Моя Москва

В самолёте я сразу уснул и проснулся от жесткой посадки в аэропорту Быково. Трудно было сообразить, где нахожусь, вокруг уже не было ни души и, если бы не огромный полотёр, который толкала перед собой уставшая немолодая уборщица, я бы подумал, что сошел с ума, хотя, кто может самостоятельно определить границу своего душевного состояния?
Мои ботинки перед вылетом успел протереть курганский чистильщик, и я, уважая ручной труд, отпрыгнул в сторону от шумного, скользящего прямо на меня, ящика.
Оглядевшись, с трудом нашел выход. От холодного воздуха стало легче. Сознание возвращалось. Меня никто не встречал, хотя, мой родственник, именуемый дядь Юрой, мог бы и встретить. Голова от выпитой водки чего-то просила. И куда все подевались? Мне захотелось громко завопить: "Лююдииии! Где вы? Ау!"
- Братан, куда путь держишь? - на меня удивленно смотрел парень в перепачканной куртке, с завёрнутыми по локоть рукавами. Чёрные от машинного масла руки он протирал огромным белым полотенцем. - Тёща вышивала. - Парень с усмешкой указал на орнамент, успевший из красного превратиться в маслянисто-грязный. - Всё-таки пригодилось. - Он с удовольствием пачкал белоснежное, вышитое по краям, полотенце. - Здесь и ночевать негде, генацвале, тебе повезло, что моя машина завелась, пришлось повозиться с бензонасосом.
Недалеко одиноко стояла старенькая бээмвуха и испражнялась дымом. Все её стёкла были покрыты ледяной коркой.
- Мне до Жуковского, дом Чкалова, - я с трудом выговорил этот странный адрес водителю, и тот, к моему удивлению и радости, сразу понял, куда меня доставить, но огорчил своим ответом:
-Так и быть, грабить не буду, и мне тоже повезло с тобой. Триста рублей и по газам, - он решительно повернулся и пошел к машине.
Парень определенно мне нравился и неважно, что он забирал почти всю имевшуюся у меня наличность, я был рад следовать за ним.
Русская зима. Светлая и тихая ночь. Под ногами трещит и ломается замёрзший спрессованный снег, и хруст стоит такой, будто пробираешься через чащу леса. Длинные сосны, застывшие от мороза, подчёркивают высоту подмосковного неба, украшенного, как новогодняя елка, мигающими звёздочками.
Ветки елок, грациозно опустившиеся в реверансе под тяжестью снега, пахнут хвоей и вонзают свои невидимые стрелы в неприкрытые части моего лица.
Единицы русских способны любить свою зиму так, как может полюбить её эфиоп.
- Грузин? - спросил мой спаситель и, достав жесткую щетку, стал счищать со стёкол машины лёд.
- Нет.
- Неужели чечен? Не похож.
- Армянин я, зовут Артуром, - я приложил открытую ладонь к стеклу машины и, подержав некоторое время, приставил ко лбу. Какую же всё-таки гадость приходится иногда пить. - А что, чеченцы не такие, как все? - я вернулся в русло начатого разговора.
- У них взгляд охотника и ботинки другие носят. А меня Сергеем зовут.
На лобовом стекле отчётливо выделялся отпечаток моей ладони.
Вроде, бегаем в детстве по одинаковым склонам, под одним и тем же небом, и спим все с закрытыми глазами, но почему-то вырастаем такими разными. На Кавказе даже соседние деревни, отличаются друг от друга своими причудами.
- Обычно с Курганского рейса грузины катапультируются. У них в Ильинке своё гнездо. И все такие же рыжие, как ты, Артур.
Между тем, машина оттаяла, и мы отправились в путь.
- Лёд тронулся, господа... - многозначительно произнёс Серёга.
Шины приятно зашуршали по наезженному снегу, словно чарующий звук женского вечернего платья, падающего к ногам.
- Серёга, скажи честно, ты любишь балет?
- Ага, особенно балерин! Такими же странными вопросами меня жена замучила. Я с ней один раз ужинал в Большом.
Я попытался представить себе, как Серега ужинает с женой в Большом, но не получилось, потому что никогда не был в Большом театре, на Красной площади, в Москве, и даже в Третьяковской галерее.
- Твоя жена с Украины?
- Ага, с той самой, - он притормозил машину и упёрся в меня недоуменным взглядом.
- Лёд тронулся, Серёга? Я угадал?
Машину от резкого торможения не занесло.
- У тебя даже шины и те зубастые, Сергей.
Справа нас обогнал пассажирский поезд, взорвав тишину стуком колёс о замёрзшие железные рельсы.
Слева из-за невысоких деревянных ограждений выглядывали крыши одноэтажных домиков, пытавшиеся спрятаться за высокими деревьями, покрытыми снегом, от пролетающего за калиткой грохота.
Я приоткрыл окно и жадно вдыхал подмосковный воздух.
- Пивка бы, - помечтал вслух.
- Потерпи пять минут.
В голосе Серёги вновь прозвучали уверенные нотки.
Оставив позади небольшой посёлок, мы выехали, как указывала дорожная табличка, на Быковское шоссе. Впереди показались несколько многоэтажных зданий. Не доезжая до них, мы остановились перед большим железным павильоном.
- Вот тебе и Юрьев день, и круглосуточное пиво, и всё остальное! - пропел Сергей и тоже вышел из машины.
Присмотревшись, я увидел в павильоне удивительно красивую пару в огромных тулупах. Девушка, откинув капюшон и поправив золотистые волосы, улыбнулась. Голубые глаза, огромные как чайные блюдца, с невероятными узорами в прозрачных зрачках, выглядывали из маленького оконца приветливо, но с тревогой.
Парень прятал руки под светлым военным тулупом, из-под полы которого торчал "ствол". Настоящий безбородый рыцарь.
- Пограничники! Дайте мне пива светлого и дорогого!
Я влил в себя пенящуюся живительную влагу, и мне сразу полегчало, а еще от души позавидовал этой влюблённой паре.
Дальше ехать стало намного веселее, хотя город встречал нас чёрным снегом.
Дорога от песка, соли и снега превратилась в незамерзающую слякоть, а обочины - в завалы грязных сугробов.
Жители Жуковского, видно, рождённые летать, не обращали на это внимания. Машина скоро завернула во двор пятиэтажного кирпичного дома.
- Один из комфортабельных домов города, - пояснил Серёга. - Здесь в подъездах можно в баскетбол играть.
Рассчитавшись с Сергеем, я попросил его подождать пару минут у подъезда, на всякий пожарный.

Глава 2

Железную массивную дверь открыл дядь Юра в семейных до колен трусах. На его волосатой груди, упираясь в пузо, на толстой золотой цепи висел огромный платиновый крест, с блестящими в полкарата, камнями. На таком кресте и я бы с удовольствием распялся.
Юра протянул ко мне свои длинные как клещи руки, прижал к себе и оставил на моей щетине влагу со свисающих от тяжести губ. Преодолевая внутреннее сопротивление, до аллергии не могу целовать мужчин, я прижался к нему щекой и обнял его аллотропичное тело.
- Пилимянник, чё не звякнул с порта? Природныго ума нет, што ли? Зачем тогда всю жизнь учиться?
Ему на глаза попались мои злополучные ботинки десантника.
- Ты бы еще лимоны прихватил с автоматом. Ты чистый? Здесь приключений на жопу искать не надо, сами цепляются. Ребята тебе до утра обрисуют всю картину, чтобы не лез на рожу.
Из комнаты высыпало всё дядино семейство. Сводные братья: Арсен, Леонид, Ринат, и мать этого мужского семейства Лизавета Сергеевна.
Учитель и директор по призванию, она, блеснув своими чёрными как уголь глазами и натянув одну из своих привычных улыбок, пожелала всем спокойной ночи.
-Утро вечера мудренее, за завтраком и поговорим, - и грациозно проплыла в одну из огромных дверей.
На самом деле её звали Ашхен Сетраковна, но разве Лизавета Сергеевна звучит не лучше? По крайней мере, Сатраповной ученики ее не назовут.
Всю свою жизнь Ашхен преподавала русский язык в одной из Ташкентских школ и, судя по тому, как дядя путал рожон с рожей, успехи ее были на лицо.
Ребята, абсолютно разные по комплекции, цвету и разрезу глаз, провели меня в свою комнату, вернее, в просторный зал, где пахло мужским одеколоном, и царили безукоризненный порядок и стерильная чистота.
Вспомнив, что три дня не принимал душ, я почувствовал себя неловко в этом чистом и теплом доме, а еще из-за того, что родственники не обрадовались моему приезду и потому, что за труды мои прежний друг Дима - грузин, прощаясь, откупился милостыней.
Но больше всего сердце щемило из-за разлуки с Родиной, за свободу которой, я расплатился жизнью своих школьных друзей.
- Ребята, мне можно принять душ?
Я стоял под душем и плакал беззвучно, без слёз. Шум и напор воды напомнили мне нашу горную речку, в которой мы, дворовые пацаны, играли в ловитки, а, выбившись из сил, залезали под небольшой водопад с поднятыми руками навстречу непрерывному, тяжёлому и блестящему, под лучами летнего солнца, потоку. Выбежав из воды, осторожно, чтобы не поранить ноги о скалистый берег, с размаху бросались на горячий, словно утюг, огромный плоский камень. На этом камне мы потом, доказывая теоремы и выводя математические формулы, готовились к выпускным экзаменам.
Ком подступил к горлу, затрудняя дыхание. Друзей не выбирают, их растят в течение жизни, а потеряв, не находят себе места, чувствуют себя виноватыми, мечутся по грешной земле, изнашивая душу и подошвы.
В дверь ванной комнаты постучали:
- Ты что, дрочишь там, или заснул? - раздался веселый голос Лёвы. - Потом продолжишь. Вылезай, поговорим. Завтра всем на работу.
Инструктаж был, как перед боем, до последних деталей и сверки часов. Не удивительно, ведь на кон были брошены жизнь и свобода.
То ли от полученной информации, то ли оттого, что я выспался в самолёте, мне не спалось. Память уносила меня в Степанакерт, где я еще школьником впервые встретился с дядей Юрой, куда он привозил свою первую жену и сына знакомиться с нашей многочисленной роднёй.
Всё, что я запомнил в этой встрече - светленькое маленькое личико Лёвушки и, конечно же, фонарный столб, в который мой многоуважаемый дядя врезался на своей новенькой голубой "Шкоде".
Отвыкший от нашей тутовой водки, а её крепость можно сравнить с крепостью спирта, он выключил бампером машины свет целого квартала. А милиции по этому поводу объявил, что покупает понравившийся ему столб со всеми его электрическими потрохами. От денег, конечно, не отказались, и столб "отреставрировали", после чего у этого столба стали встречаться влюбленные. Назначая друг другу свидания, они обычно так и говорили: "Встретимся у Юриного столба".
А ещё от нашей "тутовки" снятся цветные сны...
Следующая моя встреча с Юрой была через несколько лет в Ереванской гостинице "Интурист", куда он прилетел с футбольной командой "Пахтакор" и своим подельником - Кривым Гришей, крутить народу "лохотрон".
Работая от госатракциона, эти два заслуженных мастера доходного жанра, обчистили квадратно-гнездовым способом одну шестую часть земли и, наконец, посетили Армению - родину своих предков.
Когда я пришел к дяде в "Интурист", за мной спустилась горничная и проводила в его номер. Я шел за ней по длинному коридору, устланному ковровыми дорожками, и не мог оторвать глаз от женского тела, просвечивающего сквозь облегающее маечное платье. В тот момент могла оборваться скачущая кардиограмма моего бедного студенческого сердца.
Прежде чем войти в номер, я пару раз споткнулся на ровном и мягком ковровом покрытии. Дорогие кожаные диваны, матовая причудливая мебель на богатом восточном ковре, стол, накрытый среднеазиатскими фруктами в переливающихся нежным светом под хрустальными люстрами вазах, рождали в моей голове грешные мысли.
- Ваш дядя скоро будет, чувствуйте себя как дома, если что, я в конце коридора. Меня зовут Людмила, - этот голос, с чистой русской речью, я не забуду никогда.
От неожиданности я протянул ей руку.
- Артур Александрович Хачатурян.
Коснувшись меня, она улыбнулась. Раненное любовью, моё сердце с трепетом отсчитывало каждое мгновение неожиданной встречи.
Недолго длилось блаженство. Юра стремительно и шумно, как ураган, закрутил меня в своих объятиях, щупая меня со всех сторон своими огромными пальцами. Его облысевшую голову прикрывала широкополая чёрная шляпа. Точно такую же шляпу я впервые увидел у знаменитого Незнайки. Загорелое лицо сияло от радости.
-Пилимяник, Артурчик! Чё такой худой? Не кормят что ли, суки, в этом институте? А рост наш, Бадаловский. Счас пойдём гуливонить... - указывая на меня пальцем, он говорил Людмиле, - пилимянник! - Затем представил её мне. - Наша горчичная. Милочка. Хочешь, жениться? А то находите себе чучелы, смотреть противно.
Он говорил, придерживая Людмилу за спину, а я не мог отвести взгляда от её красивого лица.
В огромном ресторане играла тихо музыка, наш стол ломился от всевозможных яств и напитков.
Официанты, пытаясь наполнять нам стаканы, и меняя ежеминутно, чуть испачкавшиеся едой тарелки, стесняли меня своим присутствием.
Юра это заметил и разогнал их:
-Дайте поговорить, в конце концов, ребята, тет а тет, - и тихо добавил мне, - всё равно комитет запишет разговор на плёнку, - и неприлично громко расхохотался. - Все свои - армяне. Хе хе хе хе ......Не сый. - Потом крикнул громко, заглушая оркестр, какому-то парню, сидевшему напротив за соседним столиком, - Гена, ты обещал больше одного гола моим землякам не забивать, смотри, доктор!
-Куда я денусь, Юра, раз обещал!
Все кругом рассмеялись. А я узнал в этом парне Генадия Красницкого - одного из лучших и любимых мною нападающих. Неужели я так быстро опьянел? Или это всё только сон? Я уже ничего не слышал. Вокруг меня передвигались какие-то тени, то приближаясь, то удаляясь. Юрины сильные руки меня поднимали куда-то в горы, всё выше и выше. Потом промелькнули Людмилины глаза, полные страха и удивления.
Чувства, внезапно нахлынувшие на меня, смешавшись со всеми яствами и напитками, хлынули наружу, вернее, на восточный ковёр, мирно разлегшийся под ногами. Мне хотелось провалиться от стыда сквозь землю, но до неё оставались ещё девять гостиничных этажей, а, может, и подвал в придачу.
-Я уберу, Юра, сейчас уберу, - повторял я, с трудом сдерживая очередные позывы рвоты.
-Не сый, студент, Милочка уже идёт.
Утопая в собственном позоре и стыде, я уже ничего не помнил, не помнил даже то, как моё долговязое тело оказалось нагим и в постели.

Глава 3

Дневной свет и утренняя прохлада приподняли мои налитые свинцом веки, но не смогли их удержать. Они снова опустились. В тяжёлой и больной голове с трудом помещалась одна единственная мысль - умереть, но сначала надо было проверить , жив ли я?
Ощупывая себя на предмет целостности, я вдруг коснулся постороннего тёплого и гладкого тела. За долю секунды откуда-то из бесконечности, пробуждая все мои нервные окончания, вернулся простой инстинкт любопытства.
Обнажённая, очаровательная, божественная фигура не успела еще отразиться на сетчатках моих открывающихся глаз, а я уже, прильнув к Миле, вдыхал непередаваемый аромат милого женского тела. Её аромат. Она лежала на боку, подперев голову рукой.
Небесная нимфа моей любви - горничная десятого этажа "Интуриста", верни мою душу! Дрожащие руки скользили по её телу, замирая, с каждым пульсом разрывающегося сердца, и, не подчиняясь мне, продолжали свой путь. Обнажённая маха, прижимаясь ко мне, прошептала:
-Племянник, что ты там нашел, не поделишься?
А я отдал бы все сокровища мира, чтобы продолжить этот сон. С каждым мгновением роскошное тело Милы под моими руками становилось всё меньше и меньше, и вскоре вовсе растаяло на моих губах. Я таял вместе с ней, теряя вернувшуюся душу, заполняя собой всё её пространство.
Мила умело поддерживала моё неуклюжее движение к раю. Вот оно - царствие небесное, я услышал пение ангелов, я увидел сверкание ласковых солнц, где у ног моих текли молочные реки, а в небесах сердце кружилось жар птицей.
Спасибо тебе, милая женщина. Ты научила меня любить, сделав мужчиной.
Счастье - лежать в объятиях ангельского тела, забыв о приличиях и грехе, целуя и лаская женщину, на время превращаясь в безумного ангела. И если после всего этого кого-то мучают запоздалые муки раскаяния, то скорее всего, они не почувствовали радости в этом сплетении тел, и любви у них не получилось.
За эту подаренную встречу я многое потом прощу Юре.
Через год Мила выйдет замуж за французского коммерсанта и уедет в Париж, бросив меня на произвол местных проституток. Но это будет потом, а пока на нас, голых, целующихся у распахнутого в Ереван окна, смотрела двуглавая гора Арарат, утерянная армянами в лабиринте своей истории. Наивные, услышав впервые проповедников новой веры, призывающей к любви и смирению, они с остервенением и с оружием в руках,умервшляя порой собственных матерей, бросились, крестить налево и направо бедный люд, во имя чужого отца и его незаконнорожденного сына, Армяне всегда хотели быть первыми, любой ценой.
Сколько же крови понадобилось пролить в течении двух последних тысячелетий, чтобы с такой лёгкостью, поверив в коммунистический бред, вырвать часть своей родины, часть своего народа из под родного крова и "добровольно" затолкать их в пасть другой непремлемой культуры. Слава богу, в чужих утробах, мы не перевариваемся.
Созерцая издалека гору Арарат, помните, чтобы не потерять своей души, надо за неё бороться. Прости меня, Господи, ты это умеешь.
Все течёт, изменяясь. Взрослея, мы теряем свои лучшие качества - непосредственность и влюблённость. Избежавшие этой участи, при желании, становятся гениями.
Через несколько лет, на коротком свидании в жаркой и душной камере, я не узнаю Юриных сверкающих глаз - вместо доброго и весёлого дяди меня встретит, может, и не совсем обычный, но преступник, презирающий человеческие законы и обычаи.

Глава 4

Скоротечны зимние ночи. Прекрасно подмосковное утро.
Мальчики готовили завтрак, Юра пытался шутить, но каждый раз его старания натыкались на холодный блеск женских чёрных глаз.
-Чё, солдат, навоевался, развели вас как лохов, бросили вам кости, а сами тут лавы сняли? Сегодня сам убедишься. Здесь мы все черножопые с лицом кавказским.
Юра не давал мне вставить слово в оправдание, делая лишь короткие паузы, чтобы посмотреть в глаза жены. Какими-то невидимыми лучами она управляла этим огромным мужчиной.
-Я и других русских знаю, Юра, они со мной бок о бок защищали твою землю, как солдаты, добровольно.
Мне не дали договорить.
-Наша земля здесь, мы за неё заплатили бабки, за каждую сотку пару штук зелённых.
Лиза Сергеевна вдруг заговорила:
-Артур, на кого ты оставил родную землю и выехал, не дождавшись победных празднеств, тебя же свои, говорят, чуть не убили. Или я не права? Юра, что тебе там сестра по телефону говорила?
-Лиз, не путай мою сестру с этой кашей. Я же тебя просил.
Он ложкой сильно ударил по концу сваренного к завтраку яйца, почти до брызг.
- Революции делают романтики, а плодами пользуются проститутки! - выпалил я и вышел из комнаты.
- Артур, Артур, тормози. Куда погнал? - крикнул вслед Юра. - Весь в своего отца, композиторы хрренниковы.
Продолжения я уже не слышал. Накинув куртку, преодолевая двойную пуленепробиваемую дверь, я вырвался через подъезды и лестницы во двор, в морозное и тихое утро.
Свет робко опускался на украшенные снегом, растопыренные ветки спящих деревьев. С крыш, угрожающе смотрели вниз, огромные, их и сосульками не назовёшь, наточенные до блеска, городские сталактиты. В окнах огромного, окружающего двор здания, стал вспыхивать свет. Город медленно просыпался, наполняясь неприятными звуками.
- Замёрзнешь, здесь тебе не Ташкент, пошли, пошли домой, Артур, - Юра заботливо накинул мне на плечи дублёнку,- доктор звонил, видеть тебя хочет.
- Радик здесь, на воле?
- На воле, на воле, столько дел ждёт, а ты как маленький.
- Юра, ты вызвал меня и не встретил, экзамены устроил. А я, представь себе, вырос. Изменился. Немножко.
Он обнял меня.
- Извини. Я не могу рисоваться, сам знаешь, миллён терпил и не до разборок, не время нах... рисковать. Добрался же. Живой, здоровый. Ещё обзываешься. Лиза в слезах. Все чюствительные, нах... Нервынныя работа. Нет времени отдыхать.- Он снова взглянул на мои ботинки. - Оденем тебя с иголычки. Сначала к Радику. Старик сдал здорово. Только голова работает. И язык. Ты с ним спокойно, не перебивай, доктор приготовил рубку, "арбузами" пахнет. Одна рубка и в дамки. Гаити-Маити, и окна с видом на Кремль. Ради приличия, Лизе не груби. Договорились?
- Хорошо. Договорились. Но я не хотел её обижать,- речь шла о политиках.
- Она уже успокоилась, кое-как тебя отмазал. Будь попроще, что ли!
Мы вернулись в тепло, в обставленную и наполненную хрусталём квартиру. За стеклянными шкафами цветами радуги переливалась дорогая посуда и фужеры, излучая нежность Ренессанса, с помпезностью и вычурностью Барокко.
Мальчики были уже одеты. Длинные пальто, светлые накрахмаленные сорочки и узкие галстуки превратили их в настоящих бизнесменов. Набитые чем-то кожаные дипломаты и начищенная до блеска фирменная обувь придавали особый деловой вид.
- Пора выходить, без пяти уже, - скомандовала Лиза.
- Точность - вежливость королей, - наконец, я услышал голос Рината.
Пацаны суетились, их можно было понять, Арсен вытирал выступивший на лбу пот.
- Я готов, почти. Документы только возьму, - порывшись в своей дорожной сумке, я переложил к себе паспорт гражданина расходящегося по швам СССР.

Глава 5

Мы шли по скользкому асфальту, придерживая друг друга за рукава, и скоро оказались у охраняемых железных гаражей. Нас встречал смешной старик в распахнутом полушубке и валенках. Он медленно махал нам ладонью, спрятанной в варежку. Примерно так же махал нам когда-то наш дорогой Леонид Ильич с экрана телевизора.
- Доброе утро, Петрович!
Повторяя приветствие, мы все по очереди поздоровались с ним за руку.
- Утро то доброе, Юрий Асланович, неловко даже как-то, бензин опять подорожал, - он виновато смотрел на дядю, словно сам взвинчивал цены на горюче-смазочные материалы.
-Мы тоже "Новости" смотрим, Петрович, переживаем. - Юра успокаивал старика, - может, подняли цену, чтобы очереди не было?
-Да нет, Асланыч, сын полночи простоял на заправке, под утро ваши канистры приволок и на работу уехал. Привет вам передавал, вот. - Он вынес из своей избушки две оцинкованные двадцатилитровые канистры. - Хоть коней запрягай, как в войну, - и пробурчав что-то под нос в адрес наших рулевых, наградил совет министров японскими матерями. - Тогда выжили и ныне, дай бог, не подохнем, - не успокаивался Петрович.
- Машины подгоните, а то и вам достанется, - обратился к сыновьям Юра и, обняв старика, бросил сквозь зубы. - Прорвёмся, Петрович, не пальцем сделаны.
- Понятное дело,- согласился Петрович.
- Племянник мой в Госплан по обмену опытом приехал, - представил меня Юрий.
- Опыт дело нужное, только легко уж больно одет, там и до простуды рукой подать, морозец то, во какой стоит! И нужных лекарств днём с огнём не сыскать. - А как ваш хлопок, Юрий Асланович, не промёрзнет?
- Хлопок? - Юра растерянно взглянул на меня, - белое золото в надёжных руках. - Вспомнив, наконец, свою сказку о хлопковом бизнесе, прибавил с выражением. - Хлопковые трусики всегда будут в моде.
Из гаража выкатились две перламутровые "девятки" с затемнёнными стеклами и медленно подкатили к нам.
Пристегнув к канистрам "хобот", Петрович переместил их содержимое в машины. Сделал он это со знанием дела и с удовольствием.
Пока Лёва расплачивался с дедом, Юра, порывшись в багажнике, достал небольшой полный пакет и занес в сторожку.
- Петрович, я там гостинец тебе на всякий случай оставил, премиальный.
- Кормилец ты наш, Юрий Асланович, - дед, пересчитав деньги, продолжил, - дай Бог и вам премиальные каждый день иметь. На всякий случай.
Мы расселись в пахнущие "Автовазом" машины, я и Юра в первую, ребята - во вторую и, попетляв по Жуковскому, выехали в сторону Москвы.
- Старик мне удачу приносит, веришь? Когда его смена у нас, навар курицы не клюнут.
- Юр, не надоело "финтики" пихать народу, рискуя каждый божий день?
- Без разминки "арбуз" не поднять, надо быть в форме, как в спорте. Это работа.
Он легко объехал ползущие по заснеженной дороге машины и, бросая частые взгляды на следующих по нашим пятам сыновьям, похвалил их.
- Не курят, не пьют. Арсен, смотри как рулит, ну точно, Шумахер. А ты не забыл мою школу? Говорят, на лошадь там пересел? Скоро Люберцы, Радик с Люберецкими. Он с ихним жуликом, Мухой, откинулся, и тот его сюда привёз. Голова.
- Муха?
- Радик! Муха-простой жулик, он на воле не выживет. Доктора взяли по многочисленным просьбам нетрудящихся. Он же после твоего отъезда в Карабах пять туфтовых лотерейных билетов с Газ-24 за неделю распространил среди красующихся на доске почёта торгашей. Ни одной заявы, представляешь? Таких лохов надо еще найти.
- Действительно, на доске почёта нашел?
- Я же по-русски тебе говорю.
- А за что его взяли?
- Камни подсунули и валюту. В Москве генерала купили, мешок денег дали, суки торгаши и тогда ему кислород прикрыли, без права выкупа.
- А как же он вышел?
- Когда крысы бегут, знаешь? Тогда и на корабле жди хаоса, всё не по правилам. Вот он и откупился.
- А кто крысы?
- Шухер будет, Радик, говорил, очень скоро.
- В смысле?
- Хер его знает. У него и спросишь. Нет, ничего не спрашивай. Только по работе. По его просьбе тебя нашел. Сам до конца не кумекаю. Радик говорил - крысы бегут, значит, бегут. У него не голова, а домсовет.
Мы подъехали к новостройкам и у одной из них остановились. Юра достал из накладного кармана пальто телефонную трубку с зелёненькими клавишами на табло. Набрав номер, он приказал.
- Подождите здесь, если что, я на связи.

Глава 6

Мы с Юрой поднялись на второй этаж. Не успели подойти к двери, как она плавно приоткрылась. В светлом костюме, наглаженный и выбритый до стекольной гладкости, такой же упитанный, каким я привык его видеть, только с абсолютно седой, вернее, белой шевелюрой, стоял улыбающийся знаменитый "Доктор" и протягивал ко мне свои руки.
- Родной ты мой, Артурчик, - он тепло обнял меня и поцеловал три раза. - Пройдём в комнату, отметим твоё явление народу. Обрадовал старика,- он, переваливаясь с ноги на ногу, провёл нас в комнату.
Юра сразу захозяйничал, вытащив откуда-то Армянский коньяк в хрустальном бочонке, закуску разную к коньяку, фрукты, а я всё разглядывал Радика. Не о таких ли брюках мечтал бедный Остап Ибрагимович? Он бы позавидовал ему.
- Не молчи, рассказывай по-хорошему, как докатился до такой жизни? Эх, где мои семнадцать лет, смотрю на тебя и радуюсь, дорогой мой. Вовремя, вовремя мы встретились, всё идет по генеральному плану.
Раздался мелодичный звон от трёх крохотных соприкоснувшихся коньячных рюмочек, и только моя была с удовольствием выпита. Юра и Радик лишь пригубили.
Закусив чучхелой, я взял слово.
- Спасибо, что не забыли меня, Радик, спасибо за приглашение! Что рассказывать, когда-нибудь в мемуарах напишу обо всём. И вы прочитаете.
Возникла небольшая пауза, каждый из нас, наверно, подумал о будущем. Радик сидел, положив ногу на ногу, и постукивал свободной рукой по столу как по клавишам, в другой он держал невыпитую рюмку. Юра аккуратно разрезал ананас и, готов был уже уничтожить эту красоту.
- Юра, налей Артуру ещё, пусть расслабится, - он поднёс коньяк к лицу и, понюхав, сообщил,- с нашей долины, ах какой аромат!
Юра вытащил из внутренних карманов пачки долларов, затянутые цветными резинками и, накрывая ими угол стола, понюхал:
- Запах Америки гораздо приятней, Радик. Это за две квартиры, и мы остаемся должны за последнюю,- он приложил к долларам документы с гербовыми печатями. - Два договора купли продажи, и всё как в аптеке, Доктор, так что ждём новых пациентов.
-Будут, вам, больные, - успокоил Радик, - Муха сегодня оставит новые списки лохов. Генерал из ОВИР отъехал в командировку и только вчера вернулся, а знаешь, что он говорит своей "тёлке", прямо анекдот! Мы ржали до инсульта, когда просматривали "видак", мол, он перед государством чист, сознательно пресекает вывоз валюты за пределы Родины.
Мы тоже попытались поржать, но во избежание мозговых осложнений, я сквозь смех подтвердил:
- Есть доля правды в его продажной доле.
- Мою таможню, нах...предатели долго будут помнить! - добавил Юра и, приложив одну из пачек к своей лысине, крикнул: "Служу Совейскому Союзу!"
Тут мы не удержались. До слёз, до коликов, хохотали как дети, наглые и дерзкие дети Союза Советских Социалистических Республик.
- Оставь, оставь эту пачку, Карацупа, - указывая пальцем на дядю, продолжал в перерывах смеха Радик. - Купишь новое обмундирование вновь прибывшему бойцу. Артур, сам выберешь прикид, я в тебе не сомневаюсь.
Юра послушно опустил пачку передо мной, поглядывая на мои ботинки, наверное, хотел запомнить, как они выглядят.
- Одеться необходимо по сценарию, чтобы театр не завершился вешалкой, думаю, и Станиславский поддержал бы меня, - подражая пафосу Юры продекламировал я.
Всем стало не до смеха.
- Юра, пацаны твои, небось, соскучились. Мы с Артуром покалякаем малость о Шекспире, пока вы финтики разбросаете в городе, потом его и забёрете по ходу пьесы.
- Матросы без вопросов, звякнете к финалу. - Юра встал, нацепил свою кепку, пальто, махнул рукой, - не прощаемся, - и оставил нас двоих в новой отремонтированной по евростандартам квартире.
Что же за мясо приготовил доктор к рубке? Какую роль он предложит сыграть мне в этой недешевой, судя по первичному капиталовложению, операции?
- Как же без войны можно вырвать миллиард долларов, если я не ошибаюсь, речь идет приблизительно о такой сумме. Не привезут же прибалты бабки червонцами. Или я не прав, Радик?
- Поэтому я тебя и пригласил, мой дорогой, за твои мозги, только ты, я уверен, аккуратно, без крови, примешь бабки.
- А чеченцев куда мы денем?
-Ты же не дал мне договорить. Математику развёл, поумножал себе, хотя сначала мы должны отнять и разделить всё по справедливости. Чечены на этом и лоханулись, они решили заработать на конвертации больше прибалтов и банкиров. Справедливо?
- Не совсем.
- Вот и банкиры так думают. И если прибалтам деваться некуда, банкиры выходы и из безвыходных ситуаций откроют чужими мозолями. Они давно мечтают крышеваться бурильщиками, как их там по-новому называют, ФСБешниками, вот и решили одним разом покончить с двумя своими врагами, скинули братве информацию и согласились с пиратскими условиями своей мусульманской крыши. Вот такие еврейские пироги с рыбой.
- Радик, тебя евреи закрыли?
- Ты снова прав.
- А как Ёсик, тот твой друг катала, ты меня с ним познакомил, помнишь?
- Тоже мне, сравнил Ёсика с крысами. Он - наш человек. Уважаемый вор. Хочешь его видеть?
- Он тоже в Москве?
- Рядом, он с Подольскими. В воскресенье Юра на даче шашлыки заварганит, я ему позвоню. Могикан всё меньше и меньше. Беленького хоронили этой осенью. Эдика убили, Жору Тблисского оптикой сняли...Такие люди уходят - история. Мелочь кругом без "образования " и "школы". Одни сучары на стрелках пыжатся, да спортсмены-акробаты под Котовского косят - ни мозгов ни вдохновения. Настоящие мясники человеческих душ.
Он обнял меня старческими руками, похлопал по спине и "успокоил".
-Это моя последняя рубка, не подведи меня, старика, мне за тебя отвечать. Шаг в сторону - вилы нам всем, Артурчик, я верю в тебя. Ты сыграешь это, Чайковский, ты слышишь меня? Один сольный концерт - и всё.
Дороги назад не было, и я молча кивал ему.
- Выпей ещё и отдохни, Муха скоро проявится. Он хочет тебя "прощупать" - все на нервах.
Радик налил полный фужер коньяка и заставил залпом выпить.
- Поспи. Если сможешь.
Коньяк, наконец, зацепился за мои мозги, наполняя серое вещество солнечной энергией. Мыслям стало тесно, и они, обгоняя друг друга, закружились. Я опустил голову на заботливо подставленную подушку, натянул на себя одеяло и утонул в диване. Симфония, пожалев мои перепонки, захлебнулась. Спящий человек милее ангела. Не так ли?

Глава 7

Я проснулся сам. В моей голове кто-то бил в тамтамы, размахивая тяжёлой битой.
Организм, отвыкший от длительных воздушных перелётов, неадекватно реагировал на спиртное, хотя, возможно, я не успел аклиматизироваться и после чистого воздуха, оставленного в горах, мои лёгкие не могли до конца освоить этот, окружающий столицу, смок. Но всё же, я не советую с утра глушить большими фужерами коньяк.
Радик "ждал" моего пробуждения, громко похрапывая в кресле, но как только я опустил ноги на ковёр, он тут же, просвистев в последний раз, улыбаясь, открыл глаза.
-Голова болит!
-Немножко. Отвык от дорогих напитков.
-Не пустая, вот и болит. Выпей немножко. В холодильнике этого добра навалом. Выбери себе чего-нибудь. Хочешь, прими душ, там и поплавать можно.
-Дай сначала с холодильником познакомлюсь.
Я побрёл за Радиком на кухню. Когда-нибудь я тоже куплю такой рефрежератор. На одной полке холодильника свободно разместились две магазинные витрины отборных напитков, но мне больше понравилось "Советское Шампанское" с полусладким содержанием. Оно проверено временем.
-Ну, как? - Радик смотрел, как я наполнял остатки шампанского в фужер. - Лучше?
-Лучше не бывает, спасибо, Доктор. Наверное, в моей голове только этих пузырей и не хватало. - Я поднял к свету полный бокал, и мы стали с двух сторон созерцать царство золотых пузырей.
Я постепенно опускал фужер, и наши взгляды встретились. Мы уже смотрели через стекло друг другу в глаза. Его зрачки - два чёрных туннеля тянулись в глубь и соединялись в один, затягивающий меня омут, и не было из него выхода. Там не было света. Одна смерть.
Один из стремящихся вверх пузырей вдруг, прервав своё восхождение, заметался между золотистыми струями и рассыпался в его взгляде бесконечным сверканием. И я увидел своё отражение. Господи, чем сильнее наше неверие, тем убедительней твоя явь. Накажи и помилуй нас за всё, что было и будет...
В огромной мраморной ванной с пристроенными для неуклюжего хозяина ступеньками, я скользнул под воду и, затаив дыхание, пускал выпитые пузырьки в подогретую воду.
В дверь постучали.
- Чайковский, Сергей Иванович приехал, выходи.
- Умирать, так с музыкой, - подумал я. - Выхожу! - и тихо для себя добавил,- пора ни пора, выхожу со двора.
Сергей Иванович, расписанный вдоль и поперёк, худой и жилистый, как корень баобаба, после долгого созерцания, наконец, протянул мне свою руку.
-Ара-джан, добро пожаловать. О твоём "разгоне" песни в зонах пишут.
-Народ любит преувеличивать, Сергей Иванович. Да, "музыку" сам сочинил, но какие исполнители были. Один "Бадала" квартета стоит. Да что квартет, на оркестр тянет.
Бадалой называли дядю в непролазных дебрях преступного мира.
-Не понимаю я в этих музыкальных науках, братан. И законы воровские по жизни с малолеток не в пионерских лагерях изучал. Хотя и был примерен - статью одну по этапам от звонка до звонка волок, не изменяя ей.
Прежде чем совершить свой визит Муха, видно, здорово раскумарился, его выразительная и плавная речь дышала коноплянным вдохновением.
-Не скромничай, дорогой, - Радик вмешался в разговор. - А кто этой армией дирижирует, я что ли, Серёга? Да и ты, Артурчик, целку из себя не строй. Он и музыку напишет сам и исполнит лебединую арию с лавой. - Радик, довольный, завершил разговор.
Оставив список "предателей" и забрав мой паспорт, Муха попрощался. У дверей его ждали два немых лысых бандита со злыми и глупыми глазами. Даже через пальто выпирали их накаченные мускулы. Ещё раз помахав нам татуированными перстнями, вор указал своим телохранителям на лестницу, и они, не спеша, покатились вниз, пряча свои короткие шеи с тяжёлыми цепями в воротники.
-Поздравляю с принятием в семью. - Радик обнял меня ещё раз.
-Так быстро меня усыновили? И паспорт забрали, чтобы не убежал от родителей, да?
-Всё идет по моему генеральному плану, дорогой мой. Через пару часов тебе подкатят накрученный "мерс" со всеми твоими ксивами. Тебя женят, пропишут, и поменяют твой старый паспорт на новый, дорогой мой москвич. Ну что сказать, ну что сказать, устроены так люди, желают знать, желают знать...Давай споём нашу? Сари Тахи Тмбла хахаха, - Радик всерьез стал петь эту старинную народную песню о горах, барабанах и баранах, я не удержался и подхватил:
-Эх, саритахитмбла хахаха ......
Радик поднял свои короткие руки, протянул их вперёд, запрокинул голову, точно Кобзон, но постаревший, и с очень серёзным видом продолжал петь. Я не мог уже стоя смеяться. На корточках, приложив палец к губам, просил прекратить, нет, умолял его прекратить это сумасшествие. Хорошо, в дверь постучались. Поклонившись, Радик поправил причёску и пингвинской походкой пошёл встречать опоздавших зрителей.
-На первое отделение ты опоздал, Лось, а второго сегодня не будет, заходи, раздевайся, дорогой...С какими вестями?
Лось, в высокой норковой шапке, чтобы прикрыть, видно, рога, в дорогой дублёнке и со спортивной сумкой с трудом пролез в дверь.
-Здоровеньки булы, москали. Меня внизу ждёт Муха, короче, Чайковский, в сумке документы и пол-лимона даларов, это твои карманные. Другие затраты согласовывай с Доктором. Завтра сфоткайся для паспорта и будь готов к пяти часам, мы тебя заберём. Машину поставишь в гараж, охраник в курсе, скажешь от бати. Всё. Пока не прощаюсь.

Глава 8

Деньги тяжелее бумаги. Пять вакуумных упаковок по сто тысяч делали сумку неподъёмной и красивой. Но блестящий ключ, выбрасывающий как нож своё лезвие, понравился больше. Мне не терпелось потрогать машину, послушать журчание ее движка под музыку русского шансона о найденном окурке с красной помадой, но Радик, пролистав мой паспорт, торжественно вручил его мне, напевая похожую на вальс Мендельсона мелодию.
Не знаю, преступниками становятся неудавшиеся артисты или артистами становятся неудавшиеся преступники, но связь между ними, несомненно, существует.
В моём паспорте Гражданина СССР я обнаружил два новых штампа и, если второй о моей прописке в центральном округе Москвы по улице Пятницкой довёл меня до восторга, то первый о моём бракосочетании с гражданкой Нехорошевой ВН, неприятно удивил.
Неужели заставят полюбить эту женщину по генеральному плану Радика?
- Мужчина должен быть беспощадно удовлетворён, чтобы не наделать глупостей. - Радик, аж хлопнул ладонью по недожатому своему кулаку.- Женщины от глупостей не застрахованы, - добавил он после раздавшегося хлопка.
В сумке зазвонило, Радик, поискав, вытащил маленькую трубочку с осветившимися кнопками.
-Муха на проводе. Наверное, тебя.
-Сергей Иванович, Артур Александрович внимательно вас слушает, - приняв чиновничий вид, приветствовал я Муху.
-Вольно, Чайковский, Валька - супруга твоя, познакомиться хочет с тобой, позвони ей завтра днём, но сначала оденься.
-Один нескромный вопрос, Сергей Иванович.
-Валяй.
-С женой обязательно спать?
Он повторил мой вопрос, рядом послышался смех.
-Композитор, у тебя одна обязанность - плавная музыка, сам знаешь. Остальное похуй...Хыхыхы ..... Кайф общаться с тобой...Хыхыхыхы...копай дальше... концерт твой скоро...Откуда его Доктор выписал? - услышал я голос Лося.
Я также вежливо пожелал Сергею Ивановичу здоровья и доброй страстной ночи.
- И тебе тихой ночи, - смеясь, ответил он.
Я не мог предположить, что Радик своим храпом выбивает стёкла из оконных рам.
Бракосочетание не входило в мои планы, но Радик прав, мужчина должен быть всегда в форме, обязан тренировать не только свою память.
Приехал Юра, привез Арсена и долго хвалил машину, огорчаясь, что не может иметь такую сам.
- Мои пацаны не понимают, что нам по работе рисоваться нельзя. Радик вот на "Форд" сел. Что, стыдно? Суки-немцы, умеют же делать технику! Все колёса ведущие - танк, нах...- и, посмотрев снова на мою обувку, почему-то поспешил удалиться к своей красавице жене. Набив карманы деньгами и документами, мы с Арсеном спустились к машине. Она очаровывала своей красотой. Блеск чёрной краски и полупрозрачность стёкол делали её загадочной и живой. Я ласкал её гладкое крыло, как когда-то ласкал свого вороного коня. Животные нас не бросают. Никогда. Я вспомнил, как "Отелло" встречал меня по утрам, вытягивая свою лебединую шею, чтобы положить свою костлявую голову мне на плечо. От его фырканья моё сердце наполнялось нежностью и теплом. И я стоял, боясь шелохнуться, пока "Отелло" сам не убирал свою голову, окуная её в ведро, и пока он ел свой овёс и пил воду, я смотрел на его сильное и стройное лошадиное тело, вздрагивающее каждый раз от моего прикосновения. Прости меня, я и тебя предал.
Арсен профессионально вёл машину, и я мог облегчить свою душу воспоминаниями.
Впереди замелькали огни большого города. Москва! Я любил этот город и всегда буду любить. Его улицы и бульвары, смешных москвичей, не толкающихся в очередях и вежливо отвечающих на наши глупые вопросы, длинные мосты и высоченные здания, железнодорожные вокзалы - эти небольшие государства со своим климатом и акцентом. Спортивные арены, гудящие под крышами молчаливой братвы и московской милиции, талантливых артистов дорожно-патрульной службы и, конечно, чиновников, чертовски образованных и компетентных с красивыми и воспитанными секретаршами.
Москва прекрасна в любое время дня и ночи, в любую погоду и всегда готова обнять каждого из нас своими смертельно-крепкими объятиями.
Мы въехали в город. Снежинки лениво кружились, нехотя, опускаясь вниз. Пешеходы старались угодить под колёса машин целыми делегациями. Осветительные фонари, окруженные падающим снегом, тянули другу к другу свои повисшие провода и светили вместо пропавшей куда-то луны.
- Артур, расскажи мне про "разгон". Ты придумал это, чтобы спасти моего отца? Да?
- Арсенчик, давай не сегодня, дай насладиться Москвой!
Раздалась сирена, и нас обогнала патрульная машина и, перекрыв дорогу, всеми своими мигалками ослепляла нам глаза.
- Приехали, сейчас насладишься. - Артур припарковался к тротуару. Сиди и молчи, я с ними разберусь сам, дай только документы.
Арсен, неторопливо кутаясь в пальто, подошел к ментам. Они, не выходя из жигулей, о чём-то мирно беседовали с ним. Вскоре все засмеялись и отпустили Арсена с миром.
- Проверка документов стоит десять долларов. Любое нарушение - пятьдесят. Триста долларов, если бухой. Никогда не ругайся с ними. Дороже станет. У каждого своя работа. Москва!
Проехав ещё пару битком набитых машинами улиц, мы, наконец, взобрались двумя колёсами на тротуар и остановились у витрины магазина одежды. Два мальчика-манекена приветливо смотрели на нас немигающими голубыми глазами, застывшим поклоном приглашая войти, и мы послушно двинулись к ним.
Взгляд охранника, легко скользнув по Арсену, впился как жало осы в мои ботинки. Если бы он знал, через какие альпийские луга, непроходимые ущелья и звериные тропы прошагали они со мной, чудом обходя спрятанные там мины и растяжки, может, взгляд его стал бы не таким пренебрежительным?
Интересно, за сколько секунд я смог бы уложить этого охранника, затягивая синий галстук на его красной шее?
Арсен дотронулся до моего плеча.
- Артур, время деньги, не будем отвлекаться. Нам ещё в обувной и в салон к Зверьку и, улыбаясь подошедшей продавщице, спросил:
- Пардон, мадам, где у вас эксклюзив?
Дорогую одежду долго не выбирают. Мы наполнили огромный багажник объёмными фирменными пакетами и вновь запетляли по заснеженной Москве.
После обувного салона Арсен похвалил меня:
- Мне нравится, как ты шопаешься быстро. У кого будешь стричься? Есть баба и Зверёк, говорят, он лучше. Ринат и Лёва стригутся у него.
- Буйную мою головушку отдам только в женские руки! Поехали к ней, Арсен.
- Артур, ты на армянина не похож, здорово! Только горбинка на носу и
манеры, почему так?
- А ты знаешь, какие были наши предки?
- Нет, дедушку не видел.
- Даже на фотографии? Но я не его имел в виду, говоря о наших предках. Ты знаешь, в одном селении, в Бюраканском районе Армении, я видел похожих на меня людей. Почти всё светловолосые с голубыми глазами. Говорят, мы все были такими.
-Что делает с людьми тяжёлая работа? - сокрушался Арсен.
Мои дети, может, внуки тоже будут светлыми. Я никогда не работал.
- Это солнечные армяне и до сих пор поклоняются солнцу Ра. БюРакан, АРаРАт и даже аРа - всё из нашего солнечного прошлого. Они рожают много детей, и все по-чёрному работают в отличие от тебя, брат. Сколько ещё ехать, Арсен, в этой веренице?
Впереди у нас застряло движение, кто-то здорово, на уже замерзающей дороге, развернулся и врезался в другую машину.
- Возьми правее, вот там, видишь, салон красоты, чуточку ещё вперёди, вон там останови.
Причёска бойца должна быть одинаково короткой на всей поверхности черепа, чтобы противник не смог взять его голыми руками. Такую прическу мне здесь легко нарисуют. Можешь не выходить. Послушай музыку, постарайся убрать машину с этого катка куда-нибудь во двор, вон там впереди, видишь, арка. Я скоро. Жди там.
В салоне красоты, как и подобает, ждал народ, красивым без очереди не станешь. Из конца помещения, от самого его уголочка, меня ослепил взгляд моей Милы - сказочной горничной из прошлой жизни. Она совсем не изменилась. Я шел к ней с разбуженным от спячки сердцем и смотрел в глаза. Её кресло было свободным. Она прижалась к стене и от испуга выронила ножницы. К халатику был приколот чужой бейджик. Я прочитал имя и, не веря своим глазам, спросил:
-Мария?
-Хмельницкая, я новенькая, можете подождать, скоро кресло рядом освободится.
Вместо того, чтобы напомнить ей её настоящее имя, я медленно опустился в кресло.
Природа часто повторяет свою красоту. Одинаковые реки и горы, не отличимые на первый взгляд, я встречал уже не раз, спасибо за это создателю, он нас таким образом возвращает в прошлое, но приступ отчаяния, сковавший моё тело и волю, нечаянно проклял его. Прости меня опять. Я знаю, Господи, ты всё сделаешь так, чтобы я снова поверил в твое величие.
Прикосновения её рук поднимали меня на девятый этаж Ереванской гостиницы "Интурист" и нежно бросали вниз, к самому подножию святой горы Арарат.
Матерь Божья! Мария! как в тебя не влюбиться?
Все деньги с документами остались в машине, закон подлости достаточно не изучен нами, а жаль. Мы часто наступаем на эти грабли. Достав из моей поношенной куртки всю скомканную мелочь, оставшуюся от курганской поездки, я честно признался своему ангелу в неплатежеспособности.
Она, пересчитав деньги, успокоила меня.
-Совсем чуточку, ничего страшного, может в следующий раз. Со всеми может случиться.
Я снова проверил все карманы.
-Кот даже не заплакал, одна среднеазиатская пыль. Прости меня, милая.
-Возьмите на дорогу,- она протянула обратно деньги в своей нежной руке.
За один поцелуй её ладони я готов был вырвать своё остановившееся сердце из груди и подарить ей, стоя на коленях.
-Мария, тебе звонок.
Ей поднесли телефонную трубку.
-Гололёд? Наверно, хорошо, не беспокойтесь, доберусь сама. На троллейбусе. Вот скоро выхожу, через час буду. Если не трудно, на остановке. Пока, мамочка.
Законы подлыми не бывают - это мы хотим их подстроить под наше бытие.
-Я готов вас отвезти,- мне хотелось сказать ей, - на край света! - Но жизнь научила меня не обманывать любимых. Со лжи начинается неверие, и кончается любовь. - Вы не бойтесь, я никогда не обману вас. Машина рядом. Я мигом.
Она смотрела мне в глаза и улыбалась.
-Я вам верю, предупрежу только хозяйку и позвоню домой.
Господи, почему ты дал нам право обманывать? За какие грехи?
Почему ты не вырвал самый первый лживый язык? Почему? Не мы одни достойны презрения.
Натянув капюшон на голову, я пошел к машине. Устроившись в тепле, Арсен гнал какой-то школьнице урок географии по вопросу развития хлопковых плантаций на Востоке.
Наверно, приятно слушать в морозный московский вечер об экзотических странах, но я заставил Арсена отпустить девочку готовить уроки.
-Брат, ты, наверное, устал за день, всего одна просьба, последняя.
-Что случилось?
-Понимаешь, тут девушка заблудилась, я обещал подвезти.
-Не верь этим ****ям, брат. Дай на крайняк денег, возьми телефон, потом позвонишь...поздно, гололёд, поедем. Не мы, так нас кто-нибудь заденет. Ласточку твою жаль.
-Я обещал. Да и за стрижку пока не заплатил. Поехали. Поехали.
-Хозяин - барин. Поехали, так поехали.
Хозяйка салона, вышедшая проводить Марию, увидев машину, смутилась и, скомкав проводы, спряталась за дверью. Вот такой ужас наводили тогда московские бандиты на бедных бизнесменов - в то время полутысячные новые мерседесы в Москве не валялись.
Прежде чем посадить Марию в машину, я успел нашептать ей:
-Брат не любит, когда по дороге разговаривают. Будем молчать, - она кивнула мне своей ангельской головкой, отводя глаза в сторону. - Потом всё объясню, не волнуйся. Куда надо ехать?
- К трём вокзалам. Оттуда можно пешком пройти. Мне страшно.
Она не поднимала глаз. Я взял её за руку.
- Я не обижу тебя никогда. Она взглянула мне в глаза и улыбнулась.
- Я верю тебе.
Ехали как немые. Молчание нарушил Арсен, тормозя у аптеки.
-Не скучайте. Я скоро вернусь.
Он действительно вскоре вернулся и бесцеремонно бросил мне пакетик с презервативами.
-Импортная Резина, с шипами, чтоб не пробуксовывать.
Я опешил.
-М м м...спасибо, - запихивая пакет в карман, промычал в ответ.
Действительно, Арсен повзрослел. Как быстро летит жизнь...

Глава 9

Если бы огромные баулы, которые толкала перед собой спешащая в разные стороны толпа, были квадратными, я бы подумал, что где-то рядом строят пирамиды. Слава богу! Всего три вокзала поместились на этой площадке. Мы с трудом нашли место для парковки.
Я подмигнул Арсену:
-Пришло время тебе не скучать.
Обогнув с Марией небольшой скверик, мы подошли к ее дому.
Стоя у подъезда, я от волнения не знал, что сказать, а она в растерянности не могла набрать код от замка.
-Извини меня, пожалуйста, всё так глупо произошло: этот шпионаж, аптека, наше знакомство. Я люблю тебя, Мария! Я тебя люблю! И не важно, что мы не знаем друг друга. Ничего не важно. Для меня важно только то, что я люблю тебя. И буду всегда любить, - она молча слушала, опустив голову. - Если в вашем сердце найдётся хоть чуточку места для меня, я обещаю, я постараюсь сделать вас счастливой.
-Приходи завтра, без брата. Да, я не знаю тебя, но неприязни не чувствую. Даже наоборот. Сама не понимаю, как поехала с вами, с тобой, в ночь... У меня есть дочка. Я была замужем.
-Я приду, я обязательно приду. Я люблю тебя, Мария. И дочку твою, и всё твое прошлое и настоящее люблю, и буду любить всегда.
Я держал её дрожащую руку в своей руке и не мог отпустить.
-Спасибо вам, - она быстро поцеловала меня в щёку и вошла в подъезд, - я буду вас ждать.
Даже Доктор не смог бы себе представить, какой концерт я закачу для его прощальных гастролей.
Пока я шел к Арсену, словно божьей искрой в моей замёрзшей голове вспыхнуло пламя таких безумных страстей, что мне пришлось откинуть капюшон и подставить голову падающему снегу.
Чтобы быстрее потушить этот огонь, я стал ртом хватать мокрые еще снежинки. Вот оно - вдохновение! Зазвучала музыка, и я увидел своих провинциальных "музыкантов", проверенных в боях: Рашида, Армена, Максима, Гену... А ноты всё лились и лились в одно целое произведение. Я смотрел в нескончаемое небо, подарившее мне со снежинками моего ангела, и тихо молился без слов.
- Артур, не ешь снег, снегурочкой станешь, - Арсен вернул меня на площадь трёх вокзалов.- Поехали брат, одним снегом сыт не будешь. Доктор уже сто раз интересовался, где ты. Позвони ему. Успокой старика. Что-то ты быстро с этой еврейкой. Удивительно.
- Издержки войны... Ты думаешь, она еврейка?
- Такие печально-любопытные глаза бывают только у них. Мы с ними уже почти год работаем. Странно, столько молчала, может, заикается? Хй их поймёт. Как ты мог поверить её сказкам? После сорока лет они исчерпали запас своих блужданий. Пахану памятник надо ставить - только ему и Сталину удалось их немножко постричь.
- Арсен, пойдём, я ей тройной тариф заплатил, забудь об этом, хочешь, я тебе о "разгоне" расскажу?
- Да, да, я уже забыл всё, - он мне любезно открыл дверь и даже помог влезть в машину.
- Что с тобой происходит, ты вроде весь в облаках? Неужели она так завела тебя, Артур? Колдунья, мля. Надо тебя с ленинградкой моей познакомить. Вот это школа.
- Я смотрю, тебе не интересно услышать о казахской увертюре твоего отца?
- Все, молчу!
-Сколько до дома ехать?
-Чуть больше тридцати минут.
-Так вот, когда Кривого Гришку повязали, следак из прокуратуры обещал скосить срок. Ему тогда пятнашка светила. Перетёрли - договорились. Посредник - друг семьи, ещё тот милый друг хозяйки дома, узнал, что деньги следак в Казахстане у матушки своей прячет. А бабки у него не малые были, только за Гришу он полтинник высосал.
Арсен, я тебе в сокращённом варианте рисую, чтобы успеть рассказать. Речь шла о пол-лимоне. Тогда это действительно были бабки. За такие деньги можно было площадь Ленина купить.
Твоего отца с Утюгом решили отправить в командировку в Северный Казахстан выутюжить бабки. Утюг своим уродством и без утюга, кого хочешь мог расколоть, тип был еще тот, Квазимода отдыхает. Пахан твой приехал ко мне, и правильно сделал, я тебе скажу, обсудить свой электрический сценарий. Его план привёл меня в ужас. Фактически, он ехал за сроком, долгим и крытым. Я, конечно, все свои сокровения высказал и убедил его изменить планы. Представляешь, включенный утюг и старушку, которая, возможно, даже и не знает, где ее образованный сын деньги прячет? Кранты, короче, были бы всем. А что делать? Ставки сделаны. Двести тысяч - в общак, триста поделили бы все остальные. Отказаться он уже не мог, в силу тебе известных причин. Я попросил тутовой водки и взял тайм аут до утра. Так и придумал им фантазии на безутюжные темы.
К мамаше сначала зашел гонец, мол от сына, с предупреждением об его аресте и грядущем обыске дома. Бабка, естественно, помчалась прятать деньги, но у дома ее поджидала черная волга и Юра с документами полковника милиции.
Деньги изъяли, а бабку отправили домой собирать теплые вещи и сухари для себя и для сына, потому что она автоматически стала соучастником взяточника. Телефоны на улице были отключены на необходимое время. Утюга, который уже был в доле, я сделал водилой Юры, чтобы скрыть его пороки за затемненными стеклами черной волги и не лишать обещанной доли.
Бабка, собрав тёплую одежду, до упора ждала ментов с наручниками.
Следак, потеряв пол-лимона, не стал заявлять о грабеже. Не заявит же он сам на себя- взяточника.
И волки оказались сыты и овцы целы, но без шерсти. Юра был на высоте. Только денег изъяли чуть больше трёхсот тысяч и, соответственно меньше запланированного. Масса, действительно, критическая.
Что было дальше ты знаешь. Волки не все оказались сыты и перегрызлись. Утюг - в бега, отец и вестовой - за колючку.
Арсен, не надо слишком больно людям делать. Проклятье, вырванное из страдающей души, имеет божественную силу, и оно, рано или поздно, доходит до цели.
-Поэтому мафия из церквей не выходит, да?
Я не понял, спрашивал меня Арсен, или сам отвечал на свой вопрос.
Дальше мы ехали молча и, когда при выезде из Москвы нас остановил милицейский пост, он опять разозлился:
-А этих проклятья не касаются, да? Суки. Забодали своими тупыми головами. Мы же их со всеми праздниками уже по второму разу поздравили. А им всё мало.
- Эй, армяне, откуда вы деньги берёте на такие тачки? У тебя же вчера "девятка" была! - сержант панибратски постучал по крыше мерседеса своей включённой "палкой". - Обмывать когда будем?
- Не заржавеет, сам знаешь. А машина братана правительственная. Он у них там теплотснабсбытчиком работает, познакомьтесь.
Пришлось знакомиться.
-Подогрей ребят, Арсен, видишь, замёрзли?
Арсен полез в карман, и мы поехали дальше.
-Отец с ними лоховским товаром расплачивается, говорит, нельзя их к бабкам приучать. Мы же на оптовом складе работаем, а не в банке.
-Работа у них собачья, дворняжничать круглый год в мороз и в жару на асфальте, дыша отходами. Я их не виню. Уроды там в ****етах сидят, а это рабочий класс - пролетариат. Гегемонт. Вернее, геге-менты.
-Я это не проходил. После школы пахан меня на подножку взял, так и катаемся.
Зазвонил телефон.
-Доктору не спится, ответь ему Артур, это твой звенит.
Я и забыл о телефоне.
-Смольный на проводе, Радион Смбатович, мы скоро будем, не беспокойтесь. Юрий Арсенович ждёт? Думаю, минут через десять будем у гаражей. Да, отоварились и постриглись. До встречи.
-Ты хоть дорогу запоминаешь, Артур?
-Стараюсь. И, если не ошибаюсь, у того магазина мы повернём налево и будем пилить прямо до новостроек. Проехав пять светофоров, сделаем один правый поворот и увидим справа стоянку.
-Зачёт, брат. Лёва до сих пор путает карты, хотя и мочу свою пьёт. Он тебе ещё не предлагал свой оздоровительный метод?
-Мочу пить? Я здоров.
-Предложит, я отвечаю.
На стоянке нас поджидал Юра.
-Наконец, куда вы пропали? Арсенчик, заежай в открытый гараж.
Сторож любезно помог нам переложить пакеты в "девятку" и закрыл ворота на сейфовый ключ.
-Доброй ночи ребята, я сменщика предупрежу.
Юра передал мне все ключи от машины и гаража, насильно вручил чаевые сторожу, и мы выехали со стоянки. Обогнув детскую площадку, он остановил машину у подъезда Радика.
-Эти два пакета ваши - от меня подарки к новому году.
Мы с Арсеном, нагрузившись оставшимися пакетами, поднялись на третий этаж. Доктор встретил нас в тёплом махровом халате.
-Ну что, Артур, столица понравилась? Сейчас будем отмечать твоё знакомство с Москвой.
Я тут уже давно накрыл стол и успел задремать, - осмотрев меня с ног до головы, он покачал головой. - Переоденься и за стол, - и предложил Арсену, - Можешь остаться у меня.
-Извини, Радик, папа ждёт, поздно уже, поедем.
Он обнял старика за плечи и, пожелав нам доброй ночи, тихо ушел.
-Не нарадуюсь пацанам. Юре с ними повезло. Один лучше другого. Каждый день под статьи лезут и никакого выебона. Надо же.
-Воспитание Лизы Сергеевны, и Юрка как школьник перед ней. А пацанам , согласен, цены нет .
- Радик, можно я завтра покажу тебе все шмотки, давай лучше по стопочке, мне кажется, я нащупал сюжетную линию рубки.
Радик оживился, добавив музыкальному центру звук, разлил Абсолютную водку в маленькие гранёные стаканчики, разрезал малосольный огурчик на две части, одну протянул мне, вторую аккуратно положил на свою пустую тарелку.
-Так, дорогой мой, - его мутные глаза постепенно наполнялись светом и вскоре ярко заблестели, - нащупал, говоришь, линию? Так вытяни её осторожно, всю эту музыку на отшлифовку. Мы должны подстраховаться вдоль и поперёк. Никаких косяков не должно быть, дорогой ты мой. Поехали! - он пригубил водку, поморщился и захрустел огурцом.
-Пей, дорогой мой, пей и закусывай. Он стал придвигать мне разные рыбные деликатесы.
-Подогрей мозги, они рыбу любят. Угри попробуй, Артурчик. Чудо.
-Спасибо Доктор, - я кусочек за кусочком, запивая холодной водкой, истребил весь змеиный запас Радика.
-Пересядь на диван, Артурчик, - он прикатил небольшой прозрачный столик с разными напитками, придвинул своё кресло и, уютно устроившись, подмигнул мне.
-Слушаю.
-Полночь, Доктор, давай сначала новости посмотрим. Это по теме, поверь, тебе тоже станет всё ясно.
Радик сделал недовольное лицо и, поискав под собой, вытащил из складок кресла пульт управления. Заткнул какую-то попсу и переключил телевизор на новости. Ничего весёлого мы не услышали. Шахтёры Кузбасса, по-прежнему, бастовали. Третий месяц они не получали зарплаты. Работяги колотили шахтерскими касками по родной земле, пытаясь достучаться до правительства. Обанкротившееся государство даже не пыталось оправдаться перед народом. Оно подло молчало.
Подражая Сталину, я подправил усы и, копируя его акцент, обратился к Радику.
-Как ви думаити, товарищ Жуков, мы сможем прибалтийскими червонцами залатать карманы наших доблестных шахтёров? Шенидеда, кто-то опять по кузькиной матери соскучился?
Водка, нейтрализовав жирность угрей, ревела во мне сороковыми градусами. Лицо Радика затянулось улыбкой. Он прищурил глаза и после паузы добавил:
-Пара статей в Комсомолке не помешает, там у нас свой гусь. Отлично, дорогой.
Я над этой темой сам крутился, но до нитки не дотянулся чуток. А ты в десяточку, в самую матку. Слов нет, - он смотрел в мои глаза и улыбался, как ребёнок.
-Депутат ты, мой Артур Александрович.
-Депутат депутатом, а помощником не помешало бы стать. Притом срочно.
-Это без вопросов, Артур.
-Радик, надо немедленно сообщить лохам об успешных наших переговорах с правительством. Дорога каждая минута, намекните им, что само правительство заинтересовано в этом финансовом потоке и готово обменять их на свои ценные бумаги. Мне нужно сделать рекогносцировку на местности и определить, с каким государственным банком легче будет работать, хотя, с центральным не хотелось бы пересекаться. Максимум через месяц груз должен быть в Москве.
-Артур, иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли, - Радик поёжился, с трудом растягивая улыбку. - Этот надвигающийся шухер я тоже чувствую. Верхняки вырывают деньги с руками вместе. Беспредел кругом.
-Да, Радик, а зарплату шахтёрам я, как помощник депутата, обещаю вырвать у ссучившегося государства. Третьим Интернационалом клянусь.
-Давай спать, братан, - Радик потрепал мой причесон от Марии
-Утро всегда мудренее, разбуди меня по-братски в семь часов, - я поднялся с дивана, решив помочь Радику в наведении порядка в комнате.
-Иди спать, Артур, не отвлекайся, твоя спальня в конце коридора, мне что-то не спится. Иди, иди, дорогой. Родина ждёт твоих подвигов.
-И шахтёры тоже, - я, пошатываясь между стенами и тихо напевая "Есть у нас другие интересы", - побрёл в свою спальню.
Прежде чем уткнуться в белые простыни, я объявил себе сухой закон - бокал сухого вина на ужин и ничего более. Алкоголь - не помощник в шахматах.

Глава 10

-Артур, Артур, - Радик повторял моё имя сначала очень тихо, затем достаточно громко, чтобы всё-таки вовремя разбудить, - уже семь часов, дорогой, как просил. - Его поседевшие волосы сверкали серебристым светом, он каким-то чудом вписался в приснившийся мне сон. Я его принял за бога, с которым во сне не завершил диалог. -Ты весь горишь, аж вспотел. Что с тобой?
-Всё нормально, доктор, буду жить, только сон такой, наверное, мне больше не приснится, жаль, я его не досмотрел.
-Приснится, приснится, обещаю, сегодня же закажу угрей. А водки, слава Богу, хватит на твой пьяный век. Давай в душ, а я завтрак тебе состряпаю.
-Два яйца и чуточку водки, мне хватит. И чай, конечно.
Я вылез из-под двойного одеяла, в комнате было приятно прохладно. В нише стены на длинной вешалке аккуратно развешан весь мой новый прикид. Начиная от туфель и, кончая моднейшими удавками.
-Халат и полотенце в ванной, - раздался заботливый голос Радика.
Я стоял под водой и переживал свой сон. Обычно, проснувшись, я забываю свои сны, помню только какие-то эпизоды, но чтобы запомнить все от начала до конца, такое было впервые. Несколько лет моей жизни вернулись на одну ночь в сон и были прожиты мною по-другому.
- О сновидении я расскажу позже.
Радик остался доволен моим новым "обмундированием"
-Совсем другое дело. Только трибуны не хватает. Ты уверен, что не хочешь стать депутатом?
-Об этом потом, Радик, ставки уже сделаны, я помчал, мне предстоит за день внести уйму поправок в текущей истории. С сегодняшнего дня я не ем мяса и пью только сухое вино, доктор, не прощаемся, звоните, я буду на связи.
-Дай тебя надушить, чтобы ты излучал и аромат, Артур Александрович.
Я не сопротивлялся. Как я и предполагал кто-то без меня открывал гараж, об этом свидетельствовали мои потревоженные метки, оставленные вечером. Отблагодарив сторожа чаевыми, нащупав подходящую радиостанцию со спокойной музыкой, я разогнался в Москву.
Мой вороной, почувствовав своего седока старался во всю. Разных коней я объездил за свою неспокойную жизнь. Попадались и иноходцы. Приятно иметь с ними дело. Они чувствуют настроение хозяина и без рывков, плавно набирают скорость. Немцы тоже разбираются в лошадях. Машина, казалось, не касалась земли. В её недрах не чувствовалось ни малейшего напряжения. Сплошная сила поднимала её над действительностью и устремляла вперёд. Соседи на дороге засматривались на её бег.
"Серебряный дождь" пожелал мне счастливого пути и сообщил последние новости. Затем запела Алегрова о своём капитане. Продолжил Газманов, упрекая есаула.
От тоски я окунулся в другие волны. Все радиостанции, видно, договорились, или это народ, предчувствуя приближающуюся войну на Кавказе, заказывал такие песни.
Война. Сколько масок сорвёт она с нас, сколько крови родной и чужой выпьет, закусывая рванным человеческим мясом, и всёго этого ей не хватает. Ей детей и стариков подавай, выливай материнские слёзы, стенания пой, которые и спиртом не заглушить.
Война - медали и ордена, боевые сводки, вооружение армий, дым и пепелище, человеческие судьбы - позор цивилизаций. Цивилизаций ли?
Наконец, я нашел Армянский переулок. Там где-то должно присутствовать наше посольство. В нем я должен найти Карена. И, если он остался ещё самим собой и с памятью его ничего не стало, он должен обнять меня и сказать: " Здравствуй, друг!"
Припарковав машину в узком переулке, я вошел в здание. Уверенно преодолевая препятствия, оказался в приемной нашей непризнанной республики. Карен меня встретил. Обнял.
-Я скоро, - предупредил он секретаршу, - пойдём, покурим, Артур, - крепко взяв меня за руку, потащил через чёрные ходы во двор.
-Гражданская форма тебе больше подходит, а мне сказали, что ты в Средней Азии вагоны грузишь.
-Карен, об этом потом, я к тебе за помощью.
-На таких машинах и в таком костюме за помощью не ездят, брат. Что смогу сделаю, Артур, но главнокомандующий не должен знать о наших контактах.
-Не называй его при мне главнокомандующим, Сямо им не был и не станет.
-Но сегодня это факт, и мы должны с фактами мириться.
-Время, которым я не располагаю, покажет. Мне срочно нужны здесь в Москве: Рашид, Армен, Гена и Макс. Как воздух, Карен. С легальными ксивами.
Я протянул ему исписанный моим корявым почерком сложенный лист бумаги.
-Финансовое обеспечение со мной, в машине. Прочитай, я оценил затраты в сто тысяч зелённых. Если не хватит, я добавлю.
Карен побледнел, но быстро взял себя в, занятые списком, руки.
-Я помню, как злился, списывая у тебя сочинения, - он бегло пробежал по знакомому почерку глазами, двигая брови и хлопая длинными ресницами, задевая ими модную оправу очков. - К войне готовишься? - продолжая читать, он делал свои выводы. - Что за два загранпаспорта с незнакомыми фамилиями? Мне нужны будут их фотокарточки.
-Фотокарточки будут завтра утром.
-По какому адресу зарегистрировать Нокию? И на чьё имя?
-Прочитай до конца, всё там написано. Спасибо тебе, Карен, радуешь душу, одноклассники еще есть в Москве.
-Анна Капутикян здесь, кстати, интересовалась тобой, у неё своя газета "Любовные треугольники" называется. Почитай, узнаешь, кто кого в углах трахает. Её как землетрясения политики боятся. Она их всех на крючке держит. Одна живёт.
-Пригласи её завтра к десяти утра.
-Хорошо, Артур, я на пару дней слетаю домой и сам передам деньги по твоему списку. Как назвать фонд и кому доверить?
-Я подумаю, главное, обо мне ни слова.
Я обнял его.
-Время. Ты сам выйдешь к машине или...
-Пойдём, я проведу через котельную. Приходи ко мне этим же путём. Эдик там
хозяин, ты его должен знать, ему можно доверять. Как давно в Москве?
-Не помню, два или три дня. Пока не врубился в ваше время. Деревня во мне крепко сидит.
Мы шли через какие-то подвальные помещения и вошли прямо в ад. Большие черные котлы выли от наслаждения, изрыгая из себя сизое пламя.
Отложив в сторону недочищенные говяжьи ножки, к нам навстречу поднялся охотник-Эдик.
-Какие люди и без водки, - он, показывая нам свои почерневшие от сажи руки, улыбнулся. - Не могу обнять, Артур, но теплее тебя никто здесь не встретит, имей в виду.
Эдик обычно кочегарил по нечётным дням, а по четным пропадал в наших лесах, за что его и прозвали охотником.
-Ну, что, следопыт, вместо дичи хаш подаём?
Я обнял его, он поднял руки вверх:
-Сдаюсь, ребята, сильно не бейте, бросил я своих зверей и птиц. Спасибо, Карен Арамович, ещё раз.
-Опять за старое, что за человек, сам ведь знает, что здесь победа куётся.., а что до леса, так он стоял и будет стоять. Постреляем ещё. Нашего полку, видишь, прибыло, вместо того, чтобы на хаш пригласить и "тутовкой" угостить, с претензиями встречаешь?
Позор твоим джунглям, Эдик, дай пройти, москвич Артур опаздывает. - Показав Эдику кулак, Карен, приказал. - Сим-сим, открой дверь.
Эдик, отодвинув небольшой шкафчик с противопожарными причиндалами, открыл перед нами узкую дверь в соседнее здание. Скоро мы оказались у машины.
Передав два свёртка Карену, я спросил его тихо:
-С кем президент?
-С русскими.
-Слава богу. Мир будет. А дашнаки?
-Вроде, поняли.
-Передай привет.
-Только привет
-Больше скажу, собери в одну сумму все наши долги России. Текущие платежи приостановите до следующего месяца. Всё, что необходимо армии закажите, не скупясь. Оружие, боеприпасы, обмундирование. В штабе лучше знают, что им нужно.
-И финансы напечатать в типографии да? Артур, всё подорожало в несколько раз, даже нижнее бельё не смогли купить солдатам, а ты об оружии.
-Давай мне ребят сюда - деньги будут, госзнаковские.
-Если президента охраняют военные, я ему не завидую.
-Спасибо, мы постоим. Уже месяц, как президент отказался от сямовцев.
-Не забудь найти Анну.
-Будет сделано, командир, пальто не забудь.
-Один ноль не в нашу пользу.
-В нашу, пока, брат.
-Карен, где здесь можно подснежники достать, хочу, умираю!
-По улице Садовнической, недалеко от гостиницы "Бальчук" наш земляк пивной трактир открыл - "Садовники" называется, любую нашу домашнюю пищу можешь там заказать. Но вроде, не время подснежников, хотя, попробуй, может, из Голландии выпишут. Я позвоню Марлену, он что-нибудь придумает. Ты что, не наелся их там, на войне?
-На войне, говоришь? Карту Москвы и области дай, скажу.
-Сейчас тебе вынесут карты, они для служебного пользования, Артур, верни потом.
-Спасибо, брат, верну.
Карен с посыльным прислал мне папку с картами и две визитки - его и хозяина трактира. Намного легче ориентироваться в незнакомом городе, имея под рукой добротную карту. Это в будущем машины сами выберут водителю дороги - нашим потомкам не страдать от дорог и дураков.
Мне пришлось одной рукой крутить баранку, а другой искать по разложенной карте маршрут, зато к двум часам я был твёрдо уверен, в отличие от Центрального служба охраны Агропромбанка в зародышевом состоянии и работники бюро пропусков так загружены работой, что не успевают разглядеть лица клиентов.
-В этой путине мы и замутим первое отделение концерта, думаю, на обед сегодня заработал, - сказав это вслух, я поехал выкапывать подснежники.

Глава 11

В Москве водитель дисциплинирован, он не выбрасывает огрызки фруктов за борт, не ездит по тротуарам, и даже на жёлтый сигнал светофора останавливается.
Привыкший к беспределу, я получал удовольствие и от машины и от окружаюшей среды. Скорее всего, была пятница. В центре города милиция безуспешно разбирала "пробки". Мне тоже немножко досталось.
Я позвонил Марлену, он внимательно выслушав мою просьбу, спокойно ответил :
-Приезжай, земляк, без мяса, так без мяса, я сам устал от него. Сегодня лепёшки с зеленью и гадрутское вино, а подснежники завтра постараемся тебе сварить.
На Садовническую я попал голодный и обесточенный. Огромный город высосал мою энергию. Марлен-голиаф, мимо зала и кухни, провёл меня в свои пенаты.
Я оказался в комнате, наполненной карабахским колоритом. Если бы сейчас мне навстречу вышла бы Майкон-биби, сестра моей бабушки, в своём пурпурном архалуге и, раскачивая серебряными монетами головного убора, произнесла бы свое любимое "Цё цё цё", - я бы не удивился.
В старинной медной посуде была выставлена наша незамысловатая кухня. Хлеб, соль, вино, зелень разная с красной редиской, сыр и тондырный хлеб. К водке обычно подают разные соленья.
Пока Марлен разливал вино, к нам постучались, и в комнату, действительно, вошла помолодевшая на сто лет Майкон-биби. Она на широком подносе поднесла мне свежеиспеченные лепёшки с зеленью.
-Женгаляв хац. Попробуйте. Только с огня.
С черной, обшитой бусами короны, свисали на лоб множество серебряных монет. Её тонкий стан обтягивал старинный кожаный пояс с украшениями.
Почувствовав плоды своей Родины, я немедленно ожил.
-Спасибо, ханум. С ваших рук не грех даже яду попить.
Она важно удалилась, оставив нас наслаждаться пищей богов.
Марлен, довольный, суетился над столом.
-Моя племянница, в ГИТИС будет поступать.
-Красавица, это она пекла?
-Мать её печёт, сестра моя, всё домашнее, без городского яда, Артур, ешь на здоровье. Это же ты на площади в первые дни революции швырнул народу папаху с головы полковника? Я тебя сразу узнал. Мы не дали тогда тебя арестовать. Помнишь?
-Так это ты меня взял в охапку и пронес над толпой к редакции? В смольный? До сих пор бока болят, лучше бы арестовали тогда.
Я попытался обнять его необъятное тело. Не получилось.
-Попадайся мне чаще, Марлен! Ты соль нашей земли.
-Знаю, и ты не проезжай мимо.
Моя, протянутая к карману рука, вдруг повисла в железной хватке голиафа. Я попытался освободиться.
-Не напрягайся, сегодня ты мой гость.
Марлен вышел меня провожать. Продавливая слякоть до асфальта, он шел впереди меня в своей летней безрукавке, приветствуя вновь подъехавших клиентов. Я шел позади него след в след, стараясь не промочить туфли.
От Марлена шел пар. Обычно наше количество коробит качество, но в данном случае было наоборот.
-Спасибо, Геракл, я тоже когда-нибудь совершу для тебя подвиг.
-Марлен Бахшиевич всегда рад землякам. Героям особенно.
-Ты прав, мы все стали героями. И от этого никуда уже не денемся.
На его фоне даже дутый кузов мерседеса казался игрушечным.
Я отъезжал от трактира в хорошем расположении духа. Телефон был наполнен сообщениями. Все, кроме Папы Римского, успели мне позвонить. Радик категорично требовал не бросать трубку, где попало, и непременно отвечать на звонки. Юра приглашал на воскресные шашлыки. Карен сватал за ленинградку. Лёва предлагал отстоявшуюся мочу внучки Петровича. Сергей Иванович ждал от меня ответного звонка. А моя законная супруга Валентина так и сказала:
- Наверное, мой муж не хочет с женой познакомиться?
Как же она была права. Моё сердце стучало для одной единственной женщины - Марии. Мысли, привыкшие к её существованию, старались зря меня не беспокоить. Я чувствовал её присутствие - это успокаивало и наполняло силой. Очень хотелось её вновь увидеть, дотронуться до нее, убедиться в её реальности. Я влюбился и был счастлив

Глава 11

Любовь, по-разному влияя на людей, делает их красивее. Одни, влюбляясь, сворачивают горы, другие довольствуются чужими шейными позвонками. Таинства любви никогда не будут разгаданы. В противном случае мы потеряем интерес к жизни.
Незнакомая мне до вчерашнего вечера женщина - другой веры, с ребенком от другого мужчины, со своими устоявшимися привычками и со своей личной жизнью за мгновение стала мне дороже всего на свете. Притом, от этого я ещё получал неземное удовольствие.
Не парадокс ли?
Чтобы окончательно не запутаться в своих чувствах, я позвонил Сергею Ивановичу. Он уже был в "полёте".
-В 47 собачнике, что у станции метро "Новокузнецкая", тебя с нетерпением ждут, чтобы выдать новые ксивы. Не пропадай композитор, откликайся. Увидимся.
-Да, да ...
Он, видно, уже отключил трубку.
Я поехал в сторону метро, там, на Пятницкой, проживала раба божья Валентина, готовая разделить со мной в горе и радости тяготы моей жизни.
Уже подъезжая к метро, мне на глаза попалась вывеска на желтом фоне - "Кодак".
В Россию, за её недрами под разными окрасками заползали монстры капитала. Все демократические преобразования, происходящие в мире, подчинялись одной единственной цели - затягиванию новых территорий в финансовую сеть избранной касты.
Хотя, люди c осторожностью мыши лезут в капканы замедленного действия, и мой крик в этом шумном потоке, как глас вопиющего в пустыне, я уверен, что когда-нибудь, новорожденного христианина примут исключительно христианские руки.
Последовав за фургоном, я оказался посреди небольшой, заполненной людьми и торговыми павильонами, площади, прямо напротив метро.
Пёстрые стеклянные витрины ломились от всевозможных товаров. Из фургона вылез черноволосый парень и стал разгружать коробки из машины в одну из палаток.
-Земляк, не подскажешь, где здесь 47 отделение милиции?
Не поднимая головы, он ответил:
-От меня иди прямо до цветочной палатки, потом направо, и в глубине двора увидишь их машины.
Подняв голову и увидев Мерседес, он отложил коробку в сторону и спросил:
-На каком языке ещё говоришь, земляк?
-Бегло на немецком, на урду со словарём.
-И на армянском, да? Ахпер-джан, заходи.
Мы улыбнулись друг другу.
-Машину не тронут, закрой только, менты тут свои, неплохие ребята, что там у тебя с ними, я могу помочь.
-Паспортные дела, ничего особенного, спасибо.
-Купи для приличия пакетик небольшой, у меня большой выбор подарочных наборов. Татьяна Васильевна, начальница стола, наш коньяк любит.
В небольшом павильоне негде было развернуться. Духи, сигареты, спиртное, жвачки, консервы. Я набрал большой пакет всякой всячины и расплатился. Увидев мой "лапатник", перень вытащил из сейфа небольшой целлофановый пакетик с переплетёнными золотыми цепочками и разложил их на полу.
-Второй такой работы не найдёшь. Около килограмма, даже чуть больше.
Работа, действительно, понравилась. Плохой ювелир в Армении не выживет.
-Оптом за десять штук отдам. Срочно деньги нужны, ещё одну палатку хочу поставить.
- Ашот, заверни, - я вытащил пачку долларов и бросил на цепочки. - Сам откуда?
-Из Еревана, ахпер джан, "планы глух", слышал? - он за мгновенье пересчитал пачку долларов, щупая и теребя купюры одну за другой.
-А сам откуда?
-Все мы из матерей наших.
-Имя моё в накладной прочитал, да? - он протянул мне руку. - Ашот, рад знакомству.
-Артур, твой Фаберже обручальные кольца не делает?
-Сако, мой дядя, даже его яйца делает, от настоящих не отличишь. О нём анекдот у нас рассказывают. В Москву для выставки Сако изготовил партию драгоценных бабочек, и директор ювелирного завода повёз их через Париж сюда. Как видно, не довёз. Знаешь, что он сказал в нашем КГБ? Слушай, как настоящие, вот они и улетели.
-И директору поверили?
-Авторитет Сако взял вверх.
-Вот тебе пять бумажек, - я передал Ашоту ещё пятьсот долларовов, - закажи дяде два обручальных кольца. Недели ему хватит?
-Сейчас с ним свяжемся.
-Он в Москве?
-В Ереване, слушай, он не летает, самолётов боится, - вытащив из-за коробок телефон, набрал номер, - Ивойлову Ларису хочу, пожалуйста, скажите Ашот хочет. Лариса джан, соедини с Сако экстренно по срочному тарифу. Ничего пока не случилось, заказ твой завтрашним рейсом прилетит, не беспокойся, девочка, Ашот не ребёнок. Сако джан, доброе утро, спишь, да? Извини, наш один знаменитый художник тут рядом со мной стоит и хочет тебе заказ крупный сделать. Цепи все уже он взял. Да, настоящие, всё нормально. Завтра твоя палатка заработает, не отвлекай, Сако джан, Артур, говори с ним, какие кольца хочешь.
В трубке голосом Владимира Высоцкого ереванский ювелир Сако жаловался Ашоту на перебои электричества в доме.
-Только мне провели свет от трамвайной линии, как в общежитии живу, кругом детские пелёнки, слушай, сушатся. Доллары проверь, не нарисованные?
-Не беспокойтесь, мастер, доброе утро. Ваши ажурные цепи, радугой переливаются, спасибо. Мне к концу следующей недели два обручальных кольца позарез нужны. Вы сможете помочь? Залог оставлю, конечно.
Сако стал описывать свои воздушные кольца, которые не мешают даже при прокрутке мяса мясорубкой.
-Мастер, на обоих кольцах части одной композиции - взлетающего ангела с ребеночком, с бабочкой на руке, говорят они у вас, как настоящие. Можно с камнями, почему нет.
После недолгого молчания Сако согласился за неделю изготовить два шедевра. За свою работу он просил тысячу долларов и новый какой-то импортный паяльник, работающий на батарейках. Цену материалам должен был назначить я сам. Он так мне и сказал.
-Чем больше денег, тем больше камней, дорогой. И твой ангел с ребёнком, сверкая, полетит. Размеры сделаю плавающими, на всю жизнь.
Зря Ашот сообщал ему размеры:
-Один - несваренная московская сосиска, а второй охотничья.
Залог Сако назначил в пять тысяч. Я снова показал Ашоту бумажник, чем привёл его в восторг.

Глава 12

В 47 отделении меня ждала Татьяна Васильевна. Как она помещала свои формы в милицейскую, мне никогда, наверно, не понять.
Подписывая новый паспорт, я с тревогой смотрел на две огромные мирзачульские дыни, кое-где прикрытые серой тканью и готовые в любую минуту вывалиться на письменный стол. Пронесло. Я выходил из отделения с новым чувством. Москвичи поймут - приятно, чёрт побери, быть частью столицы. Даже думается по-другому - масштабно.
А я вам ещё не рассказал, как быстро и вежливо обслуживают в "Кодаке"?
Дюжина моих отражений, зятянутые галстуком, за считанные минуты оказались в фирменных конвертиках и были переданы мне вежливой барышней из фотоателье с голливудской улыбкой.
Это раньше фотографами рождались, ныне их пачками готовят за рабочую смену. Большинство изобретений, приносящие миллионные прибыли - плоды таланта простых работяг, но закон об авторстве кем-то так задуман, чтобы исключить из этого бизнеса левшей.
Когда я слышу о том, что "баобабы" имеют долю с каждой вазовской машины, мне становиться обидно не только за свою державу (чувствуется влияние прописки), но и за того безымянного изобретателя колеса.
Стреляйте в меня разрывными снарядами, режьте меня на части, но не затыкайте рта - ваучеры провели россиян. Присвоив себе недра России, они грабят её богатства, и пока, одураченные "свободой" низы завозят себе ширпотреб, они с верхами вывозят за границу наши души, женщин и детей.
Разве таджик, толкающий тачку с фруктами, на площади у метро угрожает России, её экономике, её мощи? Или работяга Ашот, продающий там же шедевры Сако, достоин ненависти русских? Не туда смотрите, господа хорошие.
Думайте, дорогие мои москвичи, ибо настоящих врагов-потрошителей ваших карманов, вам никогда не увидеть. Они не передвигаются с нами по площадям, улицам и переулкам, а пролетают над нами в своих персональных самолётах.
Чтобы не договориться до самой правды-матки, я решил встретиться с супругой - обрадую женщину цветами, накину на её лебединую, дай-то бог, шею, одну из золотых цепочек мастера, чтобы не захомутаться самому, и , может, тогда удастся не исполнить свой долг?
Надежды юношей питают, интересно, что Валя мне приготовила?
Наслаждаясь антикварной красотой одной из старинных улиц Москвы, которая началась для меня реставрирующимся торговым домом Смирнова и, не кончаясь, продолжает жить в моём сердце, я медленно ехал на первое и единственное свидание с женой.
"Сначала позвоню Марии, услышу её голос!" - подумал я и притормозил у булочной. Приятно пахло свежеиспечённым хлебом. Витрина магазина своим необычным матовым светом напоминала деревенский фонарь. Я завороженно смотрел на этот свет и вспоминал, как еще карапузом, прибегал к Майкон-биби за хлебом.
-Артурчик, не обожги руки, булки прямо из тондыра, гляди, как улыбаются! Возьми сыр!
Перекладывая хлеб с ладони на ладонь, чтобы не обжечься, я убегал к смешным козам. А из тондыра светлячками вырывались тонюсенькие невесомые искорки и улетали в небо, смешиваясь с первыми звёздочками.
В мыслях наша жизнь часто прокручивается назад, раздирая до крови душу, но, к большому сожалению, в неё дважды не войдешь.
Мне не хотелось возвращаться из прошлого, но кто-то легонько коснулся моего плеча:
-Телефон не работает, попробуйте со служебного. Спросите Татьяну, она разрешит вам позвонить.
Раскрасневшаяся на морозе, точно тондырный хлеб, бабуся, внимательно разглядывала меня и мою машину и пыталась расчистить от льда подступы к магазину. Не было в её глазах зависти и злости - одно восхищение. Я поцеловал её руку.
-Спасибо, маменька.
Бабка так и осталась стоять с протянутой рукой, из которой я взял нехитрое приспособление для скалывания льда.
Вспотев от незапланированной работы, вернул ломик хозяйке. Вход в магазин стал намного безопаснее. Покупатели удивлялись моему порыву, а старушка, кивая головой, мило улыбалась.
Танечка оказалась красавицей, или это только моё любящее сердце стремилось увидеть в окружающих красоту, не знаю, но красивее Москвы и москвичей я потом уже нигде не встречал.
- Я же просила Бориса Михайловича не присылать ко мне женихов, сколько можно повторять, я хочу побыть одна, поверьте же, наконец! - строго отчитывала меня Татьяна.
Вскинув по-пионерски руку над головой, я честно признался ей:
- Бориса Михайловича не знаю, я здесь случайно, зашел позвонить. Один звонок и сразу покину ваше святое заведение, ибо Богом единым сыт не будешь.
- У вас такой же акцент, как и у Бориса Михайловича, его комиссионный напротив нашей булочной, "Бокка" называется, с двумя "к" пишется. Странно, вы его не знаете? Его все здесь знают, - она любезно оставила меня одного и я, наконец, дозвонился до Марии.
Мария коротко отвечала мне:
- Я всё понимаю, не беспокойтесь, заканчивайте свои дела, я никуда не денусь.
- Мария, милая, прости, пожалуйста, не получается встретиться сегодня. Помолись за меня своим богам, они сильнее моих. Я люблю тебя и буду любить всю жизнь. Ты должна знать это. Береги себя. И ещё, сфотографируйся на загранпаспорт, а я завтра всё тебе объясню. Я люблю тебя, Мария, люблю.
Мне хотелось опуститься в Татьянино кресло и закрыть своё пылающее лицо руками.

Глава 13

Зазвонил сотовый, и Радик попросил меня не ужинать, ибо братва, как он выразился, подогрела его рыбными деликатесами. Я машинально дал согласие и, увидев входящую Татьяну, оправдался:
-Связь вернулась, но вы мне спасли жизнь. Так что лишний сухарик на вашем прилавке не появился. А если у Бориса Михайловича родинка на щеке, и он светлый как я, то, боюсь, обманул вас, сказав, что не знаком с ним. Его и его братьев, и даже его сестёр, я прекрасно знаю, бегал пару раз с ним на короткие дистанции. Его не догонишь.
Татьяна улыбнулась и стала ещё красивей.
-Это вы меня извините, нагрубила вам. Связи своей не теряйте. Приятно было познакомиться.
-Артур.
Она мне протянула тёплую и мягкую, как булочка, ручку.
-Заходите, Артур. Нашему женскому коллективу вы очень понравились. Вы и со льдом прекрасно справляетесь. Могу принять на работу замом, а по совместительству дворником, - она мило улыбнулась.
-Непременно зайду, Танечка. Не сегодня.
Хлебный аромат, необычный свет, милая женская улыбка остались позади. Я ехал по Пятницкой к Садовому кольцу.
Какое-то напряжение томило меня непонятным ощущением вины. Встречу с женой запланировал Муха. Я не мог отказаться. Неужели я не могу отказаться? Чёрт, я не поехал к Марии! Я не поехал к Марии?
Чувство вины усиливалось.
-Артур, это рабочая встреча, потом ты поедешь к Радику. Точка.
Сразу стало легче, уже намного веселее отыскал дом, в котором проживала моя "жена", и где я был прописан. Поднялся до второго этажа и остановился у дверей. В руках держал букет цветов, подобранный любезно Ашотом.
Лучше бы дверь не открылась.
-Как долго, Артур, вы не были дома. Милости просим. Заходите.
Я стоял, ни жив ни мёртв, и смотрел в грусть васильковых глаз Нехорошевой Валентины Николаевны, медленно растворяясь в её ауре.
Редко, очень редко в женщине собирается букет совершенства формы, содержания и сущности, или женственности. Она не становится от этого счастливее, но мужчина, общаясь с такой женщиной, с грехом пополам, черпает божественное вдохновение.
-Поставьте машину в гараж, если не хотите пополнить коллекцию соседа Вовочки мерседесовскими эмблемами, - она протянула мне ключи от гаража.
Я послушно взял ключи и вручил ей цветы.
-Это вам. Поздравляю с бракосочетанием.
-Какой красивый букет. Он украсит наш праздничный стол.
Чтобы не смотреть вслед уплывающей Венере, я поспешил в гараж.
Мою машину уже осматривали со знанием дела мальчишки.
-Крутая, с четырьмя ведущими, - Вовочка гладил круглую эмблему, пожирая её глазами.
-Я подарю тебе такую эмблему, вот только поставлю машину в гараж.
-А прокатиться можно на ней, дядя?
-Садись, племянник.
Мы быстро доехали до единственного гаража, установленного прямо у ЖЭКа. От удовольствия мальчик подпрыгивал на скользком снегу. Падал, вставал и продолжал куролесить. Большие спортивные ботинки еле удерживались на нём.
Мне так захотелось сына, своего родного, чтобы гулять с ним по вечернему снегу.
-За эти железки твою тоненькую шею свернуть могут.
-Я неисправим, так моя бабушка говорит, вон, видите, уже ползет к нам, сейчас лекциями пичкать будет.
Из подъезда выскочила старушка и, семеня ногами, направилась к нам.
-Может, деньги дашь, а эмблему я сам куплю. Сто долларов хватит. Сдачу верну. Подумай.
Я показал ему сотенную бумажку, он, выхватил её из моих рук, ощупал подушечками указательного и большого пальцев и, довольный сделкой, успокоил:
-Настоящая.
-Я обыскалась тебя, паразит, ты опять за старое? Синяки на теле еще не прошли, а туда же! - начала свои лекции старушка. И уже, обращаясь ко мне, всплеснула руками. - Натворил что? Господи, пропаду я с ним.
Я успокоил бабку, и они ушли. Впереди щупленький внук и сзади, в старой искусственной шубке, укутанная в оренбургский платок, кругленькая, как колобок, бубнящая что-то себе под нос, старуха.
Мне не хотелось возвращаться к Вале, но грехопадение уже свершилось. Любой грех начинается в нашем сознании и не обязательно для этого лезть голым в чужую постель.
Я сжал в кулаке, почерневший от городского смрада, московский снег, скатал из него ледяной снежок и с силой запустил в дверь подъезда.
-Сука, - мне не хотелось идти в этот дом, и все-таки, я стал подниматься по лестнице к вершине своего грехопадения.
Отбросив маску приличия и оставив морально-этические нормы более праведным Рыцарям пера, я , мои дорогие читатели, в подробностях опишу вам то, что произошло со мной в том доме.

Глава 13

Приготовьте бокал вина и расслабьтесь, как расслабился я в тот зимний московский вечер на Пятницкой улице у русской гетеры Валентины Нехорошевой.
Имея достаточный опыт интимного общения с прекрасной половиной общества, я, конечно, мог себе представить, чем будет потчевать меня моя супруга. Но всё, что произошло тогда со мной, я желаю вам испытать самим. Хотя бы один раз в жизни. Ибо русская гетера в отличие от греческой, вкладывая в своё ремесло душу и сердце, доставляет не только физическое удовлетворение понравившемуся ей мужчине, но и сама способна влюбиться. Тогда она становится Богиней.
Все гейши и гетеры, получившие сексуальное образование с детства, путём насилий, не могут сравниться с простой русской женщиной, познавшей искусство секса исключительно добровольно и по любви. Этот феномен неосознанно чувствуют мужчины всего мира.
Валентина ждала меня у открытых дверей.
-Я уже стала беспокоиться, Артур.
-Я вернулся, Пенелопа, где оркестр?
Её чёрное просвечивающее платье затягивало талию, которую можно было обхватить ладонями. Груди, прикрытые так, чтобы не скрыть выпирающих сосков, достойно смотрели на меня снизу вверх и просились в руки.
-Как ты долго, Одиссей, я прождала тебя целую жизнь, - заметив мой взгляд, ответила она, - ты видишь, даже постарела.
Я взял её за руки.
-Кто же тебя такую вылепил, божественная моя? Какие Боги?
-Не знаю, с сожалением выдохнула Валя, закусив по-детски верхнюю губу. Пойдем за стол, Артур. Не смущай меня комплиментами.
На её лице не было лишних красок, теней и полутонов - всё было незаметно подчёркнуто и ухожено. Природная красота этой женщины поражала и восхищала.
-Я немножко разденусь, можно? - и, не получив согласия, вылез наконец из своего пальто. - Будучи мужем и гостем, Валечка, счастлив быть сегодня твоим слугой. Буду слушаться и повиноваться.
-О, нет! Оставайся мужчиной и немножко тамадой, если не против, налей мне чуть-чуть вина.
Через час мы узнали друг о друге всё, что можно было узнать. За такое короткое время мы с удовольствием, я, по крайней мере, делились сокровенными тайнами нашей прошлой непростой жизни. Печаль раскосых глаз Валентины постепенно стекала голубыми неподдельными слезами радости, открывая мне всю глубину запутавшейся души тридцатилетней женщины.
Я не мог не целовать эти солёные голубые озёра, сверкающие кострами диких скифов.
-Клеопатра, ты забыла надеть своё ожерелье, - я принес и застегнул на её бархатной шее один из шедевров Сако.
Скромные драгоценности делают красивую женщину изысканной, придают ей шарм.
Торжественная часть постепенно завершалась нашими нежными поцелуями. Тихо играл саксофон с сумасшедшим, как и мы, пианистом.
Зазвонил мой мобильник:
-Радик, все вылеты отменили. Я пережду непогоду у Вали. Валя, Радик нам желает доброй ночи и очень рад нашей дружбе. Радик, мы постараемся исполнить твое желание. Завтра позвоню. Тебе доверяют больше, Валь.
-Артур, такой прекрасный вечер, забудь о проблемах, милый. У них нет выбора. Я свой уже сделала, - и она нашла мои губы. У меня тоже выбора не оставалось.
Хотя, при желании, а его всегда можно найти, мы часто оправдываем свои сомнительные поступки недостатком этого пресловутого выбора. Мог же я тогда найти причину и уехать от Вали, поцеловав её на прощание. Или заняться, в конце-концов, чем-нибудь, грязной посудой, к примеру. Так нет, - мочки целовать приятнее. А Мария? Я ведь её любил. Ещё как. Но не её язычок я тогда пробовал на вкус. Выбора не было.
Валя решила искупать меня сама. Я не жалею. А смеху сколько было. Вы думаете, я стеснялся? Господи, ходили же наши предки, в чём мать родила и не исчезли, как вид.
Ни до и ни после меня так не купали, целуя и натирая тело мыльной пеной, наставляя мне рога и сдувая их на одно место...
Валя оказалась веселее, чем я думал. Она прямо в платье полезла ко мне в ванну. Нет, мы корабликов не пускали. Не догадались тогда.
Как мы не залили соседей, ума не приложу. Мы визжали и дрались, как дети, обливаясь то холодной, то горячей водой.
А как приятно вытирать мокрое и упругое, как мячик, женское тело, мягким полотенцем, нежно проходя по самым сокровенным прелестям, оставляя при этом на них влагу своих губ.

Глава 14

Седьмое небо не ограничивает высоты небес, но и оно блаженно. Валенька легко поднималась верх и верх, поднимая с собой моё податливое, уставшее от войны тело.
Привязавшись друг к другу во всех смыслах этого слова, мы обрели все степени свободы. Квадрат постели и плоскость мягкого пола сотрясались от наших головокружительных взлётов и успешных падений. Грешные наши души еле успевали за нашими фантазиями, отлетая от слепых, облизывающих друг друга щенков, вселяясь то в переплетенные тела ласковых кошек, то в сумасшедших чертей, выскакивали и обнажались, чтобы соединиться в один святой дух.
Пространство вокруг нас столкнулось с остановившимся временем и стало меняться на глазах. Я не верил увиденному. У моего изголовья стояла Мария, приложив к своему подбородку соединенные ладони.
- И ты, Мария? - я поцеловал её.
На мою протянутую руку опустился голубь из моего детства. Он засунул свой маленький клюв мне в губы и стал пить набранную для него воду. Воды было
недостаточно. Голубь смотрел на меня вишнёвыми глазами и качал своей плоской головой.
Я снова поцеловал Марию. На этот раз голубь напился и снова улетел, чтобы превратиться в небесную точку.
Союз из трёх душ исполнял танец разбитых сердец.
-Спасибо, что позвал меня, - Мария с благодарностью целовала мне руку.- Ты мой Бог, Артур,
-И мой тоже, - раздался, наконец, голос Вали.
Я почувствовал непередаваемую поднимающуюся волну нежных поцелуев.
-Я Бог? Сейчас проверю. Кого же пригласить? Клеопатру? Лучше Елену, ей за Трою сегодня отвечать.
Женщины обрадовались. Мои Богини читали мои мысли.
Елена со своими пережитками не сразу приняла наш советский коллектив. Время и ее исправило.
Я не могу передать вам, милые мои читатели, божественные чувства. Я контролировал их. Я могу приносить радость в любой дом. Вот настоящее счастье.
Не для вас ли, милые мои читатели, поэты опускаются во все тяжкие грехи, чтобы как-то оправдать ваши?
Над нашей кроватью появилась радуга со всеми немыслимыми цветами и оттенками, звёздное небо, хотя, и дарило нам свои снежные звёздочки, смотрело на нас свысока и с чёрной завистью. Простой смертный лежал бы молча и получал бы выпавшее на его долю удовольствие.
-Нет, - разом вскрикнули мои богини и с ужасом посмотрели на входящую к нам в спальню огромную, пышущую деревенским здоровьем, розовощёкую голую бабу.
-Перепихнулись? За версту гармоникой вашей воняет, чистюли, хоть, хату бы проветрили, что ли, - оперев свои кулачищи в рубенсовские бока, заголосила наша гостья.
-Моя гостья не должна знать о гормонах,- оправдывался я перед дамами.
-Вот, и ****уй к ней, - закричала на меня эта необработанная до конца туша. Сам просил бабу из самого заёбанного притона. Получай! Других в уезде нет. Кого хош спроси. За всех отдуваюсь. Господи прости.
И она перекрестилась.
-От вас, балаболок не только о гармонии и о субстанциях услышишь.
Чего греха таить, мне хотелось для равновесия осчастливить одну отдельно взятую из самого дешевого притона дореволюционной России, несчастную женщину.
-За мной очереди не занимать, - показывая рукой притихшим моим богиням отойти сторону, и, заметив их замешательство, смотря в раскосые глаза Вали, гаркнула:
-Не ждали, московская татарва, сейчас ваш архангел кончится, - и никому не дав опомниться, встала ко мне боком, подсунув девочкам под нос свой накаченный зад, придавила меня вместе с постелью к самому полу. Пока я пытался вздохнуть хоть какого воздуха в моё приплюснутое тело, гостья закинула ногу на ногу и стала расcматривать свои конечности, будто для этого и села на мои гениталии.
Закончив со своей личной гигиеной, она, неожиданно чистым и красивым голосом запела:
-Ямщик, не гони лощадей.....
Затем она стала проверять притихшие под нами пружины на растяжение и сжатие.
Благодаря её опытам, мне, наконец, удалось сделать один глоток свежего воздуха.
Перед моими глазами замелькали вверх и вниз, полные ужаса три пары прекрасных глаз, они-то и вернули мне чувство стыда.
Перед этим, правда, я пожелал этой неизвестной женщине немножко человеческого счастья. Она перестала петь. Стонала и, закатив глаза, словно кающаяся Магдалина, просила у меня прощения.
-Господи, не прекращай.
Мне с трудом удалось стащить с себя это наполненное счастьем и отрубями тело, запихивая её обратно в дореволюционную эпоху, хотя, возможно, впопыхах я перепутал страницы истории.
Не от таких ли баб спиваются мужики?
-Как можно так опуститься,- возмущалась Елена и своими афиногенными руками попыталась исправить опизанившуюся мою "башню". После нашей гостьи пришлось проветрить спальню, но это не помогло, и я предложил немножко поплавать.
В ванной комнате нас ждало прозрачное подогретое озеро. Взявшись за руки, мы шли, медленно погружаясь в воду. Дно озера было выложено плиткой
- Лужков, заставил, Артур, чтобы соседей не залить, его не вызывай, пожалуйста, - попросила Валя.
- Правда, никого больше не позовёшь? - спросила Мария.
-Вы не делали никогда ошибок, а я вот только подумал, и оно, на тебе, исполнилось! Девочки, я исправлюсь, обещаю. Не топиться же из-за одной ошибки. Простите меня, и я вам ноги буду за это целовать.
-Прощаем, так и быть, - дружно ответили мои богини.
Я с удовольствием нырнул под воду. В воде картина немножко искажается, но ноги Елены даже тут были впечатлительно стройны и камфорно гладки, но не разрушать же Трою за такую красоту? Красота не спасёт, а погубит этот мир, меня - точно.
Зря я, увлёкся ракушками с пурпурными жемчугами, спрятавшимися за аккуратно подстриженными лобковыми газончиками, и пропустил начало беседы дам.
-Какие же вы наивные, - смеялась над москвичками спартанка, всё эти ласки придуманы до нас с вами и даже раньше. В приторных наших обителях благородные девицы три года изучают, как себя вести в ложе с избранным, по рисункам, сделанным еще пещерным человеком. Спасибо, насмешили куртизанку. Да, если хотите знать, в ваших любовных играх я так и не увидела профессионализма, экспрессии, сумасшествия, наконец.
-Так показала бы подруга, обиделась Валя.
-Извольте, но в чужой монастырь со своими молитвами не лезут. Вот я и постаралась не обидеть вас, но, так и быть, некоторые свои секреты вам раскрою.
Я поперхнулся водой и выплыл - на ловца, как говорится...
Мои рыбки пираньями стали растаскивать нагревшееся от поцелуев тело. Пока они обгладывали кости, в ванную ввалилась уездная красавица, в коротком манто и в шляпе.
-На, подавись, - бросила мне в лицо скомканные стодолларовые купюры, те, которые я незаметно дал ей в кровати. Побрызгав на себя Валиными духами, она по мобильному кому-то приказала:
-Зайка-сан, встречай, выхожу.
-Неужели я отправил вас в Японию?
-Умник, я сама до "Бальчуга" в чём мать родила дотопала. Слава богу, мир не без добрых япошек. Мать их. Как пельменьки одинаковые.
-Как зовут-то, барышня?
-У этого...у Мопассана спроси, - наконец, она захлопнула за собой дверь.
Сердце России там, в глубине, в её деревнях и сёлах. Когда же, наконец, ею займутся? Доллары, превратившись в большие зелёные листья, покачивались на воде. От меня ничего уже не оставалось.
-Артур, милый, вставай, всё на свете проспишь.
Валентина накрыла в постель завтрак и поцеловала мое сонное лицо.
- Валенька, радость моя, я спал? Когда я заснул?
- Счастливые, живут без часов, милый. Зато, спал крепко и улыбался во сне, как ребёнок. Твоя любовь бесконечна и светла. Ты ничего не помнишь?
- Помню небо в радуге, васильковые поля и прозрачные озёра, и мы с тобой, сумасшедшие от любви, собираем утреннюю росу. Со мной такого не было никогда. Рай не придуман, он есть, Валечка, ты его мне открыла.
- Это твоя любовь открыла ворота в рай. Спасибо, Артур, за возвращённое босоногое детство. Ты никогда не постареешь.
Я смотрел на её не совсем прикрытое тело и, чтобы не опоздать на встречу с Кареном в посольстве, скрылся в ванной.
- Я тебя когда-нибудь нарисую, ты прекрасна и неповторима,- кричал я, стоя под душем. -Тепло твоего тела, его божественные линии мне никогда не забыть. Почему ты молчишь?
Завернувшись в полотенце, я вышел к ней. Она, улыбаясь, плакала. Мы прижались друг к другу, и я не смог сдержать слёз. Два родных грешных человечка, счастливые и несчастные, не желали расставаться никогда.
- Это наша последняя встреча, да? - Валя вытерла мои слёзы. - Береги себя, твоя Пенелопа будет ждать тебя.
Я отвёл взгляд в сторону.

Глава 15

До посольства мне было трудно добираться - слёзы Валентины застыли в моих глазах и жгли сердце адским пламенем.
Москва, чтобы как-то украсить это грустное утро, дарила мне крупные белые снежинки и красила нежным утренним светом стены древнего Кремля.
Мы с Аней Капутикян к посольству подъехали одновременно. Ёе новая серебристая БМВ пятой модели с тонированными стёклами, казалось, прилетела по воздуху, у нее даже шины не были запачканы.
Несколько мгновений мы рассматривали друг друга, потом одновременно распахнули руки и крепко обнялись.
-Опусти на землю, Артур, ещё уронишь, я ведь уже не та хрупкая девушка, которую ты поцеловал 13 лет назад.
Я плавно опустил её на тротуар.
-Аннушка, милая, я ведь любил тебя долго и безнадёжно. И продолжаю любить, хотя, щека до сих пор болит, твоя хрупкая правая рука оказалась тяжелой.
Я поцеловал её в губы и подставил щеку.
-Не бойся, мой самый любимый мужчина, бить на этот раз не буду.
Мы снова обнялись. Неприятная мысль мелькнула в моём грешном сознании и застряла там. Обнимая и целуя Аннушку, я не почувствовал в ней женской теплоты и того непередаваемого притягательного полюса, той таинственности, которые Бог за какие-то особые заслуги дарит каждой женщине. Господи, и ты грешен.
У Эдика в котельной был накрыт небольшой столик, за которым мы и собрались, одноклассники десятого "А": полномочный посол непризнанной нашей республики, редактор московской газеты "Любовные треугольники" и я, ваш покорный слуга. Хозяин котельной, угощавший нас хашем, прикрывал это классное собрание.
Не вдаваясь в подробности, я объяснил своей бывшей однокласснице задачку с одним известным в банковском бизнесе человеком. Где живёт, чем дышит и что любит директор "Агропромбанка".
Анечка с ужасом смотрела то на меня, то на Карена. Тот ее и успокоил:
-Никаких похоронных маршей, Анна. Артур старается обуть и одеть нашу армию.
Успокоив Анну и получив согласие послужить Отчизне, мы наградили ее новым мобильником для связи и проводили через противопожарный выход. Она наотрез отказалась отведать с нами наше крестьянское блюдо - проваренные за ночь и начищенные Эдиком до блеска, конечности говяжьих ножек.
Все мои просьбы мой друг выполнил на отлично и удостоился поцелуя.
-Вечерним рейсом ребята будут в Москве, они даже не удивлены, Артур. Машина с телефонами, деньгами и документами будет ждать в аэропорту, как ты и просил. Будь осторожен и береги ребят.
Он передал мне еще несколько телефонов с небольшим списком фамилий.
-Запомни и уничтожь, не мне тебе учить.
-Эдик! - крикнул Карен, - спасибо тебе, брат, за угощения. Только почему-то все ножки были левые.
-Не может быть, - удивился Эдик, а мы все дружно рассмеялись.
-Я и не знал, что хаш можно есть без водки, перцем что ли запивать? Ну, москвичи, даете. Всю ночь провозился с заменой этой открывашки! - он ногой несильно ударил по огромному чугунному вентелю, - и за хашем присматривал.
Эдик черпаком налил себе в глубокую тарелку золотистой наваристой жидкости, положил туда затвердевшего лаваша, добавил молотого чеснока, посолил, поперчил и попробовал на вкус.
-Нет, я дедовские обычаи не нарушу, - он наполнил свою стопку и, обращаясь к потолку, стоя, произнёс тост. - Господи, если не можешь помочь, давай поменяемся местами.
-А кто тебя отпустит? - Карен измерил его взглядом с ног до головы и, поднимая взгляд выше, добавил. - Господи, не слушай этого пьяного кочегара, здесь нечем дышать, в Карабахе тебе больше понравится.
-Скажи, Карен, Артур сегодня какой-то другой, на старика Нарекаци смахивает.
-Со стариками, тем более святыми, меня ничего, кроме уважения не связывает. Сравнение с Чаренцом меня больше бы обрадовало. Эдик, больше себе не наливай. Карен, пора. Пока мы до конца в преисподней не "запятнаны".
Оставив Эдика с его просьбами и выводами, мы с Кареном расстались, обговорив предварительно, где он разместит моих ребят.
У меня было прекрасное настроение. Предстояла долгожданная встреча с друзьями, я любил, меня тоже, солнце кое-как, но светило, хаш без водки и чеснока неплохо себя чувствовал в желудке, играла музыка, проблем с деньгами не было, "хвоста" тоже - спасибо Вале.
Я позвонил Радику, отчитался по полной программе, обещая на неделе взять интервью у директора Агропромбанка Гонщикова и наладить отношения с его окружением - от личного секретаря до работников пропускной системы.
Старик звал в Люберцы, ему одному было скучно. Пообещав скорого свидания, я поехал, наконец, к Марии.
Чем ближе я приближался к её дому, тем громче билось моё сердце, заглушая одну из лучших песен моей молодости "Помнишь, девушка, гуляли мы в саду...". Розы и шипы этой песни напомнили мне о цветах, и я купил букет алых роз.
Родители Марии встретили меня настороженно. Похоже, она была у них поздним ребёнком, и старики своё счастье без дочери не мыслили. Я явно не вписывался в их радужные планы. Мария старалась скрасить создавшуюся, почти траурную ситуацию, милой улыбкой.
-Вы надолго в Москву? - спросил, как выстрелил, Аркадий Львович, отец Марии.
Глоток застрял в моём горле, и мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не вылить его обратно в стакан.
-Время покажет, я люблю вашу дочь, и готов для её счастья сделать всё возможное и даже невозможное.
Я встал, подошел к Марии, взял её руку в свою, поцеловал её ладонь и тихо сказал:
-Мария, я никогда не был женат, я люблю тебя, люблю твою дочь, твоих милых и рассерженных родителей и готов ответить на все интересующие вас вопросы, положа руку на Библию.
-Нет! - встрепенулась Роза Борисовна, - Мы тебя впервые видим, моя дочь должна подумать.
-Молодой человек, - отец Марии поднялся, - не ты один ее любишь, или я не прав, Мария? Многие просят ее руки. Скажи же, не молчи, Мария.
-Я должна подумать, Артур, хорошо. Ты мне нравишься. Ты же понимаешь и меня и моих родителей.
-Так поспешно даже замороженных кур в гастрономе не покупают,- возмущалась мать.
-С корабля на бал, понимаете ли, - добавил отец.
-Папочка, успокойся, Артур горяч немножко, я подумаю, правда, - Мария нежно улыбнулась мне.
-Извините за такое нетерпение моего сердца. Конечно, Мария, как ты скажешь.
Она увела меня на кухню. Сначала поцеловала и потом еще раз попросила не огорчать ее родителей.
-Зачем тебе нужны мои фотографии, Артур? Я не готова к таким молниеносным поворотам. Да, ты мне очень понравился, но я не знаю тебя. Мне страшно даже подумать о замужестве. Не торопи меня, пожалуйста, хорошо?
-Я подожду, милая. Я подожду до конца месяца, а фото необходимо для загранпаспорта, вдруг ты согласишься полететь со мной на необитаемый остров.
-На необитаемый точно не хочу, дочка учится, и родителей не оставлю одних. Артур, кругом столько красивых незамужних женщин, может, и ты подумаешь, время есть, почти неделя.
-Мария, я всю жизнь так живу и, видишь, живой и здоровый. Ум для того, чтобы задачи решать, а жить надо, советуясь с сердцем. Ты никогда так не жила?
-Не знаю, где ум и сердце граничат, они у меня вроде и не расстаются.
-Счастливая.
-Не совсем. Год назад у меня мужа убили, - Мария прижалась ко мне и заплакала. - Я не хотела жить. И сейчас не хочу. Дочку жалко и родителей. - Она вздрагивала на моей груди, разрывая мне сердце.
-Кто убил?
-Их даже не посадили. Бандиты. Бандитов не осудят. Придумали какую-то самооборону, вроде, мой Женечка был виноватым. Он даже не успел встать со своего кресла, они его кулаками, какой то "Лось люберецкий" убил. Мы бы уехали, только папа не сможет без России, да и мама тоже.
-А ты, Мария, сможешь.
-Без родителей, не смогу.
-Ты будешь к ним приезжать.
-Откуда приезжать?
-Из Австралии, к примеру.
-А что в Австралии?
-Она обитаемая страна, Мария, или из Лондона будешь приезжать.
-Откуда?
-Из Алабамы. Там прекрасные леса, как в Подмосковье. Мария, выбери страну, откуда ты согласна приезжать в Москву к родителям.
-Я не смогу без них. Мы по-другому воспитаны.
-Кто это мы, у тебя есть братья, сёстры?
-Мы это мы. Ты лучше меня всё знаешь.
-Может, просто ты не любишь меня, так бывает.
-Не знаю. Я не готова к переменам.
-Иногда перемены не спрашивают нас, и мы всегда к ним привыкаем. Потом эти перемены начинают нравиться нам, и мы уже не можем обходиться без них. Человек так создан, синдром привыкания, как наркотическая зависимость.
-Артур, ты куришь?
-Скоро начну.
-Это очень вредно. Поедем за дочкой в школу? Здесь рядом.
-Конечно, можем и на дневной сеанс в кино зайти, если дочка не против будет. У меня есть время. Лучше в цирк к Никулину, я там никогда не был.
-Снова шутишь, Артур, очень трудно отличить твои шутки от правды.
-Я всегда говорю правду. А ты, Мария?
Убедив стариков, что верну Марию в целости и сохранности, я повёз ее за дочерью в школу.
Майя оказалась на редкость печальным ребёнком. Её большие глаза с длинными ресницами смотрели в мир не по-детски серьёзно и с сожалением. Она еле слышно поздоровалась с нами и вежливо попрощалась с учительницей.
-Майечка, это дядя Артур, познакомься.
Майечка даже руку не протянула, тихо подтвердив своё майское имя, она прижалась к матери.
-Дядя Артур приглашает нас в цирк, пойдём, доченька?
-Там пахнет, а слонёнок в цирке?
-Наверное, разве он пойдет в такой холод гулять, простудится.
-Пойдём, Майечка, - я попытался взять её за руку. Она спряталась за Марию.
Обычно дети сразу находят со мной общие интересы, но, вероятно, Майя была исключением из этого правила.
Вскоре мы оказались на Цветном бульваре. Народу, как и везде в Москве!
Люди, не переставая, передвигались слева направо и, наоборот, на ходу поедая мороженное, пирожки, и всё, что продавалось в этом непрекращающемся потоке.
Печальные глаза Майи лишили меня покоя. Выкупив все нереализованные билеты в кассе, я стал раздавать их бесплатно детям.
-Что за акция, неужто, МММ? - спрашивали удивлённо родители.
-Сегодня день Никулина, улыбайтесь, и вы получите свой билетик!
Мария сначала опешила, но вскоре принялась помогать мне раздавать билеты.
Когда Майя попросила стопку билетов, стало гораздо теплее, и мороз отступил. Глаза девочки засветились.
-Наконец, мой день наступил! - Юрий Владимирович Никулин в своём клоунском костюме, шел нам навстречу в окружении своих подчиненных, протягивая к нам руки и проливая свои, может и настоящие, слёзы. Сотрудники заботливо набросили на его плечи пальто, он рассердился и затопал своими огромными башмаками, что привело в восторг детей, и всем показалось, что началось представление.
Народ, не разобравшись, где жизнь, а где цирк, стал аплодировать.
Вместе со знаменитым клоуном мы раздали наши билеты и прошли в здание цирка. Юрий Владимирович любезно пригласил нас к себе в кабинет. Его уставшие глаза над чернеющими мешками были влажны, но веселы и довольны.
-Старого клоуна народ помнит, как приятно слушать искренние аплодисменты зрителей. Спасибо вашей семье за радость, доставленную детям.
Он обнял и поцеловал Майю.
-А слонёнок дома? - спросила Майя.
-Где же ему еще быть с такими ценами на бензин, - сокрушался клоун. - Он непременно выйдет к тебе и покатает. Мы в большом долгу перед детьми, - обращаясь уже к нам, сожалел Никулин. - А ведь из них вырастают президенты. Антон, увековечь нас своим аппаратом, может, в последний раз я надел свои доспехи.
Фотограф со знанием дела расставлял нас вокруг клоуна, то и дело, ослепляя вспышкой.
-Трудно, наверно, содержать такой большой коллектив артистов, их же страшно оставлять голодными, - поинтересовался я.
-Вы правы, и когда эта анархия закончится? Цирк вышел за пределы манежа, и от этого страдают в первую очередь люди. Политики отобрали наш хлеб, какой клоун сможет их переиграть? Выживем. Солдаты не сдаются.
Стало грустно, но, вместе с тем, невозможно было смотреть на Никулина и не улыбаться.
Майечке было даже весело. Я взял её за руку, и мы, попрощавшись с постаревшим артистом, пошли занимать свои скромные места в этом захлестнувшем целое государство цирке.
Этот день зрители запомнят навсегда. Праздник состоялся, даже животные, почувствовав необычное вдохновение, витающее в цирке, с позволения своих учителей подались в массы, особенно смешные обезьяны. После вылазок на трибуны они возвращались с понравившимися им детьми, и вовлекали их в игру на арене. Дети визжали от удовольствия и радости. Хлопали все.
В этот зимний день не было ни артистов ни зрителей - был большой смешной и весёлый коллектив людей и животных. За исключением одного недоразумения - хищники наотрез отказывались выходить на манеж.
Представление прошло без происшествий. Великий артист два раза выходил на манеж и жалобно просил вернуть ему кепку, подаренную мэром Москвы, но когда от смеха одной пожилой даме стало не совсем хорошо, он махнул рукой, достал из футляра большущий медицинский шприц и запустил на трибуну. Белые голуби разлетелись по залу.
Все работники цирка, все, без исключения, даже билетёрша, вышли на манеж поклониться детям.
Если бы слонёнок, который с удовольствием здоровался хоботом с детьми и катал их на спине, поместился в мерседесе, мы бы, конечно, забрали его домой Майечке. Он остался с родителями в цирке.
Фотограф Антон вручил мне готовые фотографии.
-Сам Владимирыч подписался, приходите еще, я побежал, не успеваю щелкать. Такого цирка давно у нас не было. Праздник.
Майя не отпускала мою руку. Мы шли к машине. Как часто мы сами упускаем своё счастье.
Зимние сумерки незаметно опутывали Москву полупрозрачным холодным воздухом, в котором просматривались редкие снежинки.
-Кто голодный? - поднимите руку, не успел я сказать, как Майя замахала рукой. - Извини, детка, сможешь потерпеть ещё чуть-чуть, мы сейчас поедем к моему другу в гости. За одно и поужинаем. Не каждый день меня сопровождают такие красивые дамы. Не смотря на отговорки Марии, я заказал блюда по телефону, и мы поехали к Марлену Бахшиевичу.
Он нас ждал с накрытым. по-карабахски, столом. По мере того, как любезно официанты обхаживали Майю, она становилась всё важнее и важнее, нисколько не смущаясь взрослых кавалеров, чувствовала себя принцессой, избранной богом.
Оставив своих дам на попечение ресторатора, я вышел заняться своей "музыкой".
-Радик, мне завтра нужны депутатские ксивы, желательно либеральные. Еще срочно нужна статья в "Московском комсомольце" о Цирке на цветном, статья и фотографии уже готовы, ждут набора на первой странице.
Радик обрадовался моему звонку, пообещав перезвонить минут через двадцать.
-Не убирай далеко телефон, попросил старик, - до премьера легче дозвониться, чем до твоего дома творчества, композитор.
Не успел я вернуться к столу, как зазвенел телефон.
-Запоминай, племянник, в 10.00 тебя ждет Муссолини, отец русских либералов. Ксивы у него и получишь. Там же свиха с комсомолкой. Работать надо. Когда увидимся, дорогой, совсем меня забыл, или опять к Вальке нырнёшь отстреляться? Твоё дело молодое. Но и аксакалов не забывай.
Пообещав, что глубоко нырять не буду, я связался с Кареном уже по другой связи.
-Ребята твои благополучно приземлились и с нетерпением ждут встречи. Приезжай в наш гостевой дом, адрес на последней странице карты. Я тоже постараюсь приехать.
Как слаженно работают москвичи, мне тоже придётся не ударить лицом в грязь.
Ужин прошел в праздничной обстановке, и мы решили честь свою знать.
Бахшиевичу на хранение я оставил пару пачек зелёной макулатуры и предупредил:
-Вдруг Марии понадобятся. Она наш человек.
Марии же дал один из телефонов, предупредив, что я сам позвоню ей. Обратная связь только сообщениями исключительно. Пожарная.
-Так надо, потом объясню, Мария, Бахшиевич в любой момент готов помочь по любому вопросу, не стесняйся.
-Опять шпионаж, Артур, мне страшно, за тебя тоже.
-Зато попьём шампанского.
-Нельзя просто воду пить, не оглядываясь и так рискуя.
-Это в последний раз, любимая. Обещаю. Честно-пречестно.
Наши взгляды встретились. В глазах Марии я увидел горящие свечи. И этот свет становился всё ярче и ярче, превращаясь в огромное пламя, которое, не обжигая, охватило мою душу.
Обрушившаяся пустота лишила меня силы и воли. Я не мог отвести глаз. Молчание звенело глухим колокольным звоном, от которого хотелось бежать. Между ударами колокола кричала, сгорая от стыда, моя измученная душа. Прости Мария, прости, прости, прости, я тебе изменил.
Пустота разрывала моё тело на куски, и они сгорали в тихом пламени женских глаз.
-Артур, Артур, что с тобой, ты весь горишь! - целовала меня Мария - Не молчи, пожалуйста.
Я готов был упасть на колени и просить прощения, а, возможно, это уже произошло, не знаю.
Через мгновение моя душа снова резвилась в молодом, здоровом теле, как ни в чём не бывало.
-Мария, я люблю тебя, и пока ты хоть чуть-чуть будешь любить меня, со мной ничего не случится.
Мы ехали по вечерней Москве, в свете фар кружились снежинки, они не хотели падать на чернеющую слякоть дороги. Я крепко сжимал нежную руку Марии. Майя, после долгого раздумья, тоже протянула нам свою крохотную ладонь.
Мне не хотелось расставаться с Марией, но время торопило. Мы стареем в такие минуты.
Поцеловав Майю, в лобик, и прикоснувшись рукой к Марии, я поспешил уйти.
-Артур, ты вернешься?
-Я позвоню тебе, Мария, в субботу вечером, не скучай.
-Дядя Артур, спасибо за слонёнка, когда вы к нам приедете?
Еще раз поцеловав Майечку, я обещал покатать её на лошадях и, чтобы не продлевать мучения, быстро спустился по лестнице.

16 глава

Поскользив по центру Москвы, я остановился у гостевого дома посольства. Дежурный выбежал встречать меня, и в нём я узнал своего соседа по Степанакерту.
-Гарринча, и ты здесь!
Мы обнялись.
-Как быстро ты вырос! Уже колючий!
-Растём, дядя Артур, сегодня не успел побриться. Я встретил ребят, пойдёмте, обрадуем их.
Тихонько приоткрыв дверь, я крикнул:
-Всем оставаться на своих местах! - но не тут-то было. Они повисли на мне, как игрушки на новогодней ёлке.
-Безбородые обманщики! Как вы смешно выглядите в костюмах!
-А ты на кого похож? В зеркало смотрел?
-Не облизывайте, что это с вами? Ориентацию поменяли?
-Еще не успели даже выпить! Гарринча, "компот" открывай!
Альберт - лучший левый крайний нашей дворовой футбольной команды, названный Гарринчей за свою косолапость, вытащил из-под кровати трехлитровый балон с золотистой жидкостью, в которой плавало несколько райских яблочек.
-Ребят, мы банками не договаривались, запах пьянит.
-Сколько в ней градусов, Рашид, твоя работа?
-Тряс дерево Максим,- Рашид поднял банку и, разливая по стаканам, рассказывал. - И ел и тряс, больше ел. Лоботряс.
-Вы, парашютисты, я, блин, рискуя жизню, весь сад по веткам облазил с этой неподьёмной битой, - разволновался Максим, - а вы еще претензии предъявляете? Не нравится, не пейте. Голос тогда потерял. Я говорю им, вправо, а они влево брезент по земле волокут. Армен книгу какую-то тогда читал с картинками, сверху не разглядел, он вообще не двигался. Один, Гена старался, молча, не как некоторые. В следующий раз биту уроню на твою рыжую голову, Рашид.
-Ты лучше скажи, сколько градусов в твоей водке?- спросил я.
-"Смерть фашизму", по запаху узнаю, - довольно произнес Армен.
Рашид рассматривал прозрачные "ожерелья", которые пускала тутовка по краям налитых стаканов, как произведение искусства.
-Пузырьки не проходят - больше 70. Сколько раз мы его прогнали, Гена, помнишь?
-До третьего раза помню. Помню, как лошадей от бочки отгонял. Рамку мёда кто-то принёс, помню. Дальше ничего не помню.
-Танец с саблями на лошади не помнишь?
-Давай лучше тост послушаем. Вспомнил, тоже мне, танец.
Альберт, наконец, все пакеты развернул и разложил закуску на столе.
-Артур, время не тяни, мы слушаем.
-Говори, водка испаряется.
Стало тихо.
-Что говорить. Молча выпьем. За ребят. Пусть наша земля будет им пухом, - голос мой задрожал. Мне хотелось завыть, громко-громко. Заев водку домашним сыром и зеленью, я встал из-за стола, чтобы скрыть слёзы.
-Я скоро.
Слёзы душили меня. В соседней комнате я ничком упал на заправленную постель. Все мои руки были в слезах. Не заметил, как ребята обступили кровать.
-Брат, - Максим положил руку мне на голову, - успокойся, не на похоронах.
-Пусть поплачет, - строго сказал Арсен. - Поплачь, Артур, легче станет.
-Кому станет легче? - сквозь слёзы спросил я.
-Нам, Артур, нам, - заговорили ребята.
-Никогда не видел, как Артур плачет, - тихо сказал Рашид.
-И не увидите больше.
Я обнял каждого.
-Жизнь продолжается.
-И без нас она тоже продолжится, Артур, вернёмся к столу.
Я остался с ребятами до утра. Мы были вместе - пять друзей из нашего тёмно-зелёного детства.

Глава 17

Родина жила своей замкнутой жизнью и с миром общалась, благодаря Аэрофлоту. Война притихла, но и конца ее никто не предвидел.
Армия медленно разлагалась под "мудрым" руководством новоявленных, далёких от военного искусства, генералов.
Люди, не принявшие с самого начала нашу революцию, помогавшие старому гнилому руководству сохранить диктатуру Баку, оказались первыми у дверей освободившихся кабинетов власти.
Чтобы избежать гражданской войны, интеллигенция позволила себе заткнуться, а самые непримиримые покидали Родину, оставив там свежие могилы друзей.
На войне нет ничего закономернее случайностей - дура не должна иметь скорость и крепость пули. Результаты этой совокупности трагичны. След потерь, не заживая, кроит на части душу, иногда расплываясь слезами.
Мне не спалось, наверное, недостаточно выпил? Ребята сладко похрапывали, улыбаясь своим цветным снам. Сдвинув кровати, мы улеглись все вместе в одно общее ложе. Так иногда мы делали и в студенческом общежитии Ереванского Политехнического института, где собирались на мальчишники. Пять друзей обычно умещались на трех узеньких кроватях.
Мы знали, где у кого какая родинка, кто как пахнет и, извините, пукает.
Секреты были общие, и мы могли доверить друг другу жизни. Разлучить нас могла только смерть.
Максим, Армен, Гена, Рашид, если вам станет легче, я буду плакать. Всю жизнь.
Накинув на себя кое-какую одежду, я вышел из номера в надежде, что Альберт даст попользоваться посольским компьютером, мне не хотелось будить Армена. Этот погромщик, так его прозвали за взломы системных защит интернетовских сайтов, должен был приехать во всеоружии.
Мой сосед дремал, уютно расположившись в широком кожаном кресле, в небольшом, отгороженном от коридора, закутке. Пока я шёл к нему, он открыл глаза:
-Который час, Артур, не спится? - и, посмотрев на часы, заявил, - Мангал звонил, скоро заявится. Почему Ереванский всегда ночью прилетает? - возмутился он.
-Григорий, что ли? Чего ему там не хватает? - вслух подумал я.
В дверь поскреблись.
-О собаке вспомнишь, не забудь о палке, - проворчав, как старик, Альберт пошел открывать дверь.
Я не успел провалиться под землю, так не хотелось утро делить с Мангалом. А он, увидев меня, передал свою поклажу Альберту и поспешил ко мне обниматься. Я протянул ему свои запястья:
-Поздно, начальник, я гражданин России.
-Кто прошлое помянет, тому вонь.
-Даже и не скажешь, что тебя, Мангал, заказали.
-Кто? - он повернулся к Альберту. - Ты иди-иди, мы поговорим с Артуром. Нет, подожди, Артур, зайдем ко мне в номер.
-В номер проститутку приглашают.
-Опять эти шутки? - состроил он Альберту глазки, и тот испарился, подчиняясь милицейскому министру.
-Меня заказали? Кто?
-Такие же, как ты, а может, и хуже. Живи, Мангалов.
-Где ты идеальных найдёшь, Артур, опустись на землю. Их нет.
-Хочешь их увидеть сейчас, здесь? Пошли. Только тихо, спят они, герои.
-Кстати, этим героям я лично документы готовил. Спроси у Карена.
-Всё меняется. У меня тоже были, возможно, ошибки. У кого их нет.
-А я подозреваю, кто мог меня тебе заказать. Суки. Я им яйца оторву и зажарю. Выходит, я твой должник, Артур.
-Живи, Мангалов, у тебя хороший пацан растёт, я его учил держаться в седле.
-Он тоже от тебя в восторге.
-Я пойду, найду Альберта. Рассветает.
-Я в долгу не останусь, слово министра, Артур.
-Давай, министр, пока, радуйся жизни. Увидимся.
Мне действительно предлагали генеральскую форму взамен одного точного выстрела в голову этого хамелеона. Неужели я похож на мясника? Нет? Почему тогда все настойчиво лезут с аналогичными предложениями? Не стану же я киллером только из-за того, что метко стреляю.
Гриша-мангал, видно, здорово ковырнул раны моей души, я без черновика справился со статьёй для Комсомолки и вернулся к ребятам.
-Ну что, пьяницы, готовы к авантюрам?
Ребята с серьезными лицами придвинули стулья.
-Пьянству бой, мы сами, Артур, решили, что после встречи бухать не будем, - за всех отчитался Максим.
-Я клятвы не давал и оставляю за собой право побаловаться пивом в свободное от авантюр время, - попытался отшутиться Рашид, но после воцарившейся паузы успокоил, - как скажете, мушкетёры. Бой так в бой.
-Артур, можешь говорить, в районе слышимости пауков нет, - Армен разложил на столе какой-то прибор. - На всякий случай.
-Машину потом тоже прощупаешь.
Армен кивнул головой.
-У меня час времени, прошу не перебивать, выслушайте до конца. Участие добровольное.
-Не томи, наш ответ ты знаешь, - Гена со своим бакинским акцентом, наконец, открыл рот.
-Мелодия простая, слушайте.
Я подробно по пунктам изложил ребятам схему сделки, и определил задачи.
-Теперь можно говорить, Рашид, с тебя и начнём.
-Государство не помешает, сумма неприличная, во сне не приснится столько.
-Утечка информации никому невыгодна - ни волкам ни баранам.
-А пастухам? Пастухи обратились к бандитам, они государству не доверяют.
Рашид почесал затылок:
-Выходит, мы на строительные работы приехали?
-На строительные тоже. Всё может быть. Вполне допустим короткий бой. Такой сценарий мы отработаем позже. Армен, твоё слово.
-Я пойду машину проверю, определись с местом и дай мне строительный план здания, - Армен взял саквояж и пошел работать.
-Максим, что скажешь?
-На местности и скажу, чтобы бой длинным не был.
-Я лишен прав, - признался, нехотя, Гена.
-Как, ты же ездишь на своей!?
-Дома кто остановит? В Ереване забрали, уже второй месяц.
-Вопрос решаем. Мангал-Гриша здесь, - успокоил я Гену.
-Надо было сразу сказать.
-Война продолжается, прошу не забывать. Пойду, искупаюсь. Сегодня Карен поможет вам купить две "нивы", и вы переедете на квартиру. Деревня, изучайте карту Москвы, чтобы не спутать Домодедово с Медведковым.
Не успел я закрыть в ванной дверь, как ко мне уже врывалась вся эта самая "деревенщина".
Приняв душ, я вышел из ванной с поднятыми вверх руками:
-Сдаюсь, пацаны.
Они встревоженно придвинули мне кресло.
-Что случилось?
-Сядь.
-Некогда мне садиться, Армен , наверно, пластику в машине нашел, и пару жучков?
-Тебя в любую минуту могли взорвать, всё фирменное и сработало бы на телефонный звонок, я отключил его, - Армен раздвинул и прижал друг к дугу средний и указательный пальцы.
-Так, во-первых, любое чикание ножницами может сорвать операцию, Армен, прошу, верни концы на место, - я, отводя глаза в сторону, покачал головой. - Здесь не совсем война, как вам объяснить, просто минное поле, и мы должны его перейти - все. Во-вторых, до часа икс самодеятельность опасна. У вас будет возможность самим принимать решения. Такие вот узкие рамки, прошу меня правильно понять.
В дверь постучались, Альберт принес завтрак. За ним шел Мангал с огромной бутылкой и по-домашнему приготовленной курицей, сияя, как новая десятикопеечная монета, встал в дверях.
-Генофонду Карабаха от министерства внутренних дел! - не дождавшись аплодисментов, он поставил свои дары рядом с завтраком Альберта и отлил себе водки. - Я поеду. Выпью 50 грамм за то, чтобы мы жили и здравствовали, а турки подохли.
-Заткнись по-хорошему, - я прижал ладонью к столу сжимающийся кулак Рашида.- Давай. Возьми свои взятки с собой, без нас выпьешь. - И почти вытолкал Мангала из комнаты.
Ребята без меня справились с Рашидом.
-Сам же им жопу лизал, тупой шампур, сейчас героем стал, - Рашид не мог успокоиться. Отец Рашида - азербайджанец, золотым человеком был, перед самой войной умер. Мы его хоронили на азербайджанском кладбище по мусульманским обычаям. Вернее, родственники хоронили, а мы участвовали в похоронах.
Он долго болел, и мы навещали его в больнице, приносили его любимые папиросы и тоже курили с ним. В то время, уже в Сумгаите резали мирное армянское население.
Рашид с нами рос, мы никогда, даже во время войны, не оскорбляли его нацию. Воевал с нами не азербайджанский народ, а обманутая богачами обкурившаяся шпана, не считая, конечно, отдельных фанатиков. Только эти "фатики" и воевали достойно и умирали, можно сказать, героями, правда, за что они боролись - вопрос.
Я уже опаздывал, пришлось с мокрой головой покидать накалившуюся жаром Мангала атмосферу.
Армен любезно разогрел "Мерседес" до снегоподтёков, а также научил отключать адскую машину, заложенную по мою душу.
-Они включат сначала противоугонную сигнализацию, Артур, не забудь вовремя соскочить. Больше пятнадцати секунд пауза невозможна. Береги себя, ты нам живым нужен. Кто о нас напишет, если не ты, Конан Дойл.
Я обнял его.
-Очки не раздави, давай в машину, голову простудишь до геморроя, - он затолкал меня в салон и захлопнул дверь.
-Поехали,- я почему-то вспомнил Гагарина. И тебя, Юра, мы не сберегли. В России уже новые "герои" - бандиты с Подберёзовиками и Боровыми строят Боровики. Эх, Россея- Россея, непросеянная сторона.

Глава 18

Муссолини встретил меня с выпяченной губой. Правда, вместо лысины на голове были уложены рыжие волосы.
-Ну, что,
       нацмэн, что у тебя для нашей партии? Выкладывай.
До него в прихожей меня, как пленного, обыскал огромный либерал в форме украинского полицая. Когда он задержал свою руку у меня в паху, я ему посоветовал:
-Тронул, играй. Что за правила у партийных боссов обыскивать гостей. Куда выложить всё, их ваша охрана недоласкала, - я впервые увидел растерянные глаза великого артиста.
-Здесь шучу только я, - он убрал свою губу назад и жестом пригласил меня сесть. - Моим помощником будешь.
Я протянул ему статью и фотокарточки.
Надо отдать должное его таланту, он лишь взглянул на статью и сразу поднял глаза:
-В десятку попал, я тоже метко стреляю, - и громко приказал. - Заводите комсомольку. - Вошла типичная журналистка, длинноногая голубоглазая блондинка на шпильках. - На ваши вопросы я уже ответил. Познакомьтесь, мой помощник Артур Александрович, непосредственно отвечавший за это партийное мероприятие. - Он передал ей весь материал и погрозил пальцем. - Чтобы на первой странице, и мою фамилию выделите жирным шрифтом.
Она закивала головой и забросила обнажённую до невозможности ногу на ногу. В её глубоком декольте были видны края далеко не девичьих башен...
После окончания переговоров я позвонил Радику. Он обрадовался моему звонку как ребёнок. Спрашивал и переспрашивал о мелочах и, довольный результатами переговоров, повторил неоднократно:
-Умница, умница, всё не доедешь до старика. Настоящий депутат - не отвечаешь за свои обещания.
Мы мирно разошлись. Я поехал на Пятницкую к Бокке. Встреча была плодотворной. Складское помещение, которое удовлетворяло моим запросам, он нашел сразу.
-Зачем тебе этот лабиринт, Артур, там Камазу с прицепом не развернуться. Не пойму тебя, за такие бабки я тебе в два раза больше помещение сниму.
-А ты раздался в ширь, Боря, теперь я точно тебя догоню.
Он посмотрел на мою машину и печально произнёс:
-Уже, считай, обогнал.
В многочисленных магазинах работали все его карабахские соседи и родственники. В одном из магазинов мы успели даже перекусить долмой в виноградных листьях.
-На Родину не тянет, Боря?
-Тянет на три дня, воды с нашего родника попью и обратно запрягаться. Эту ораву кормить надо. Цены сам знаешь. А ты действительно макулатурой решил заняться, Артур? Может и пойдёт, не знаю. Риск большой. Бумага горит, не забывай. Я всегда рядом, заходи. Таня хлебобулочная вчера звонила. Счастливый ты, холостой.
-И в тюрьме можно сохранить чувство свободы.
-Хранить чувства можно, а звук от цепей куда деть. Зайди к ней, к Таньке, завидую я тебе, брат, честно скажу. Ты знаешь, какие колючки я прошел в Москве, чтобы с тобой сегодня так крепко стоять на Пятницкой. Скажу, не поверишь. Врагу не пожалею. Всё, вроде, есть. Всё, что хочешь. Только счастье между всем этим затерялось.
-Боря, давай на спор побежим, вон до того дерева, кто проиграет - рыбалку организует.
-Говорю тебе, зайди к Тане и рыбалки не надо будет.
-Ты бежишь или нет?
-Давай.
Он сорвался с места, но я его легко догнал и, не обгоняя, бежал до конца с ним рядом.
Он, еле отдышавшись, проговорил:
-Приходи через месяц, посмотрим, кто кого.
-Кто? Кого? Никому никого не надо, живи и радуйся жизни, кто тебе мешает. Пригласи меня на рыбалку, пардон, На охоту, можно на лыжах в лес, или никого не надо приглашать, можно с женой и детьми. Термос с бутербродами. Рюкзаки.
Он посмотрел на меня, приложил руку к моему лбу и попрощался:
-С бумагами ты прогоришь, охотник. Пушниной займись, или психбольницу открой. В Москве больных до хера. Еще прибывают. Мне надо выручки снимать. Не пропадай, хоть спортом займёмся вместе. - Он погладил своё выпирающее пузо, сел в новенькую волгу и поехал считать деньги. Я же почему-то вспомнил норковую шапку Лося.
А ведь Борис Михайлович прав. Этой пушниной надо будет заняться. С большим удовольствием прострелил бы его папаху. Папаха, что за слово, как оно возникло? Интересно. Папаха. Анна, наверное, знает? Я позвонил Капутикян.
-Анечка, у тебя уши не горят, всё о тебе думаю. Моя первая любовь, классная...
Не дав пропеть, она ввела меня в курс будущей нашей встречи с главным банкиром аграрников - Гонщиковым.
-Эх, прокатим мы его, Анечка по нашим формулам.
Она опять перебила меня, требуя заранее подготовить вопросы.
-Капутикян без грамма романтики, пиши вопрос номер один.
Она запротестовала.
-Хорошо, оставлю Карену, сегодня. И ответы напишу. В журналисты податься, что ли? Вот завершу строительство и такую вам конкуренцию устрою, пожалеете.
За неделю ребятам предстояло перепланировать офисы в складских помещениях, а также соединить проходами подвалы здания и сделать пару выходов из них на соседнюю улицу.

19 глава

Мой подпольный телефон был полон сообщениями одинакового содержания: "Позвони".
Лучше бы я Марии не звонил, она окончательно и бесповоротно приняла решение остаться с родителями в Москве, хотя и призналась мне в своей любви.
Матерь божья, Мария, я тоже тебя люблю, но в столице нам нельзя будет жить. Может быть, мы недостаточно любим друг друга и от этого находятся причины для разлуки?
Я стоял на Пятницкой и впервые не знал что мне делать, как жить дальше. Снег накрыл машину приличным слоем, и продолжал падать крупными хлопьями.
-Артур, что с вами? - Таня с ароматом хлеба и Шанели вернула меня к жизни. - Уже больше часа вы здесь стоите, я видела, как Борис отъехал, а вы так и застыли с телефоном в руках.
Она осторожно высвободила телефон из моих рук и опустила в карман моего пальто.
-Пойдёмте, Артур, вы так можете простудиться.
Мы пересекли Пятницкую, она тащила меня за собой, взяв за руку, и я послушно шел следом за ней.
Коньяк обжигал горло, застрял там. Мне хотелось умереть. Бедная Танечка. Еще один жених оказался памятником.
Постепенно люди и предметы вокруг меня возвращали свои очертания и звуки.
-Поживите ещё, куда торопиться?
Неужели я говорил вслух?
-Танечка, милая, конечно, поживу, тем более, мне надо сейчас позвонить.
-Знаю, и ваш телефон не работает. Звоните нашим. Я скоро.
Одни женщины нас пристреливают, другие промывают раны и возвращают к жизни.
Парно-порочный круг.
Сообщив ребятам адрес, я пожелал незамедлительно начать разрушения на складе по чертежам, сделанным мною. Я поцеловал на прощание свою спасительницу в щечку и поехал в наш переулок - Армянский.
Всей Армении выделили непроходимый переулок, а городу Баку целое шоссе с трамвайными и троллейбусными развязками. Да, здравствует советское правительство Москвы - самое справедливое и честное в мире.
На кого еще сорвать свое мерзкое настроение? Я позвонил Доктору.
-Радик, мне нужна помощь. А то взвалили, как на ишака беспородного все проблемы и, молча, отошли в сторону. Артур и депутат, и журналист, и банкир, и композитор, теперь еще и телефонисткой должен стать?
Радик на другом конце провода чуть концы не отдал.
-Мне нужны два оператора, чтобы смогли чётко и профессионально развести этих лохов по телефону.
-Молодец! - Доктор сразу догнал мою мысль. - Артурчик, дорогой, устал, понимаю, не паникуй. Есть у меня такие кикелки. Лучше натуральных банковских операторов в ценных ксивах кумекают. Они у меня на подсосе, хоть сейчас звякни, обчирикуют. Со мной по лотерейным делам проходили и чистоганом вышли. Моя гвардия. Приезжай. Отдохнёшь. И Валюша тебя не дождётся. Где ты засыпался, дорогой. Потихоньку на старика наезжаешь?
-Извини, Радик, устал наверное, и голодный. Гвардию подтяни к себе, на следующей неделе будут пробы. Извини, молодёжь за наезд. Воздух отравленный здесь, не могу до конца вдохнуть.
-Артурчик, после концерта хоть к тёте Клаве в Карловы Вары. Вместе поедем. Дыши, не хочу. Билеты проданы, никуда не денешься. Публика ждёт.
Пробравшись через пыльные и узкие преграды, я оказался снова у Эдика в котельной. Его гостеприимство не имело границ. На этот раз он приготовил блюда исключительно из зелени.
-Если так будет продолжаться, за тебя "Гринпис" возьмется, Эдик, откуда столько насаждений на твоей скатерти?
Пурпурно-красное вино в двух грубо-гранёных полупрозрачных кувшинах отражало отблески пламени, вырывающегося из котлов. Котельная напоминала залитые человеческой кровью подвалы инквизиции. Остро наточенный топорик и пара огромных ножей у небольшого верстака с тисками завершали эту мрачную картину средневековья.
-Для тебя старался, "москвич", - Эдик многозначительно стряхивая пыль с моего снятого пальто смотрел умоляюще мне в глаза. - Оружие прибыло сегодня, оно в надёжном месте. Артур, брат, дай мне тоже пострелять. - Говорил он тихо, дрожащим голосом. - Ты меня знаешь, я не подведу.
-Спасибо, Эдик, первая хорошая новость за целый день. Я подумаю о тебе и дам знать. Шкурки мне не испортишь? Охотник.
-Обижаешь, Артур, ни один волос не пострадает.
-Парикмахерскую открываешь, Эдик? - в котельную вошли Карен с Мангалом и уселись за стол. На Мангале лица не было, вернее, оно горело сизым пламенем.
Эдик, не ответив на вопрос, обиженно удалился. Возникла небольшая пауза, в течении которой Мангал прятал свои глаза под столом.
-Артур, Григорий Исакитович перед Рашидом извинился за "турка", вроде, тот простил, так что ты зла не держи.
-А кто извинится перед тем молодым капитаном, которого ты уволил из "Смольного" в первые дни нашей революции? Один человеком из вас оказался, встал в строй со своим народом, или вы не народная милиция?
-Артур, Григорий Исакитович распорядился выдать Гене водительское удостоверение, - Карен пытался облегчить участь министра.
-Нет, пусть Мангал ответит, за что он уволил коменданта "Смольного"? А ведь я от него тогда давал телеграмму, что милиции пришло время доказать, что она у нас народная, а потому должна быть вместе с народом, я просил прислать дополнительные силы и средства, чтобы не допустить беспорядков. Или ты не получал этой телеграммы, я с уведомлением отправлял. Министр-генерал, я помню, как ты на второй день восстания страшил нас всех арестом и долгим сроком.
-Где сейчас этот твой капитан-комендант, я его восстановлю, - наконец, обрёл дар речи Мангал.
-Уехал, чтобы ваши красные морды не видеть и не стрелять в них.
-Артур, стоп, - Карен встал между нами. - Мангал документы сам ребятам сделал. Помог оружие перекинуть через границы. Да, у него были ошибки. Многие тогда на ура революцию не приняли. Даже Роберт.
-На то он и президент, чтобы ванькой-встанькой не качаться из стороны в сторону. Его устойчивости радоваться надо. Посмотри, наши соседи со своими чувствительными президентами сколько дров наломали об головы своего народа. И продолжают ломать. А этот же, палки нам вставлял, куда только можно было вставить. Или я не прав? Подумаешь, паспорта дал ребятам. А сколько таких паспортов, выданных за бабки, гуляет по свету? Страус, - я зло посмотрел на Мангала, - жопа-то грязная... Карен, джан, я не Бог всем прощать, но, если ты его простил, пусть живёт. Слесарю слесарево.
Я налил себе "крови" и выпил, утолив жажду мести.

Глава 20

Хорошее вино разбавляет желчь и делает человека добрее. Я успокоился, хотя, во мне злость тихо продолжала кипеть, и все же, выпив мировую с Мангалом, я оставил Карену вопросы и ответы для управляющего Агропромбанка, накинул с помощью Эдика на плечи пальто и направился к выходу. Но, осмелевший от вина генерал, попросил меня задержаться.
-Артур, хочу тебе признаться, да, ты прав, я очень часто поступаю не по совести. Иду против закона. Даже, может, чаще, чем хотелось бы.
-Гриша, не хочу снова возвращаться в эту грязь.
-Нет, послушай до конца, я же не перебивал. Я намного старше тебя и прошу учитывать, хотя бы это. Вот, представь себе, перед тобой сидит, скажем, твой школьный учитель, притом любимый учитель, и просит тебя не наказывать его провинившегося сына. С одной стороны закон, с другой - твой учитель. Ты разве не постараешься помочь учителю?
-Мои учителя за дураков не просят.
-Хорошо, твой сосед, скажем, таксист Валерик, просит за брата своего, ты пойдёшь соседу, хоть чуть-чуть, навстречу против закона?
-Чуть-чуть пойду.
Вот, а если жена тебя попросит?
-Слава богу, не женат.
-Вот, а я женат, у меня дети, соседи, друзья, тёща даже, начальников имею. Эта подлая жизнь заставляет иногда.
-Но не так же опускаться.
-Ты прав, иногда незаметно и опускаешься до неприличия. Жизнь.
-Артур, ты думаешь, сам Христос, будучи женатым, смог бы остаться святым? - Карен, так, между прочим, встал на сторону Мангала.
-Я понял вас, мы все святые без жен. И все грехи идут от женщин. Интересно.
-Вспомни эпизод с яблоком? - Мангал с удовольствием шил дело на первую женщину.- Вспомни, Артур, что об этом говорится в Библии.
-Здорово подготовились, ничего не скажешь, - я махнул на них рукой и вышел на обжигающий щеки московский мороз.
Я не хотел и не мог понять этой теории - презумпции вины женского пола. Маменька милая, несказанный свет мой и единственный Бог, я с ними никогда не соглашусь.
Пока я приходил в себя, Эдик принес забытый мною шарф.
-Не бери в голову, Артур, неделю назад братишка Карена обручился с дочкой Мангала.
Я даже спасибо не сказал ему. Скорее бы этот день закончился.
- Эдик, дорогой, передай мои извинения и запоздалое спасибо. Поздравь обоих. Когда свадьба?
-Весной, брат, дай бог, вместе погуляем.
-Дай Бог.
-Не забудь о моей просьбе,
-Ладно, готовься, стрелок альпийский.
-Шума не будет, осечек тоже, обещаю.
-Спасибо за ужин, Эдик, до свидания
-Буду ждать с нетерпением. Пока.
Вечером Москва еще красивее. Я ехал, куда глаза глядят, но почему-то машину несло по кругу, я это понял после того, как в третий раз проехался по Тверской.
Особи женского пола, желая подтвердить теорию Мангала, мило улыбаясь, предлагали свои услуги. От их вульгарности становилось не по себе. Мария, Мария, так хотелось без крови. Неужели мой удел - проститутки?
Зло, переборов доброе вино Эдика, стало заполнять мое тело. Душе стало невыносимо больно и обидно за меня. Она не находила себе места. Я решил выкурить её сигаретным дымом. Притормозив у палатки, купил сигареты и зажигалку.
"Девочки" с блестящими сумками стаей обступили машину. Одна из них поднесла мне свой огонь. Я прикурил и затянулся до головокружения. Душа покидала меня с ужасом, но не сопротивлялась.
-Купи меня, папенька, - она сделала паузу, предоставив едкому дыму заполнить всю мою освободившуюся полость. - Я такая беззащитная. - Она опустила свои томные, окружённые тенями, глаза, и даже чуть всхлипнула. - Я буду послушной и ласковой Шахерезадой.
-Ларка, тебе немой батон попался! - в бой вступила "лёгкая" артиллерия, в виде круглолицей синеволосой ночной бабочки, выпирающей из короткого кожаного плаща.
Зазвонил телефон, и мне пришлось заговорить.
-Да здоров я, Бока, как бык, не верит Фома.
-Что за Фома там, Артур, - Бока перешел на карабахский язык, в котором русских слов гораздо больше, чем армянских. Любят карабахцы Россию, ничего не поделаешь, и любовь эту не подделаешь. - Лыжин аралынк, рюкзакы выбиратынк аным. - Вот вам пример настоящего карабахского языка.
Бока мне сообщил, что лыжи купили, а рюкзаки выбирают. Даже переводить не надо, и в Рязани поймут.
- Артур, когда я предложил своим поехать на лыжню с рюкзаками, моя впервые за последние несколько лет поцеловала меня. У тебя и макулатура пойдет. Я уверен...Да, да, Светочка , и детям обязательно купи, пусть привыкают. - Это он своей целомудренной жене советовал купить детям походные рюкзаки. - Позвони в булочную, там тебя ждут. - Бока постарался обойтись без русских слов. Он на булках прокололся. В карабахском языке без булочки не обойтись. - В моих владениях иногда появляйся, присмотри там, я к Новому году вернусь.
-Не беспокойся, получай удовольствие.
-Я уже получаю. Где ты раньше пропадал, волшебник.
-Эй, Хачик, давай, телись, или убери машину, - круглолицая недовольно постучала по капоту. Я убрал телефон и вежливо поздоровался.
-Так разве леди разговаривают с джентльменом? Я беру вас всех. Кто не будет улыбаться, прошу выйти из строя. Пять минут на сборы.- Напротив, в затемненной "Ауди" плавно спустились дверные стёкла. Смотрящие за девочками пытались подслушать разговор. Я вытянул руку и указательный палец направил в сторону их машины, сделав вид, что стреляю. - Время пошло.
Девочки притихли. Из ауди вышел парень и направился ко мне.
-Братан, какие проблемы с нашими девочками? - и грубо обратившись к круглолицей, приказал ей. - В машине подожди.
-Слышал, Фома откинулся, забираю твоих красавиц, утром верну, тебе то, что от них останется, - я рассмеялся и не мог успокоиться. Сумасшедший смех содрогал моё пустое тело. Когда я успокоился, девиц и смотрящих уже не было. Милицейский патруль с визгливой мигалкой остановился перед моим мерсом, преграждая путь.
-Почему так поздно приехали? Уже двадцать минут жду вас, - я сунул им под нос мою кожаную красную книжку с гербом.
-Извините, товарищ депутат, гололёд. Что случилось?
-А вы не знаете? В самом сердце России, какие-то уродки весь ландшафт портят. В Джезказгане и то симпатичнее. А тут Москва. Столица, понимаете. Разберитесь. Кадры решают всё. Я проверю. Продолжайте маршрут.
-Служим Советскому Союзу, - патруль из двух московских милиционеров поехал дальше выполнять свой "долг".

21 глава

Когда печаль и тоска, схлестнувшись с нервами, рассыпаются брызгами, одно спасение - физический труд. Чем тяжелее труд, тем лучше.
" Булочке" я, конечно, позвонил.
-Танечка-булочка, извините больного, даже спасибо вам не сказал, прощаясь. Если бы не ваше вмешательство, одним памятником в Москве стало бы больше.
-Памятники, Артур, украшают наш город, а спасибо вы сказали.
-Спасибо еще раз, и за Церетели тоже. На мой памятник он бы здорово обиделся.
-Вам он нравится?
-Давайте, об искусстве ночью поговорим...Если вы, конечно, пригласите.
Записав её адрес, я приобрёл в палатках спецодежду и поехал разрушать неправильно построенный склад.
Ребята там уже поковырялись - кругом валялась арматура, кирпичи и куски застывшего раствора.
Надышавшись потом и пылью, измозолив себе руки, я заказал по телефону у Марлена графин вина и ужин.
Приятно чувствовать натруженные мышцы.
-Бригадиры, я выбрал этот склад только ради душевых. Напор воды здесь, как в нашем Каркарском водопаде - с ног сбивает.
Горячая вода мигом сняла напряжение с уставшего тела.
Привезли ужин и букет цветов.
-Неужели Марлен Бахшиевич и свечи прислал?
Я убрал со стола букет, чтобы его с зеленью ненароком не съела моя бригада. Нечестная всё-таки жизнь, ночью кому-то достаются грязные простыни, а кому-то белоснежное тело.
Проводив друзей, я поехал к Тане.
Зимой в Москве приятнее ездить ночью. Народу на проезжей части мало, и люди не спешат, как днём. Скорости машин совсем другие - спортивные. Чем ближе я подъезжал к Булочке, тем черствее становилась во мне душа.
Мне было так плохо, что хотелось сделать ещё хуже. Оттуда, из язычества, видно, остался во мне этот инстинкт. Самоистезание или самобичевание доставляло мне удовольствие.
Я походил на пьяницу, который с удовольствием вливает в себя убийственные порции алкоголя.
Заехав во двор дома, в котором проживала Таня, я остановился. Машины, как курицы на птицеферме, застыли, прижавшись вплотную друг к другу. Покрытые пушистым снегом, они были все одного цвета. Я стал кружиться по двору в надежде найти кусочек свободной земли и каким-то образом оказался перед белой церквушкой.
Назад дороги не было, её перекрывали машины. Я не мог поверить глазам - церковные двери были расписаны буквами армянского алфавита.
Пока я пытался прочитать труднопроизносимые наши "цычызы", из церкви вылезла, да, вылезла старушка, да так медленно, что вся покрылась снегом. Пряча в руках маленькую книжку, она также медленно шла ко мне, шепча себе что-то под нос, но я услышал:
-Это тебе, сыночек, молитвенник. Молись, сыночек, молись, я тоже буду молиться, - как молитвенник оказался в моих руках, я не знаю, ни дверей ни окон я не открывал. Книга была старинная и тоже на армянском языке.
"Удостоишься благодати: молись, люби и верь", - с трудом разобравшись со староармянскими словами на обложке молитвенника, я вышел из машины и осмотрелся.
Дела-а-а. Моя машина упиралась в обычную беседку, в которой соседи иногда забивают "козла , правда, сделана она была с фантазией. Инкрустированный купол, в виде башни, в несколько ярусов, опирался на небольшой п-образный сруб с резными колоннами с двух сторон. Может, в доме проживали работники мебельной фабрики или виртуоз-краснодеревщик хотел удивить своих соседок, не знаю, но, покрытая снегом, она была очень похожа на церковь.
Хотя, я не равнодушен к мистике, всё же скептически отношусь к ней.
Я долго искал молитвенник - книги тоже не стало. Но она была, я её держал руках!
Сон исключается, по времени я не успел бы даже закрыть глаза. Что же произошло со мной? Ответа не было. Тревог и сомнений тоже.
Осознавая глупость моего поступка, я всё же поднялся к Татьяне извиниться.
Моя душа, прежде избегавшая встреч и общения, с удовольствием грелась в моём теле. При желании я бы мог взлететь, но мокрый падающий снег охладил мои крылатые мысли, остановив меня на лестничной площадке второго этажа.
Татьяна, полуобнаженная и сонная, зевая, открыла мне дверь.
-Каменный гость и то бы так не опоздал, заходи, - бедная Танечка не могла себе даже предположить, что ей этот памятник скажет.
Свечи на столе, с опаленным воском, еще мерцали, отражаясь в бокалах.
Натюрморт из нарезанного мозолистого ананаса, прозрачного фаянса и бутылки красного вина дождался своего художника. Но он не спешил раскладывать кисти.
-Танечка, я пришел наградить вас, - у неё глаза, наконец, открылись во всей своей красе русского весеннего поля - золотой цепочкой озимой пшеницы. Я достал одно из творений золотых дел гения. Колосья пшеницы переплелись в снопы и оживлялись при каждом дуновение наших дыханий.
Она удивлённо, но с восхищением рассматривала подарок.
-Артур, это чудо, какой сладкий подарок, - она сразу набросила цепь и стала прихорашиваться в зеркале.
-Ничем твоё тело не испортишь, Танечка.
Я не преувеличивал, все вредные мои гормоны уже плясали от удовольствия, но и их ждало разочарование.
-Танечка, главный подарок я по рассеянности своей забыл, и чтобы он не замёрз, угадай с трёх раз, что я забыл в машине?
Она, порозовев, тихонько призналась.
-Предохранители?
И тут же прикрыла рот ладошкой.
Веселье сначала неуверенно, затем разразившись хохотом, трясло моё тело, опуская его на кровать...Предохранители... Я вспомнил, как в детстве, по просьбе отца освещал фонариком фарфоровые грубые предохранители электрического счётчика, на которые отец накручивал медную проволоку. Их всегда выбивало, когда мать начинала печь пироги в своей электропечи.
-Предохранители, Танечка, не в ту степь, совсем не в ту, но, спасибо, рассмешила до коликов.
-Может, серп? - с некоторой неуверенностью предположила Татьяна.
-На этот раз намного ближе. Цветы, Танечка, полевые цветы.
-Утром поднимешь, с ними ничего не станет.
-Они после длительного перелёта и на холоде умрут, - я быстро спускаясь по лестнице, просил Бога угомонить, хотя бы на пару часов, глупые мои гормоны...
Стоя на коленях, я преподнёс букет Танечке.
-Самой красивой и доброй булочнице на свете.
Она, красавица, чуть не расплакалась и поцеловала меня.
-Ты счастлива?
-Очень, спасибо, что с тобой? Ты весь светишься.
-Я люблю, Танечка, очень люблю.
Она подозрительно посмотрела на меня и занялась букетом.
-И давно?
-Разве это важно?
После небольшой паузы она спросила.
-Кто эта счастливая?
-Мария, Танечка, Мария. Божья матерь.
Я поцеловал Таню в щеку и снова встал на колени.
-Прости меня и пойми.
Давай отпразднуем твою любовь? - она накинула на плечи халатик и стала накрывать на стол.
-Танечка, у меня нет сестры, я всю жизнь о ней мечтал и сегодня мне Бог подарил её. Ты сама хочешь быть мне сестрой. Младшей.
-Старшей нельзя?
-Ни в коем случае.
-Какой ты странный брат. А кто обещал этой ночью поговорить об искусстве?
-Прости старшего брата.
Она, нехотя, простила меня.
-Куда ты поедешь, поздно, останься у меня. У сестры комнат достаточно.
-Я тебе буду хорошим братом, обещаю.
-Не сомневаюсь, Артур.
Как легко жить, честно, с совестью в ладах. И спишь как младенец.

Глава 22

-Родственник, милый, вставай.
Я открыл глаза .
-Танечка, уже утро? Так быстро?
-Ты сам просил. Семь утра. Хочешь, поспи ещё.
Я укутался одеялом, скрывая непослушные фрагменты тела, сполз с кровати и подошел к окну.
-Господи, ты самый лучший художник. Глаз не оторвать от твоих рисунков. Танечка, посмотри в окно. Нет ничего красивее тихого зимнего утра.
-Мне весеннее больше нравится.
-В зимнем больше сказочного. Впрочем, каждое утро прекрасно, это начало нового дня. Господи, спасибо тебе за каждый рассвет.
Может, мои молитвы и не вписывались в каноны, но, рождённые в душе, думаю не были противны Богу. И я это чувствовал.
-Неужели ты молишься, Артур?
-Стыдно?
-Да нет же, интересно.
-А ты знаешь правильные молитвы?
-А что, у тебя неправильные?
-Не знаю. Время покажет.
-А ты крещённый?
-Да, меня в детстве крестили. А ты?
-Не крещённая я, от этого и несчастливая.
-Танечка, можно я стану твоим крёстным отцом?
-Стал бы мне лучше мужем, братик. Завтракать будешь? Не бойся, я пошутила.
-Танечка, можно и без крещения в рай попасть, была бы вера, всё остальное поправимо. Даже счастье. Я приму душ и помогу тебе.
-Со счастьем, или только с завтраком?
-Со всем вместе. Таня накрыла стол, украсив его полированными бубликами в виде сердечек.
-Артур, с лёгким паром, за день ты успел измениться, из твоих глаз исчезли озорство и решительность. Что произошло?
-Это так заметно, жаль с озорством не хотелось бы расставаться, а решительность, может, сменилась уверенностью, посмотри внимательнее.
Я подошел к Тане, взял её нежно за плечи и уставился её в глаза.
Сколько же неподдельного лукавства в женских глазах. Как они чертовски хороши. Мой взгляд, поскользив по её курносому носику, плавно опустился на влажной поверхности полных губ.
Таня улыбнулась, показав розовый блестящий язычок.
Неужели я не попробую его на вкус, неужели лишусь удовольствия? Её свежее дыхание проникло в мою плоть, настраивая против меня все органы. Остатки меркнущего сознания проваливались в широко раскрытых глазах полураздетой женщины. Я уже представил её гладкое и нежное тело в моих объятиях. Ми-я-у-у... Я почти сдался её аромату, но видит Бог, и слышит, и всё знает наперед. Слава Богу, в дверь позвонили и настойчиво постучались.
- Мне не посмеют так стучаться, это по твою душу, ты случайно ничего не натворил?
-Я творю каждый день, но концы моих творений, если не на небесах, то думаю, всё-таки, выше второго этажа.
-Откройте, милиция.
Таня, прикрыв светлое своё тело, пошла открывать дверь.
-Что это вам не спится?
-Татьяна Павловна, вашего соседа - гробовщика, ночью убили, в его квартире, следователь прокуратуры, ему нужны понятые.
-Сеньку что ли? Жалость какая. Но я не смогу вам ничем помочь - на работу опаздываю.
-Он вам справку выпишет, хотя, сами можете со следователем поговорить.
-Справки ещё выписывать, - раздался хриплый голос, - работа подождёт. Участковый, не мешкай, заводи её для опознания.
Я не выдержав, направился к выходу.
-Что за произвол - ни свет ни заря, никуда Татьяна не пойдет, она из-за мёртвого плотника живых без хлеба не оставит.
На лестничной площадке я столкнулся с капитаном милиции и лысым следователем.
-Так это вы, если не ошибаюсь, Артур Александрович?
-Мы знакомы? Удивительно.
-Я узнал вас, вы на первой странице сегодняшней "МК". Рад знакомству и извините за беспокойство, служба.
-Продолжайте вашу работу без нас. Мы опаздываем.
-Да-да, конечно. Вашу партию до сегодняшнего утра всёрез не принимал, но если вы закроете долги шахтерам, можете рассчитывать на мой голос. Я сам тоже с Кемерово. Брат мой живет там. И с Никулиным у вас здорово получилось. Спасибо, Артур Александрович.
Я пожал его холодную руку и увёл опешившую Татьяну Павловну к завтраку.
-А ты боялась, сестричка.

-Санька был не простым плотником, он мог человека вырезать из дерева. Жаль его. Сволочи, убийцы. За что такого мастера убили?
-Ты права, одну из его работ я уже обозрел, впечатляет. Из беззащитного дерева всё, что угодно вырезать можно. Что будет с нашими праправнуками? Им парниковые звери и рыбы достанутся. Мы на земле хуже сорняков.
-Почему хуже?
-Пиявки мы. Всё из земли высосем и не подавимся.
-Ты тоже?
-Что, я хуже других что ли?
Я помню, как мы пили воду из наших горных речек, те речки моё поколение уже загадило.
-Давай завтракать, опаздываем уже.
-Когда человек прекратит суетиться, не в смысле в положении Сани, а по жизни? Давай завтракать, Танечка, ты права, я тоже не люблю опаздывать.
-Артур, ты уже по государственному рассуждаешь, интересно тебя слушать. Я бы тоже за тебя проголосовала. И народ тебя стал узнавать, далеко пойдёшь, памятник и депутат.
-Говорить легче, чем делать, сестра, а ходить тем более. Так народ и отдаёт свой голос первому попавшемуся проходимцу. Видите ли, Юрьев день устроил детям, и деньги шахтёрам пообещал. А может, я колумбийский наркобарон, или тройной шпион вражеских разведок? Кто проверил мою биографию? Депутата избираете, дорогие мои, а не тамаду. Так все педерасты, извини ,Танечка, за нескромность мыслей, и педофилы могут народными депутатами стать, - я перекрестился. - Прости меня, Господи, и этих больных тоже, если можно, конечно. Их-то, за что так строго наказал?
Заев сердечными бубликами мой нецензурный монолог, поцеловав притихшую Танечку в румяненькую щечку, я спустился к машине.
У беседки, не смотря на раннее время, народ уже делился сигаретами. Дым от них, смешиваясь с парами дыхания, сизыми облаками окружал Санькино произведение и медленно поднимался вверх, прокладывая к Всевышнему дорогу сгубленной душе.
Мне тоже захотелось затянуться дымом. От предложенной "Примы", протянутой дрожащими мозолистыми руками, я почувствовал лёгкое головокружение, но запах водки привёл меня в чувство. Человека убили. Когда мы научимся жить по-людски?
Таня тоже спустилась во двор. Она вытащила из кошелка деньги и, протягивая их одному из соседей, сказала:
-У него и родных-то не было, Лёха, друга своего похорони достойно.
-Никуда не денемся, мы ему должны.
Все закивали головами.
Посмотрев еще раз на удивительную по красоте резную беседку и добавив Лёхе денег, я повёз Татьяну Павловну по заснеженной и холодной Москве на работу.

Глава 23

Проводив Таню до кабинета и наслушавшись комплиментов от её читающих работниц, я уже выходил из булочной, когда меня сзади кто-то крепко обнял за плечи. Я недовольно попытался освободиться, для этого пришлось использовать все свои силы.
-Колька, разведчик, ты ли? Опух что-то.
-А ты бороду сбрил, думал, не узнаю, колхозник. Да, немножко не в форме я, зато, ты одет как денди. Как там Карабах, стоит? Тута цветёт?
-Ещё как, Колька. Всё есть и "тутовка" тоже. Силу её помнишь?
-Не забыл. Абеля и Амбарци тоже помню, я всем уже рассказал про этих смешных стариков. Слушай, ты и тогда знал, что я из разведки?
-Конечно, только разведчик после той порции тутовки смог сам сесть в машину. Твой друг Володя тогда пал, сражённый водкой.
-Я тоже плохо тогда соображал, правда, после бассейна, память вернулась. Ты знаешь, я часто тебя вспоминал, Артур. Тот старшина тебя продать хотел.
-Знаю, - я обнял его, - хорошо, что русский офицер Николай Щербаков дежурил тогда в штабе.
-И фамилию помнишь?
-Твою, да, Володькину забыл.
-Самохин.
-Поехали, Коль, в машине и поговорим.
-Как у вас так быстро всё получается? Наверное, уже и прописался и дом купил. Молодец. Поехали.
-Квартиру куплю скоро. Разведке уже доложили.
-Я в частной клоаке. "ОО" называется. Охрана Объектов. Меня списали.
-Неподчинение?
-Всё знаешь.
-Слышал, много ваших "ушли".
-Да, вроде и президент компании и с деньгами уже не так туго, но тоска такая, хоть стреляйся.
-То-то, смотрю, чиновником стал, - я похлопал по его выступающему пузу. - Эх, майор, майор, ё моё, зачем тебе снова в этот строй?
-Не знаю. Душа просится.
-Так вернись.
-Посмотрим. Мы с ребятами собираемся иногда, один на своём вертолёте даже прилетает, но всё равно, и он туда же - в строй хочет.
-Нет, этот уже туда не впишется.
-И я так думаю, а он - нет.
-Коля, у меня тут недалеко небольшой объект, возьми его под свою охрану.
-Только охрана, я не крышую, как некоторые, в гробу видел эти" стрелки". Охрану гарантирую на все сто.
-Я же говорю, у вас всё быстро, - прилетел, понаблюдал и купил.
-Как там по латыни, види вини..., как там дальше?
-Давай, Коля, по-русски. Зачем нам латынь?
-Паркуйся, приехали. Зайди, посмотри, как живёт бывший подполковник.
-В следующий раз, не с пустыми же руками.
Мы обменялись номерами.
Тогда, в первые дни карабахской революции, когда азербайджанский ОМОН бесчинствовал у нас в регионе, пользуясь комендантским часом, Николай вырвал меня из их лап и, можно сказать, спас жизнь. Так мы и познакомились. Несколько раз я его забирал из штаба военной комендатуры и увозил в свою деревню, где мы и наслаждались неспешной деревенской жизнью. Колю потом срочно куда-то перевели, он даже своего адреса мне не успел оставить.
Среди массы подкупленного военного руководства тогдашней Советской Армии большинство кадровых офицеров были на нашей стороне и в дальнейшем, когда конфликт перерос в военные действия, их помощь была неоценима. Они не мешали нам воевать.
Хотя, и до этого русский офицер был самым дорогим гостем у карабахца,
эти события показали, что нас связывает нечто большее, чем обычная "братская дружба народов". Попытки запятнать такие отношения подкупленными генералами не имели успеха.
Извините, дорогой читатель, за эти, возможно, неинтересные вам откровения, но я должен был высказаться и ещё раз сказать спасибо тем простым русским парням - офицерам и рядовым, которые не отвернулись от нас в тот смертный час.

-Слушай, Артур, обычно хлеб покупает жена. Я, можно сказать, в булочной случайно оказался, и на тебе - сюрприз. Вчера с соседом мы немножко загуляли и остались без хлеба. Хорошо, что он зашел ко мне.
-Спасибо твоему соседу от меня передай и жене тоже, что заставила за хлебом выйти. Настоящий сюрприз будет позже, обещаю, старик.
-Не начинай свои армянские дела, скромно приходи.
-Ладно, не пугай, посмотрим.
Он ушел, оставив за собой аромат свежеиспечённого хлеба и нахлынувшие воспоминания.
Неужели мои молитвы так быстро дошли до цели? Кто бы мог подумать, я нашел Щербакова, вернее, он меня. Коля, Коля, Николай, хорошо, что загулял, а то бы мы не встретились. Это, во-первых, и, во-вторых, я провёл целомудренную ночь, оставшись наедине с женщиной, притом, очень красивой и желавшей меня. Невероятно, но от фактов никуда не денешься.
Я позвонил Марии и, не услышав её голоса, оставил сообщение: " Мария, милая, я люблю тебя и буду всегда любить. Решение, которое ты приняла, хотя, и невыносимо для меня, единственно правильное решение. Счастье иметь такую дочь. Передай родителям от меня привет и поцелуй дочку, а я поеду, мне надо завершить начатое дело. Путей из моего тупика я не вижу. Прости меня. Буду за тебя молиться, Мария. Пока".

Глава 24

На объекте работа кипела. Ребята, успевшие прочитать МК, встретили меня с почестями и с восторгом. Извинившись перед ними, я поехал дальше к Агропромбанку, где меня ждала Анечка.
-Хачатурян, дорогой, а вы авантюрист! - она стала бить меня газетой по плечу. - Не знаю, что ты задумал, но начало блестящее.
-Не бей меня, одноклассница, народ смотрит. Я обнял её мужское тело и прошептал. - Я при исполнении, всякое сопротивление не в твою пользу. Погнали.
-С этой газетой мы с тобой пройдём даже через кремлёвские стены.
-Интересно, Гонщиков прочитал статью.
-Да, я успела уже ему позвонить. Он ждёт нас. Ты готов.
-Всегда готов.
Я по-пионерски вскинул руку.
Вскоре мы оказались в большущем кабинете с полированной до блеска мебелью. Письменный стол банкира, так же как и его банковское хранилище, был удивительно чист.
А он улыбался. Мне тоже стало смешно, но суровый взгляд Капутикян из-под очков заставил меня принять озабоченный вид государственного мужа.
-Анна Павловна, мне кажется очень странным, что ваш "Любовный треугольник" вдруг заинтересовался нашими финансами. Что общего между банком и любовью?
Анна вдохнула воздух, чтобы оправдать наш визит, но была мной остановлена.
-Многоуважаемый товарищ Гонщиков, вы правы, так получилось, что государство потеряло любовь к собственному народу и оказалось в углу треугольника, а банки и народ разошлись по другим вершинам. Наличие этого разностороннего треугольника и послужило поводом нашей встречи. Когда мы пойдём навстречу друг к другу?
-Да, мы хотим знать, когда всё-таки любовь восторжествует? - не сдержавшись, добавила Анечка, утвердительно кивнув головой.
-Трудно завоевать любовь с пустыми карманами, но мы пытаемся и делаем всё возможное.
-А невозможное? Народ ведь голодает и требует не ваши деньги, а свои кровно заработанные. Мы, как партия, озабочены сложившейся ситуацией и видим её решение. Но без решительных действий самих банков положение не исправить.
Анна выложила на стол черновик нашей беседы.
-Как вы думаете? - она посмотрела на Гонщикова внимательнее.
Пробежав по статье удивленным взглядом, и, не переставая удивляться с каждой прочитанной строчкой, банкир неожиданно быстро согласился.
-Почему нет? У вас хорошие помощники, я бы их пригласил на работу. Только, пожалуйста, там, где вы пишите обо мне, ссылайтесь на правительство тоже. Сами понимаете.
-Конечно, понимаем, без его чуткого руководства, не выжить. Ни нам ни народу. Мы добавим ваши замечания, и я привезу вам статью на согласование, в ближайшее время - время не терпит.
Попрощавшись, мы с радостью покинули это охраняемое государством здание.
-Авантюрист, ты и в геометрии неплохо разбираешься.
-Вся наша жизнь сплошная геометрия, Анечка. Миллиарды точек движутся по линиям судеб и образуют паутину жизни на кривой поверхности земли. И земля в свою очередь такая же точка во Вселенной.
-А Вселенная?
-Позволь ограничиться ею, земных фигур на наш век хватит.
-Ты имеешь в виду секретаршу, с которой так любезничал?
-О, у неё неземная фигура, в каждом правиле свои исключения. Заревновала?
-В твоём статусе почти депутата, это легкомысленно.
-Депутат не в состоянии полюбить женщину?
-Любовь твоя тоже из точек?
-Скорее всего, из их соприкосновений Анечка. Давай поставим точку на этом. Я кое-кому должен позвонить.
-Звони-звони в колокола, может, и дозвонишься.
Стеклоочиститель её БМВ, как ненормальный метроном через небольшие паузы сметал со стекла белые, похожие на аппликации, снежинки.
-Сколько я тебе должен Анечка, включая и будущую статью в твоём треугольнике?
-Кто платит? Родина? С неё ничего не возьму.
-Счёт, мадам, деньги мои.
-Хорошо, - она достала ручку.
- Посчитай в условных единицах.
-А насколько ты богат, сэр?
-Судят по одежке, а провожают на машине.
-Думаю, три тысячи долларов тебе не затруднят жизнь.
-Точно, не затруднит.
-Чтобы номер растиражировать, тебе выделено в десять раз больше. Постарайтесь донести газету до каждого киоска, каждой точки. За тридцать гораздо легче будет это сделать. Не подведи.
-Расплаты не будет со стороны других неприятных лиц?
-Надеюсь ни лиц ни неприятностей ты не увидишь. Мы уже над этим работаем.
-Тогда не подведём, даже постараемся часть выпуска бесплатно вручить бастующим шахтёрам.
-И правительству отошлите, пусть проснутся суки, пардон, мадам, издержки нервных точек.
Закрыв за собой дверь, я пошел к своей машине. Мой оркестр взял свои первые ноты, можно сказать, без фальши. Профессионально.

-Радик, как слышишь, прием. О статье потом поговорим, прибалтийского гонца можно вызывать, хоть завтра...Приготовь мне папку с двойным дном... Да, точно такую, что была у тебя с лотерейными билетами. Нет, билеты оставь себе, это твои вещдоки.
Кстати, какого они года - не истлели? Это уже музейные ценности... Я не шучу. Я не шучу, ещё раз повторить? Это будет первый музей перекладного искусства... А ты думал. Даже Остапу Ибрагимовичу такое не снилось. У тебя на два музея потянут вещдоки... Тебя плохо слышно, расчувствовался? Поплачь, глазам полезно. И душе... Остаткам души? Береги их, Радик. Их тоже в музее развесим, на самом видном месте... Сегодня точно приеду. Мне деньги нужны для квартиры, а то по рукам уже иду. Цены, сам знаешь... Я не в Чертаново куплю, а у Кремля, чтобы галстуки свои прицепить на конец... Хорошо, на шею, если тебе так больше нравится.... Смех тоже полезен, смейся от остатков души, Радик... Плохо быть бездомным, нищие мысли в голове рождаются. Пока... Пол-лимона, думаю, хватит, не буду же мебель отдельно покупать... Есть такая, адрес могу указать. Даже рыбки в аквариуме плавают, жирные как кефали...Готовьте бабки, господа. До вечера.
Озадачив великого комбинатора, я отправился питаться. Без витаминов скучно жить.

25 глава

В ресторане у Бахшиевича всё преобразилось. Зал пестрел бантами и надутыми сердечками. Меня чуть не сбили с ног молоденькие, очень красивые черноокие бырышни.
-Извините, нас молодой человек,- хором на азербайджанском языке, нисколько не смущаясь, проговорили девушки.
Я машинально ответил им тоже на азербайджанском.
-Всегда пожалуйста, приятно зимой вдыхать аромат кавказской весны. Откуда вы? - продолжил уже по-русски.
-Мы племянницы дяди Тавакуля.
Дорогая и хорошо подобранная европейская одежда подчёркивала их нежные линии. Огромные бриллианты не смогли оттенить блеск девичьих глаз. Я смутился.
-Тавакуль?
-Познакомились? - мне на плечо опустилась медвежья лапа Бахшиевича. - Артур, сегодня у меня праздник. У нас праздник. День рождения Дамира. Ты его отца должен знать, Тавакуля все знали. Он из Мейлибелли, три брата: он, Ширван и Гасан.
-Кажется, знаю, мы у его отца Юн-Фазыля молодых баранов для жертвоприношения покупали. Угадал?
Девушки, узнав, что я армянин, немножко засмущавшись, куда-то поспешили. Марлен провёл меня к себе в кабинет.
-Бахшиевич, я рад за тебя. Ты давно с Тавакулем якшаешься?
-Почему не яхшаться? Я его сто лет знаю. Дома у них тысячу раз кушал. Они у меня часто гостили. Всё забыть? Даже, если меня пентагоны изменником сделают, я от него не откажусь.
-Кстати, вечером Полад Бульбуль-оглы будет петь. Хочешь послушать? Приходи. Много будет гостей. Может, их премьер заявится, не исключаю, и президента. Вот кого здесь не хотелось бы видеть, но, если придёт, не выгоню. Будь и ты в Москве без кавказской политики, спокойней будет жизнь. Может, через нас, московских кавказцев, пройдет дорога к миру там на Родине, на Кавказе. Не всегда же враждовать.
Пока я запихивал в рот пучки киндзы и тархуна, наслаждаясь куриным бульоном, Марлен завершив свою политинформацию, тихо запел: "По горным дорогам, по горным дорогам веду я машину свою ...", - задавая на столе своими пухленькими пальцами темп.
-Отличный суп, спасибо, Марлен.
-По рецептам четвертого главного управления минздрава, полезная вещь, дорогой. На здоровье.
-Слушай, Марлен, а ты бы смог помирить нас, в смысле с ними?
-Гораздо легче подснежники сейчас найти. Помирить? Столько крови пролилось. Столько людей исчезло, там, у них. Если только чудо произойдет, то не сегодня и не завтра. Их тоже понять можно. Люди привыкли к своим домам, дворам, пастбищам. Деревья понасажали, поливали, ухаживали, урожай собирали. Добро накопили. Целое поколение, уже карабахское, здесь родились, здесь ходили в школу. Тавакуль со мной все десять классов учился. И что в итоге? Собрал всю семью, бросив свой дворец на разграбление, и уехал на последний этаж Бакинского панельного дома?
-Слушай, Марлен, дали уехать, пусть спасибо скажет. В Сумгаите эти звери забили до смерти армян. Им бедолагам даже гробы не достались.
-Успокойся, Артур, разве я забыл? Или у меня сердце не болит за своих? Но это были звери, сам говоришь. У нас нет зверья? Не молчи.
-Такого нет.
-Зверь он и есть зверь, клыки только разные и повадки. Суть одна - хищники. Зоологию оставим в стороне, мы о наших народах говорим. Живем рядом, знаем хорошо или плохо друг друга, но выбора нет. Мы и они. Они и мы. И так будет еще несколько тысяч лет. И что прикажешь делать? Стоять с мечом у границы и махать им? Или искать пути мира? Я готов заплатить одной азербайджанской семье издержки, связанные с переездом на родину. Наличными, из рук в руки. И извинюсь, если не провожали с музыкой. Наше государство в первую очередь должно со своей стороны тоже извиниться перед их народом. И первому сделать шаг навстречу. Мы - армяне и всегда были первыми.
-Крайними, хочешь сказать? - я попытался улыбнуться, чтобы успокоить разбушевавшегося голиафа.
-Как хочешь, понимай, узел надо резать конкретно, чтобы не стягивать его сильнее. Все встречи наверху, в звезду, не годятся. Народу деньги надо возвращать.
-Марлен, а кто нашему народу вернет деньги, сыновей, жен, убитых "градом" в очередях за водой, детей, погребенных под родными стенами? Кто? Их правительство извинится?
Выжившим легче от этих извинений станет? Раны заживут, калеки станут здоровыми?
-Не пойму тебя, Артур, - Марлен, наконец, успокоился. - Мир нужен или нет?
-Нужен.
-Он необходим нашим детям, внукам.
-Давай Марлен, выпьем за самых маленьких, за ангелов. Ты прав. Не спорю. Люди имеют право беспрепятственно возвращаться в родные места. Я бы им даже Карабахское гражданство дал.
-Император, почему за детей с такого маленького бокала пьешь?
-За маленьких же пьем.
-Ааа... За маленьких, боюсь, за новорожденных соответствующей посуды у меня не найдется. За детей. За всех детей. За наших, за их, белых, чёрных, желтых.
-За нас тоже, Марлен, мы тоже дети для наших родителей.
-"Мушкет". Это вино мне больше нравится.
-Меняй стакан, Артур, за родителей выпьем.
-Я президенту передам твои соображения. Будет возможность, Марлен, "прощупай" друга об их мнении. Как народ воспримет компенсацию?
-От компенсации, поверь, народ не откажется.
-Деньги не валяются, ты знаешь, сколько денег потребуется.
-Я даже знаю, где их можно будет найти.
-Где?
Марлен не успел открыть эту тайну, по внутренней связи раздался срочный звонок.
Звонила Мария из Балашихинской больницы и просила разыскать меня. Поверьте, я не просил всевышнего в своих молитвах о такой "услуге". Аркадий Львович - отец Марии попал после аварии в реанимацию.
-Мария, успокойся, мы сейчас что-нибудь придумаем. Не плачь, пожалуйста, я тебя не слышу, перестань сейчас же. Что необходимо сделать? Всё понял, держись милая, вертолёт найдём. Подожди на линии.
Эх, дядя Вольский, дядя Вольский. Где ты? Когда-то с твоей помощью две двадцатитоннки советских МИ адлерского вертолётного взвода решали блокадные карабахские проблемы. Мне бы сейчас этих военных лётчиков-асов. Я почему-то вспомнил своих дорогих карлсонов, первую и вторую команду. -Марлен, ты знаешь, где можно достать вертолёт?
Марлен уже рылся в своих талмудах в поисках летательного аппарата.
-Где-то у меня был записан номер генерала ВВС, куда я его записал? Артур, помнишь у тебя их было, аж целых два. МИ-26 что ли?
-Конечно, помню, Марлен, не отвлекайся, человек умирает, - я прикрыл трубку, чтобы Мария не слышала. - Может, в МЧС позвонить, они даже кошек спасают. Позвони, депутат. У тебя есть их телефон? Кто там заведует?
Марлен с достоинством протянул мне красную папку:
-Всё временное правительство здесь.
Я набрал номер генерального штаба:
-Помощник депутата, Артур Александрович, тут такое срочное дело...Тимур Викторович, вне зоны связи? Ждать нельзя. Нужен вертолёт, чтобы спасти человека. Где находится? В Балашихе в реанимации. Врачи в Склифе уже ждут его в операционной. За топливо наша партия заплатит вам, пришлите с лётчиком счета. Что за торги, не понимаю. Где Тимур Викторович? В Гвинее? В самой этой Биссау. Ааа, землетрясение. То-то трубку не берёт. Сейчас вам позвонят из больницы и сообщат место посадки. Не медлите, запрягайте лошадей. Всё, спасибо. - Я переключился на разговор с Марией. - Всё в порядке, не плачь, запиши телефон спасателей, врач пусть позвонит. Я тоже еду к Склифосовской. Держитесь.
-Поеду я, а родители не обидятся, если не выпьем, даже обрадуются. Марлен, этот Тимур Викторович, эмчеэсник, молодец, точно, хороший парень, раз его команда вертолёты к взлёту готовыми держит.
-Готовые-то готовые, а топливо попросили.
-Не попросили, а намекнули, что туго с ним. Чёрт, мне же платить по счетам ...Боре надо звонить, он обещал мою компанию всеми юридическими бумажками обеспечить. Какое сегодня число?
-Смотри сам, Артур, если что, с моего можно перекинуть.
-Посмотрим. Позвоню Боре, - я набрал знакомый номер. - Борь, привет, как отдыхается? Хорошо? Передай от меня тоже привет всем. Мои документы готовы, они мне нужны, очень. О, спасибо, брат. Отдыхай дальше, не буду отвлекать - медовый месяц, всё-таки. Марлен, представляешь, в "Столичном" уже даже счёт открыт. Интересно, кто у меня бухгалтер? Я же секретарше Гонщикова обещал.
-Ничего, будут два бухгалтера, деньги счёт любят.
-Проведи меня, через гостей, что-то не по себе.
-Стесняешься?
-Немножко есть, не по-человечески разошлись с ними, за это мне стыдно.
Марлен проводил меня до машины, и я, поблагодарив за гостеприимство, поехал через Пятницкую, там, в магазине Бори, находилась папка с документами моей компании.

Глава 26

К Склифосовской больнице на Метро я бы доехал быстрее. Машины, касаясь друг друга, запрудились в центре столицы и почти не двигались. Зря милиционеры крутили своими палочками и свистели в свистки, движение застопорилось. В будущем, если мы не научимся летать, по Москве невозможно будет передвигаться даже в скорой помощи.
Что заставило в такой гололёд старика выехать из тёплого дома и поехать в Балашиху, почему пожилым не спиться и не отдыхается?
Вот результат - реанимация. Помоги ему, господи, выжить.
Наконец, после того, как на тротуар был вытолкнут заглохший впереди "Москвич", закрутились колёса и у наших машин.
В больнице меня встретила Мария, заплаканная и растерянная.
-Операция недавно началась.
-Что врачи говорят?
-Вся надежда на них, он весь в крови.
Мария снова расплакалась, мне с трудом удалось успокоить её.
-Сволочи, залезли в дачный домик, соседи позвонили из деревни, и он уехал в гололёд. Его невозможно было остановить. Бедный папа, весь в крови и не говорит, только стонет.
-Где тут операционная? Пойдём, Мария. Врачи здесь самые лучшие. Главное, что он дышит, и Бог поможет, вот увидишь.
У операционной сидела, сгорбившись, Роза Борисовна. Став ещё меньше, она, отрешённо смотрела на светлые двери палаты, за которыми решалась судьба её мужа.
-Мама, Артур.
Роза Борисовна взглянула на меня своими сохранившими былую красоту глазами, и печально вздохнула:
-Прости его, Артур.
Я обнял её.
-Что вы мама, всё будет хорошо, он поправится. А где Майечка? - я попытался отвлечь женщин от тревожных мыслей.
-Она у соседей, она ничего не знает, Артур, спасибо за всё.
-А где спасатели?
-Они сразу улетели, говорят, ещё одна неотложка. И как они летают, ничего не видно кругом. Мы даже спасибо не успели сказать.
Широкая дверь отворилась, вошла медсестричка. Она сняла марлевую повязку и улыбнулась нам.
-Не волнуйтесь, кризис прошел, врач просил сообщить, параметры в норме, больной поправится. Извините, я побежала в приемную, ещё одного встречать.
-Наши врачи - самые лучшие в мире, слышали, параметры в норме - будет жить. Я тоже поеду, - хотелось сказать к своему старику Хоттабычу, но Радик бы обиделся. - Мария, у тебя есть мой номер, звони.
-Я впопыхах забыла о нем, позвоню обязательно. Спасибо, Артур,
Роза Борисовна встала, наконец, и обняла меня.
-Сыночек, извини старых, приходи к нам.
-Обязательно, Аркадий Львович выпишется, мы пир устроим на вашей даче, - увидев, как меняются их лица, я добавил. - Или дома.
Я уезжал и не знал, радоваться мне, или наоборот. Но что было, не исправишь, на всё воля Всевышнего.
Радик, довольный, как морж, увидев меня, потер свои ладони и, смахнув большую белую салфетку со стола, обнажил аккуратно расставленные тарелки с дичью и рыбой. Потом, переваливаясь с ноги на ногу, ушел на кухню и вернулся с красивыми цветными бутылками выпивки. Водрузив их на столе, он, наконец, пригласил меня сесть.
-Рассказывай и закусывай, мой дорогой. А по утречку Лось тебе на квартиру тугрики занесёт. Уже все прочитали, ржут .
-Главное, довольны, Радик? По-другому и быть не могло. Сапёры не ошибаются. Выпьем, Хоттабыч.
-Хоттабыч?
-Да, он знаменитым волшебником работал.
-Хотябыч же - катала тбилисский, фокусник. Чужие погоняла даром не нужны, Артур. Моя радиоактивность под завязку устраивает.
-Извини, не знал, Радий. Но ты всё равно - волшебник.
-Немножко есть. И повар. Сам приготовил. Попробуй.
Я попробовал, запил вином и расслабился.
-Папку смотреть будешь? - он меня снова окунул в дерьмо.
- Давай папку, буду.
Радик достал из целлофанового пакета кожаную паку, которая при умелом обращении открывалась с двух сторон.
-Артур, в музей не сдам, смотри, как новая, мне её сам Кукольник подарил. Пригодится еще.
-Понял, верну.
Хитро улыбаясь, и с огромным удовольствием он показывал, как обращаться с этим шедевром преступного мира.
-Видишь, секретик, нажимаешь и открываешь лоху туфту.
Радик радовался, повторяя трюк раз за разом.
-Понял, Радик, понял.
Я показал ему, как открываю папку.
-Ты должен отвлечь лоха так, чтобы он не смотрел на твои руки, Артурчик. Как Хоттабыч.
-Кио лучше делает, буду, как Кио.
-Кио, так Кио.
-Радик, можно я немножко поплаваю - и в постель, устаю в городе.
-Ничего, у речки дом построишь, а в город будешь приезжать только в гости. Самому не нравится железобетон... Иди, иди, дорогой, поплавай, смой с себя городскую пыль, а я постель тебе приготовлю депутатскую. Муха говорит, "Муссолини" собрался к шахтёрам лететь, а те тебя ждут. Там братва на сходняке решила выдвинуть тебя в гувернеры, короче, к самому папе ближе будешь.
-Шутишь, Радик.
-Что, не потянешь?
-Артисты Америкой руководили, а я из правительственной машины выпаду что ли? Просто, думаю, козырный туз мою кандидатуру не утвердит.
-Этот пьяница ничего уже не решает, а что ты ему сделал плохого?
-В Кремле свободных кабинетов не осталось? Карабахцы с царских времён в Кремле, не переводились, и у Горбатого, наш советником был.
-Поэтому и спалились, - Радик, довольный, задёргался на смешной ноте.
-Как раз наоборот. Мишка пошел путём Моисея. Но был и другой путь, чуть длиннее, без жертв.
-Куда путь?
-В капитализмь.
-Обратно?
-Вперёд, Радик, вперёд. Россия в лаптях не была готова из помещичье-крестьянского строя перепрыгнуть в социализм. В кирзовых сапогах и телогрейке в зоне только стволы перекатывать. Поэтому и продездемонились.
-Лучше бы ты тоже рисовать стал, Валька после тебя не хочет ОВИР принимать. Мухе отказала. Из-за твоих профессорских тюлек, наверное. Ты тоже свою философию гнал, Артур? Мы ее для ОВИРА готовили, а эта падла развонялась. Умоляю, только нотами занимайся, уже Юра волну катит, боится работу потерять.
-Валентина рисует? А причем тут я?
-Всё рисует и рисует, вспомнила, что была раньше ***жницей, ****ь. О какой-то выставке говорит. Муха сегодня нырнул и, нахлебавшись, вынырнул. Любит он твою Вальку, не может без неё. Оттрахается со временем, но зачем эти непонятки? И так рамсы запутаны.
-Радик, а ты любил когда-нибудь?
-Людей? За что их любить? От голода сожрут собственных малявок.
- Бабу любил?
- Я платил, они любили. Всё, спать, не жалей никого, Артур, и кого жалеть? Ебутатство на тебе пальчики оставило, натрись мочалой, как следует.
Радик с недовольным лицом протянул мне белобородую уродливую мочалку и, поняв, что я до неё не дотронусь, сам стал натирать спину, делая мне очень больно.
-Не дырявь, всё, квиты. Я понял, больше художников не рожу.
-Пока ты на сцене, тебе аплодисменты и цветы, а сойдёшь с неё, могут и затоптать в толпе, Артур, сам знаешь. Не маленький.
-Радий, ради Бога, не пугай перед сном, запасные трусы не взял. Лучше сказку доброю на ночь мне расскажи, или колыбельную спой, тебе в детстве пели?
-Бил меня, сука, отчим, в детстве, а я его баранов продал и в бега. Ментяры остановили. Ты насчёт депутатства подумай. Охранку получишь. Никакой мент к тебе не привяжется.
-Скажи-ка, дядя, ты не шутишь?
-Братве самой скоро крышеваться, нет времени шутить. Всё с Америки списывается, мне ли тебя учить, не прикидывайся, я твои возможности знаю. Мало осталось времени. Стариков в дурдомы, комсомол в наркоманы, долбоёбов - в казино-гуляй вася - живи нашими кредитами, получай порнуху в постель и радуйся жизни. К этому времени мы все должны успеть смокинги погладить и с библией познакомиться, на всякий спалённый. И счета не помешают в Цюрихе.
-Всю братву в смокинги?
-Им спецодежду уже шьют. Ты о себе подумай, нам такие, как ты, нужны, чтобы наш "воздух" чистоганом вонял, легалом пропитался и вырос как полагается.
-Кто это вы? Извини за любопытство? Лось, Муха?
-Муха -насекомое, полетает и сорвётся, а Лосю похер за кого трубить, шестерил и будет и на х.. пойдет, надо будет. Пока эту ё.анную страну делят сверху, мы - паханы, тоже успели задербанить снизу, но в общаках эту лаву не удержать и не по уму, морозить её. Она должна работать и греть наши грешные души. Вот тебе и Моисеев путь. А другого пока нам не выдумали. Лучше в строгую, но знакомую зону, чем наугад.
-А сиротам куда, паханы?
-Сам знаешь, спи, сирота карабахская, и молчок, не то язык чукчи вырежут, как в том анекдоте.
-Всё знаешь, Радик, и молчишь.
-Время такое. Спи, родной.
-Спокойной ночи, Радик.
-Паханов не выбирают, что бог дал, - я накрылся двойным одеялом, завернув края под себя. Мне так захотелось отгородиться от всего этого, забыть услышанное, провалиться куда-нибудь и проснуться далеко-далеко, там, где зимой топят дровами печки и носят воду из родников, где нет ни паханов ни "лосей", одни олени и косули.
Вспомнил высокогорное озеро Севан с ледяной и прозрачной родниковой водой, кяварцев, пьющих день и ночь водку, их загорелые лица. Вспомнил, как студентом попал в Камо на свадьбу и провел там три незабываемых дня. Какое было счастье! Вся стипендия ушла на танец с невестой. Мы кричали: "Шабаш!", - и кидали в вверх последние деньги. Вспомнил себя, совсем юного, в расклешенных и поношенных джинсах с длинными и непричёсывающимися волосами. Может, это уже сон? Память не смогла бы так выразительно передать все детали.
Как сейчас, вижу в глубокой тарелке кявар кифта, величиной в гандбольный мяч, погружённую наполовину в бульон:
-Неужели это всё мне одному? - с недоумением спрашиваю я на русском, хотя прекрасно говорю на своём родном языке.
-Ещё попросишь, жаль добавочной нету, - коверкая русский язык, отвечает хозяйка и расставляет на столе большие гранённые стаканы. Вся ванна уложена водкой, бутылки прикрыты большими кусками льда.
-Здесь воду пьют только новорождённые, - в разговор вступает дедушка. - Одного умершего кяварца через сто лет хотели перезахоронить - открыли могилу, не к столу будет сказано, от гроба ничего не осталось, а пьяница, как румяный помер, такой свежий и остался. Водкак. Водка. Наливай, невестка джан, мне полный.
Хозяйка наливает первый стакан:
-Кушайте, пейте на здоровье,- и уходит на кухню. Мужики придвигают стулья к столу.
-Свадьба вечером, это репетиция, - напоминает хозяин, он же отец жениха, он же заведующий магазина, над дверями которого рядом с армянской вывеской черным по белому написано "Строительный матрялы".
После свадьбы, мы, молодежь, идем по городу, и кто-то из местных ребят спрашивает: "Кто хочет выпить?"
Мне ужасно хочется холодной воды, и я, олух царя небесного, в этом вслух признаюсь. И что вы думаете? Вы ошибаетесь в своих предположениях. Он стучится в первое попавшееся окно, оттуда, молча, вытягивается рука с двумя бутылками "Русской". И там тоже пили!
Нигде потом не встречал я такой народ. Трудолюбивый, скромный, плохо говорящий по-русски, пьющий и не пьянеющий труженик. На земле этого народа рождается самая вкусная картошка, и почти на камнях.
Жаль, сны продолжительными не бывают, столько всего смешного произошло за те три дня, смотреть бы и смотреть всю жизнь.

Глава 27

-Вставай, сирота бездомная, квартиру твою принесли! - Радик придавил меня огромной сумкой. Сам просил.
-Уже семь. И так темно.
Время не остановишь, не догонишь и не купишь - принципиальная сука.
-Лохи готовы выехать с лавой, но им нужна гарантиловка.
-Зови сюда их, хоть завтра, я готов.
-Без кисляков.
-Сто пудов уверен.
-Хорошо, за завтраком прокрутим вместе. Что там у тебя за схема?
Я показал Радику схему.
-Нет, Артур, ты должен пасти его и день и ночь, и в гостинице лох не остановится.
-Что он может в гостинице узнать нового, не пойму.
-А вдруг? Зачем его без присмотра оставлять. Вечером в сауну пригласи, я тебе адресок черкану, там вас аккуратно встретят девочки. Не дай ему дух перевести.
-Хорошо, хорошо. Как скажешь шеф. Тебе видней.
-К сценарию претензий нет, маэстро. Всё предусмотрел - моя школа. - Радик меня обнял. - Проверим наличности в натуре, чтобы не прокуколиться.
-Ты думаешь они нам "куколки" пригонят?
-Доверяй, но проверяй. Все сейчас хитрожопые. Валю с собой возьмешь для солидности.
-Валю? Зачем туда бабу?
-Чтобы нормальная вернулась. И эта уже твоя забота, Артур. Ты её испортил, тебе и чинить. Чех на работу всегда со своей Ирмой выходил, и у хозяина ни разу не гостил.
-С женой что ли?
-Ирма потом сама игры придумывала. Мы бабу до конца никогда не раскусим. Они, черти, хитрее нас. Когда лох приходит с женой, это уже не в твою пользу. У сучек нюх собачий, запомни, Артур.


Я уезжал с тяжелой сумкой на душе. Радик мне уже не доверял.
Его недоверие не входило в мои планы ни с какого конца. Неужели просто нервы сдают? "Хвоста" нет, деньги в сумке, машина и не думает взрываться. Нервы. Точно нервы. Я им нужен. И пока я им нужен, меня не взорвут.
Артур, успокойся и займись делами, оставь страхи им. Посмотри на себя в зеркало, улыбнись и прибавь скорости. Какой армянин не любит обгонять? Но, вспомнив о сумке, я скромно вернулся в свой ряд и въехал без приключений в столицу.
В Москве Капутикян уже приготовила мне достойную обставленную квартиру в престижном правительственном доме, где проживал Гонщиков. Осталось только перевести деньги и подписать бумаги. А я это умею, подписывать бумаги.
-Артур, не хочешь даже посмотреть на нее? - Анна в упор не могла этого понять.
-Анечка, ты же смотрела, я твоему вкусу пока доверяю, а не понравится квартира, приглашу тебя в гости и замурую в стене с запиской.
Она не смогла улыбнуться.
-Спасибо что предупредил, а что там будет написано?
-Тогда и скажу.
Родственники бывшего члена КПСС передали мне ключи от квартиры и гордо удалились на улицу.
-Артур, вынесли только аквариум, собачку и одежду.
-А книги самого живого из нас писателя оставили?
-"Капиталы" забрали, осталась только художественная.
-Хорошо, почитаю на досуге.
-Статью нашу необходимо будет согласовать с Гонщиковым, она в машине, забери, не забудь.
-Я за этим и приехал, не забуду.
-Так ты не себе купил квартиру?
-Себе, конечно, себе, но кто будет там жить - не знаю. Вот ты уверена, что будешь жить в своей квартире?
-Артур, хватит, от первой твоей шутки мурашки еще не остановились. Дай еще пожить немного.
Я обнял взволнованную Капутикян и попросил прощения. Не всем бывает радостно одновременно, а жаль.
Внизу, у машин, Анна передала мне набранную статью в сигнальном номере её "треугольника".
-Мама мия, это целая пирамида, а не треугольник!
Я разглядывал с интересом страницу за страницей, сходу узнавая лица знаменитых в России людей.
-Смотри-ка, остались еще мужчины в правительстве, - листая выпуск, не унимался я. - Артисты пошли. А почему в этом треугольнике трое мужчин?- Я задал вопрос и сам себе ответил. - Пендили? Кто тут кого?
Аня, пересчитав аккуратно пачку долларов, полученную за проведенную с блеском куплю-продажу, наконец, улыбнулась.
-В этом государстве, умных и имеют. У одного мужчины две головы и обе талантливые? Слишком шикарно бы выглядело.
-Анна, ты не была такой вульгарной.
-Последние исследования позволяют констатировать, в женских коллективах мата больше, и он изощрённее.
-Вы мужчинам даже ругань не оставляете, пропадём так скоро по одному.
-Почему, скоро-то, милый, процесс почти завершен. Во всех западных странах от мужчин только кончики и остались.
- Дети-то рождаются, Аня, - мне стало жутко душно и не по себе.
-По инерции пока и не рождаются, а их насильно за шиворот вытаскивают на свет божий. Нет прежней выживаемости, малютки с первых дней пытаются наложить на себя ручонки.
-Это тоже уже доказано институтом?
-Институтами, дорогой мой мужчина, причём разными и у всех одинаковое резюмэ. Тебе пора жениться, чтобы не ложкой оплодотворять жену. Вы нас в стены, а мы вас в пробирки, - Анна громко засмеялась. - Пока, мужчина, пока.
-Сама такая! - хотелось мне крикнуть ей вслед и ещё добавить, - коза бородатая! - но я почему-то стал смеяться, вспомнив ложки и пробирки. Вдогонку всё же высказался. - Назло фашистам, я есть и всегда буду.
Она махнула рукой и уехала на сверкающем БМВ.
Я же сел в свою грязную машину и виновато тронулся с места.
Что же нас ждёт, мужики? Они же стаей напирают. Женщины, зачем пилить сук, на котором иногда сидите?
Где же тут логика? Во мне негодовало всё моё мужское начало, концы всех моих патриархальных родоплеменных корней. Слава богу, инстинкт, заложенный во мне создателем, не вырвался рычанием. Подумав, я списал свой гнев на невежество.
Время придет, и мы, примирившись с матриархатом, будем безропотно облизывать ступни милых ног, как облизывают в зоопарке тигры пустые свои кормушки.
Проверив все сообщения, я поехал к друзьям - одному в Москве не выжить.

Глава 27

-Кто я без вас в своем прошлом, настоящем и будущем? - повторял я каждому, обнимая крепко-крепко мускулистые тела моих пацанов в запылившихся униформах.
-Хорошо, что мы не знаем о нашем будущем, - загрустил почему-то Рашид, - я, наверное, буду в раю, приходите в гости, думаю, там заграждений нет.
-Армяне поставят, и веранды пристроят на балконах, - Марлен, нагруженный пакетами, незаметно пробрался к нам в подвал. - Там опщепит, и такой пищи не будет. Во всём меню одна манна небесная с яблоками, а по четвергам немножко рыбки, - он важно раскладывал на столе блюда армянской и азербайджанской кухни. - Артур, племянницы Тавакуля прислали тебе питы и просили извиниться, что так скоропостижно ушли вчера. Они ждали тебя сегодня.
-Гуляем! Я настоящей питы уже век не ел! - Рашид прижал к груди глиняный, горячий ещё горшочек. - А для нас там племянниц не было? Хотя, Марлен, я и без племянниц заношу тебя в список почётных жителей Москвы.
-Добавьте ещё мугамы Хана Шушинского с долгоиграющими "Аман-чаман", и я всех, как шпионов, сдам за три рубля каждого, кто притронется к вражескому шашлыку! - Гена, выпятив свою грудь, придвинулся к столу, не помыв даже руки.
-Бараньи рёбрышки ещё больше покраснели от такой измены! - Максим взял ребро и вцепился за него зубами.
-Уничтожай припасы врага! - Армен, наконец, отложил свою цветную электропроводку и потянулся к плову.
- Смотри, как мина заложена, - Максим отковырял из риса золотистую курагу и съел. - Взрыва не последовало. Съедобно.
-Помойте руки, перед боем, - Марлен бросил ребятам полотенце.
Пока мы ели, он уговаривал нас навести порядок в подвале его ресторана:
-Хочу варить там своё пиво.
-И как назовёшь, Марленовское? - Рашид навострил уши.
-Садовническим думал назвать.
-Где пиво и где сады? - Максим со знанием дела выложил разварившуюся баранину на лаваш и завернул мясо в два слоя.
-Садово-огородническое навозом пахнет. А Марленовское в самую масть. На этикетке башню Эйфеля изобрази и дельтапланериста в полёте. - Армен отложил стакан вина и на салфетке стал рисовать планериста.
-Как бы динозавры не садились, лавры дизайнера мне достанутся, - Гена поднял стакан, распыляя аромат нашего Гадрутского вина, и начал свой тост. - Что выговоришь с нашим вином, без вина не напишешь, други мои. Выпьем за Марлена, за каждый его грамм в отдельности и за все килограммы вместе взятые. Не важно, что у него снаружи, важно что внутри. Не дует? Комфортно? Душа есть? Сердце не высохло? Кровь горной речкой? Живи и размножайся, Марлен джан, радуя нас. А твоё пиво назовём "Джаном". Джан от тоски, джан от жары, джан от похмелья. Всех видов будем выпускать. За твоё богатырское здоровье. Когда я смотрю на тебя, вижу сразу трёх русских богатырей в одном лице! За твоих родителей я отдельно выпью, даже если эти динозавры не выберут меня тамадой. Что рты разинули? Можно пить, разрешаю. - Он подошел к опешившему Марлену и поцеловал его в щеку. - Запомни, этим поцелуем я всё сказал.
Воспользовавшись короткой паузой, Рашид съехидничал:
-Такого болтливого тамадой выберешь, не даст и выпить. Марлен джан, за тебя,- опрокинув вино в горло, он тоже полез целоваться.
Марлен, протирая место поцелуя на щеке, смущаясь признался:
-Мне очень приятно вас слышать и видеть, мои карабахцы! - выросший в деревне и воспитанный на советской литературе, он не сразу врубался в городские приколы моих друзей. Но чувство излишней неловкости в общении с интеллигентными людьми не мешало ему дружить с сильными мира сего. Обладая природной смекалкой и кристальной честностью, и, главное, умением вести дела, Марлен легко покорял города и сердца людей.
Что бы снять напряжение, я задал вопрос Армену.
-Дубровский компьютерный, а причём тут Эйфелева башня? Затяжной прыжок дельтапланериста еще можно связать с долгим пивным кайфом, но железо, заклёпки и Париж с чем закусить?
-Шлангом-то не прикидывайся, Шекспир, Рашиду я бы этот вопрос простил, - Армен вскочил.
-Артур прав,- Рашид сразу обиделся. - Мы же не виагру рекламируем, а пиво, и вдруг эта башня со ржавчиной.
-Я же говорил, у него только постельные тона в мыслях. Истинный художник должен быть выше. Выше этой башни - символа неразрывности прошлого с настоящим.
-Не даром в твоей деревне только поэты и сумасшедшие рождаются, - Рашид, довольный, налил себе остатки вина.
-А разница между ними есть? - спросил Гена.
Рашид с трудом, прерывая смех, ответил:
-Я не вижу разницы.
-А я вижу,- тихо добавил Максим. - Сумашедшие не знают о своём душевном кайфе, а поэты догадываются. Но дурдом один для всех.
Максим встал в хор смеющихся.
Армен вытащил из нагрудного кармана завернутую в шелк медаль.
-И герои Карабаха тоже там рождаются. - Он подышал на металл, почистил его и снова бережно спрятал у сердца. - Не забывайте, народ.
Всем стало неловко.
-Цавыт таним, никогда не забудем, - Марлен обнял Армена и поцеловал его в лоб.
- И дважды герои Союза. - Армен поставил графин перед собой, поправил очки и голосом Левитана, как в микрофон, продолжил. - Сообщение совинформбюро. Когда дважды герой Советского Союза Нельсон Степанян поднимал свой истребитель, наши лётчики тоже покидали небо. А какие стихи он писал. - Армен сгрёб со стола салфетку, сжал, словно кепку в кулаке, встал, широко расставив ноги, и прочёл, вздымая с каждым ударением, кулаком над головой.
-Любить всегда.
Любить везде.
Любить.
Шутить.
Смеяться.
Любить
И быть
В кругу
Друзей.
Вот лозунг
Карабахца!
Марлен, не дав Армену высказаться до конца, подвёл итог.
-Маяковский же.
-Бахшиевич, Владимир Владимирович,- Армен тут сделал длинную паузу, - только светил, а любить и озарять удел избранных героев. -Он очень глубоко поклонился и застыл в неудобном положении.
Чтобы вывести друга из этой немужской позы, нам пришлось подарить ему жирные аплодисменты.
-Продажные историки скомкали историю, кто его помнит, Нельсона? Только мы - родственники. Войну Кантарии и Матросовы выиграли, - Максим, видно, перепил. Он историк по образованию, ни с того ни с сего вдруг стал обливаться такими нелитературными формами, неисторическими личностями, что нам пришлось уменьшить его пыл.
-Даже вина не осталось за нас героев выпить. Где справедливость?
Армен поднял пустой графин, просвистел в его горлышко, издавая нарастающий гул, похожий на гул самолёта, и поставил на стол, прямо напротив бедного Марлена. Марлен сразу покосился на меня.
Действительно, это я ему советовал больше одного графина на ужин не присылать.
-Максим, вы историки и меня забудете, да? Кого вы сделаете героем нашей войны? Мангала? Штабных крыс? Или их ****ей?
-Армен, вас они не смогут забыть, это я вам обещаю. А вином я попросил Марлена вас не баловать, не на пир прилетели, война продолжается, и не скоро она отдаст концы. Кто за руль сядет?
-Дияна. У нас водитель есть. Рашид, позвони, пусть Артур тоже познакомится с ней, - Гена весело заложил Рашида. - И о твоих дополнительных расходах скажи. Любовь того стоит.
-Одного такого друга, и врагов не надо.
-Артур, есть такая абхазка, зовут Дияна, она приедет и заберёт нас до хаты.
Гена вчера трезвый нас два часа катал по городу, пока бензин не кончился. С ним только в могилу. Не доедешь.
-И где ты абхазку нашел?
-Соседка наша по дому, из Сухуми.
-Разве не грузин выдворили оттуда?
-Весь двор грузин выехал, они тоже за компанию с соседями стали беженцами.
-Кто они?
-Дияныны родители.
-Абхазы, беженцы из Абхазии. Вот жизнь. Докатились.
-Пять семейств цех там держали. Вместе и приехали. Газировку и в Москве можно выпускать. Вода, газ и бутылки с этикетками - две линии. Одна на Черкизовский выходит, другая на Вишневсий или Вышниковский.
-Мы тоже пьём, не отравились, - Максим показал пустую бутылку "Боржоми". - По крайней мере, лучше, чем из-под крана.
-А не пора ли спеть нашу застольную?
-Артур, как всегда опередил, я сам хотел предложить спеть ее, - Максим сел рядом и положил руку мне на плечо.
- Без моего голоса вас не пропустят в эфир,- Гена демонстративно несколько раз взял ля какой-то высокой октавы, прощупывая своё горло и присаживаясь к нам.
- Хоть бы кто спросил, а знаете ли вы до конца эту колыбельную революционеров? - Армен никогда не скрывал своей эрудиции.
- А без вопросов петь нельзя? - Рашид тоже опустил нам на плечи свои руки.
- Чтобы Рашид кашу не испортил, я обязан прикрыть его, ладно, назову его неистовство связок безголосьем, - Армен обнял Рашида по-братски и успокоил его. -Без тебя заглохла бы нива нашей жизни. - Круг замкнулся. - Марлен, давай присоединяйся.
-За компанию с вами я и повеситься готов, - он обрушил на нас свои огромные медвежьи лапы.
Мы тихо с серьёзными лицами, обнимая друг друга за плечи, создали замкнутый круг, буквально несколько секунд себе под нос промычали музыку "Варшавянки". Наши головы касались друг друга, мы были одним целым организмом, одной командой - друзьями, закалившими свои чувства в боях.
-С Богом, с Богом в бой!
Мы расплели руки, Марлен обошел нас, обнимая каждого по очереди.
-Тер цавы таним.
Жаль невозможно перевести эти слова. На русском звучат нелепо - пронесу вашу боль, или вынесу, а, может, выстрадаю вашу боль.
- Сколько боли в каждом из вас, мои родные? Сколько невыносимой боли? Тер цавы таним.
Заработала беспроводная связь. Мы тихо расползлись по углам, чтобы продолжить общение душ с любимыми.

Глава 28

Дозвонившись до Марии, я услышал её спокойный голос и понял сразу, что Аркадий Львович отделался только пролитой кровью и потревоженной растительностью на голове. Врачи вытянули продавленный череп, соединили края костей и зашили. Машина в реанимации не нуждалась, её сразу отвезли на свалку.
Очень часто наша жизнь зависит от нескольких лишних градусов поворота рулевого колеса, скорости вращения колёс и силы их сцепления с поверхностью дорожного покрытия. На дорогах, не заканчиваясь, идут войны. Погибают армии мирных граждан всех без исключения стран. Мы смелее и смелее выходим на дорогу. Люди гибнут под утреннее щебетанье жаворонков, на живописном и тихом закате нарумянившегося солнца, в прекрасный новогодний зимний вечер и даже в дни бракосочетания, прервав последним отчаянным криком лебединую песню жениха и невесты. А мы снова уходим в бой, выезжая на плаху, веруем, что сверкающий узкой дорожной лентой бесконечный нож не станет последним прибежищем наших "гениальных" мозгов.
Мои дорогие, пока землю не покрыли транспортёрами, способными перемещать нас в нужных направлениях, я не советую вам за рулём читать эту повесть, а стихи писать тем более. Любой отрезок дороги пропитан человеческой кровью. Предложите прочитать эту страницу моей книги вашим друзьям и знакомым, чтобы они всегда возвращались невредимыми.
-Мария, милая моя, черноокое моё солнышко, бывают печальные истории с добрыми продолжениями. Папенька ваш выздоровеет непременно, непременно выздоровеет, ибо ваша любовь к нему сильнее. Любовь сильнее смерти. Я очень скучаю без тебя и люблю. И буду всегда любить. Ты должна это знать и помнить. И всё у тебя будет хорошо. Верь мне.
-Я верю. Артур, верю и люблю, большего не требуй, если любишь.
-Я не требую, я прошу, верь мне Мария, как веришь маме, отцу, как Майечка верит в тебя. Мне это очень и очень важно.
-Даже не сомневайся. Я верю тебе. Ты хороший, я знаю. Ты поймёшь.
-Я понимаю. Ты правильная. Очень правильная. Спасибо, Мария, за всё, ты мой ангел хранитель, моя жизнь. Поэтому береги себя. И дочку тоже. Тогда я тоже буду жить. Можно? Ты плачешь? Я тоже. Плакать не стыдно. Слёзы от бога. Марлен выиграл в лотерею, обещал с нами поделиться. Ты смеёшься? Мне тоже смешно, но деньги мои уже в кармане, а твои пока у него. Он тебе сам принесёт. Сам выиграл, пусть сам и расхлёбывается.
-Артур, ради всего святого, мне страшно, когда я не понимаю тебя. Зачем нам деньги? Не надо.
-А откуда мне знать, зачем вам деньги. Не надо, так и выбросите. Я свои не выброшу, куплю тебе машину, ты умеешь водить машину?
-На даче я езжу.
-А в городе?
-Тоже получается.
-Ты молодец. Передай привет родителям, дочку поцелуй. И не скучай. Спи спокойно, рассвет обещаю вовремя. Спокойной ночи, милая. Пока.
Какая прелесть - телефон!
После телефонного разговора моя душа освободилась от чувства вины перед семьей Марии, горы камней обрушились с моих плеч, стало необъяснимо легко и светло. Ребята в свою очередь после общения с родными витали рядом со мной, и только бедный и огромный Марлен, прослушав все сообщения, наконец "при всём честном народе" обругался, как может обругаться уставший от сенокоса карабахец:
-Зонтик вашей бабушки, когда этому придёт конец, изнасиловали уже. Я умер, меня нет, слушайте, ну скажите им, что у Марлена тоже могут быть свои дела. Куда от них убежать. Пёрнуть без меня уже не могут. Болезнь ко мне прицеплена. И нет лекарств. Что делать. Родственники. Уродственники. Блин в кисиле.
Наша очередь настала обнимать и успокаивать этого необъятно приятного великана.
Убрав за собой пиршество, мы с улыбками вышли встречать зеленоглазую дочь абхазского народа.
Рашид, у кого тоже зрачки цветные, признался ребятам, что впервые посмотрев на Диану, он увидел на её лице свои глаза и не смог после этого отвернуться.
-Рашид, деньги на свои глаза не жалей, потом с твоей зарплаты вычтем, - Армен тихо, чтобы Диана не услышала, отомстил Рашиду за неприличный в обществе смех.
Долго вас не буду мучить, мы скоро разъехались, и я впервые попал к себе на квартиру. Сколько можно спать в гостях?
С трудом открыв хитроумные замки, изготовленные по спецзаказу, я нашел главную кровать и нырнул под одеяло. Была бы Аннушка рядом, я бы расцеловал её, ни что не глядя. Мой холодильник, да что холодильник, в квартире всё было уютно расставлено и оборудовано для житья. Поражало то, что Анна затарила холодильник по мужскому вкусу, хотя и это, между нами говоря, уже меня не удивляло. Ай да, Аня! Ай да, сукин сын! Хороший ты друг.
На подносе лежал счёт и телефон бывшей домработницы.
Приятно засыпать в своей постели, даже одному. Особенно, когда друзья под рукой, женщины любят, и сам к ним не равнодушен. Никакая мафия не страшна.
Почему-то вспомнил о Диане , а ведь и Абхазия уже точно не вернётся в Грузию, Рашид такие там фортофикацинные бастилии пророет, такие ловушки понаставит, что и пограничников не надо будет отвлекать от цитрусовых куьтур. Вот Абхазцам повезло, я аж, позавидовал им. И море, и мандарины, и ещё наш Рашид туда же.
Склад менялся на глазах и приобретал нужную мне форму.
Его начинку: погрузчики и остальной хлам я решил купить у соседей, они продали мне все это с удовольствием и за бесценок. В России всё производство дышало на ладан, планомерно печатались только новые деньги и изготавливались валенки - зима наступала по расписанию, а торговля вышла к народу на улицы и площади.
Поездка к прибалтам не радовала, но мне необходимо было заглянуть в трейлер с деньгами. То что деньги будут настоящими, я не сомневался, меня больше интересовала их упаковка и поддоны, на которые они складывались. Да и Валю надо было спасать. Жена всё-таки.
Чёрт побери, соскучился по ласкам. Не думаю, что женщины с таким же упоением тянутся к нам. Господи, за что нам такое наказание?
Покантовавшись с одного на другой бок и обратно, с трудом подавив в себе звериный зов самопроизводства, я неудовлетворительно заснул.
Но во сне черти оказались сильнее моей человеческой гуманности, они в образе обнажённых фей самым безобразным образом растлили моё невинное тело. От стыда просыпаться не хотелось и, если бы не гимн, заполнивший всю квартиру звоном медных тарелок, извлекаюшийся из дверного замка, я бы точно не встал.
Горничная пришла. Я её оглядел. Если бы коммуняки разбирались в экономике также как и в своих домработницах, производственные отношения в стране
не пострадали бы никогда. Они бы всегда развивались самым что ни есть интимным способом, выполняя вал.
Пока я принимал душ, завтрак в постель и мои новые тапочки были в приглядной форме и готовые к использованию. Она хотела ещё и побрить меня и помассажировать, но я не дался, просто увеличил ей жалование, компенсируя ей отпуск в связи с кончиной власти.
-Галина Семёновна, в моей квартире есть тайники? У меня нет времени самому до них докопаться.
-Конечно, Артур Александрович, - она провела меня в ванную комнату, пустила воду и затем легко продавила одну из керамических плиток в стене, - тут покойный держал разные документы. Воду надо открыть, его давление защелкивает вот эту задвижку, - стряхивая с волос брызги воды, она со знанием дела открывала и закрывала вход в небольшое хранилище.
Убедившись, что я сам справлюсь с задвижкой, она провела меня в гостиную, открыла застеклённую дверцу блока, где на полках перед зеркалом были выстроены хрустальные Кремль, памятник Минину и Пожарскому и, не дав рассмотреть, протолкнула весь хрусталь с полками и зеркалом в глубь стены, открыв дверь в зияющую пустоту с холодным свежим воздухом. Этот фокус меня немножко удивил.
-Не удивляйтесь, заходите, там очень удобно, можно даже читать.
-И туалет, рядом, да.
-Вы знали об этом тайнике, - она мило улыбнулась. - Вы проверяли меня, Артур Александрович, я не намерена терять работу. И не так воспитана, к сожалению. Хозяин мне, по крайней мере, доверял.
-И вы часто подслушивали его гостей, когда он оставлял их одних?
-У нас не было секретов, с ним.
-А с вами, извините, он был откровенным? Почему я вас не знаю? Странно.
-Я - пророк, и вы не могли меня знать, - мы улыбнулись друг другу, как старые и надёжные партнеры.
-Все тайны остаются в силе, я хочу, чтобы вы работали со мной и были мне преданны. С моей стороны любви коммунистической не обещаю, но платить буду твёрдой капиталистической валютой. Если со мной что-то случится, вас не оставят без работы, доверьтесь мне, как доверяли ему.
-У меня нет выбора, дорогой мой, я умею хранить тайны.
-Вот и хорошо, тогда и проблем у вас не будет.
-Куда ведет выход из этой кельм, не в женский ли монастырь?
-Скорее всего, в кошкин дом, на крышу, всё предусмотрено, мастера были из смертников, их тайны уже на том свете. Такие были времена.
-Да, в удивительное время мы с вами живём.
Я поцеловал её руку и оставил с поцелуем годовую зарплату учительницы старших классов московской школы. Бедные мои учителя, вам еще долго придется карабкаться у подножья этой, пропитанной подлостью, страны.

Глава 29

Воскресные шашлыки перешли в воровской сходняк. Шушера, гремя золотыми цепями, окружив кольцом Юрину дачу, стоя, принимала во внутрь большие жирные куски свиных ребер, а седоволосые заложники своего закона, сидя под навесом, общались друг с другом, обдумывая каждое слово и, скрестив под собой уставшие от свободы и высохшие в одиночных камерах, "кегли". К ним примыкала пара недавно титулованных жуликов, которых можно было легко спутать с солистами "лесоповальных" групп. Круг своим "Северным ветром" замыкал это преступное братство, со всеми его атрибутами - от боссов до шестерёнок и сил правопорядка, откормленных, но не племенных быков. Между ними, оголив, несмотря на морозный день окорока, путались, облитые перекисью "тёлки". От них воняло купажом русской водки с французскими духами.
Солнце, не обращая внимания на растопыренные веером пальцы, сачковало, и, вскоре, совсем спрятало свое лицо небесной национальности в подмосковных облаках, хотя и этих летучек, при большом желании, можно было бы разогнать соседним авиаотрядом.
Чтобы мне не было скучно, Радий проявил, наконец, свою активность:
-Вот он, надежда шахтёров, наш депутат Артур! Что, как не родной, не стесняйся, композитор, уважаемые люди хотят с тобой пообщаться.
Я подошел и со всеми за руки поздоровался.
-Мы Радию доверяем, он и без короны хляет. А за тебя, братишка, мы свое слово скажем кому надо, - возникла пауза. Держатель люберецкого общака Комар оглядел присутствующих помутневшим от инъекций кокаина взглядом, - Фартанёт, и тебя уважать будут в России-матушке. Наше слово всем словам слово, братишка.
Воры, нехотя, закивали своими "котлами". Они не знали, что за фартом цветёт мегатонна зелени.
Всё-таки, два насекомых - много под одним навесом. Муха тоже это, видно, понял и пересел на иглу, приготовленную Лосем на кухне.
Почифирив с ворами и забрав свой прикид у Радика, я оставил позади пушистые белоснежные поля и вернулся по скользким подмосковным дорогам в столицу, к почерневшему застывшему снегу, где государство, став частью банд формирований, планомерно распределяло богатство народа в пользу личного капитала отдельно взятых черно-белых представителей нацменьшинств.
И русские, сломавшие великим агрессивным народам шеи о свои стальные клинки, с любопытством кроликов взирали на этот беспредел, на эту разгулявшуюся вакханалию иностранной интервенции в экономику страны. Жаль, не знали они тогда, что на их деньги нерусские дяди с кривыми ногами будут гонять мячи по ухоженным заморским полям, и спускать огромные яхты на воды самых престижных мировых курортов. Гуляй, Вася, гуляй!
Несколько раз перепутав знакомую дорогу, я, наконец, остановился и только с помощью карты определился с координатами. Заносило здорово. В голове одновременно рождались неспрягаемые мысли и, видно, от этого мозговое вещество не успевало обрабатывать поступающую информацию, что в свою очередь приводило к сбою всей моей внутренней навигационной системы. Определив причины своих ошибок, я позвонил Щербаку.
-Коля, Коля, Николай, сиди дома не гуляй, - Николай свой воскресный день, как истинный христианин, проводил в кругу своей семьи. - Коля, можно ещё раз доверить тебе свою жизнь? И не суетись там, я всё принесу. Жизнь всё-таки...
Поцеловав племянницу Марлена в щеку, я загрузил машину провизией и цветами.
Продавщицу цветов не поцеловал, пожалел её белила на лице.
Коля меня встречал у подъезда в пиджаке и в шапке. На ушанке от кокарды осталось светлое пятно, след прошлой жизни. Мы обнялись.
-Артур, зачем эти пиршества? Неужели ты думаешь, я не в состоянии принять друга?
-Не кизди, дружище, вперёд и с песней!
Дверь открыла нам жена Николая Светлана, она с испуганными глазами смотрела на нас, пьяных от счастья, трезвых мужчин.
-Если хозяйка дома не улыбнется, я должен буду уйти, извините - кавказский этикет!
-Свет, это Артур, помоги накрыть стол и улыбнись, женушка, а то он уйдет, он такой.
Наконец, Светлана улыбнулась и протянула мне руку.
-А я вас знаю, - она положила свою обстиранную до абсолютной белизны руку на плечо Щербака. - Коль, вы садитесь, я сама справлюсь, а я вас с бородой представляла. Коля в каждом письме подробно о вашей дружбе писал.
"Одной мебелью я тут не отделаюсь", - подумал я, опуская полные пакеты на кухонный стол.
-Колюн, ты мне друг или портянка? - Я приблизил свои глаза к его глазам, аж носы соприкоснулись. -Дай посмотреть, ты не изменился? А вдруг капиталистом стал?
-Что-то ты, Артур, мне не нравишься, случилось что? Москва, она капризная матрона, ошибки не прощает, успел уже познакомиться? Давай докладывай как на духу, вместе веселей распутываться.
-Матроны твоей не боюсь, брат, люди опаснее.
-Наехали?
-С этим тоже порядок.
-Что тогда?
-У тебя в аквариуме друзья остались?
-Всех же не погнали.
-Друзья, говорю, не портянки.
-Светкин брат тебя устраивает? Капитана недавно присвоили. Говори, Артур, покайся, фидаин.
-Мне бы такую память, Коль, не могу "Варшавянку" запомнить до конца.
Стол преображался на глазах. Раздался детский плач и звучал всё громче и громче, один ребёнок не смог бы так поплакать - многоголосьем.
Пока Света шла к закрытой спальне, оттуда высыпали маленькие Колюшки - трое малюток, один меньше другого, смешные, с открытыми белыми пузиками, и у всех голубые глаза.
-Беспрерывное производство! - я вздохнул и заулыбался.
Пока Света поднимала на руки самого голосистого, двое других уже обнимали ноги папочки, спросонья ежась и протирая заспанные васильки.
Я протянул со стола им по мандарину, они посмотрели на Колю и, увидев его одобрительный кивок, смело занялись работой.
На одном из них были мокрые ползунки, и Коле тоже нашлась работа.
Он их менял с профессиональной сноровкой. Практика - мать учения.
- Не будем, детки, мешать взрослым, пойдем переоденемся и тоже покушаем своей вкусной кашки.
Пацаны неохотно последовали за мамой.
Я тихо говорил, Коля внимательно, без вопросов, дал высказаться.
Наконец он стал похож на себя, в его глазах засверкали зеркала.
Он пару раз не сильно постучал кулаком по столу.
-Может, не будем рисковать, Артур, сразу окольцуем?
- Тебя разве этому учили?
- Не хочешь жить, Артур?
-Пока не знаю. Главное, ребят вывезти плавно да аэропорта с нашей долей, и шахтерские принять по описи. О себе я сам подумаю, обещаю.
-Эх, Родина - Уродина! - Коля еще раз постучал по столу. - Русь, когда ты опомнишься? Послужим еще.
В дверь позвонили.
-С мебельного магазина, Артур, тебя спрашивают, - в Светином голосе опять появились тревожные нотки.
-Пока я с детьми поиграю, поцелую их пузики, вы с мебельшиком решите, что будете покупать. Карабахский банк "Возрождение" выделил вам кредит на покупку мебели и самой лучшей стиральной машины "Мойдодыр".
Трое москвичей разглядывали меня, словно Джоконду, мне пришлось улыбнуться.
Детки, дядя Артур, о вас не подумал, извините, голубоглазые, я обнял всех троих и закружился с ними, как на карусели. Они с радостью и тревогой хватали ртами воздух, цепляясь за меня своими ручонками.
-Полетелииииииииииии ...
Пока я играл с детьми, дизайнер из мебельного успел измерить внутриквартирное пространство вдоль и поперёк, правильно советуя Свете выбрать самую дорогую мебель.
-Хозяюшка, прислушайся к голосу специалиста, у настоящего дерева долгая жизнь и аромат леса, - поддержал я дизайнера, выпустив из рук самого маленького карапуза, который визжа от удовольствия чуть не сбил с ног притихшего отца. - Коль, неужели моя жизнь не стоит нескольких деревьев, не молчи, пожалуйста, и спальню выбери сам, советуясь с женой. - Я поднял старшего ребенка на руки. - Решите, куда вывезти старую мебель, и магазин отвезет ее куда надо, всё уже оговорено в договоре, и деньги переведены.
-За наш сервис не беспокойтесь, - разглядывая остатки ужина, с гордостью произнес дизайнер. - Мы и стиральную машину доставим с установкой, но, извините, не Мой До Дыр, это, наверное, последняя разработка и на маркет еще не поступила. Жаль, меня не предупредили, я бы взял каталоги.
-Отлично, отужинай с нами, может, в последний раз, вдруг ваш сервис нам не понравится, - я похлопал его по плечу. - Не боись, Михаил, шучу я, ванную комнату только не забудь измерить.
От Щербаковых я уезжал в прекрасном настроении, добрые дела, в первую очередь, мы делаем для успокоения собственных душ, для своего удовольствия. Добро нигде не затеряется, не заржавеет. Рано или поздно оно возвращается улыбкой, песней, рассветом и даже жизнью.

Глава 30

Я оказался прав, позвонила Мария, Аркадий Львович пригласил меня на чай, и я, изменив маршрут, поехал к Ашоту за цветами.
Пока он выбирал букет, я купил Майечке плюшевого слонёнка, такого огромного, что он не держался на своих четырёх пушистых колоннах, зато, на нём, обняв его мягкий хоботок, можно было с удовольствием поспать. Игрушка была изготовлена финнами, и ее бирюзовый цвет не удивил меня, хотя, пушистый хвост слонёнка вызывал подозрения.
С такой вот мягкой игрушкой и цветами я постучался к своей любимой.
Добро отличается от бумеранга непредсказуемой обратной скоростью и часто пропорционально массе вложенной в неё души. Я на Нобелевскую не рассчитывал, но мне было о чем поговорить с известным русским физиком - отцом единственной моей любви.
День, начавшийся с песни "Владимирский централ", заканчивался не менее знаменитым танцем с саблями, в котором для безопасности, последние были заменены на серебряные ложки времен царского застолья.
Львович остался доволен моими школьными знаниями по общей физике, но этого оказалось не достаточно, чтобы претендовать на роль родственного тела. Райские яблочки с хрустом исчезали из маленьких хрустальных розеток, я смотрел на Марию и жил надеждой видеть её каждый день и называть своей женою.
Майя уже спала, спрятав свои ручки в слоненке, когда я, поцеловав её носик, поехал жить дальше - один.
Оставляя на моей щеке поцелуй, Мария попросила дождаться благословления отца. Роза Борисовна была уже на нашей стороне.
Женщину, послушную воле отца, я готов был ждать всю жизнь. Поглаживая место поцелуя, я ехал по Садовому кольцу и слушал музыку самого хулиганистого композитора прошлого века - моего любимого Стравинского. Я представлял себе огромную сцену, на которой в разложенных постелях артисты Большого, все без исключения, танцевали главные роли в сумасшедшей любви, и сам Григорович, в одеянии Бога, направлял на них свет, вырывая из темноты то одну, то другую пару извивающихся тел. Восторг и овации раздирали московские крыши. Я слушал и видел музыку гения, а смущения светофора не заметил. Разорвав накалившиеся до предела струны, сиренами, дорогу перегородила патрульная машина, сверкая фарами, как иллюминация казино. Что ж, поиграем.
Бросив на переднюю панель красное депутатское удостоверение, я добавил звук в "Колыбельную для кошек", и, не обращая внимания на милиционера, стал дирижировать, очень легко и вдохновенно, невидимым струнным оркестром.
Не сводя глаз с депутатской книжки, гаишник попытался отвлечь меня от музыки, но я, приложив указательный палец к губам, и, покачивая головой из стороны в сторону, прошептал очень тихо, почти не слышно:
-Потом, все потом, тихо.
Не знаю, понравилась ли ему музыка, но мое присутствие на его делянке, явно не устраивало постового, он указал мне варежкой очень доходчиво, мол, гони с моего перекрестка, Паганини, не до колыбельной, смена в полном разгаре, а у меня ни в одном кармане.
Мне пришлось подчиниться его воле, и я, засунув голову в улей Стравинского, уехал с пересечения дорог. В нотах не было ни тревоги ни страха, на них не давили пределы государства и власти одно лишь вдохновение гения витало в салоне машины, заставляя радоваться непредсказуемости его сложнейших ритмов. С каждым новым полётом смычка сердце подпрыгивало от удовольствия, нехотя, возвращаясь от диссонансов к внутренним органам, к их вынужденной гармонии.
Мельчают люди, мельчают. Творчество, как проклятие. Вдохновение выкорчёвывается из личности, а рыцарские доспехи ржавеют у лавочников. Они контролируют рынок, финансы, жизнь.
Продюсеры. Продюсеры светопредставлений, прячась за занавесом крутят сцену, подставляя нам своих артистов. Пушкины, Есенины , Шукшины и Высоцкие затягиваются одной петлёй и издаются после смерти.
Земля живая, она дышит и не хочет рожать гениев - бережет их от издевательств и унижений. Люди мельчают, обустраивая свои клетки.
На дверях всё тяжелее замки. Скоро союз родителей и детей будет скрепляться договором. Дышать и любить будем с адвокатом.
Я не хочу и не буду. К черту адвокатов, судей тоже. Они нужны преступникам.
Нарастающий гул движка укротил мои страсти. Включив, наконец, нужную скорость и успокоив машину, я поехал к ребятам спать.
Дверь открыла Диана в цветастом фатруке:
-Нам не хватало олимпийского чемпиона, Артур, вас теща любит, - она меня поцеловала в щеку и помогла снять пальто.
-У нас праздник, день рождения отмечаем, вы вовремя, я только вытащила гуся из печки.
- Он тоже олимпийский? - я не смог скрыть восхищения и гордости за друга.
- Диана! - раздался голос Рашида. - Как ты долго, сейчас гусь улетит.
В квартире было людно, шумно и весело - русско-армяно-грузино-абхазская речь лилась с вином, пахло печеными яблоками.
Ребята меня обнимали, словно не виделись сто лет, будто не увидимся больше. Мне тоже нашлось место за столом, досталась синяя кружка с Пятигорскими горами и даже вилка с тарелкой. Диана водрузила на стол огромного обжаренного гуся с надписью на брюхе из красного кизила "Гиви от одноклассников".
-Сухумским рейсом к нам прилетел и никуда уже не улетит, - Диана разрезала нитку, скрепляющую гусиные ножки и добавила специй, разрешила Рашиду разделать птицу. Пока тот расчленял гуся, Гиви-именинник взял слово и со слезами на глазах произнес тост.
-Уважаемые родители , братья и сестры, гости, я счастлив сегодня и даже плачу, не стесняясь слёз. У меня было много дней рождений и в лучших ресторанах в Сухуми, и на озере Рица, и даже в Афонской пещере я отмечал его с друзьями и пил вино из фамильного хрусталя, но я тогда от счастья не плакал, клянусь, сегодня я пью из бумажного стакана, но я счастлив и, знаете почему? У меня есть вы, мои братья и сестры, я у вас в гостях, на своем дне рождения. Живите и здравствуйте, мои дорогие. Тогда в Грузии мне казалось, что мы лучше всех и веселее, и всё такое, извините за откровенность, и только здесь, на чужбине, я понял, каким смешным и глупым тогда был.
Он стал говорить на грузинском, потом на абхазском и на армянском добавил, что знает и любит армян. Он пил и обнимал всех по очереди и говорил всем спасибо и вдруг запел чистым красивым голосом, громко, о Грузии и о любви.
-Лалейби Лалейби Дивли дала лалейби ...
Его голос подхватили, и уже хор юношей и девушек Кавказа пел и танцевал под громкое хлопанье присутствующих родителей и гостей.
Я тоже, забыв всё на свете, танцевал лезгинку и кричал: "Ассааааааа..."
Поспать немножко удалось под утро.
Пока Диана разогревала остатки ужина для завтрака, и сонные ребята толкались в ванной, мы с Арменом спустились во двор. Машина за ночь покрылась слоем снега.
-Поедешь с нами смотреть склад?
-Нет, сегодня не смогу. Когда, думаешь, можно будет завозить бумагу?
-Артур, максимум через неделю. Осталось покрасить и мусор выгрести. Без премиальных тебе не обойтись.
-Знаю, старик, молодцы. Научились погрузчиками управлять?
-Да, чё там управлять, уже с разворотом поднимаем поддоны.
-Хорошо. Ловушки твои не подведут?
-Всё перепроверено, и дубли на всякий заряжены.
-ФСБ офонареет от твоих схем.
-Им только кассета с записями останется, остатки проводки с железками и запертые злые монголы с мусором, если, конечно, скифы сунутся к нам.
-Сунутся, сунутся не беспокойся. 20 минут вам хватит перегрузить и отъехать от склада?
-Вполне, мы за 10 управимся. Лишь бы выходы из города не перекрыли.
-Когда перехват объявят, вы уже будете в самолёте.
-Дай Бог.
-В аэропорту Мангал встретит. У него плановый самолёт с разрешением МВД. Всё законно, вроде.
-На каком траке привезут, узнал?
-Нет, скоро узнаю. Двойник не проблема, за полдня найдем и трейлер и поддоны - всё продаётся, купим.
-Здорово повеселились вчера.
-Ассаааа!!!
-Асссааааа!!!
Побросав снежки друг в друга, мы поднялись к ребятам. Они уже чавкали за столом.
Ребята косились на Армена, чувствуя ,что не даст им пострелять, но в тоже время восхищались его умением планировать бой и всегда легко соглашались с его решениями. Военная кафедра Ереванского политехнического кое-чему научила нас, и мы, офицеры запаса, не признавали достижения победы любыми путями, продвигались к ней, стараясь достичь превосходства без потерь. Жаль, что не всегда это удавалось, и пластилиновые панорамы будущих боёв не могли предвидеть заложенные на реальной местности не извлекаемые мины и траектории их полётов над нами. Не каждому улыбается счастье в бою, не все возвращаются из боя, не все...
Какое счастье завтракать с друзьями. Мы шутили, смеялись, вспоминали студенческие годы, чего и кого только не вспомнили, смешного и грустного, все было - и счастье и любовь, и настоящая дружба.
Один смешной случай я всё же расскажу вам.
В один прекрасный воскресный день, когда мы наскребли из своих студенческих карманов всю имеющуюся там наличность и поняли, что ее хватит только на пачку сливочного масла, а нам так хотелось попить пива с жаренной картошкой, мы не долго думая, расползлись по этажам и стали стучаться к знакомым студенткам просить у каждой по картофелине, мол Гена пальцы обжег и, если приложить к ним нарезанной картошки, его мучения будут не такими ужасными.
Не во всех комнатах хранилась картошка, но на обед мы всё же собрали достаточный урожай.
Рашид - большой любитель жаренного лука, умудрился попросить луковицу и на недоумение ответил: "Гена внушил себе, что лук лучше картошки помогает и от него раны потом не видны".
Такой разноцветной кожуры я больше не видел. Разного цвета картошка растёт в Карабахе. Пока Гена чистил и жарил ее, мы успели выиграть пива, обыграв в футбол кафанцев. Какое вкусное было пиво и картошка - не передать. Спасибо партии за наши счастливые студенческие годы, хотя, она так и не приняла нас в свои коммунистические ряды, не разделяла с нами своей руководящей линии.
Душой мы были всегда с ней, да и самой сокровенной частью тела тоже.

Глава 31

Я уехал от ребят забирать у Радика прибалтийского гонца. Его уже встретили как полагается, провели по злачным адресам и осталось убедить его в способности русской мафии конвертировать кубометры "деревянных " рублей в ценную государственную макулатуру.
Моя волшебная папка была затарена тремя разными документами, готовыми в любой нужный момент засветиться. Два одинаковых письма на имя управляющего Агропромбанком Гонщикова, одно из которых было уже завизировано поддельной его подписью о согласии провести эту банковскую операцию и, готовый текст
нашего интервью для "треугольника". Сестра секретарши уже числилась моим бухгалтером и за мой счёт готовилась провести новый
год в какой-то Майерке под пальмами.
Трудностей не предвиделось, мне предстояло ознакомить гостя сначала с голым письмом, затем самому войти в кабинет банкира, оставить там
копию статьи и выйти со сверкающими зубами и с подписанным "художниками" письмом. Делов-то?
Я один справился бы за несколько минут, но с ним, с этой рыжей черепахой, только в гардеробе мы застряли на целую вечность.
Еще одну вечность мы поднимались по лестницам. Как они там, в Прибалтике, успевают прожить свою жизнь, ума не приложу ни к какому месту.
Пока он усаживался в приемной в кресло, я успел рассказать Тамаре на ушко самый длинный анекдот про заикающегося латыша. Она меня от греха подальше провела к Гонщикову, смеясь и сотрясая воздух полной обтянутой грудью.
-От-лич-но вы-гля-ди-те, - вдруг фашист заговорил, обращаясь к секретарше. Я скрылся за дверью, еле удержав папку в руках.
Все прошло благополучно с естественной улыбкой на устах.
Радик и кампания должны были присоединиться к нам после визита в банк и отметить предстоящую сделку у меня на квартире, там подготовка шла полным ходом. Все потайные ходы были проветрены горничной и подготовлены для приема гостей.
Галина Семеновна умела угождать Хозяевам.
После торжественного ужина черепаху бизнес классом "шестеренки" отправили обратно в аквариум, а я, оставив моих дорогих гостей - Радика, Муху и Лося без "присмотра", собрался уехать под предлогом любовной встречи с секретаршей.
-Постелей всем хватит, оставайтесь. Вернусь, вместе позавтракаем, если не захотите остаться, захлопните дверь. Не прощаемся.
Надушив себя и немножко Радика, я поехал на склад.
О чем будет петь трио? Послушаем попозже.
-Наглый твой земляк, как танк, музыкант недоебанный, места всем хватит. Он мне место будет указывать цыфын, пидыр,
       Зверь, ты всёобшманал, он нам уши тут не оставил, мент скрипичный.
- Чистоган, батя, бля буду.
- Убью, нахуй, сам. Хату купил себе в малине. Места, говорит, всем хватит.
- Не гони, Серёга, дай разобраться. В концовке подчистим следы.
Успокойся братан. Лосик, джан, проверь и простукай стены, твой Фазатрон не лажанёт?
-Вы за кого меня держите? Первяк, что ли? Говорю же, чисто.
-Что за карабахские? Что не армяне что ли?
-Армяне, да с понтами. Они до *** героев Союза родили в этой большой войне с немцами ,маршалов: баграмяны, бабаджаняны - все с деревни.
-Ну и *** с ними, с лампасами, тут, нах, мы разводим, не так, Лось?
-Натурально, еще как.
-Мерс оставим тебе, отольешь его мозги карабахские кулаком. Места на ваганьковском хватит. Падла, Вору места указывет.
-Я его левой заделаю, батя, за твоё здоровье, не нервируйся.
-Погнали, не хочу его жратву нюхать. Радик, они в натуре азиков прокатали, эти же, как крысы разводятся - их же до *** и больше миллиона. Сколько этих карабахских ишаков? Сколько тысяч?
-Их невозможно считать, они на месте не стоят.
-Ни *** се крутятся. Погнали, не будем стоять, Лось, ключи слепи, пригодятся.
Стенографический отчет Галя передавала мне дрожащими руками.
Но, получив нераспечатанную пачку долларов, немножко успокоилась и, вытерев слезы, уехала.
Я разрешил себя поцеловать, может, в последний раз меня целует женщина?

Перечитав вдоль и поперёк этот лист, пахнущий смертью, я подошел к окну и распахнул его в ночь.
Прекрасен Кремль зимой, его румяна, подсвеченные снегом и электрическим светом, скрывают старину кирпичных стен, делают их сказочными. Лист, долго не желавший гореть, наконец, вспыхнул и, превратившись в золу, оставил на хрустальной пепельнице чёрное пятно человеческого зла. Откуда оно берёт своё начало? Ложь. Зло. А ведь в каждом из нас они присутствуют. Вы тоже не знаете? Вот и я не знаю.
Господи, сделай нас лучше. Хотя бы на чуточку, пожалуйста. Мы же должны быть, как ты. Неужели мы, как ты?
Радий, и ты, Брут, предал меня? И ты? Мне жаль тебя.
Я опрокинул сумку с валютой на блестящий гладкий паркет, пачки расползлись во все стороны зелёными пауками и застыли. Из-за вас,
пауков, всё в мире не по-божески. Будьте прокляты, таланты и динары, доллары тоже, пиастры.... Пи....сты. Суки.
Что, вор-то к ишакам придрался. Нормальное домашнее животное, вкалывает, как лошадь, и почти не ест. Козёл ворованный, поживи в горах по-другому, заблеешь. Художница права. Как дрочил у хозяина, так и будешь продолжать.
Мне стало легче. Угрызения и противоречия, мучавшие меня, сменились боевым азартом, смертельным куражом, вдохновением.
Я спустился к машине и поехал навстречу смерти, притопив стёкла в двери, разогнавшись, зубами хватал потоки встречного воздуха. Замелькали старинные московские особняки. К их фасадам прижимались экипажи с разгулявшимися гусарами. Они мне махали шампанским, а дамы в шляпах, зажатые корсетами, посылали мне воздушные поцелуи.
Меня очень поздно родили, с удовольствием родился бы на пару веков раньше. Хочу назад, назад к этим дамам, падающим от любви в обморок, к их маленьким ножкам и бледным ручкам. Ах, где же ты, моя Анна Керн? Буду искать твоё божество и вдохновение, и жизнь и слёзы, и любовь.
Сиденья стали покрываться снегом. Почувствовав, наконец, холод, я остановился на набережной у старинного особняка, поднял стёкла и на всю мощь включил кондиционер. Пока возвращался в свой век, в окно грубо постучал человек в форме охранника, при этом он что-то кричал мне в окно, показывая на вывеску английского посольства.
- Вы мне на х.й не нужны, - подумал я. - Улица тоже ее шляпой накрылась?
-Сейчас наряд вызову, давай, вали отсюда, вон знак стоит, слепой!
-Ты окулист, - я протянул руку к его кадыку. - Не дыши ливером на меня, развернись и иди. Иди, пока Николай Николаевич не закрыл твои жалюзи.
-Сейчас я тебе шляпу покажу! - он удалился в свою конуру.
Лающие моськи на Руси портят её великие и светлые просторы, плюя в наши души, опускают свою Родину до уровня бесплодных и голодных степей. Сколько труда придется вложить потом, чтобы вернуть на этот уровень влагу жизни, рассвета.
Моя ласточка послушно набрала скорость и поехала дальше.
Знак стоит. Ненавижу все знаки, со всеми препинаниями , не хочу препинаться как школьник. Неужели не ясно, к кому обращаюсь, нет, надо выделить запятой. Для кого выделить спрашивается? Такому неучу? Дай ему чуточку власти, так он заставит особыми знаками его выделять, а сам стоянку от остановки не отличит, не поймёт, где указательные знаки, а где предписывающие. Знак стоит. Вижу, что ничего, кроме знака у тебя и не стоит. Как они не догадались на прилегающих улицах движение пустить левостороннее - по-великобратански, и фунтики стрич- не пойму.
Скорей до постели - не до правил. Пока мы, быдло, за нами глаз да глаз
нужен , плюнул- плати, выбросил окурок - в зубы, обосрал-слизывай.
Пока этику с эстетикой не переварил - из пещеры ни шагу.
Неочеловеченное общество должно быть под пристальным взглядом Николая Николаевича, без него даже в раю грех, ценою Явлинского.

Глава 32

За двумя голыми обезьянами не усмотрел, как же тебе, Господь, должно быть трудно, когда столько фокусников и прикрытий кругом.
Меня разбудила Галина Семёновна, она уже колдовала на кухне, когда я, наконец, смыв с себя под душем вчерашние мысли, свежий, предстал перед ней.
-Они убьют вас, Артур Александрович, - она отвернула огорченное лицо, её плечи стали медленно содрогаться.
-А я воскресну, - ответил я, обняв её за плечи и прижав стройное и крепкое, не смотря на забальзаковский возраст, женское тело к себе.
-Да? - она, вытирая слёзы, подозрительно посмотрела на меня своими блестящими глазами.
Мы улыбнулись.
Я слизал остатки соли на мигающих глазах Гали.
-Галь, ты замужем?
-Нет, - удивительно быстро ответила она. - Даже не пыталась.
От моего смеха зазвенели хрустальные бокалы в стенке.
-Не пыталась, а что это пытка?
-Кому как, - она встала на цыпочки, дотянулась до моих губ и прикоснулась к ним.
Чтобы не дать теплу спуститься от губ вниз, я дотронулся до горячей сковородки, на которой светились три маленьких яичных солнышка в белых ажурных кружевах.
-Галь, извини смертного.
Она спрятала глаза у меня на груди, и ее плечи снова задрожали.
-Галь, ты мой ангел хранитель, я люблю тебя и буду всегда любить, договорились, милая, можно я тебя буду любить?
-Да, ты хороший, не как все.
-Знаю, милая, но не настолько, как ты думаешь. У тебя очень солёные слёзы. Проверь свою соль.
Она с подозрением снова посмотрела на меня. Сколько тепла было в этом ёё удивительном взгляде.
Позвонил Радий. Рига звала нас в гости.
-Полетим вечером, Радик, я должен днём cозвониться с Муссолини. В Риге мне, как депутату, необходимо встретиться с соотечественниками, чтобы из русских местные не сделали терпил. Мы предоставим им крышу на самом самом верху. Если сученное правительство от своих граждан откажется, нам придется самим с местными пацанами разводить концы. Я знаю, как перекрыть приблатнённым государствам кислород.
Радик сначала не врубился, но быстро сообразив, дал добро, попросив только не делать длинных музыкальных пауз в замороженном союзе.
Я обжег свои пальцы, и боль не прекращалась. Напрасно Галя попшикала их какой-то зимней струёй. Боль была в сердце. Оно старалось разделить со мной тревогу.
Слишком логичным был план Армена. Один чеченец - уже армия. Его невозможно победить. Убить - да. Его поведение не измерить логикой простого смертного. Неужели ребята решили воевать? Холодный пот выступил у меня на лбу. Не извинившись за скомканный завтрак, я помчался на склад. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, набрал телефон ставки либералов.
-Либералочка, соедини меня с Дуче, срочно, скажи Артур Александрович. Время не терпит, я жду.
Поставленный и уверенный голос Муссолини чуть не сорвал мои перепонки с петель.
-Что там, у помощников, горит?
-Русские горят в Прибалтике, я вечером выезжаю. Будем в Риге строить баррикады, под вашим флагом. Сделайте одолжение ....
-Уже год я этим импотентам в Думке поднимаю аналогичный вопрос. Бесполезно. Никаких признаков. Даже не шевелятся. И я поеду на баррикады, Флаг вам в руки. Курс правильный. Прессу потянем, газеты, рупора. Дадим знать наших.
-Преждевременно не будем дразниться. Пошли Митрофанушку, он под прессом толково базарит. Необходимо послезавтра собрать под теплую крышу наших, мне есть, что сказать от вашего имени русскому человеку.
-Так так, а что?
-Для начала фундамент русской школы заложим, думаю, наша партия сможет поднять стены, остеклить, а крышей пусть Минобразование России займется.
-Правильно.
-Там, смотришь, и вашим именем её назовут. Звучит, как набат, Русская школа имени Дуче.
-Так, может сразу университет или пирамиду, чтобы на века, масштаб мой не школьный, Артур. Имя твое королевское, а мыслишь по школьному, помощник. Эх, был бы ты русским, тебе бы цены не было.
-А сколько, по-вашему, я сейчас стою?
-Этот вопрос к моему бухгалтеру, ко мне вопросы есть?
-Выходит, договорились?
-Выходит, у тебя. Поздравляю.
-Тогда партийный привет.
-Привет.
-ЛьЕбилизаторы всех стран, соединяйтесь!
-Что?
Я отключил связь. Общение с гением мне пошло на пользу и немножко успокоило.
Со стороны всегда виднее, моё появление в подвале смутило ребят, они, побросав, инструменты обступили меня.
-Что с тобой Артур, ты не в себе?
-Что, варвары, пострелять охота? Да?
Ни звука.
Они вдруг словно воды в рот набрали.
-По-армянски спросить? Как дети, вы, клянусь.
-Десять минут боя ничего не изменят, сто раз мы все посчитали.
-Армен, и это ты мне говоришь? Всем бы простил, но ты, ты...
Я обнял его. Он виновато уворачивался от объятий.
-Мы допросились, зачем мы здесь тогда? - Максим перешел в нападение. - Склад ремонтировать?
-У нас достаточно времени? Мы все успели бы. - Гена дал о себе знать.
-Так хотелось с настоящими воинами в честном бою встретиться.
-И ты туда, Рашид? Честного боя не вышло бы. Всё равно у нас преимущество.
-Конечно, туда, но наше преимущество ничто перед преимуществом их атаки.
Мы все разинули рты.
-Суворов, - я с трудом выговорил одно слово. - Я не хочу слушать о войне, точка. Вы сегодня здесь, а завтра все должны вернуться домой с победой. Варвары - варвары. Варвары они, варвары. А вы? Мне вечером в Ригу. Прошу к моему возвращению поменять те две декоративные двери на массивные, железные. Показать их, или поняли? С романтикой лучше в постель. Наша кровь не должна пролиться, Армен. И это в первую очередь. Ты отвечаешь за операцию. Я могу спокойно делать свои дела, не оглядываясь?
Прекрасно. Ваше молчание звучит согласием. Я обнял каждого, и каждому в ушко нашептал: "Не будь варваром, брат".
-Уговорил, - Армен покосился на ребят и развел руками. Я сделал всё, что смог. Сами свидетели.
-Попытка не пытка, - отпарировал Макс.
Я уезжал от них, счастливый и голодный.
-Поеду к Гулливеру, соскучился по его лапам, - подумал я и завернул на набережную, по которой бампер в бампер ползла длинная вереница машин.
Потолкавшись несколько минут в пробке, я выскочил из неё и поехал переулками к своей сестре-булочнице. Оказалось, вовремя. Она, в чернобурых мехах, уже садилась в правительственную волгу с цветными номерами и с мигалкой. Огромный здоровяк благородно открывал заднюю дверь черной, ухоженной до глянца, машины.
-Артур, я подумала, вы забыли о сестре, - она поцеловала меня и провела своими мягкими пальчиками по щеке. Володенька, познакомься, это и есть наша семейная реликвия, каравай обрусевшего хлеба, выращенный на карабахской земле. - Она, еле дотянувшись до Володиных губ поцеловала и его, добавив с удовольствием. - Мой брат.
-Наслышан о вас, - раздался шаляпинский голос. - Рад познакомиться. Владимир Евстафьевич. Очень надеюсь видеть вас тамадой на нашей свадьбе, Артур Александрович. - Он вытащил из бумажника свою визитную правительственную карточку и вручил мне, как вручают ключи от квартиры. - Пренепременно, будем дружить.
Я тоже выразил свою нескрываемую радость. Танечка протянула мне белоснежное приглашение на свадьбу с ароматом свежевыпеченного хлеба и Елисейских полей.
-Может, с нами в Кремль? - Володя произнес слово Кремль, как произносят слово дом.
-Извините, мои родные, Гулливер ждет, в следующий раз тамадой, почту за честь. Свадьба в Кремле?
-Ну, это вы, Артур Александрович, здорово сказали, я не додумался, - он мило обнял меня, но я почувствовал его богатырскую силу. - В Кремле детей будем крестить, - он, наконец, освободил мои плечи и с детским желанием посмотрел в глаза возлюбленной.
-Будем, Володька, и не одного, - Таня успокоила Никиту Добрынина.
Я смотрел вслед удаляющейся волге, пожелав этой красивой паре трёх маленьких богатырей.

Глава 33

Звонок от Радика отвлёк меня от визитки и приглашения на свадьбу.
-Артурчик, дорогой, рейс, как ты просил, вечерний, приезжай в аэропорт к часикам десяти.
-Хорошо, Радик, буду, На свадьбу хочешь со мной пойти, правительственную? - я вертел в руках Танино приглашение.
-Прочитал уже, поздравляю, Валь тебе квартиру оставила. Вот художница творит. Тварь. Сучка.
-Стоп. Что прочитал. Не понял.
-Не разводи, Артур.
-Радик, век борща красного не есть, что за шутки? Что за квартира?
-Про свадьбу твоей бывшей жены прочитал?
-Валя выходит замуж? А я?
-А я? Пока ты носишься по Москве, её Олег Ольховский прибрал к рукам жидовским.
-Шутишь?
-Ольховский не шутит. Он главный художник русских. Я слышал, он своего президента уже нам готовит. Он безопасный Совет купил себе и твою Вальку.
-Спасибо обрадовал.
-Тебе она с дарственной письмо написала недлинное, прочитать?
-Читай, уж.
-Спасибо, любимый мой, за крылья, я улетаю, с нежностью, Валентина.
Так что, Туполев, купи на центральном груши и ешь, муж бывший.
-Не заговаривайся, Радик.
-Она уже успела развестись со мной?
-Неужели тебе не понятно, Ольховский кого хочешь разведёт. Муха в
улёте, ему уже отсветофорили с Кремля. Предложили работать на периферии. Новый год он встретит в мухосранске. ОО не шутит никогда. - Радик хихикнул злорадостно. - Валентина, с нежностью. Сучка. Композитор, газету прочитай, там и о твоём подарке от Ванцети Сако написано. Она предпочла миллионное колье царской коллекции.
-Интересно, кто на очереди?
-Что?
-Ничего, Радик, встретимся в аэропорту, я перезвоню тебе.
Набирая дрожащими руками номер Марии, я сожалел, что не переспал с Таней. Лишил её главы правительства. Хотя, Володьку - министра по мукомольным проблемам на Белохвостова в жизни не поменял бы.
-Мария, возьми трубку, не убивай меня, милая, - я молился и умолял её ответить на звонок, но она молчала, пришлось оставить сообщение.
-Мария, милая, я люблю тебя. Через пару минут буду у Марлена в ресторане, приезжай. Вечером я уезжаю. Твой композитор. Целую и не скажу куда.
-А ведь на нашу Таню ваша благодать снизошла, сыночек, - уверенно вручая мне ледокол, признала с улыбкой та самая краснощёкая бабуленька. Вас любит Господь. - Она перекрестилась, нашептывая мне о царствах и смирении.
Пришлось без слов принять её дар и через пару минут мои брюки и туфли выглядели ужасно, но я проложил посетителям безопасный вход в рай - в булочную Тани, чем привел бабку в восторг.
-Дай тебе Бог счастья, сыночек.
Марлен меня принял по-царски, с нашей карабахской гостеприимностью.
-Машину будешь смотреть, Артур?
-Нет, дорогой, время есть, я буду кушать.
Его племянница очаровала гибким, выразительным станом и улыбкой настоящей хозяйки, доброй и недоступной, красивой и смешной, её голос раздавался песней наших гор.
-Ханум, вы меня на свадьбу вашу позовёте?
Она засмеялась и, не смущаясь, на прекрасном русском языке произнесла:
-В качестве кого? Право за вами сударь.
- Извини, Артур, мы вчера репетировали Бесприданницу.
-Вы любите театр?
-Как не любить жизнь? Конечно, театр - великое таинство.
-Мария, я вскочил и бросился навстречу своей мечте.
-Вы уезжаете?
Мария требовала немедленного объяснения.
-Куда?
-О, да, улетаю на пару дней.
Она облегченно вздохнула.
-Я приехала за машиной.
Я поцеловал её в губы долго- долго- долго...
Дальше не помню. Извините. Целоваться лучше, чем писать роман.
Один поцелуй может спасти жизнь. Быть приятным началом новой жизни. .А книга?

Глава 34

Вы бывали в Риге? Я тоже.
Нас встретили люди, покрытые ржавчиной. От их холода зима чувствовала себя неуютно и не радовала меня своими снежинками.
Красивый город со старинными особняками и узкими переулками не дышал жизнью, он просился на стену картиной.
Радик о чём то беседовал, озираясь на черно-белые стены игрушечных домиков с красными черепичными крышами. Жители Риги похожи на плохих учителей, которые всё знают, но не хотят делиться с бездарными учениками.
С недовольными лицами они лениво дополняли зимний пейзаж. Наконец, мы выехали из города в скудную сосновую рощу, в глубине которой стоял большой белый особняк.
Нас пригласили в дом. На журнальном столике был накрыт не то завтрак не то ужин. Строгая женщина, как гестаповец через силу натягивала свои невыразительные губи и на наши спасибо одобрительно кивала головой и меняла не спеша блюдца.
За домом в ангаре мы увидели трейлер с траком. Новая белая "вольво" своими серебристыми раструбами подпирала полупрозрачный купол ангара.
Радик, Лось и я, в окружении десятка хозяев, наконец, дошли до распахнутых дверей трайлера. На пластмассовых поддонах, завернутые в целлофановую плёнку, были уложены коробки из-под писчей бумаги.
В них были деньги, в чем я не сомневался.
Все ждали наших действий.
-Лось, проверь с понтом одну коробку, - приказал Радик.
       - Вытащи пять коробок, я знаю, где их проверить,- поправил я
Все с недоумением посмотрели на меня. Радик, молча, кивнул Лосю.
Тот поднялся, и скоро у нас в багажнике машины лежали пять пачек денег.
-Запиши на мой счет, Радик.
-В порту будут проблемы.
-Деньги останутся здесь, не беспокойся, Радик. Отвезите меня в русскую церковь, там меня ждут наши избиратели.
Радик усмехнулся, но одного не отпустил.
- Вместе поедем, веселее будет.
Рижане, молча, захлопнули двери трайлера, и Радик нацепил на них самопальный замок с какой-то тайнописью.
Пока мы прощались, подъехала группа люберецких братков.
Они нас обняли, ослепляя своими перстнями.
Их бригадир взял Радика под руки, и они отошли в сторону.
Лось похвастался ситуацией:
-Маугли с бригадой будут сопровождать лаву.
-Люди ждут меня, надо ехать, поторопи их, Лось.
- Куда они денутся, пусть ждут, скоро поедем. Только там бадьяру не заводи
- Постараюсь.

Глава 35

Митрофан Семенович уже изрядно устал, я застал его поникшим и осунувшимся перед огромным скопищем народа.
Он вытирал свои довольно чистые очки и, увидев меня, воспрянул духом. Рядом с ним сидела, видимо, настоятель этого женского монастыря - миниатюрная и строгая женщина.
Я поцеловал ей руку и после того, как Митрофанушка представил меня, обратился в зал, откуда на меня уставились тысячи холодных недоверчивых взглядов. Я обратился к собравшимся:
-Извиняюсь, опоздал, дорогие соотечественники. Но я пришел к вам не с пустыми руками и обещаниями, ибо знаю, как вы чувствуют себя на чужбине, когда Родина-мать находится вдалеке - бесчувственная и неродная. Но где ваши веселые и добрые глаза русские? Откуда холод в этой женской обители? Что с вами произошло? Вы же русские. Забыли?
Да, здесь вас не любят. Так заставьте их, хотя бы, уважать вас, считаться с вами, милые мои. Наша партия будет поддерживать вас до конца, до
победного. Давайте вместе трясти задремавшуюся в летаргическом сне Матушку Русь. Крикнем вместе в её глухие уши, не услышавшие ваши стоны. Станем примером рассеянным по чужбинам, русичам.
Вы видите, на стоянке "Ауди"? В ее багажнике - финансовое обеспечение вашего Русского Центра, который мы построим вместе с вами, быстро и красиво. Сами будем строить. Есть крепкие ребята в зале?
Деньги, надеюсь, матушка Пелагея разместит на своих священных банковских счетах. Я уверен, в следующем году наша встреча состоится в новом здании, и мы больше не потревожим стены этого священного монастыря.
Есть же среди вас русские золотые руки и головы. Рассчитывайте и на наши также, Митрофан Семенович. - Не дав ему согласиться, я продолжил свою речь. - Наша партия берет вас под свою защиту. На любое нарушение ваших прав наши адвокаты заведут дело. В нашей партии юристов достаточно, немножко поживут здесь, в этом красивейшем городе Европы. Выберите себе достойную рабочую группу, Батюшка, - я обратился с священнику, который сидел в зале. - Благословите нас и благословите каждый день нашего пребывания на чужбине. Тяжело без бога нести такой груз. На этом торжественная часть завершена. Давайте работать. И уберите камеры от меня, я не причесан. Но сообщите миру - русские идут мирно и уверенно и будут идти достойно, как Минин и Пожарский, как Юрий Гагарин, как Лев Толстой и Александр Пушкин, как идет ребёнок к матери - со светлыми мыслями и чувствами".
В зале стало жарко, мне пришлось снять пальто. Протянутых ко мне рук и микрофонов было много, я пожал каждую руку, каждой газете подарил свои слова.
Почему-то Радик плакал. Действительно, сдал старик.
Через час мое терпение лопнуло, я оставил Митрофана с оприбалтнившимися русскими, они даже прибалтийский акцент адаптировали, поцеловал детскую ручонку матушки Пелагеи, уехал в аэропорт отрабатывать деньги. Радик в порту вел себя странно и держался за меня, как ребёнок, научившийся недавно ходить. Сначала мне показалось, что он устал, но в самолете понял причину его неуверенных шагов. Какая-то болезнь сковала его координацию. Вскоре после вылета, он опрокинул на себя стакан с водой, его лицо перекосилось и мне с трудом удалось удержать его в кресле - он скатывался вниз. Пульс прощупывался, но в его взгляде исчез интерес к жизни. Привязав его к сидению, я попросил Лося присмотреть за ним и сам пошел к кабине пилотов.
С большим трудом самолет удалось приземлить в Ленинграде.
У Радика на брегах Невы жил взрослый сын. Хотя врачи в военно-медицинской академии без разных закрученных титулов, я им доверяю больше.
-Почему к нам? - спросил меня врач?
- За ценой не постою, слово офицера, - спасите его, он тоже доктор.
-Бросьте эти кавказские дела, дорогой мой.
-Капитан запаса, - подсказал я ему.
-Полковник Лекарев. Если мои догадки подтвердятся, заранее сожалею - инсульт, понимаете? Дальше нельзя, подождите здесь, капитан.
-Есть подождать.
Лекарев оказался прав, Радик был обречен.
Хотя, вечером ему стало лучше, он мог слегка сжимать мою руку и пытался говорить.
Врач посоветовал отвезти его к родным и близким.
- Медицина иногда бессильна, так же, как и мы с тобой иногда бываем бессильны, - сказал он на прощание.
Я подарил ему вышитый образ Христа.
В одну из пустых коробок монахини положили мне три вышитых образа Христа, Божьей матери и Николая Угодника, а также теплые носки и рукавицы со старославянскими буквами.
Радик с большим трудом, но дал мне знать о планах Мухи.
Он говорил только на армянском.
-Я знаю, Радик, но спасибо, что предупредил.
У него на глазах появились слезы.
-Прости меня, на мне большая вина, мне очень тяжело.
Я достал икону Божьей матери.
-Молись, Радик, станет легче. Бог наказывает людей не сам, это наши грехи нас наказывают. Молись за всех нас грешных, может, станет легче.
ОН снова сжал мою руку и, закрыв глаза, еле произнес, но уже на русском, по-армянски это слово нормально не выговоришь.
-Спасибо.
-Ты, как Робин Гуд, Радик, Дубровский, экспроприировал экспроприаторов, и хотя, до бедных деньги эти не доходили, ты всё равно герой.
Он попытался улыбнуться, но губы не подчинялись ему.
Дрожащей, неуклюжей рукой Радик, с моей помощью, достал бумажник.
Там я нашел полуистлевший, сложенный в несколько раз, тетрадный лист, на котором детской рукой был нарисован человек в шляпе, ведущий под руку ребенка. "Пусть всегда будет папа! - и рядом аккуратным женским почерком было добавлено. - Тигранчику 5 лет г. Дилиджан".
По всей поверхности листа были написаны адреса и номера телефонов. Радик ткнул в последний Ленинградский адрес сына.
Тигран не заставил себя долго ждать.
От Тиграна я узнал, что его папа через подозрительных людей посылал ему деньги, правда, был небольшой перерыв длиною в восемь лет.
-Он был на стажировке, не обессудь. Твой отец не беден, укрась его последние дни сыновней любовью.
-Без разговоров, земляк, я подозревал, чем он занят, искал его, но каждый раз безрезультатно.
-Не всем полезно жить по месту прописки, Тигран, кто-то ищет свою Америку, как Колумб, бороздя океаны и судьбы.
-Понятно, я возьму отпуск и повезу его в наше село под Дилиджаном, там наша Америка, покорённая дедами.
-Кем ты работаешь, судя по твоим адресам, или плохим учителем, которого долго на одном месте не держат, или таким же военным.
-Геолог я, закончил в Ереване горный факультет и мотался по разведкам, недавно вернулся на материк, женился, сыну скоро год исполнится, через месяц приходите, будем отмечать. - Он повернулся к отцу, призадумался. - Приходите в любом случае, жена из Сибири пельмени настоящие приготовит, покушаем.
-У меня скоро защита, жив буду, приду на пельмени.
Я выскреб из бумажника всю наличность.
-Извини, чем на сегодня богат, о бабках не беспокойся. Долетим до Москвы и пришлём тебе.
- Не надо беспокоиться, я сам справлюсь.
- Радику особый уход нужен, скоро наследники налетят, береги его. Он не простой твой отец. Настоящий Доктор и Профессор, можно сказать.
-По кокой специальности работал отец? - он аж пригнулся, боясь услышать горькую правду.
-Он из Бендеровцев, но даже Остап Ибрагимович ему бы позавидовал.
-Ааааа... Понятно.
-Лосось, мечи сюда свою зелёную икру.
Подошедший Лось тоже вывернул карманы.
-И сделай улыбку на лице, медсестры все в обмороке от твоего взгляда, мы же не разборках.
Оставив Радика сыну, мы полетели дальше.
Уже в самолете я спросил у Лося, как бы он хотел умереть.
-Умирать, так с музыкой, Чайковский, полным энергии и сил, - он пред моим носом потряс своим огромным, уродливым кулаком.
Закрыв глаза, я откинулся назад в кресло и решение пришло мгновенно: будет по-твоему, животное, никто тебя не уговаривал, сам напросился, умереть тебе под неоконченную симфонию Чайковского ,полный энергией
В Москву мы прилетели утром. С трудом отогрев машину, я ехал в столицу опустошенный и поникший. Нелегко вершить суд, Господи, нелегко, особенно трудно самому приводить его в исполнение. За придорожными почерневшими сугробами начиналась белоснежная сказка подмосковного леса. Созданный из нежнейшего стекла, казалось, он может обвалиться в любую секунду от грубого дуновения ветра, от одного неосторожного шага и даже от громкого крика, случайно залетевшей в эту сказку птицы.
С трудом удерживая машину на трассе, я листал страницы этой хрустальной истории, вспоминая мальчика с ледяным сердцем из детской сказки Андерсена. На все промёрзшие наши души не хватит миленьких Герд.
Дверь мне открыла Галя, нарядная и ароматная.
-Добро пожаловать, с возвращением!
Если бы не кухонный фартук поверх её восхитительного платья, я бы не узнал в ней своей горничной. Она преобразилась. Волосы, подстриженные под Гавроша, делали её озорной и притягательной. В глазах лукавый огонь страсти и любви.
-За кого? - всё, что удалось мне спросить. Хотелось потрогать её короткие волосы, потеребить их руками, закружиться с ней в танце, крепко прижимая к своему замерзшему телу.
Не дав ей ответить, я обнял её и поцеловал за самое ушко.
-Ты не представляешь, милая, как я рад за тебя.
Она прижалась ко мне, её трепет передался моему грешному телу, подняла свои блестящие от слёз глаза и прошептала.
-Я влюбилась.
-Слава Богу, в кого, милая?
-Он не знает.
-Кто не знает?
-Игорь Валерьевич.
-Так скажи.
-Не могу.
-Давай завтракать, Галь, я что-то не соображаю ничего.
-Давай, вот и я не соображаю.
-Он тоже министр?
-Нет, просто генерал.
-Хоть полковник?
-Наверно, раз маршала дадут.
Я снова обнял её.
-Мне саблю подаришь, Галь? И коня, пожалуйста.
-Яйца тебе опять еле живые, или чуть покрепче сварить?
-Давай сегодня без яиц, мёд с орешками покушаем, а у меня беда.
Она тут же прибежала ко мне снова.
-Что, милый?
-Профессор мой стучится в последнюю дверь, жалко старика, смешной был и грешный очень.
-Батюшки, батюшки! Помилуй всех! Грешные мы все, одним миром помазаны. Это тот самый, что был тут?
-Тот самый.
-Батюшки! Батюшки! Я прокляла его. Помилуй меня, Господи!
-Святая ты, генеральша, пойду смою свои грехи.
Вода смывает грехи тоже, если она родниковая.
-Галь, где полотенцееееее? Батюшки, батюшки, кто взял моё полотенцеееееееееееееееееее???
Мой крик должны были услышать соседи и соседи соседей.
-Батюшки! Батюшки! - Галя ворвалась ко мне и, не смутившись, набросила на меня полотенце и, вытирая мокрые волосы, приговаривала какие-то молитвы.
Я вспомнил, как моя мать, делая мне больно, вытирала мою голову, а я, стоя голым, в элипсовидной маленькой ванне прикрывал свое сокровище. с которого капала вода на пол.
Мать смеялась звонко-звонко и все приговаривала:
-Исус Христос, Исус Христос, что-то мой сыночек стеснительный стал и, завернув меня в полотенце, легко переносила на жесткую, покрытую ковром, тахту.
Я сопротивлялся, она, намотав на спичку вату, скребла мои уши.
-Где ты находишь столько грязи, непослушный мой отличник?
Она, раскрасневшаяся и мокрая с головы до ног, смотрела мне в глаза и улыбалась.
-Осторожно, там перепонки, - просил я.
- Что там за понки?
Она передразнивала меня и продолжала мои мучения.
Русский язык мы учили вместе, но она явно отставала. Мне все давалось легко.
Стоя голый перед Галей, я также краснел, как тогда и улыбался от удовольствия.
-Одевайся, чистюля, - Она хотела шлёпнуть меня по заднице, но я увернулся и сам шлепнул ее по упругой попке.
-Один ноль в мою пользу, теперь можно и завтракать.
-Давай, белка, грызи свои орешки с мёдом, - Гала бежала за мной, но куда там ей угнаться за композитором. Я сам остановился и подставил ей облеченные в трусы ягодицы.
-Сдаюсь сам, прошу занести в протокол.
Она влепила мне открытой ладонью такую пожопчину, что тепло поплыло по всему моему раскрасневшемуся телу.
-Давай ещё, милая, такое удовольствие, чур маршалу не рассказывать, он неправильно поймет нас, сумасшедших.
-Скажу, всё скажу Игорю!
-Скажи ему сначала, что любишь его, не забудь.
-И скажу, всё ему скажу! Артур, я побежала, забрось посуду в мойку, пожалуйста, ты же меня отпустишь, звезду маршала обмывать?
-Иди, уж, ангел мой, разве можно любовь отменить, в какие войска-то ты влюбилась, Галь?
-Даже под пыткой не скажу и не спрашивай. Не положено.
-О о , понятно, так и запишем - разведчик.
-Что хочешь пиши, я тут ни при чём.
-Меня внизу уже машина, наверно, заждалась, поеду на его дачу, туда без пропуска ни шагу.
-Что же я без тебя буду делать, Галь, на кого ты меня бросишь?
- Не волнуйся, душа моя, я уже присмотрела себе замену, Игорь еще майором ухаживал за мной, студенткой.
-Ни пуха ни пера тебе, студентка. Уходите куда-то все, одна за другой, замуж, а я всё буксую.
Галя взглянула на себя в зеркало прихожей и оставила мне нежный аромат духов и удаляющийся стук женских туфелек. Ушла в маршальские объятия.
Я набрал телефон Марии.
-Мария, мне очень скучно и плохо, спроси Майечку, она не хочет братика? Я хочу тебя целовать, выходи за меня замуж. Нет, пока не сошел с ума. Депутаты с ума не сходят, милая. Шо подумает избиратель? Давай поедем на дачу. К врачу потом поедем, после дачи. Я трезв и в сознании. Я люблю тебя. Хочу тебя всю целовать. Давай поговорим в постели. Там и подумаем. Там и решим. Тебе все можно. Я буду тебя баловать. Я люблю тебя. Хочешь, подарю тебе свою жизнь? Очень люблю. Через 23 минуты буду, милая моя. Целую всю и везде, до встречи у подъезда.
Я верю в чудеса, дорогой мой читатель, и они со мной случаются.
В Москву мы возвращались счастливые и уставшие.
Мария не скрывала своей любви, из её глаз наконец исчезла тень скорби и печали, смеясь, как ребёнок, как Майечка, она не отпускала мою руку и мы вместе включали нужную передачу машины, легко преодолевая глубокий подмосковный снег. Кругом было светло и тихо.
-Девочку назову я, можно?
-Да, Артур, но у нас будет мальчик.
-Ура, а ты уверена?
-Как назовём девочку?
-Анастасия, Настенька, Тюшка.
-А мальчика?
-Пока не знаю, милая. Я тебя очень люблю, но Майю люблю больше.
Мария резко убрала руку, но потом я снова почувствовал её тепло, которое как морской прилив обволакивало меня и уносило в загадочное женское царство, где сердце не подчиняется своему скучному ритму, а душа, встретив родственную душу, обнявшись с ней, оставляет на время дьяволу, сатане свободное грешное тело.
Моя рука, не подчиняясь разуму, продвигалась к нежным коленкам Марии и пыталась идти дальше и дальше к сокровенным женским тайнам, к небесному царству.
Мария удивлённо смотрела на меня, но вдруг я почувствовал её дрожь, трепет её соскучившегося по ласкам тела.
-Милый, я люблю тебя, но...Она с трудом остановила мое сумасшествие.
-Спасибо, милая, мне одному с собой не справиться.
Душа, насладившись, вернулась к нелёгким своим будням.
Пожар, охвативший всё тело, медленно угасал. Остановив машину, я вышел и, набрал в ладони снег и попробовал его на вкус.
Счастье, как вдохновение! Какое счастье любить и быть любимым!
В горах снег вкуснее.
Мы с Рашидом с трудом волокли по земле одеяло, на котором умирал незнакомый мне солдат.
-Суки, ни одного врача внизу. Потеряем его, Артур.
-Рашид, ты знаешь его?
Вся спина и брюки солдата были в крови, зацепившись за колючки, одеяло застряло в кустах и алая кровь окропила снег.
-Живет недалеко у кладбищ. Такой парикмахер был.
Я не хотел верить словам Рашида.
Давай, не стой, Рашид, потащим вниз, быстрее, пока снайпер не заработал.
-Давай , но он давно не дышит, - Рашид опустил глаза.
Не хватало воздуха. Язык застревал в пересохшем горле и мешал глотать. Я зачерпнул снег и поднес ладонь ко рту. Запах крови. Я почувствовал запах человеческой крови.
Поднял глаза к небу и выругался туда, наверх. Зимнее солнце ослепило меня, и я с трудом удержался на ногах.
Раздался хлопок.
-Быстрей, Тащим, Артур, пока не заметил снайпер.
-У них даже снайпер пидор, изрешетил , сука, парня
До укрытия оставалось несколько шагов. Сил не было стоять на ногах. Я бросил карабины в снег, зацепился двумя руками за край одеяла, перекинул его на плечо и пошел, проваливаясь в снег. Запах крови кружил голову.
Вдруг я почувствовал укус пчелы выше края правого ботинка.
Преодолев последние метры, опустился на землю. Пуля, прорезав штанину, оставила на моей ноге кровавую полоску.
Рашид набросился на молоденьких солдат, стыдливо спрятавшихся за насыпью.
-****ь, как кино смотрите, стрелять не научились. Ваш солдат? Берите. Нет его.
-Воду дайте,- попросил я.
-Мы только подъехали, - оправдывались солдаты.
Я большими глотками опустошил флягу...
-Артур, что с тобой? Ты плачешь? - Мария тащила меня в сторону машины. Что с тобой происходит, милый, поедем домой.
Я долго прощался у подъезда Марии и попросил у неё перчатки.
-Зачем тебе, Артур, мои перчатки?
- Я всегда должен чувствовать твоё тепло, милая.
- Я люблю тебя.
- Я тебя люблю.

Глава 36

На склад я не смог проехать, меня остановила охрана. Пока проверяли мой паспорт, показался Николай.
-С сегодняшнего дня пропускная система, как в банке, Артур.
Я обнял его.
-Спасибо, брат, успели выходит, к премьере.
-Молодцы твои пацаны, золотые руки и головы!
-Святые они, Коль, святые, а золото при желании можно и в нас отмыть, пойду к ним, извинюсь за прогулы.
-Иди, отдувайся, а я похожу по периметру, объект обследую.
-Николышка, и нас в объекты?
Внутри здания всё было готово, пройдя через двери, я остановился, как вкопанный - кругом лежала бумага и картон в пачках, рулонах... Приятный запах школьных тетрадей и машинного масла дополняли сцену, оживляя её.
Где же администрация театра? За занавесом?
Когда офисы остались позади, и я вышел к самому складу, раздалась музыка. Наверное, Штраус, и под эту музыку показались с двух сторон бесшумные погрузчики. Ребята, не обращая на меня внимания, кружились в вальсе, передавая один другому большую кипу белоснежной бумаги. Ее не опускали на бетонный пол - кавалеры умудрялись подхватывать бумагу на лету.
Я, разинув рот, смотрел на представление.
Визг резины и колебание здания возвращали меня из венского леса в складскую действительность.
Легко соскочив с каблучков, кавалеры мне поклонились в реверансе.
Я им похлопал и извинился за опоздание.
-Артур, прими кресло, такой массаж, не хочется вставать. Твой Лось перед адом получит райское наслаждение.
Армен, раскрасневшийся от вальса, провел меня к офису.
-Я не смогу его убить, Армен, ангел ночью мне приснился.
-Кто приснился?
Армен приложил обратную сторону ладони мне на лоб.
-Ты где спал?
-Я и не спал, но ангел был, светлый, очень светлый, с обожженными крыльями. Издевался надо мной, варваром называл, учил русскому языку. Я признался ей в любви, красивее ангела, говорю, не встречал.
Не красивше, а красивее надо говорить, - недоучкой назвал меня Арсен.
-Этот ангел - женщина? Слава Богу, хоть на этом свете к тебе женщина прилетела ночью.
-Да, женщина, но умная, как Офелия Арсеновна, помнишь её?
-Давай, без школы обойдемся, Артур. Только массаж этому зверю, и будьте здоровы? Всю ночь мы кресло переделывали под адскую машину, и всё под хвост Лосю? Мне ангелы не снятся. Я включу музыку, если ты пас.
-Армен, давай, я его расколю на откровенку, и ты его сфоткаешь для суда.
-Тебя сглазили ночью, точно, Артур. Какого суда? Пока туда-сюда амнистия вышла. Хотя, как хочешь, давай музыку, массаж, что еще? Девочек пригласим ему Только не забудь как он больно бил и убивал и накакой сука ангел не прилетал к немуК тебе только летают с обожженными крыльями. Ребятам не рассказывай, анекдот придумают.
-Хорошо, между нами оставим эти крылья.
-Оружие на месте?
-Всё на месте, мы готовы.
-Спасибо, Армен.
-Домой хочется, скорей бы твой концерт.
-Наш концерт.
Армен содрал с задней стенки кресла проводки, скрутил в клубок, подбросил в верх и с размаху ударил как по мячу.
-Такой энергии Лось лишился!
Николай озабоченно дождался, пока я с Арменом улажу извечный, трудно решаемый вопрос - быть или не быть человеком.
Мы всё-таки решили сберечь животное и выйти из варварства.
Благодаря случайно забредшему в мой сон ангелу, который и летать, как следует не мог, в виду технеисправности крыльев, Лосю повезло, он лишился высоковольтной, напичканной электронами, смерти.
-Проблемы, Артур, у нас и очень серьезные.
-О чем ты, Коля?
-За объектом кто-то ведет наблюдение и приготовил даже ложе для прицельного огня.
-Ты уверен?
-Артур..., - Николай возмутился, но я не дал ему договорить.
-Ты уверен, что это не я там лазил? На твоём чердаке в доме напротив?
-Предупреждать надо, пожалел бы сердце моё.
-Вот те на, откуда мне знать, что ты сделаешь такое восхождение на крышу, такой марш-бросок? Слава Богу, стволы не нашел.
-Я сразу к тебе. Послушай, как сердце бьется. Оно давненько так не играет.
-Тренироваться надо, брат.
-Далековато немножко, но место охотничье - все, как на ладони.
-Охотник с этого расстояния не промахивается, но лучше без выстрелов. И ты не забудь берет надеть. И команда пусть будет в головных уборах.
-А я голову всю ночь ломал над беретами, Артур, картина прояснилась, наконец.
-Спрашивай, что непонятно, и голову свою береги, она еще нам пригодится.
-Скорей бы кончилась эта бумажная волокита.
-Если бы только бумажная, Коля.
Зазвонил телефон. Марлен. Что-то случилось. Душа тоскливо заныла, да так, что не хотел отвечать.
-Что, Марлен?
-Гони, Мария здесь.
-Что с ней?
-Артур, спокойно, с ней всё хорошо, её папаша собрался в Израиль.
- И всё?
- Да, но с концами, на совсем.
-Как? Он сам мне говорил, что без России ему не жить.
-Ничего не знаю, брат, видимо, мозги ему здорово прищемило.
-Пусть катится, одним физиком больше меньше, я сейчас приеду, успокой Марию.
-Быстрей, у неё истерика, она вся в слезах.
-Уже выезжаю.
Я оставил своих ребяток, поручив им еще раз прогнать весь сценарий.
-Сделаем, прогоним ещё раз, не переживай, что там случилось?
-Посмотрим.
Я застал Марию в слезах.
Еще одна семья покидала Россию.
-Ты не можешь уехать, а наш ребёнок, Мария, не уезжай.
Она снова прижалась ко мне, продолжая плакать.
Я что-то спрашивал, возмцущался, даже кричал.
Она всё плакала.
Марлен обнял нас двоих.
-Успокойтесь, ребята, безвыходных ситуаций не бывает, давайте вместе подумаем.
Пока Марлен думал, я принял решение
-Мария, наши кольца.
Я протянул ей два изумительных колечка с общим ангелочком с глазами светлой бирюзы.
-Я должен быть с ребятами, постараюсь проводить, милая. Звони Марлену. Дома привет. Береги себя.
Я не мог уже говорить, но слёз моих они не увидели.
Слёзы лились в машине, мешая мне останавливаться на перекрестках.
Чтобы не натворить глупостей, мне пришлось припарковаться.
Раздался еще один звонок с незнакомого номера.
-Слушаю.
-Да, Тигран, узнал, как там Радик?
-Плохо, с каждым днём хуже, завтра улетаем на Кавказ. Он завещание подписал.
-Хорошо, никого не обидел?
- Вроде нет, вам какой-то Лось принесет медицинский колпак с вышитыми инициалами. Не стирайте, папа говорит, это самая дорогая его память.
-Жаль, а мне так хотелось. Может ручная стирка не повредит, спроси, при какой температуре хранить эту память.
-Папа хохочет, Артур.
-Хо.....
Я не договорил.
Тебя плохо слышно, Тигран, связь пропадает.
Я отключил телефон.
-Во, доктор, неужели хочет соскочить? Или умирает на самом деле?
Глупости лезут в голову. Ох, уж эти старики-разбойнички, покойнички.
Я то ладно, не профи, но врач в госпитале, он заметил бы симуляцию.
Неужели Радик с ним смог так быстро договориться?
Умирающие больные не хохочут.
Выходит, Радик догадался о моих планах. Да, видимо, догадался, и не хочет помешать мне. Почему? Наша дружба? Нет. Интересы нации? Точно. Кровь заговорила.
Я вспомнил одну его фразу о том, что он не сможет одновременно жить по месту своих прописок, даже при большом желании.
Выходит, у него всегда было два паспорта. Кого из себя двоих Радик выберет на заклание?
Я перезвонил.
-Тигран, помощь не нужна? Извини, связь прервалась.
-Я так и подумал, нет, спасибо, папа о вас очень много рассказал. Он вас, как сына, любит.
-Звони, брат, не стесняйся, я всегда готов помочь.
-Спасибо вам, Артур.
-Пока, Тигран, увидимся.
-До свидания.

Глава 37

Иногда не хочется жить, не хочется открывать глаза, душа мечется в безразличном теле, бьётся в груди, взывая к Богу, и, обессилев, успокаивается, приютившись у сердца. И приходиться жить, шутить, смеяться, работать, веруя в любовь человека, в свою любовь, которая там, в душе, светит, сгорая, и воскресает, помогая душе летать и мечтать в небесах.
Не выбивайте табуретки, не убивайте любовь, она живет только с вами, в вашем тепле и всегда воскресает от вашего сердцебиения. Ждите и берегите её воскрешение. Душа без любви не летит, да и солнце не светит без неё тоже.
Мария, не выбивай табуретку, не убивай меня.
Я позвонил Эдику и удивил его последней своей просьбой.
       - -Не беспокойся,Артур,одну дырку в колпаке я гарантирую.
Затем с Таганки медленно поехал к ребятам, сверяя путь по секундам.
Во дворе дома, чердак которого так напугал Николая, стоял наготове старенький автобус, он перекроет переулок после денежного кортежа и заглохнет навечно. Эдик покинет его и поднимется к своему СКС на чердак согревать руки.
Четыре свеженьких "Газика", в которые перекочуют коробки с деньгами, уедут с соседнего двора в военный аэропорт, где Мангал
в генеральских полосках и с нагрудными значками, бледный и нервный, организует эвакуацию всего ценного груза в далекую маленькую страну, где растет очень сладкая и крупная тута.
Попавших в ловушку варваров, родственник Николая примет и сдаст в самые компетентные органы смешной до слёз страны с очень стройными берёзками. Если кто-то попытается изменить эту логичную цепочку событий, будет убит всего одним очень профессиональным выстрелом в голову из снайперского карабина Эдика, и за эту кровь Господь обязательно простит нас грешных, но кающихся солдат.
Я подъехал к воротам. Малиновые береты открыли и пропустили мою машину во внутрь. Их строгие лица с голубыми глазами вселяли надежду, что когда-нибудь их Родина станет не только могучей и кипучей, но умной и свободной, а её богатства не разграбятся басурманами.
Вечерело. Вспыхнул свет, освещая заснеженный двор. В его лучах засуетились миллионы снежинок, они, не сталкиваясь друг с другом, кружились и поднимались на верх, к прожекторам, к теплу.
Каждая из снежинок имеет свою неповторимую историю, свой рисунок, свою короткую жизнь. Люблю смотреть и слушать их полёт.
Стоя под снегом, я вспоминал, как мать долго одевала меня, карапуза, в пальто, поднимая огромный воротник и затягивая его вязаным шарфом. Только так она выпускала меня во двор, под такие же снующие во все стороны снежинки. Я ослаблял свой "ошейник", поднимал голову к небу и ловил на высунутый язык снежинки. Когда снега на пальто становилось много, предварительно стряхнув на веранде, отец
забирал меня домой под шумные крики матери:
-Опять снега наелся, а руки, руки холодные как льдинки. Скоро в школу, разве такого возьмут?
Отец утвердительно кивал головой и я, успокоившись, засыпал. Очень хотелось иметь школьную форму.
Николай прервал мои воспоминания.
-Ребята ждут, Артур, кушать с нами будешь?
Я обнял его.
-Коля, родной, ты ждал меня?
-Ну....и завтра буду с вами до конца.
-Нет, Коль, Нет. Нет.
-Да, да. До конца, Артур, я уже решил, и ребята согласны.
-Я не согласен.
Снежинки опускались на мою раскрытую ладонь и тут же превращались в малюсенькие капельки воды.
-Лучше посмотри, где у меня линия жизни проходит, и скажи, пойдет ли она завтра дальше. И не радуйся, сразу после пропуска фуры забираешь своих бойцов и по домам, новости смотреть. Кто будет ползунки пацанам менять, Коль? Николай Николаевич?" Чекисты Николай Николаевичем называют наружное наблюдение".
Я снова обнял его.
-Мы справимся, брат, ты и так по уши впрягся в нашу телегу.
-До завтра время еще есть, Артур, пойдем поужинаем. Ваши телеги в нашем обозе и не без наших интересов.
-Всё, молчу. Пойдем оттрапезничаем.
Ребята, одетые в униформу, насмешили меня.
-Дожить бы и завтрашний день с улыбкой, ничего больше у Бога не прошу.
-Доживём, Артур, куда мы денемся.
Я, обнимая их по очереди, не мог вымолвить слова. Прожить бы завтрашний день с вами и умереть .....
Графин с вином разошелся над бумажной скатертью, оставляя на ней крошечные акварельные рисунки пролитых капель.
Максим нарезал много салфеток из огромного рулона бумаги и хвастался их дизайном.
-Марлен, странно, забыл их прислать, интересно - мои ему понравились бы?
-Твоё волнение и ему передалось, Макс, зов крови называется, бумага всё стерпит, особенно такая, мягче не нашел, Версаче?
-Армен, ты очки протри, человек для нас старался, захочешь, не повторишь этот рисунок.
-Ты прав, Гена, это только с дрожащими руками можно вырезать такое чудо,- не унимался Армен, поправляя очки.
-Помните, как мы кораблики пускали по канаве Могилевской улицы, из тетрадных листов сложенные?
Я разгладил салфетку и пытался сделать из нее двухтрубный кораблик.
-Кто быстрее? - Рашид чуть свой пустой стакан не пустил под откос. - Коля, смотри, чтобы не подглядывали.
Пять бумажных корабликов смешных, с неровными краями, встали в ряд на столе почти одновременно.
Я смотрел на друзей .....Выросли, окрепли, но глаза, глаза их были с нашей улицы, из детства.
Было далеко за полночь, когда я вышел провожать Колю.
-Завидую тебе, Артур, таких друзей нашел.
-Нашел друзей? Мы создали друг друга, брат, друг для друга.
Коля обнял меня.
-Я тоже изменился, знаешь, какие-то незнакомые чувства тревожат и радуют душу, я останусь с вами до конца.
-Мы всегда надеемся на лучшее, Коль, но реальность иногда удивляет, ты с нами уже и давно, брат, а кто Ниву отгонит с НЗ, кто приготовит нам конспиративную квартиру на всякий непредвиденный случай?
Связь будешь держать с Марленом, он о тебе знает. Береги себя, ладно? И детей тоже, их души.
Если Россия пойдет по пути Запада, пропали вы, и мы вместе с вами. Мы семья, Коль, Россия и Армения. Кавказ дело острое, оно всегда крови хочет. Мы вас не подведем, Коль. Не подводили и не подведем. Вы наша жизнь и свобода, свобода наших потомков.
-Брат, мы хрестьяне, мы вместе.
-Нет, брат, мы семья. Хрестьян придумали, а семья создается, Бог не хрестьянин, Коль, он творец и сущность его - любовь наша. Это люди его возвели в институт христианства, деньги собирают от его имени, порочат его святость. Можешь себе представить Христа с протянутой шляпой? Я не могу, Коль. Я верю в Бога, но не в религию. Она придумана людьми.
Рашид мусульманин, но он мой брат, моя кровь, моя семья.
-Не совсем понятно.
-Мне тоже. Я грешен и завтра буду грешить и сегодня это планирую. Я уже в утробе матери был грешен, но есть они, безгрешные, в которых только любовь, они укажут нам, грешным, путь к истине. К истине без лжи и религий, к миру и любви. Все имеют право на счастье, не только избранные, Коль. Бог в помощь, хрестьянин, заговорился я, поздно, Света тебя ждет не дождется, до завтра, не прощаюсь. Мы же семья?
-Семья, Артур, семья.
-Семеро и я. Семь и я. Пока, брат.
Ребята из картонной тары сделали постели, и мы, прижавший друг к другу, заснули на белой и шумной бумаге.
Утром рано позвонил Лось.
-Через два часа деньги будут в городе, я с Батей их встречу, давай адрес.
-Подъезжайте к Таганке, я вас проведу сам, так спокойнее. Проверь, чтобы за вами черти не привязались, сколько наших ребят будет?
-Три машины, не сый, всё как полагается.
-Мой колпак от Радика не забыл?
-Везу-везу, сколько можно спрашивать? На хер мне колпак?
-Ребят предупредил, чтобы телефонами не баловались?
-Я на память не жалуюсь.
-А на что жалуешься, зверь, ладно, увидимся, поговорим.
Мы завели машины и, оставляя на нетронутом снегу выразительные следы, сделали по кругу почета.
Эдик тоже дал знать о своей готовности.
Подъехал Николай и привез нам какие-то намордники - последнюю модель противогаза Зелинского.
-Коль, отравлять нас будут?
-Это тоже не исключено, никто не хочет рисковать, воздух попортят и вывезут на носилках.
-Так кто приедет штурмовики или скорая? Надеюсь, Коля, без самодеятельности обойдемся, точно по расписанию, по твоей отмашке.
-Да, как договорились.
Вернув все машины в исходные положения, поиграв немножко с выпавшим за ночь снегом, мы собрались вместе в офисе.
       
       
-Ну что, краснокожие, продолжим войну? - мой вопрос не застал ребят врасплох.
-Неужели она кончится?
Мы посмотрели на Рашида. От приятного утреннего мороза горели щеки.
-Я тоже не знаю, радоваться или сожалеть, - Гена зашнуровывал свои ботинки и даже не поднял головы.
-Скорей бы война кончилась, я дом свой дострою, моя лестница уже третий год упирается в небо.
Я вспомнил его недостроенный дом, нелепую архитектуру, где лестница сиротливо смотрит в небо.
-А мне нравится стоять на лестнице, ведущей в рай, особенно когда в руке кружка Пильзенского пива, - Максим так жалобно посмотрел на Армена, - не трогай эту лестницу, мы к ней привыкли.
-Да я сам уже без неё не смогу, иногда вечером поднимусь в небо, звёзды, как на ладони, дух захватывает, хочется оттолкнуться и полететь...
Глаза Армена засветились пламенем:
-Почему мы не можем лететь?
-О стюардессах подумал? Давайте вернёмся на землю, Армен, главное, не суетимся и .....
-Береженого, Бог бережет, - Рашид, подделывая мой акцент несколько раз, варьируя интонациями, повторил известное правило.
-Давайте прекратим прения, а то Коля уже думает, что мы сумасшедшие.
-То, что вы ненормальные и так видно, самое главное, мне тоже хочется быть похожим на вас.
Мы обнялись.
- С Богом, с Богом, с Богом. Доживём до воскресенья. Доживём.
       Раздался телефонный звонок.....


Глава 38

....Согнувшись в три погибели я глотал свою кровь с долгожданным воздухом ,дыхание вернулось, лакированный тупой носок Маугли впивался в мой живот и наконец притих. Я получал по заслугам удовольствие и наказание.
Ребята, отыграв премьеру, без труда покинули сцену и уже наверно преодолели последнее кольцо Москвы, В подвале раздавались беспорядочные и бесполезные выстрелы, запертых в ловушке моджахедов , и спецназ уже срывал с петел первые двери, когда Маугли поднял мое побитое тело и представил его к офисному столу, за которым Лось примерял на звериной голове, подаренный мне медицинский колпак заслуженного доктора мошеннических наук, Радика.
-Доктором захотел стать, армяшка карабахская, ни коню корм или, как там мудаки ****ят?
Муха, окруженный свитой таких же насекомых, ножом подрезал свои неухоженные ногти
-Кончайте его, -он обреченно смотрел в окно
Как только Лось водрузил на себя колпак, у меня не оставалось времени - геометрия линии проведенная мною через два тела Маугли и Лося совместилась с траекторией полета пули Эдикиного СКС и я увидел, как глаз Лося, вырванный с тупыми мозгами, растекся на окровавленном фасаде обмякшего Маугли. От его прыткости ничего не осталось, и он, так же, как и Лось, сползал ко мне под стол, куда мне удалось спрятаться от греха подальше.
Во рту кровь стала слаще и перед тем, как потерять сознание, я увидел за круглыми лягушачьими линзами синие глаза Кольки Щербакова. Его хобот рассмешил меня до бесчувствия.
-Держись за меня, - он забросил меня себе за спину и, ругая за лишний вес, задевая мной все углы, куда-то потянул в яму, где было темно и холодно.
Я открыл глаза и увидел в небе купола с крестами знакомой церкви Папы Римского на Пятницкой.
-Коля, остановись, там моя книга.
-Писатель, дыши глубже, не до книг, кажется, дожили до воскресенья.
Слава тебе, Господи!
       
       
       


Рецензии