Царский прием 2

Глава 2 из книги "эпоха креста2")

Куросава, которого охрана губернатора приняла за неграмотного чукчу, стремился узнать, где можно найти только что родившегося царя, чтобы передать тому Туравинский алмаз для исполнения миссии. Он не имел никакого отношения ни к бандам, ни к комиссии. Он просто следовал логике. Инструментов для точного вычисления точки рождения мессии у него не было, поэтому зона, на которую указала остановившаяся звезда, имела радиус в добрую сотню километров. Куросава решил искать по спирали, начав от предполагаемого центра. Своим японским мозгом, воспитанным на следовании строгой иерархии и субординации, он предположил, что начинать надо с самого крупного населенного пункта в зоне покрытия, и с самого крупного чиновника, который может оказать протекцию для всех остальных.
Идея была в принципе правильной, но не для России. Общение с промысловиками в тайге обогатило словарный запас русских слов японца, но в своеобразной специфике. Немного пообщавшись с жителями города, он понял, что его соратники по промыслу, не были сливками общества. И выражали свои мысли, хоть и кратко и емко, но несколько грубовато для большинства горожан. Куросаву понимали с трудом. Реакция полевых оболочек людей, изможденных городской жизнью, указывала Куросаве, что он либо говорит что-то не то, либо не так, как это принято у большинства. Но, тем не менее, он пытался найти главу города, используя все имеющиеся русские слова, потому что переводчика при нем на этот раз не было.
Он быстро сообразил, что главу города лучше называть губернатором, а не офуенным бугром в натуре, и не шерстяным, и не кумом. И место, где его лучше искать называется совсем не чала, а мэрия. Хотя и то, и другое слово, были для японского ума примерно равнозначны. В здании с флагом, на которое указала сердобольная старушка, некие крупные и хмурые ребята на входе попытались объяснить Куросаве, что его в таком виде к губернатору никто не пустит, и вообще того сегодня не будет. Он занят правительственными делами за пределами страны. Куросава терпеливо пытался объяснить, что другой одежды у него нет, а дело не терпит отлагательства. Он даже показал им алмаз, над которым охрана посмеялась, решив, что он хочет затолкать этот грязный камень губернатору в анус. Уж очень лексикон японца был ограничен и узкоспецифичен. Пахан, в натуре, шняга, малява, базар, - были наиболее цивилизованными словами в речи Куросавы. Были многие другие слова, которых накачанные ребятки, прекрасно осведомленные в уголовной фене, даже и не знали. Лагерная феня сильно отличается даже от тюремной, и тем более, отличается от сленга, используемого шпаной. А промысловики стали промысловиками в силу необходимости, а никак не по призванию. Гармонично влиться в социальную среду, после отсидки в лагерях, у них не получилось, и они ушли в тайгу, организовав коллектив тружеников, хоть и не сильно разговорчивых, но достаточно мирных друг к другу. Куросаве “посчастливилось” общаться с сильными, энергоемкими людьми, но в плане интеллекта они плавно приближались к миру животных, и охранники губернатора японца понимать не стремились. Им было сытно, тепло, и нужды народа их абсолютно не интересовали. А когда Куросава лично решил проверить искренность их заявлений, об отсутствии губернатора на рабочем месте, в них проявился охранный инстинкт, и “тормозной чукча”, наконец, понял, кого коллектив таежников называл вертухаями. Это оказались субъекты, абсолютно не имеющие сострадания к живым существам, вооруженные резиновыми палками, чтобы причинять как раз, наоборот, страдание, дабы излить свою внутреннюю агрессию на любого раздражающего объекта. Вскоре Куросава насытил это термин еще одним значением. Охранники начали вращаясь в разных плоскостях перемещаться в воздухе, и издавать звуки подобные “хай”, при падении на пол, или при соприкосновении со стенами, или резными колоннами вестибюля мэрии.
Охранников оказалось внезапно много. Они появлялись из разных дверных щелей и подсобных помещений как тараканы, которых травили дустом. И каждый из них имел охотничий азарт и чрезвычайно сильное намерение изловить чукчу, и лишить его подвижности. Но буквально через пятнадцать минут никого из ловцов не осталось. Зато пол был усеян стонущими телами в строгих костюмах, белоснежных рубашках, строгих галстуках и элегантных гарнитурах раций. Когда Куросава подошел к стойке с ключами, из-под нее медленно высунулись блестящие очки бабули-кастелянши с махонькими глазками, пристально наблюдающими за каждым движением гостя. Она была впечатлена масштабами побоища и поэтому приготовилась отвечать кратко и максимально правдиво на любой заданный вопрос.
Куросава только очень внимательно посмотрел в свое собственное отражение в бабусиных очках, для того, чтобы она разразилась многословием.
– Я поняла, что вам нужен наш господин губернатор, но его сейчас действительно нет на месте. Они уехали и будут только завтра.
Куросава молча смотрел на свое отражение и ждал. Его жизненный опыт научил не начинать разговоров после демонстрации силы. Наблюдатели, заинтересованные в сохранении своего здоровья или жизни, сами все скажут. И дадут все что нужно, да еще и лишнего могут наговорить и предложить массу услуг, о которых их никто не просит. С бабулей все получилось именно так. Она подробно объяснила, как найти кабинет губернатора и его заместителя, и мгновенно отыскала ключи от этих самых кабинетов, чтобы дорогой гость мог лично убедиться в полном отсутствии высокопоставленных чиновников. И в довершении всего, бабуля, которой на самом деле не было еще и пятидесяти, пообещала похлопотать за приезжего симпатичного молодого мужчину с восточной внешностью перед Александром Владимировичем. Он завтра с утра будет решать вопросы государственной важности уже в своем кабинете, вернувшись из Австрии. И уж ее то стараниями, господин губернатор Куросаву непременно примет и решит любой его вопрос положительно.
– Как вас представить? – заискивающе проворковала кастелянша.
Этой фразы Куросава не понял, и отвечать не стал. А просто протянул ладонь. В нее упали два ключа, и он быстро нашел необходимую дверь, резко выделяющуюся перед остальными по качеству и материалу отделки. На ходу он вынул лист бумаги из принтера секретарши, и, нарисовав на нем иероглиф назначения встречи особой важности, игнорировать который не имеет права ни один император, положил его на стол Дори А.В.
Аура губернаторского кабинета не приняла японского этикета, и бумажка, сквозняком сдутая со стола на ковер, прямо к входной двери, была увидена утренней уборщицей. Она всплеснула руками, восторгаясь красивым нарисованным “цветочком” и, аккуратно сложив его в боковой карман халата, унесла его в свою каморку и приклеила на стену, чтобы любоваться рисунком, потягивая крепкий чай в перерывах между трудовыми моментами.