Круглый стол и его результаты

Из истории высшей школы

Перед избранием на конкурс доцент Иванов провел семинар «Смех как средство обучения». После этого на «круглом столе» состоялось обсуждение темы и осуждение самого Иванова.
Первой схватила слово заместитель директора Мухазянова, известная всему институту неисчерпаемым остроумием, избытком жизнерадостности и совершенно неподдельными чувствами, испытываемыми ею к Иванову.
          - Товарищи!!!!!! Все вы знаете, что я хорошо отношусь к шуткам, шарадам, отчетам и прочим проявления юмора. Я иногда и сама обычно может быть готова слегка улыбнуться нижней губой. Если это, конечно, не портит показатель успеваемости и отчетности нашего института, а также правильно расценивается моими подчиненными. Тех, кто неправильно расценивал, я уже уволила, вот еще бы с доцентом Ивановым нам бы справиться объединенными усилиями, а то мне одной он не по зубам, не по нутру, не по уму… долгие годы. Но не обо мне речь и это надо прямо заявить об этом и поставить этот вопрос во главу угла…
           Видимо это блестящее начало, очень сильно понравилось самой Мухазяновой, и следующие двадцать минут она успешно развивала, сама того не ведая, тезисы и антитезисы литературного блеска своей многосторонней и многогранной и многострадавшей эрудиции. Под ее плавно спотыкающуюся речь и систематические упоминания про главу угла, задремала половина присутствующих. Но это не беда, дорогой читатель, и пока вторая половина, напряженно не слушающая Мухазянову, занимается своими делами, мы ознакомим Вас с личностью выступающего.
         Среди интеллектуальных запасов Мухазяновой действительно числились полтора анекдота, усвоенные в начале затянувшейся  на многие годы студенческой молодости И еще были две с половиной шутки, слышанные ею от разного начальства во время многолетней работы младшим методистом отдела начальной подготовки обучения заочному образованию для слабодумающих учителей первых классов интернациональной школы. Более того, не так давно Мухазянова начала рассказывать анекдот, а потом, добравшись наконец-то до его середины, даже вставила туда начало шутки. Это был исторический (или истерический) момент, но тут (совершенно кстати) она вдруг вспомнила, что две недели назад в 15 часов 35 минут подчиненные не принесли ей отчет о выполнении отчета, который должен был быть готовым три месяца назад... и мы уже никогда не узнаем, о чем же был тот анекдот!
           Но что это, дорогой читатель? Как же тут не верить в антипатию и прочую телепатию, астрологию и дерматологию? Не успели мы подумать об этом отчете, как Мухазянова, видимо посредством эфира или зефира, уловила это дуновение мысли (что, впрочем, обычно для нее не свойственно) и тоже вспомнила про тот отчет. Быстренько изнасиловав тезисы и антитезисы своего блестящего начала, она перешла к теме «Круглого стола» и взялась за полуконструктивную критику доцента Иванова. Послушаем, чтобы не одно драгоценное и мудрое слово Мухазяновй не пролетело, просвистело, промчалось и умчалось мимо нашего внимания. Слушай читатель, и ты узнаешь, что такое «бездна вкуса и глубина анализа». Эти слова надо высекать в граните, чтобы благодарные потомки знали – были, были и среди нас светочи педагогической мысли начала XXI века. Слушайте и впитывайте!
          … Не один Иванов знает толк в шутках и методах обучения. Помните, как долго смеялись преподаватели нашего института, услышав фразу, которую я произнесла после легких трехнедельных тренировок, а также дополнительных репетиций, практически без занятий с психологами, логопедами и прочими инженерами-программистами… это… это … как его… а вот вспомнила… человеческих душ? «Этот тот отчет гораздо больше чем простой отчет, он будет во главе угла, угол которого станет просчетом обсчета… обсчетом просчета… то есть я хотела сказать отчетом по тем отчетам, отчет которых увеличит нашу зарплату и может быть наше руководство в лице главного бухгалтера получит очередную восемнадцатую месячную премию!!!!!
         Надо ли говорить, уважаемый читатель, что смех был действительно очень долгим т горьким, но историческая правда, а также неисторическая кривда, требует упомянуть, что зловредный Иванов тогда же уточнил: «Давайте говорить о «вашей зарплате», если речь идет об увеличении. Причем же здесь преподаватели»?
           Это было вдвойне или даже втройне бестактно, потому, что Мухазанова иногда говорила гордо «Мы истерики, простите историки», а однажды даже полторы минуты раздумывала, не взять ли ей для чтения курс лекций для первокурсников. Хвала Аллаху, небеса вовремя произвели необходимую корректировку, и эта недодуманная мысль быстро исчезла. Все потенциальные потерпевшие, включая Мухазянову, были спасены.
           Но мы, дорогой читатель, опять отвлеклись на этого несносного доцента Иванова, а его полуконструктивная критика ширилась и разливалась, как великая сибирская река ранней весной в конце мая. Если бы Мухазянова знала эти слова, то она вполне могла бы сказать: «Меня терзает мировая скорбь и тяжкий недуг, зародившийся чуть более года назад, после того как я посетила семинар доцента Иванова…». Но, хвала Всевышнему, таких слов она не знала, а просто подвергала малообразованного доцента Иванова легкой товарищеской критике, граничащей с разносом и словесным поносом.
- А помните, как смеялись юристы и адвокаты нашего города, а также их со-седи и друзья соседей, когда я после того семинара по совету профессора Пузырьковой хотела подать в суд на Иванова? По моим совершенно точным сведениям менее чем через год уже смеются еще два суда – поселковый (спасибо доценту Блимову) и районный… Жаль, что сейчас нет, как в прежние времена, товарищеских судов… К слову сказать во главу угла, еще год назад на заседании ученого Совета нашего института во время обсуждения вопроса об избрании на должность по конкурсу я настоятельно рекомендовала доценту Иванову учиться, учиться и еще раз учиться у доцента Блимова, но, к сожалению этого не произошло. Иванова избрали на должность, несмотря на суперактивное, а местами даже реактивное сопротивление нашего руководства, Блимова уволил ректор, а Иванов отказался брать у Блимова уроки педагогического мастерства. Он объясняет это тем, что не может забыть, как Блимов называл меня дурой, и в связи с этим низко оценивает интеллектуальную ценность моих советов. Я думаю, что это, товарищи, отговорки-проговорки. Во-первых, Блимов больше так вслух при мне не делает, во-вторых, я его простила с тех пор как он перестал здороваться с Ивановым, а Иванов настойчиво здоровается со мной, как только меня увидит, если я выгляну из кабинета… В-третьих, назло ректору мы все равно взяли доцента Блимова на работу потому, что много лет он обещает написать докторскую диссертацию, а это в наше время много стоит и ему нужны наши деньги... э-э-э простите… я хотела сказать… это много значит… и блимовы нам нужны! Я прямо скажу – это нездоровое явление в нашем институте…  что Иванов у Блимова учиться не хочет. А со мной упорно продолжает здороваться, как только я выгляну случайно из кабинета. Я даже вынуждена была несколько месяцев провести на больничном, чтобы Иванов не смог со мной здороваться. А это, товарищи, уже не смешно и доцент Иванов не имел никакого морального права проводить семинар с таким вызывающим названием…
          Еще через час охрипшую Мухазянову объединенными усилиями двух бухгалтеров, электрика, плотника и доцента Блимова, под чутким руководством директора института удалось утащить в медпункт.
         Сразу после этого вниманием присутствующих в особо извращенной форме овладела профессор Пузырькова. Правда профессором она никогда не была и уже никогда не станет, но простим ей старческие причуды.
- Я не понимаю, куда смотрит наша кафедра? Конечно, если бы у наших преподавателей не было чувства юмора, тогда было бы все понятно. Но вспомните, как все дружно смеялись, когда я выдвинула свою кандидатуру на должность заведующего кафедрой. И это был качественный смех сквозь слезы или слезы сквозь смех. Это вас всех и спасло, потому что в другом вузе мне удалось каким-то образом стать не только заведующим кафедрой, но и даже целым деканом. Они там были лишены чувства юмора и теперь только плачут, делая за меня мою ненужную работу. А вспомните, как все долго улыбались, оценив шутку нашего директора, сказавшего на прошлогоднем заседании кафедры: «Или я увольняюсь, или Иванов, решайте». Только наше чувство юмора спасло директора от увольнения. Впрочем, я не о директоре и не об Иванове, с которым еще за полгода до сегодняшнего «круглого стола», по примеру многоуважаемого доцента Блимова и супермного-классноуважаемой заместителя директора нашего института Мухазяновой, я перестала здороваться. Я чувствовала, что это замаскированный враг всего прогрессивного смеющегося человечества, а также лично директора нашего института, и ее выдающегося заместителя Мухазяновой. Кстати, тут было сказано, что доцент Блимов больше не называет ее дурой. Может быть, в связи с этим нам поставить надо вопрос о присвоении Мухазяновой звания доцента? А что – меня ведь назначили на должность профессора на последние пять лет. Наш директор все может… и у Мухазяновой когда-то муж был…
           Тут невоспитанный доцент Иванов подал голос и задал вопрос:
- «А муж-то, бедолага, тут причем»? - но получил гневную отповедь от про-фессора Пузырьковой:
- «Мой муж тут ни причем, тем более что он меня давно бросил… э-э-э оставил по взаимному соглашению в одной маленькой, но гордой республике, но я его и здесь достала на старость лет. Достала и доставать буду, а Вам, Иванов, должно быть стыдно за то, что Вы Мухазянову даже дурой не считаете! Берите пример с доцента Блимова. Я даже боюсь думать, что Вы про меня думаете, когда я с Вами не здороваюсь или выступаю на трибуне»!!! Скажите честно, Иванов, глядя товарищам в глаза: «Вы не считаете Мухазянову дурой?
- Нет, не считаю, - смиренно ответил Иванов и потупил взор.
- А почему? Вы должны честно ответить на этот вопрос, - продолжала профессор Пузырькова.
           И тут доцент Иванов взъерепенился:
- А почему я должен ей так гнусно льстить?
- Вот, вот они моральные уроды в наших рядах – даже для приличия или из-за уважения к возрасту и руководящей должности не могут сказать приятное женщине! - вскрикнула профессор Пузырькова, потом вскинула обе руки, пошатнулась и дернула себя за прическу таким образом, будто она посыпала голову пеплом.
            Пораженный силой чувств профессора Пузырьковой, доцент Иванов ничего не успел ответить про уважение к женщинам или к тем, кого так называют, потому что в дверь просунулась голова в белом колпаке (не подумайте, что повар) и громко прошептала: «Пузырькову в медпункт, Мухазянова очнулась, директор опять плачет». Профессор Пузырькова, поправив съехавший от волнения парик, быстро улетучилась.
           На трибуне появился доцент Блимов, незаметно для окружающих вернувшийся из медпункта.
- Я хотел бы продолжить тему, безвременно покинувшей нас уважаемой… Но, сначала скажу, что я Мухазянову обычно дурой не называл. То, что много лет назад на заседании кафедры я публично усомнился в объеме ее знаний и качестве соображения, потому, что она вздумала со мной спорить, не означает, что я так до сих пор думаю. Доценту Иванову пора на время забыть об этом и не напоминать Мухазяновой сей прискорбный случай, тем более что ее здоровье все время ухудшается и сейчас в медпункте мы долго выясняли в каком диспансере она стоит на учете... После того, как мы нашли общий язык на почве критики доцента Иванова, и Мухазянова уговорила нашего директора поверить, что к очередной весне я закончу написание своей докторской диссертации, если съезжу полугодовую командировку в Москву, можно говорить о значительном повышении уровня ее умственных способностей. Итак, в Москву я съездил…
Прошла весна, настало лето –
Спасибо партии за это,
За ней прошла весна другая,
Я утомился… не читая…

           Но не будем об этом – не обо мне речь, хотя меня опять несправедливо уволили. От меня везде стремятся избавиться, но это особенности российской высшей школы, и сейчас не об этом. Сейчас я хочу сказать о юморе и о доценте Иванове. Думайте, думайте, что я имею на это полное право. Помните, на конференции «Факторы социально-экономического развития в современных условиях» я выступил с большим научным докладом? Уже три года ученые нашего региона смеются над темой моего выступления «Влияние феодальной раздробленности древнерусского государства на уровень добычи нефти и газа в современных условиях».
            А над моей прошлогодней попыткой заставить окружающих поверить, что профессор и доктор наук Майская украла у меня идею, которую пятьдесят или шестьдесят лет назад выдвинул Дюмезиль, уже смеются в Челябинске и Тюмени! Я тоже хотел подать в суд на Майскую, как Мухазянова на Иванова, но юристы лопнули от смеха, и мне стало жаль российскую науку. К тому же мне доходчиво разъяснили, сколько должна будет заплатить судебных издержек проигравшая сторона. Вы все знаете, что я совсем-совсем не жадный, но деньги люблю и не могу поступиться принципами, отдавая их в российскую казну, а также выигравшей стороне.
            Так что о распространении моих шуток во времени и пространстве можно говорить совершенно обоснованно. Поэтому без ложной скромности, как знаток применения юмора в научной деятельности, я должен кратно остановиться на основных моментах в докладе доцента Иванова, который заблуждается и не понимает…
            Через час уставшие сотрудники напомнили Блимову, что вскоре уйдет последний автобус в ту деревню городского типа, которая на свою беду приютила Блимова после очередного увольнения из очередного вуза…
Это спасло тему «круглого стола» и мирно задремавшего доцента Иванова. Общими