В Каргаске

       Жизнь на севере, особенно зимой, легкой и приятной назвать трудно, однако и в этих условиях бывали у семьи светлые минутки радости. Когда в самый разгар февральских вьюг вдруг устанавливалось солнечное безветрие, и снег начинал валиться с неба густыми крупными хлопьями, истосковавшиеся по улице дети прилипали к затянутым морозными узорами окнам. И тогда мать надевала валенки под длинный тулуп с высоким воротником и шла разыскивать отца.
Оторвавшись от дел, тот отправлялся на конюшню и собственноручно запрягал любимого детворой Орлика. Овчинный тулуп укладывали на дно кошевки, и на него усаживалась вся куча-мала с торчащими из лохматых шапок носами. Сверху набрасывалась большая медвежья шкура со страшными кривыми когтями, после чего отец садился на облучок и звонко щелкал сыромятным бичом над крутым лошадиным боком. Орлик, диковато кося глазом, шумно выпускал из ноздрей пар и шибко брал с места, торопясь по розовому санному пути в знакомый кедровый бор.
       То-то было визгу и смеху под могучими великанами, укутанными в роскошные серебристые меха. Сам собой затевался целый лесной карнавал, наполненный таинственными персонажами детских неуемных фантазий. Вот тут хитро замаскировался под сучковатый пенек сам Леший, глупо подмигивающий из-под нависшей на глаза снежной папахи. Чуточку подальше в лес уютно задремала в своей ступе скрюченная Баба Яга под снежным пуховиком, а за дальними сугробами призывно машут ребятишкам руками сам Дед Мороз со Снегурочкой, приглашая к большой новогодней елке с шишками в хрустальных ледяных колпачках...
Когда ядреный морозный воздух делал свое дело, Орлика поворачивали обратно, и вскоре веселая и шумная лесная компания снова обретала уют и тепло домашнего очага. Нагулявшиеся ребятишки как снопы валились в кроватки и засыпали сказочным, мечтательным сном…
       Взрослым такое уже не снится, но и в тревожных, ускользающих снах стариков босоногое детство не редкий гость. То приснится студеная лесная речушка с синегубой малышней на песочке, то пронизанный солнечными лучами кедровый бор, полный смолистого таежного духа, то ясно привидится сине-зеленое раздолье заливных лугов со свежими копнами на укошенных гривах. Такие сны - блаженство, и когда они отлетают прочь, подобно диковинным птицам, можно еще долго лежать без движения, с закрытыми глазами, пытаясь удержать это детское ощущение невесомости и теплоты. И вот ведь диво! С годами это удается все чаще, а сами сны не тускнеют, не покрываются серой паутиной прожитых лет, но становятся светлее и ярче, как бы очищаясь от темных сторон жизни и наполняясь ангельским светом прозрачной детской души.



Липецк
2002 г