которого и назвали речку Суготкой. Суготка впадала в Ягодную, получившую это сочное и вкусное название из-за непроходимых смородиновых джунглей, ограждавших извилистое русло по обеим берегам от непрошенных гостей. Суготу ходоки беспокоить не стали, а отошли на пару верст вверх по речушке, вбив первый кол на лысых буграх, окруженных тайгой со всех сторон. На колу обозначили дату и название будущего поселения : "деревня Сугота, 1900 год от Р. Христова". Сняли шапки, и помолившись на восток, принялись соображать, что и как обустроить на новом месте.
Семьи первопроходцев добирались в Сибирь долго и тяжело. Первыми приехали сыновья, шестеро ладных молодцов, крутолобых и цепких, привыкших к тяжелому крестьянскому труду хлеборобов. Откопали времянки на манер остяцкого жилья, и принялись корчевать огороды, торопясь обустроиться до приезда женщин. Однако не успели, хотя и работали от зари до зари. Пришлось первую зиму мыкаться семьям в Лебатере, по чужим углам, вместе со скарбом да привезенной из "Расеи" скотиной.
По весне появились в Суготе два первых семейных очага, Шнуровых да Майданкиных, и жизнь потихонечку начала двигаться вперед. Мужики валили строевой лес, рубили избы да корчевали поля, вгрызаясь в непаханую землю, а бабы с утра до ночи хлопотали по хозяйству, разбавляя тяжелый труд короткими походами за грибами и ягодами. Кормились, в основном, тайгой да рекой, благо рыба и птица в них не переводились, а лесное непуганое зверье можно было повстречать возле самых землянок. Однажды любопытная медведица вышла из тайги прямо на поселение, досмерти напугав при этом бабушку Катю. Та грохнулась в обморок, а когда очнулась, - притворилась мертвой, и сытый зверь ее не тронул. Прибежавшие мужики нашли ее чуть живую от страха, оплеванную тягучей медвежью слюной и спрятанную под завалами хвороста, - приберег зверь лакомство на черный день. Раз приберег, значит вернется сюда голодным, и с той поры появились в Суготе сибирские лайки-медвежатники, верткие и настырные псы, способные доставить хозяину тайги крупные неприятности в любое время года. Злющие на матерого зверя, они никогда не трогали людей, добродушно позволяя таскать себя за хвосты и загривки малым детишкам. Нынче такая лайка - большая редкость, и встретить ее можно либо на выставке, либо в глухой сибирской тайге у остяков. В советскую власть Сугота вступила зажиточной сибирской деревней, имеющей собственную школу и Божий храм, и населяли ее настоящие мужики.