Полеты, секс и журналистика Трехликий Янус-глава4

Г Л А В А Ч Е Т В Ё Р Т А Я.

Если вы от кого-то услышите, что проблема секса в армии разрешена, примите это извес-тие с определённой долей юмора. До тех пор, пока существует принудительный призыв в ряды Вооружённых Сил, тема будет всегда муссироваться от самых высших чинов до рядового солдата. Именно последнему, затюканному и забитому, приходится испытывать морально-психологические неудобства в общении с противоположным полом.
Большие начальники, подписывая соответствующие уставы, предусмотрительно ввели в текст воинских трактатов ёмкую фразу о том, что каждый защитник нашего славного Отечества обязан стойко переносить тяготы и лишения воинской службы. Проще говоря, если природа на-стоятельно требует совокупления с женщиной, а её нет - крепко завязывай свой непослушный стручок на узел. Кстати, самовольные отлучки, с которыми так рьяно борятся начальники всех ран-гов, происходят именно на этой основе.
Одним из способов удовлетворения плотской похоти в армии - широко распространённый среди молодёжи онановый спорт. И просто, и доступно и голова не болит. Однако и он имеет оп-ределённые минусы. Во-первых, требует тщательной конспирации, чего не так-то просто добиться, постоянно находясь на виду среди сослуживцев, во-вторых, от механической суходрочки и без оп-ределённых фантазий истинного оргазма не получаешь, в-третьих, если не менять руку, член ис-кривляется и портит внешний вид голого служивого. Ко всему прочему говорят, что от онанизма на ладонях вырастают волосы. Проверьте, они у вас есть? Нет? Значит, врут люди.
Полагаю, излишне напоминать, что курсанты - те же солдаты, и испытывали чувство сек-суального голода ничуть не меньше, даже наоборот, поскольку солдатская пайка была заметно беднее лётной. А у полуголодного мысли, как известно, работают в другом направлении.
Частенько во сне меня навещали старые подружки Любка, Нинка и Вера. Как правило, вели они себя вызывающе, а Любка, стерва, по привычке обшаривала мои карманы, пока я на ней трудился. После таких встреч я просыпался и с отвращением обнаруживал скользкую, как сопли, сперму на кальсонах. Когда это произошло впервые, я растерялся, подумал, что заболел, но со временем стал воспринимать полюции как должное. Оказалось, что этот «грех» испытываю не только я.
Был июнь месяц, первый месяц лета. Я уже летал самостоятельно, когда однажды весь наш экипаж назначили в наряд на кухню. Нам это нравилось, потому что поварами работали не-сколько женщин из Калманки. Не скажу, чтобы они были нашими ровесницами, постарше, конечно. Но ничего, миловидные, в меру весёлые и слегка задиристые. С одной из них, Наденькой, мы ино-гда перестреливались взглядами и беспричинно улыбались. Иногда походя обменивались парой ничего не значащих фраз и расходились в разные стороны. С тонкой талией и рельефно выде-ляющимся из- под ситцевого платьица бюстом в моих изголодавшихся глазах она выглядела со-вершенной конфеткой. И это чудо природы носили по земле стройные точёные ножки.
Мы сидели в кружок, чистили картофель и травили анекдоты, когда шеф-повар, колдуя над кастрюлями, произнесла от печки:
- Надюша, сходи - ка в погреб, принеси капустки, на бигос нехватает.
- Иду, Ольга Сергевна, - сказала девушка, вытирая руки полотенцем.
- Курсантик, за мной, - позвала она меня, и я, подхватив на ходу корзинку, пристроился ей в хвост.
До погребка рукой подать, метров в сорока от кухни. Обогнав Надежду на последних мет-рах, я откинул крышку погреба и по приставной лестнице спустился вниз. Внутри стоял полумрак, вдоль стен стояло несколько бочек с солениями, слева пристроились ящики с овощами.
- Знаешь, откуда брать? - спросила сверху Надежда.
Я поднял голову и чуть язык не проглотил. Её длинные, как кипарисы, ноги росли, каза-лось из самой талии, а чётко обозначенный выпуклый треугольник едва прикрывался голубыми трусиками.
- Не-а, - проглотив слюну, прошептал я.
- Вот слепой, - засмеялась Надя. - Держи лестницу, сейчас покажу, - и стала осторожно спускаться вниз.
Первым на её действия прореагировал мой член. Он бесстыдно восстал над яичками и упёрся чуть ли не в подбородок. Девушка успела опуститься ещё на три ступеньки, прежде чем мои руки непроизвольно скользнули по её гладким и прохладным, как мрамор, ногам и добрались до бёдер.
- Ах, что ты делаешь, - повернулась она лицом ко мне, и я мгновенно впился в её слад-кие, мягкие губы, закрывая рот от неуместных возражений, и лихорадочно освобождал из плена застоявшийся, словно конь в стойле, член.
Я не стал, торопясь, снимать с неё трусы, просто отодвинул краешек в сторону и мелко задрожал, когда почувствовал, как мой фаллос мощно вошёл в вожделенную плоть по самую ру-коятку.
- Господи, - прошептала девушка, моментально прилипнув ко мне всем телом, - да ведь увидеть могут, - развернулась она передом.
«А чёрт с ними!», - пронеслась метеором и растворилась в блаженстве шальная мысль, и я участил амплитуду качения.
Крепко впившись руками в мои ягодицы, Надя передком настойчиво пыталась оттолкнуть мужское достоинство и тихонько постанывала. Через пару минут интенсивного общения (ну почему так быстро!) мы блаженно дуэтом проурчали и вместе кончили. В припадке благодарности я отве-сил её долгий, взасос, горячий поцелуй. Спешно приведя себя в порядок и избегая взглядов, мы благополучно выбрались из погреба и двинулись на кухню, а корзина, прихваченная с двух сторон, мирно покачивалась между нами.
- Если ты не против, - вполголоса предложил я, - мы могли бы встретиться ещё разочек, и не обязательно в погребе.
Она согласно кивнула и с улыбкой произнесла:
- Я скажу, когда…
С лейтенантом Широбоковым у нас всё ладилось. В меру требовательный и вполне де-мократичный, он к тому же знал своё дело и уверенно передавал свои знания экипажу. В полётах вёл себя спокойно, не раздражался по пустякам и в отличие от моих прежних инструкторов не применял в качестве аргументов матерных слов. На разборе полётов он прежде всего старался понять, уразумели ли мы причины допущенных ошибок. Иногда он соглашался с нашими объясне-ниями и удовлетворённо кивал головой, но чаще вставлял своё видение на выполнение отдель-ных элементов, вскрывая самую суть допущенного промаха.
Как-то во время контрольного полёта в зону после отработки боевых разворотов и пово-ротов на горке я попросил Широбокова показать, как на практике выглядит превышение:
- Третий год слушаю, а не сталкивался.
- Понятно, - отозвался он с задней кабины, - сейчас покажу.
Самолёт свалился на крыло и понёсся к земле в глубоком пикировании. Над лесом он вышел в горизонтальный полёт и юркнул в глубокий узкий овраг, похожий на ущелье. Края оврага остались над головой, внизу змеилась безымянная речушка и только впереди виднелся краешек голубого неба.
- Посмотри на высотомер, - раздался в наушниках голос инструктора, - какая высота?
- 150 метров.
- Вот тебе и превышение.
Самолёт свечой взмыл в зенит, набрал требуемую высоту, и мы направились в сторону аэродрома.
- Надеюсь, тебе понятно, что самому выполнять такие трюки непозволительно, - строго сказал инструктор. - Иначе мы крепко поссоримся.
В парковые дни весь экипаж поступал в распоряжение механика Пал Палыча Гаврюшина. Человека по нашим меркам пожилого, степенного и обстоятельного. Приняв от меня доклад о при-бытии, он неспешно вытирал ветошью руки, обходил строй и ставил задачу:
- Вот что, босота ясноглазая. Сегодня будем устранять зазоры между тряпкой и плоско-стями. Но сначала отдраим движок и почистим кабины. Я правильно выражаю свои мысли?
Соглашаясь, мы хором кивали головами, поскольку другой альтернативы не было.
Пал Палыч распределял команду по объектам, вручал шанцевый инструмент в виде шприцов, вёдер и ветоши, и мы приступали к работе. Относился он к нам с уважением.
И началось всё с первой встречи.
Нужно сказать, что в авиации, как нигде, очень популярны розыгрыши. Они, как хороший анекдот, поднимают настроение и способствуют снятию стрессов.
Вот и Пал Палыч решил подшутить. Копался, копался в двигателе, потом, этак натураль-но, сплюнул всердцах, швырнул гаечный ключ на землю:
- Чёрт побери, - говорит, - так и знал, мать твою перемать! Девин, - кричит, - ко мне!
Женька Девин выскочил из-под фюзеляжа, вытянулся перед Гаврюшиным. Что это, дума-ет, механик взбеленился.
- Возьми - ка, дружок, ведро, да сгоняй на ГСМ. Пусть тебе ихние специалисты плеснут литров пять жидкой компрессии. Одна нога - здесь, другая - там.
На чём хотел купить. Да мы про эту подначку ещё в аэроклубе слыхали. Но вида Женька не подаёт и на полном серьёзе отвечает:
- Не могу, товарищ старшина. Тара мала. По инструкции компрессию в цистернах разво-зят.
- Молоток, шкет, - заулыбался Пал Палыч. - Соображаешь, значит, в технике. Иди, зани-майся своим делом.
В выходные и праздничные дни в увольнение из лагеря не отпускали, за редким исключе-нием тех, у кого родители проживали в Новосибирске. Остальные, если не предвиделась авраль-ная работа, проводили свободное время на стадионе. Болтались на кольцах, качались на брусьях, осёдлывали коня, играли в футбол, волейбол и, конечно, в баскетбол.
Ростом я выше среднего, и потому с лёгкой руки Володьки Дружкова приобщился к бас-кетболу. Кроме того, я помнил, что моя первая любовь очень им увлекалась, и я считал своим дол-гом при случае показать ей своё мастерство.
Высокий, поджарый Вовка, вылепленный из мускулов парень, легко передвигался по площадке, прекрасно владел обводкой, стремительно отрывался от защитников и мягко, пантерой взлетал у щита, точно посылая упругий мяч в кольцо.
Я играл на редкость плохо, и Дружков в пылу схватки называл меня тюфяком, мешком и матрацем с подушкой. Волейбол был предпочтительней, но и там я выступал в роли любителя, предпочитая батут и лопинг. Впоследствии я стал призёром училища в соревнованиях на этих снарядах.
Третья июльская суббота подарила мне неожиданный приятный сюрприз. Мы занимались уборкой территории, когда громкий голос дежурного по лагерю выкрикнул мою фамилию.
- К тебе какая-то девушка приехала, говорит, что сестра. Ты никогда не говорил, что у те-бя есть сестра. Да вон она, с капитаном разговаривает. Иди, встречай…
Взглянув в указанном направлении, я увидел около штаба Светку Шабухину собственной персоной. Ай, да Светка! Вот уж действительно сюрприз!
В нарядном летнем платье в горошек, с цветастой косынкой на шее и в лёгких спортив-ных тапочках на босу ногу, она нетерпеливо помахивала платком, во весь рот улыбалась и пожи-рала меня глазами.
- Здравствуй, сестричка! - подыграл я ей. - Глазам своим не верю. Какими судьбами?
- Да вот, выдался свободный денёк, решила навестить своего братца, - очень натурально врала она, прикасаясь щеками к моему раскрасневшемуся лицу. - Если товарищ капитан позволит, то и переночую у вас.
- О чём разговор, - расцвёл капитан в улыбке. - Гостевой домик в вашем распоряжении.
«Вот это да! - восхитился я про себя. - Ну, Светлана, ты и даёшь!».
- Спасибо, офицер, вы настоящий мужчина, - польстила ему Светка, подцепила меня под руку и сказала:
- Ну, пошли. Мне столько рассказать не терпится.
Не торопясь, мы двинулись в сторону полевой гостиницы - домику, стоящем на отшибе, а дежурный с завистью провожал стройную девичью фигуру.
- Ты и представить себе не можешь, как я рад твоему приезду, - с восхищением посмот-рел я на девушку. - Ну, рассказывай, как у тебя дела.
Света уселась на врытую в землю скамеечку, я опустился рядом. Будто демонстрируя свои безупречно ровные, жемчужные зубы, она сообщила об успешном окончании первого курса, о предстоящей поездке к родным, поделилась планами на будущее.
- Закончу училище - обязательно поступлю в медицинский, - мечтала она вслух. - Гово-рят, что медики пользуются льготами.
- Хорошая идея, - поддержал я её. - Мне тоже хочется в военную академию. Но только ко-гда это будет.
- А ты знаешь, я почему - то уверена, что у тебя всё получится. Ты такой большой и силь-ный, - накрыла она ладонью мою руку. - Вот увидишь. Пойдём погуляем?

Мы неторопливо удалялись от лагеря вглубь смешанного леса, и воздух, густо замешан-ный на запахах хвои и разнотравья, будоражил мысли и порождал дерзкие, рискованные идеи.
Меня мощно, словно магнитом, притягивала к себе эта необыкновенная девушка. Так и подмывало подойти, обнять её сзади, прижать к горячему, кричащему от страсти телу, уронить в высокую траву и целовать до одурения.
Пластичные, соблазнительные движения её рук, срывающих полевые цветы, неосторож-но приподнятое платье при наклонах, оголяющее стройные лодыжки, длинная коса, свисающая через плечо, возбуждали до крайности. Но внутренний голос подсказывал, что этого делать нель-зя, иначе волшебная идиллия наших чистых взаимоотношений может мгновенно рухнуть.
- Посмотри, какая прелесть! - нарушила Света затянувшееся молчание, указывая под мо-лодую берёзку.
У корневища, выстроившись, как на параде, стояли три подосиновика в тёмно-коричневых шлемах и сероватых костюмах.
- Я, пожалуй, их собой заберу, славный супчик получится. А вот и ещё. Вот глупая, не до-гадалась корзинку с собой прихватить, - с огорчением поругала она себя. - Ведь знала, что грибной сезон в разгаре.
Светкина добыча уместилась в моей фуражке, и пока мы возились с грибами, напряжение спало и пульс стабилизировался. Да и руки были заняты. Обнимать девушку было не чем.
- На ужин не опоздаешь, - напомнила она о времени.
- А и верно, - посмотрел я на часы, - пора выдвигаться на передовые позиции.
Мы благополучно доставили грибную удачу, Светка осталась в гостинице, а я поспешил в столовую.
- Как там, на гражданке, что рассказывает твоя подружка, - встретили меня ребята. Их - то не проведёшь, сразу раскусили, что никакая она мне не сестра.
- На западном фронте без перемен, - односложно ответил я, - Светку бы только покор-мить, с утра ничего не ела.
- Какие проблемы, старик, сейчас уладим. Герка, - обернулся Дружков к соседу. - Слетай в хлеборезку, объясни ситуацию.
Через четверть часа я уже расставлял перед моей гостьей тарелки , макароны по - флот-ски, хлеб, масло, сыр и чай в эмалированной кружке:
- Подкрепись курсантским пайком.
Светлана застеснялась, но после недолгих уговоров быстро справилась с едой и с благо-дарностью отставила посуду в сторону.
Вечером на открытой площадке, приспособленной под летний клуб, демонстрировали ка-кой-то фильм. Чтобы не смущать девушку и избежать к себе повышенного внимания со стороны курсантской братвы, мы пришли после киножурнала и уселись на последней скамейке, как это де-лают влюблённые парочки.
Содержание картины совершенно не помню. Наверное потому, что голова была забита решением вопроса, как поступить дальше. Оставить девушку в гостинице одну казалось неприлич-ным, а ночевать рядом с таким лакомым кусочком - опасным.
Словно уловив мои тайные мысли, Света спросила у входа в дом:
- Ночевать здесь будешь или в казарму пойдёшь?
- Разрешили здесь. Кто-то ведь должен охранять мою сестрёнку, - смутился я и наверное покраснел.
- Тогда пойдём.
Мы вошли в комнатку, и Светлана распорядилась:
Я лягу вот здесь, - указала она на узкую солдатскую кровать между окном и дверью. - Не возражаешь?
Приказав мне отвернуться, она быстро разделась в темноте и юркнула под байковое одеяло. Я последовал её примеру и затаился у противоположной стены. Густая бархатная ночь нас разлучила, и только полнолицая луна с любопытством заглядывала в окно, пытаясь рассмот-реть, чем занимается уединённая парочка.
Вслушивался в темноту и по поверхностному дыханию девушки понял, что она не спит. Может быть ждёт от меня каких-то действий? Ведь ночь - надёжный союзник любви. Что, если встать, подойти к ней, присесть на краешек кровати, погладить шелковистые волосы, наклониться, найти желанные губы и раствориться в море наслаждений. А вдруг она скажет: «Но, но, дорогой мой дружок, ты слишком размечтался!». И тогда произойдёт землетрясение, и рухнет скрупулёзно возводимая мной башня сладких грёз, и я превращусь в жалкого униженного оскорблённого.
- Тебе не холодно? - забросил я в темноту пробный камешек и замер в ожидании.
- Всё отлично, спасибо курсантик. Спокойной ночи.
- Приятных снов, - ответил я в темноту и усмехнулся: какое, к дьяволу, спокойствие, если в двух шагах от тебя лежит распластанное , мёдом пахнущее тело феи. Фал мой в трусах озабо-ченно заворочался и потянулся к Светкиному ложу.
«Не дури, - сказал я ему, - это не такая девушка. Если ты посмеешь её тронуть сегодня, я тебе последние уши оторву!».
«Ух, какой грозный, - недовольно проворчал он. - Ты совсем забыл, что куй железный, по-ка горячий».
«Не занимайся словоблудием, тебе это не к лицу. Ты у меня всегда горячий, а пока поос-тынь. Сегодня не твоё время».
«Ну, если ты так решил, - разочарованно произнёс он, - тогда конечно». И нехотя свалил-ся набок.
Шальные мысли и не потерявший надежду на наслаждение фаллос не давали уснуть до рассвета. Я вслушивался в мирное дыхание Светланы и только волевым усилием заставлял сдерживать желание. И даже провалившись в пустоту, взбудораженный мозг рисовал одну картину фантастичнее другой…
- Курсантик, - разбудил меня сладкий голосок девушки, - пора вставать. Царствие небес-ное проспишь.
Ей почему - то нравилось называть меня «курсантиком».Я этому не противился. Было в нём что-то уменьшительно-ласкательное, нежное.
Она стояла уже одетой у распахнутого окна, расчёсывала пряди шелковистых волос, и лучи утреннего солнца пронизывали её тоненькое ситцевое платьице, высвечивая, как рентгеном, стройную изящную фигуру.
Наскоро одевшись, я выглянул в окно. В лагере уже вовсю бушевала жизнь. Со стороны кухни тянуло сизым дымком и готовой едой. Я почувствовал зверский голод, будто ночь провёл на разгрузочных работах.
Сполоснув лицо и прихватив вымытую посуду, я направился в сторону столовой, наказав девушке никуда не отлучаться.
- Я мигом, - сказал я, закрывая за собой дверь.
Макароны по-флотски Светлане понравились.
- А у вас ничего, жить можно, - сказала она, откладывая вилку в сторону и принимаясь за какао. - Так хорошо спалось на свежем воздухе.
«А ведь ты блефуешь, - подумал я, соглашаясь. - Не поверю, что рядом со здоровым, сильным самцом можно преспокойно уснуть. Тоже, небось, маялась полночи. «Она и приезжала именно за ЭТИМ», - только сейчас догадался я. Вот уж поистине правда: если тебя ночью ни разу не обозвали нахалом, то утром непременно окрестят ослом.
С разрешения дежурного по лагерю я проводил Свету до нашего малюсенького вокзаль-чика.
- Пиши, - попросила она, высунувшись из окна. - Я буду очень ждать.
- Обязательно, - заверил я, с грустью вспоминая бездарно проведённую ночь.
Паровоз истошно свистнул, выпустил облако пара, звонко лязгнули буфера, и подруга моя уехала.
… «Як-11» - скоростная машина. Строгая и, простите за гиперболу, умная. Если почувст-вует слабину со стороны хозяина, непременно подставит и, как норовистая лошадь, сбросит седо-ка на землю.
Как - то нежарким августовским утром я находился в квадрате, сидел на скамейке и на-блюдал за зоной, где пилотировал Женя Девин. Самолёт был на приличном расстоянии и невоо-ружённым глазом просматривался с трудом. Для этого на моей груди висел восьмикратный би-нокль, но следить с его помощью за целью одно мучение.
Летал Жека аккуратно и грамотно и не раз отмечался Широбоковым за чистоту в технике пилотирования. Вот и в это утро у него всё получалось тип - топ. Между фигурами практически не было разрывов, и пилотаж выглядел, как законченное произведение. Девин выполнил петлю и по-шёл на боевой разворот. Наверное он потерял скорость на выводе, потому что самолёт вдруг за-вис на несколько мгновений и свалился в штопор. Как правило, эту фигуру мы выполняли в кон-трольных полётах, и в задании Жеки она не значилась. Значит, свалился он не по своему жела-нию. Однако такого штопора я ещё не видел. «Як», словно юла, быстро вращался вокруг верти-кальной оси и неохотно, словно кленовое семечко, терял высоту. Не отрывая от него глаз, я крик-нул руководителю полётов:
- Товарищ майор, в третьей зоне самолёт в штопоре!
Офицер резко развернулся в указанном направлении и немедленно запросил:
- 317-й! 317-й! На связь!
Ответа не последовало, эфир молчал. Я неотрывно наблюдал за самолётом до тех пор, пока он не скрылся за верхушками сосен.
Майор выскочил наружу, прыгнул в УАЗик, коротко приказал:
- Наблюдающий, за мной!
И мы рванулись в сторону предполагаемого падения Девина. Вслед за нами, как привя-занные, неслись санитарная и пожарные машины.
Минут сорок нам потребовалось, чтобы отыскать небольшую полянку среди леса, на ко-торой почти целым, но с искорёженным винтом, лежал на брюхе самолёт, а на крыле, белый, как мел, сидел Жека.
Метрах в ста от него, зацепившись за верхушки деревьев, свисала перкаль спасательного парашюта.
Из машин выскакивали люди и наперегонки устремились к Девину. Но первыми около не-го оказались майор и полковой доктор. Бегло осмотрев потерпевшего внешне, док раскрыл сакво-яж, достал мензурку, плеснул в неё прозрачной жидкости и сунул её в руку Женьке.
Пей! - приказал он. - Пей, говорю!
Женька послушно опрокинул спирт в рот и даже не поморщился. Через минуту лицо его порозовело, и уже осмысленно он огляделся.
- Ну, вот и хорошо, - с удовлетворением сказал док и повернулся к майору:
- Теперь с ним и поговорить можно, шок у него прошёл.
Как всегда после лётного происшествия, в лагерь нагрянула комиссия по расследованию аварии во главе с генералом, представителем Главного штаба ВВС, и начальником училища. На ковёр был вызван и сам возмутитель спокойствия. Волнуясь (не без этого), Девин рассказал, как потерял скорость на выходе из боевого разворота, как завис в воздухе, как почувствовал, что рули управления на поведение самолёта не реагируют. Ему бы немного подождать, выдержать паузу. Умный ЯК с его передней центровкой так или иначе самостоятельно перешёл бы на пикирование, набрал бы скорость. Женька про эту особенность знал из рассказов инструктора. Но не выдержали нервы, дрогнуло сердце, когда он считал с приборной доски показания указателя скорости. Стре-мясь исправить допущенную ошибку, он решил свалиться на крыло, надавил на левую педаль и отклонил ручку управления влево. Этого было достаточно, чтобы самолёт закружился в чрезвы-чайно опасном вальсе.
Девин сразу сообразил, что находится в штопоре, и в соответствии с инструкцией посту-пил правильно, поставив рули на вывод.
Однако предполагаемого эффекта не произошло. Он трижды повторил необходимые в этом случае действия, но продолжал крутиться волчком.
Как позднее выяснила комиссия, курсант оказался в плоском штопоре, выход из которого был принципиально иным, чем из крутого.
Из-за дефицита времени и знаний разобраться в этих тонкостях Девину не представля-лось возможным. Находясь в стрессовой ситуации, он перестал следить за показаниями приборов, а когда взглянул на высотомер, понял, что времени хватит только на то, чтобы отстегнуть привяз-ные ремни и покинуть самолёт.
Ему крепко повезло, нашему Жеке. Из-за нехватки высоты купол парашюта только час-тично наполнился воздухом, и если бы не верхушки деревьев, за которые он зацепился, не избе-жать бы курсанту в лучшем случае серьёзных травм.
Правильно говорят, что от судьбы не уйдёшь: кому предопределено расстаться с жизнью в космосе, тот не утонет в реке.
По распоряжению высокого начальства на полёты во всех полках наложили запрет. Кур-санты под руководством инструкторов с утра до вечера занимались углубленным изучением и по-вторением действий в особых случаях, регламентирующих безопасность полётов.
Лейтенант Широбоков за аварию в экипаже отделался строгим выговором, но крепко пе-реживал. Однако своих доверительных отношений с нами не потерял, и мы его зауважали по-настоящему.
Жека тоже первое время ходил, как в воду опущенный, но постепенно стал оттаивать. Особых репрессий против него применено не было, если не считать такого же, как у инструктора, строгача. Что поделаешь, у нас только мёртвых не наказывают…
В суматохе повседневных дел как-то незаметно наступила осень. По утрам уже подмора-живало, однако физзарядку личный состав выполнял всё ещё без гимнастёрок. Во время пробежек под сапогами хрумкала пожухлая подмороженная трава, опавшие, всех цветов радуги, листья осин и берёз. Невысокое солнце лениво катилось над горизонтом и так же лениво прогревало засту-женный за ночь воздух.
Все ребята из нашей группы успешно сдали экзамены по технике пилотирования, отличи-лись и в теоретических дисциплинах, но призового места в эскадрилье занять она не могла, по-скольку числилась аварийной. Мы это понимали и потому особо не расстраивались.
А с Широбоковым Сергеем Александровичем нам явно повезло, потому что это был инст-руктор от Бога.
В конце сентября мы благополучно вернулись на зимние квартиры и немедленно были задействованы в караульной службе. В увольнение ходили редко. Всегда находилась авральная работа, связанная с подготовкой к зиме. По ночам, как студентам, приходилось разгружать вагоны с продовольствием и топливом. В казармы возвращались под утро, уставшие и грязные, и злые, как черти. Отдыхать приходилось по три-четыре часа в сутки.
И всё же, несмотря ни на что, настроение у ребят было приподнятое, через пару недель, максимум - через месяц, предстоял краткосрочный отпуск с выездом на родину. Известие исходи-ло из источников, заслуживающих доверия: Мишка Звягин завёл роман с женой начальника отдела кадров, и она, обеспокоенная предстоящей разлукой, проболталась как-то в промежутках между любовью.
В связи с предстоящими каникулами курсанты всё свободное время отдавали подготовке парадно-выходной одежды. Мундиры украшали отполированные, сияющие солнцем значки, опре-деляющие человека в причастности к авиации и спорту. Особое место отводилось погонам. По примеру старшекурсников тряпичную, канареечного цвета окантовку заменяли полосками золотого шитья, и смотрелись они не хуже офицерских. Начищенные пуговицы, петлицы и бляхи создавали праздничную атмосферу. Подвергались доработке и головные уборы. Широкие, как у грузин, ко-зырьки фуражек укорачивались на два пальца, на манер мичманок, а тульи поднимали, отдавая дань последнему писку армейской моды. Всё это скрывалось от бдительного, всевидящего ока эскадрильского старшины. В случае обнаружения «криминала» виновник подвергался экзекуции в виде внеочередных нарядов.
Радужные мечты о близком отпуске с треском разбились о приказ Командующего Сибир-ским округом об участии курсантов в праздничном параде, посвящённом 40-летию Великого Ок-тября. По этому случаю все работы, наряды и увольнения сократили на-нет, а взамен предложили жёсткий план строевой подготовки, предусматривающий практические занятия на плацу чуть ли не круглые сутки.
Курсантов выверили строго по росту, и я оказался в первой шеренге четвёртым справа. Составили стандартную «коробку» - восемь человек по фронту и восемь - в глубину.
И началась форменная муштра, начиная с одиночной подготовки и заканчивая прохожде-нием строевым шагом мимо импровизированной трибуны. Львиная доля времени уходила на от-работку приёмов с оружием. Команды «на плечо», «к ноге», «на караул» по отдельности выполня-лись сносно, но никак не могли добиться синхронности в строю.
Безобразно, понимаешь, по оценке капитана Безгодова, соблюдалось равнение в строю, и только тренировки могут спасти нашу честь от позора.
После каждого часа занятий объявлялся десятиминутный перерыв на перекур. Естест-венно, никаких сидячих мест на плацу иметь не положено, и к концу бесконечно длинных занятий мы выматывались до предела. По ночам казарма содрогалась от мощного, глубокого храпа мерт-вецки спавших курсантов.
За неделю до ноябрьских праздников нашу славную «коробочку» загрузили в студебекке-ры и после отбоя повезли в Новосибирск на генеральную репетицию.
Я уже бывал в этом красивом городе с широкими площадями и улицами, и сразу же узнал театр оперы и балета, куда мы выезжали по плану культурно - просветительной подготовки. Если мне не изменяет память, мы смотрели тогда балет Чайковского «Лебединое озеро». И я долго хо-дил под впечатлением грустной сказки, похожей на жизнь.
В одиннадцать ночи мы были уже на месте. Вся центральная площадь была заполнена военными. Нам определили место сразу за колонной офицеров, а сзади двигалась пехота.
Мороз крепчал, и чтобы не замёрзнуть, вся площадь танцевала.
И ещё прошёл час, прежде чем руководители определили порядок прохождения войск торжественным маршем.
Наконец, раздалась команда, и колонны двинулась с места. Брусчатка, добросовестно очищенная от снега, звонко звучала под хромовыми сапогами с набитыми на подошвы жестяными пластинами. «Чак-чак-чак!» - отмеривали мы шаги, приближаясь к центральной трибуне, на кото-рой в гордом одиночестве стоял Командующий.
За три линейных до генерала прозвучала команда «строевым - марш», и строй увеличил амплитуду движения ног, а на счёт два - сдёрнул карабины с плеч на руку и вскинул подбородки вверх направо. И каждый, согласно инструктажа, косил на грудь четвёртого человека, считая себя первым.
Промаршировали, на взгляд, вполне прилично, однако Командующий не согласился с мо-им мнением. Вызвав к себе командиров батальонов, он с добрых полчаса высказывал им своё не-довольство, а потом приказал повторить всё сначала.
Короче, в общей сложности мы сделали ещё шесть заходов, промёрзли до костей, на чём свет проклинали привередливого хозяина и думали только о тепле.
Уже стало светать и появились первые прохожие, когда, наконец, всех отпустили по до-мам. Как доехали, непонятно, но обморожений ни у кого не было.
Через день состоялся новый выезд. Чтобы как-то уберечь личный состав от жгучего хо-лода, нам разрешили накидать в кузова грузовиков соломы, и хотя тепла от неё было, как от рыбьей чешуи, мы считали, что едем с комфортом.
7-го ноября 1957-го года состоялся дебют в участии авиационного училища в военном параде. Чётко отбивая шаг, мы лихо прошли мимо многолюдной трибуны, демонстрируя высокую строевую выучку и отдавая дань героическому революционному прошлому великого народа.
А через неделю в личном деле каждого участника парада появилась запись об объявлен-ной Командующим благодарности за наше терпение, лишения и невзгоды.
В эти суматошные дни я ни на минуту не забывал о двух Светланах, связавших мою судьбу. И если первая любовь в своих нечастых письмах скупо и коротко сообщала о своём житье-бытье, то вторая откровенно радовалась каждой встрече, и только бестолочь не могла бы дога-даться, что девушка влюблена.
Странно, но это обстоятельство мне льстило, но сердца не трогало. По всей вероятности, как я догадывался, примерно такое же чувство ко мне испытывала и моя возлюбленная. Вот ведь какая дурацкая ситуация! Ну, где эти флюиды, которые могут заставить перераспределить любовь между особями?
Накануне отъезда домой я получил, наконец, увольнительную. Прежде, чем зайти к Свет-лане, пробежался по местным магазинам и закупил подарки. Не с пустыми же руками появляться в родительском доме, где отсутствовал целых два года.
Как всегда, местная Светка откровенно обрадовалась моему визиту. В голубеньком хала-тике в цветочек, в домашних тапочках на босу ногу, она выглядела привлекающе красивой. Кашта-новые волосы ниспадали за плечи, и тёмные брови-крылья ласкали взор. Она будто горела вол-шебным внутренним светом, источая аромат нетронутого женского тела.
- Как долго ты не приходил, - обняла она меня за плечи. - Целых сто лет, противный.
- Это точно, - согласился я, - но ведь ты знаешь, что мы не распоряжаемся своим време-нем.
- Всё равно нехороший.
- Ах, так! - сжал её я в своих объятиях. Она охнула и, не удержав равновесия, мы оба упали на её кровать. Дикое желание пронзило меня, словно электрическим током. Член напрягся, его головка поднялась и жёстко упёрлась макушкой в ширинку. Светка не могла не почувствовать его биения, зажмурилась и откинула подбородок назад.
Я стал в исступлении покрывать её лицо и плечи страстными поцелуями, а рука непроиз-вольно стала расстёгивать её халатик. Она не оказывала никакого сопротивления, и это меня по-ощрило к более решительным действиям.
Материю, прикрывающую сдобные, как булочки, груди, я стащил своими зубами и жадно лизнул обнажённую тёмную сосочку. Светлана призывно застонала, раздвигая длинные ноги, и потянула меня к себе. Дрожа от возбуждения, я лихорадочно спускал с неё трусы, и она помогала мне в этом, приподняв свою попку кверху.
Торопливо и с трудом я вытащил истомившийся по жертве питюлёк, наощупь нашёл лю-бовное девичье игриво и со всей классовой ненавистью вогнал его в расщелину. Она охнула, за-сучила ногами, на секунду замерла и вытянулась в струнку. Я с удовольствием работал развесе-лившимся фаллосом, наслаждаясь неземным блаженством.
И вдруг всё рухнуло. Заскрипели под чьими-то ногами промёрзшие половицы, хлопнула входная дверь, и мы испуганно отпрянули друг от друга.
Я присел к столу, по тревоге застёгивая брюки, а моя подружка, поправив покрывало, по-дошла к трюмо и занялась причёской. Через минуту в комнате появилась лошадиная морда Кате-рины Господи, как не повезло! Ну почему бы ей по дороге не поскользнуться?
- О, - да у нас гости, - воскликнула она вместо приветствия. - Давненько вы к нам не за-глядывали. И как поживает инкубатор с потенциальными петушками?
Это она наших пацанов петушками назвала.
- В общем-то нормально, - ответил я. - Как учили в первом классе. Только курочек мало-вато. Так что… нерегулярно.
Катька опешила, соображая, как реагировать на явную дерзость, но решила не возникать.
- Вот и пришёл бы с обещанным приятелем, - напомнила она о своей давнишней просьбе. - И я бы была при деле, и вам не мешала.
- Господи, о чём ты говоришь, - неубедительно возмутилась Света.
- Ладно, ладно, - примирительно сказала Катерина. - Замнём для ясности. А у вас, гово-рят, каникулы светятся? - обратилась она ко мне с вопросом.
- Есть такое дело, - подтвердил я сообщение сарафанного радио. - Завтра уезжаю в от-пуск.
- И долго без вас придётся скучать?
- Никак не меньше месяца, - ответил я с гордостью.
- Вот счастливчик! - позавидовала Катерина и обратилась к Светке:
- А ты чего присмирела? Ставь-ка самовар для дорогого гостя.
Но я решительно отказался:
- В другой раз, девушки. А пока прощайте, дел перед отъездом невпроворот.
Мы вышли со Светой во двор, остановились у калитки и взялись за руки.
- Ты напиши мне, хорошо? - попросил я виноватым голосом.
- Хорошо.
Мы помолчали, не находя нужных при расставании слов. Я привлёк её к себе и поцело-вал:
- До скорого свиданья, Света.
- До скорого…
С тех пор мы с ней не встречались. Никогда. Лишь через два года, когда я уже летал в строевой части, на адрес родителей пришло письмо с сообщением о том, что она вышла замуж.
Холодным зимним утром поезд благополучно дошёл до места назначения. Несмотря на пасмурную погоду, настроение у всех было отличное. Прежде, чем разбежаться по домам, мы ещё раз уточнили время и места встреч друг с другом. Вовка Забегаев жил от меня почти рядом, Друж-ков - в получасах езды, а Девин - в Копейске, небольшом шахтёрском городке Челябинской облас-ти.
У Дружкова через неделю ожидалась свадьба, и он с каждого взял слово, что мы обяза-тельно будем участвовать в его затее.
- Я вам приглашения пришлю, - пообещал он, когда мы вышли на привокзальную пло-щадь.
В десяти минутах от станции жила моя сестра Мария, можно было бы забежать, но после некоторых колебаний я всё же решил взять курс на отчий дом.
Подхватив небольшой серенький чемоданчик, я бодро зашагал через знаменитый на всю округу своим криминалом Порт, давший начало современному городу. Построенный в восемна-дцатом веке как пересыльный пункт для каторжан, он был расположен в небольшой впадине, и видимо по этой причине получил название Челяба, что в переводе с башкирского означало «яма». Потемневшие от времени бревенчатые дома хранили за своими стенами немало жутких историй и пользовались дурной славой. Это была зона повышенной опасности не только для детского здо-ровья. Наша барачная пацанва, закалённая в междуусобных драках, и та избегала появляться в здешних местах в одиночку. Портовые отлавливали смельчаков, очищали карманы и нещадно лу-пили.
Вражеские тылы я миновал без приключений. В светлое время здесь было относительно тихо.
А вот и трамвайная линия - граница, разделяющая сферы влияния портовых и барачных. Дальше - снежное поле, на краю которого виден мой дом. Взглядом я отыскал наши окна, слегка прикрытые ветвями деревьев. Эти яблони лет шесть назад я тайком экспроприировал у хозяев плодово - ягодной станции. Растения прекрасно прижились и ещё при мне дали первый урожай. Теперь они заметно подросли и сравнялись с коньком барачной крыши, с которой в детстве мы с удовольствием прыгали в снежные сугробы.
Словно верблюд, почуявший воду, я прибавил шагу и через пять минут, заметно волну-ясь, уже стучал в знакомую до мелочей родную дверь. Лязгнула щеколда самодельного замка, и на пороге появилась мама. Чуть пополневшая, в тёмно - синем платье и в цветастом переднике, она в первый момент не узнала человека в военной одежде. Улыбаясь, я шагнул вперёд, и она припала к моей груди и заплакала:
- Господи, как тебя долго не было.
Я легонько гладил её чёрные кучерявые волосы, подёрнутые сединой, и был счастлив от мысли, что есть место на земле, где меня всегда ждут и всегда рады.
- А где же отец, где Юра? - спросил я её, осматриваясь.
- Да где же им быть, если не на работе и в школе. К вечеру все соберутся.
Несмотря на протесты, мать приготовила на скорую руку популярные уральские пель-мешки. Как же иначе? С дороги человек. И пока хлопотала у плиты, мы, перебивая себя, делились новостями. Ей всё было интересно: и про инструкторов, и о быте, и о товарищах, и о питании и о самолётах. Об авариях я умолчал, полагая, что с её эмоциональным характером подобная ин-формация может ей повредить.
За разговорами время бежит быстро. У каждого из нас была ещё куча вопросов, когда в комнату ворвался Юрик. Швырнув портфель на кровать, он кинулся мне на шею и осыпал поце-луями:
- Здравствуй, братишка! Ух, как здорово, что приехал! А я ждал - ждал, да все жданки по-ел. Ну, рассказывай…
- Наговоритесь ещё, - перебила его мать, довольная бурной встречей сыновей. - Садись к столу, тебе через час во Дворец идти. Он же у нас в музыкальной школе обучается, - это уже ко мне, - не забыл?
- Да ну её к чёрту, чтоб она сгорела. Наказание какое-то. Все, как люди, на улице, а ты не моги. Сиди, как приклеенный, и пиликай. Не пойду!
- Я тебе не пойду! - пригрозила мать. - И не чертыхайся! Мал ещё.
- А что, не правда, что ли?
- Может, и правда. Только я тебя, дурачка, вывести в люди хочу. Вон, посмотри на Иван Лексеича. Так играет, что заслушаешься! И от людей почёт и уважение, и на свадьбах подрабаты-вает. Какой ни на есть, а прибыток в доме.
- Да хватит тебе, вечно ты меня носом тычешь в дядю Ваню.
Не знаю, чем бы закончилась перепалка, но я тоже вставил слово и поддержал мать:
- Коней на переправе не меняют, Юра. Раз уж запрягся, тяни лямку до конца. Кто знает, что пригодится в жизни?
- Вот-вот, и ты туда же, - надулся Юрик, но быстро остыл и примирительно произнёс: - Ладно, мам, наливай борща.
Весть о моём приезде быстро распространилась по участку и добралась даже до сестры. К нам потянулись мои старые друзья - братья Григорьевы, Ванька Муратов, Витька Черепанов, Галка Куликова и даже Воронина, с которой когда-то у меня был лёгкий флирт. Заглядывали и со-седи, очень уж хотелось посмотреть на живого курсанта.
К вечеру всей семьёй нагрянули Евдаковы. Маша выглядела настоящей примадонной. В каждом движении, повороте головы, взмахе рук угадывалось изящество и вальяжность. Её муж, крепко сбитый, подвижный и весёлый человек, явился в форме, полагая, очевидно, что двое воен-ных за столом смотрятся лучше. Из уст Александра Михайловича тотчас посыпались анекдоты. Знал он их великое множество и на любую тему. А его дочка Люсенька, восьмилетнее очарова-тельное создание из бантов и кружев, уже сидела на моих коленях, смаковала конфету и делилась новостями из первого «А» класса.
Вскоре пришёл с работы отец. Он почти не изменился, был такой же стройный, сдержан-ный, неторопливый. Мы крепко, по-мужски, обнялись, троекратно расцеловались, он отстранился и с гордостью произнёс:
- Ну, хорош, ну, орёл! Мать, накрывай на стол, праздновать будем.
За рюмкой снова пришлось повторить свой рассказ о курсантской жизни и всех её пери-петиях. В глазах у слушателей виделся неподдельный интерес, я находился в центре внимания, и только племянница Люська игнорировала наши разговоры, с увлечением играя с куклой, которую я привёз ей в подарок.
Как всегда, отец быстро захмелел, стал куражиться и снял с себя рубашку. Жарко ему стало.
- А что, мать, давай-ка споём нашу любимую. Для гостей дорогих. Не дрейфь, я подтяну, - подмигнул он поощрительно.
Откашлявшись, мама встала из-за стола и начала, подбоченясь:
- Коперник целый век трудился,
Чтоб доказать Земли вращенье.
- Дурак, он лучше бы напился,
- подхватил отец в унисон с запевалой, обняв его за покатые плечи,
- Тогда бы не было сомненья.
Ах, наливай, брат, наливай,
- глядя на отца, импровизировала мать,
И всю до капли выпивай.
Ах, наливай полнее, брат,
- а отец ей в ответ:
- Ты знаешь, пить всегда я рад.
Певцы посмотрели друг на друга, словно советуясь, продолжать ли дальше, сделали мно-гозначительную паузу, и задорно, с озорством и какой-то лихостью завели припев:
- По рюмочке, по рюмочке,
Тилим - бом - бом,
Тилим - бом - бом.
По маленькой, по маленькой,
Чем поят лошадей!
- Ап-чхи! - чихал отец понарошку, и мать отвечала:
- Будь здоров!
Тилим - бом -бом,
Тилим - бом бом!
Ап - чхи! Будь здоров!
Тилим - бом - бом, бом - бом.
Гости восторженно аплодировали, и даже Люська появилась в нашей компании, привле-чённая весёлыми голосами бабушки и деда.
Минут через двадцать отец вышел по лёгкой нужде и долго не возвращался.
- Сынок, присмотри за ним, - попросила мать, убирая со стола посуду. - Как бы к друзьям не пошёл, с ним станется.
О его слабости обходить соседей в подпитом состоянии было известно всем. Трезвым он всегда сидел дома, и дефицит общения с окружающим миром восполнял, будучи навеселе.
Нашёл я его у подъезда в сугробе.
- Жарко, сынок, остудиться нужно, - объяснил он, протирая снегом лицо.
- Вставай, батя, простудишься, - попытался я поставить его на ноги, но он только блажен-но улыбался.
Не долго думая, я с трудом поднял его на руки и понёс домой.
- О, - оживился он, выкинул руку вперёд и с пафосом выкрикнул:
- Да здравствуют советские лётчики!
Я чуть его не уронил от хохота. Мать встретила нас на пороге:
- Вот паразит, когда ж ты успел наклюкаться? Неси его, сынок, в большую комнату. Да не на кровать - на пол опусти, пьянчугу несчастного.
Отец, категорически несогласный с выданной ему характеристикой, долго ещё объяснял мнимому собеседнику, что имеет законное право расслабиться по случаю приезда дорогого кор-мильца.
Ближе к полуночи гости разошлись, и мы улеглись на отдых. Я - на своё законное место, а Юра на полу: раскладушку в доме не держали.
Как и договаривались, дня через три на квартире Григорьевых устроили вечеринку. Со-брались почти все старые друзья, а Зинка, взявшая на себя роль гостеприимной хозяйки, пригла-сила своих новых подруг, ни одна из которых мне не была знакома.
Среди четырёх бросалась в глаза стройная фигурка смугляночки Даши. Большущие, стреляющие и разящие наповал тёмно-серые глаза, круглое чистое личико с симпатичными ямоч-ками на розовых щёчках, длинные, до плеч, гречишного цвета волосы, разделённые на прямой пробор, делали её очень привлекательной. Сиреневая шерстяная кофточка на её груди пузыри-лась соблазнительными бугорками, а из-под выреза просматривалась тёмная соблазнительная ложбиночка. И когда всех пригласили к столу, мне удалось оказаться с ней рядом.
Стол, выдвинутый на середину комнаты, был заставлен недорогими, но вполне подходя-щими блюдами. Традиционная селёдочка, украшенная колечками лука, отварная картошечка с приставленными вплотную к ней солёными огурчиками, и , конечно, винегрет, без которого и вы-пить-то просто грешно.
Перед каждым приглашённым стояла мелкая тарелка для закусок, гранёная стопка, а в центре возвышались ёмкости с горячительными напитками.
- Молодец, Зинуля, - похвалил я хозяйку. - Как на свадьбу накрыла.
- Чем богаты, - жеманно ответила девушка, подбирая губы. - Кушайте, гости дорогие, что Бог послал.
- Толик, банкуй! - на правах старшего приказал Фёдор брату, и тот ловко начал раскупо-ривать бутылки.
- Ну, за встречу! - коротко провозгласил Федя тост, и все дружно выпили.
- А что, Дашенька, - подкладывая на тарелку соседки дымящуюся картошку, перешёл я в наступление, - мы с вами раньше нигде не встречались?
- Не думаю, - отпустила она в мою сторону обаятельную улыбку, рекламируя безупречные по форме и содержанию зубки.
- Разве что в трамвае?
- Наверное, там. Потому что такую красавицу трудно не заметить.
Слегка захмелевший, я уже лез напролом, выдавая проверенные на практике, неотрази-мые комплименты. Как говаривал Александр Васильевич Суворов, смелость - города берёт, а тут - обыкновенная смазливая девушка, мечтающая о своём принце. Вперёд, ковбой, без страха и со-мненья! Поимей в виду, что красавицы сотворены природой не только для того, чтобы ими любо-ваться.
- По этикету, позволю вам заметить, женщина, сидящая по правую руку от мужчины, име-ет преимущественное право на его внимание, - проникновенно произнёс я, перекрывая застольные разговоры. - Как вы на это смотрите?
- Положительно, - спокойно произнесла Даша, отправляя в ротик солёный груздок. - Буду рада, сеньор, если вы окажете мне такую честь, - подхватила она предложенную ей роль, велича-во повернула свою головку на высокой шее и согласно кивнула.
- В таком случае, я ангажирую вас на весь вечер.
Глухо стучали стаканы с вином, позвякивали приборы, в перестрелке алмазно блестели глаза парней и девушек.
Чем меньше оставалось в бутылках спиртного, тем громче звучали голоса и бессвязнее становилась речь. Ребята наперебой рассказывали о новостях, хвастались победами на любовном фронте, делились планами на будущее.
Здесь я узнал и о трагедии, которая полгода назад произошла с Володей Черняевым. Он верховодил всей нашей командой, слушались его беспрекословно. Не потому, что был слишком крутой, а за честность, справедливость и не по годам зрелую рассудительность. Было время, ко-гда я ревновал его к своей возлюбленной, но мы по-мужски поговорили, и выяснилось, что рев-ность моя безосновательна. Предметом его тайного обожания была девушка не из нашего круга. На ней, себялюбивой и чопорной, он и женился накануне моего отъезда. У него родилась дочь, а потом пошли нелады, связанные с изменами жены. Он боролся с этой бедой, как мог, но слишком глубокой оказалась нанесённая травма. Вова не выдержал и повесился.
Мой тёзка Малофеев по кличке «Молофья» за разбойное нападение попал за решётку. Что удивительно, сколько я его знал - никогда не замечал за ним склонностей к агрессии. Поисти-не, время меняет людей.
Не забывая оказывать знаки внимания Даше, я перебрасывался репликами с Толей Гри-горьевым. Оказывается, уже год, как он работает газоэлектросварщиком на трубопрокатном заво-де и стал материально независим, и что всерьёз думает обзавестись семьёй. Есть у него на при-мете славная женщина с редким именем Эльвира. Правда, она уже побывала замужем и имеет ребёнка, но какое это имеет значение, если люди любят друг друга?
С противоположного угла доносились обрывки разговора о том, долго ли будет летать ис-кусственный спутник, впервые в мире запущенный полтора месяца назад. Чем закончился спор, узнать не удалось: заиграла радиола, ребята оживились, сдвинули к стене стол, убрали табуретки и стулья, освобождая место для танцев.
- А вы хорошо танцуете, - похвалил я свою партнёршу под звуки танго. - У вас есть чувст-во ритма.
- У меня есть и чувство меры. Талия, за которую поддерживают женщину, находится не-сколько выше того места, где покоится ваша рука.
Я мгновенно, словно с горячего утюга, сдёрнул свою ладонь с Дашиной попки.
- Простите, увлёкся, - извинился я. - И за свою дерзость готов нести любое наказание. Хо-тите, провожу вас домой?
- Что ж, предложение дельное, возражений нет. Но учтите, что я живу в порту, а это не самое безопасное место для прогулок.
- И всё же я рискну.
Вечеринка удалась на славу. В меру подвыпившие ребята много острили, недвусмыслен-но ухаживали за подружками и всё допытывались, так ли уж хорошо иметь профессию военного лётчика - истребителя. Как мог, я защищал свой выбор, хотя, откровенно говоря, по затратам фи-зических сил и психологическим нагрузкам нет на свете работы более тяжёлой. Но я полагал, что знать им об этом ни к чему. Как там, в популярной песне поётся: « Мама, я лётчика люблю. Мама, я за лётчика пойду. Лётчик высоко летает, много денег получает, - вот за это я его люблю». Зачем же разрушать романтический ореол вокруг авиации, созданный фантазиями мечтателей.
- Чем вы занимаетесь, Даша, - спросил я свою спутницу, когда мы выбрались, наконец, из душного помещения.
- Догадайтесь, - взяла она меня под руку.
- Школу заканчиваете, - наобум сказал я, подбирая шаг, чтобы идти в ногу.
- А вот и нет. Я уже на втором курсе медицинского.
- Стало быть, студентка? Тогда почему мы до сих пор на «вы»?
- И вправду нехорошо, - согласилась Даша.
Желтела в полную силу луна, неистово перемигивались между собой крупные звёзды, светлой полосой рассекал ночное небо Млечный путь, и мы мчались во Вселенной со скоростью тридцать километров в секунду, находясь на космическом корабле с красивым названием «Зем-ля». Интересно, кто ей дал это имя?
Мороз крепчал, а под ногами скрипел снежок. В такую погоду добрый хозяин и собаку во двор не выпустит. Наверное поэтому в Порту стояла абсолютная тишина.
- Ох, и замёрзла же я, - прижалась ко мне плечом девушка - Ну, ничего, сейчас отогреем-ся, - сказала она, открывая ключом массивную дверь частного дома.
- Поздновато для гостей, но не бросать же кавалера в такую стужу.
- Это было бы преступлением, - приободрился я, уловив в её голосе многообещающие нотки.
- Боюсь только, как отнесутся родители к нашему неожиданному визиту.
- А нынче их нет, - обрадовала меня Даша. - К родственникам в Миасс укатили.
Я смело шагнул через порог и сразу почувствовал, как вязкое тепло ласково обволокло настывшие на улице щёки.
Даша щёлкнула выключателем, но свет не зажёгся.
- Так и знала, - огорчилась моя хозяйка, - снова выключили. Но это дело поправимое. Сейчас свечку зажгу.
В глубокой темноте она безошибочно нашла спички, и вскоре рыжий огонёк выхватил из темноты большую русскую печь с лежанкой, скатертью покрытый стол с приставленной к нему лавкой и деревянную широкую кровать в углу, где висела икона Иисуса Христа.
- Как здесь славно, - обнял я сзади Дашу, неуверенно подсовывая руки под её подмышки. Она резко обернулась и пристально посмотрела в мои глаза. Я молча притянул её податливый бюст к груди, и наши губы потянулись навстречу.
- Подожди, - остановила она мои попытки снять с неё платье. - Я сама…
Сбрасывая на ходу одежду, мы устремились к ложу, и через пару минут старая, видавшая виды кровать - полуторка недовольно заскрипела под тяжестью молодых возбуждённых тел.
Жарко дыша, Даша с готовностью раздвинула роскошные, прохладные с мороза, бёд-рышки и змеёй обвила мужской торс на удивленье крепкими руками. Мой дубовый фаллос с учё-том приобретённого опыта легко и непринуждённо скользнул по хорошо изученному маршруту и глубоко погрузился в изрыгающий огонь и лаву вулкан.
Сладко постанывая, девушка переместила ладони на мои ягодицы и в такт движениям вдавливала их с яростью идущего на таран лётчика-истребителя. Жаркие, страстные поцелуи по-крывали мою шею и грудь, а передок с каждым мгновением увеличивал амплитуду совокупления. Груди девчонки налились свинцовой тяжестью, сосочки напряглись и стали железными и победно заострились на вершинах божественных холмов.
Во мне проснулся зверь. Я гордо восседал сверху, как опытный жокей на укрощённой ло-шади, всё ещё гарцующей после бешенной скачки. Девушка конвульсивно задрожала, из груди её вырвался протяжный, полный наслаждения стон, и я почувствовал, как жёстко и требовательно стали сокращаться её половые губы, заглатывая выбрасываемую толчками сперму. Казалось, они никак не желали, чтобы хоть малая толика мужского семени пропала втуне…
Два генерала как-то заспорили, что это такое - интимное отношение с женщиной, работа или наслаждение? Спорили долго, и каждый отстаивал свою точку зрения. Наконец, устав от пре-пирательств, решили спросить у Швейка.
- Осмелюсь доложить, господин генерал, - ответил бравый денщик, - если это была бы работа, то вы поручали её мне…
Фаллос с наслаждением воспринял ласки моей партнёрши, и в порыве страсти я награ-дил Дашутку долгим, сладким поцелуем. Она уткнулась в мою шею и с удовлетворением прошеп-тала:
- Это было здорово. Но очень уж быстро.
- Прости, - сказал я, сползая с девушки, - исправимся. До рассвета есть ещё время.
В эту обворожительную ночь я чувствовал себя на седьмом небе. Отрешённые от мира, мы принадлежали друг другу. И только полная, улыбающаяся луна была единственным свидете-лем наших утех и с любопытством подглядывала сквозь щели ставен за бурными играми молодых.
Странные вещи происходят со мной в последнее время. Люблю одну, а сплю с другими. С точки зрения морали я совершенно разложившийся тип, развращённый и беспринципный, по уши погрязший в грехах. Ужасным было то, что я не испытывал угрызений совести перед своей первой любовью, хотя в подсознании осуждал своё недостойное поведение. Но, с другой стороны, я не был связан со Светкой какими-то двусторонними обязательствами. Более того, она не оставляла мне никаких шансов на перспективу. За десять лет нашего знакомства я её не только не поцело-вал, но и ни разу не пригласил на свидание. Не в этом ли состояла моя ошибка?
Девушки любят напористых ребят, каждая из них мечтает быть завоёванной, а я при встречах с ней катастрофически робел и выглядел тюфяк - тюфяком. Всё дело в том, что в моих глазах она была необыкновенно красива, а я считал себя нескладным дылдой с заурядным лицом и испорченными манерами. Она представлялась Джокондой за стеклом, на которую можно смот-реть, но нельзя потрогать. Дурачок, я свято верил, что красавицы рождаются не для таких, как я.
О ритуальных танцах, предшествующих сближению, я знал из литературы. Но по своей наивности полагал, что простейшие знаки внимания к женщине, будь это цветы или комплименты, или во время подставленный стул, - всё это мелочёвка, недостойная настоящего мужчины.
Теперь, с высоты прожитых лет, я отчётливо понимаю свои заблуждения и рассматриваю предбрачные игры как обязательный веками выработанный, атрибут.
Молчаливая, тихая любовь однозначно обречена на затухание. Дайте свободу добрым отношениям к окружающим вас, не копите их впрок, как Гобсек свои денежки, не будьте скупыми на похвалу. Любовь - это костёр, она не затухает, если имеет постоянную подпитку, а если её нет, то непременно превратится в кучку пепла, да и то до первого дождя.
Возможно, я и не прав. И меня обвинят в цинизме. Но я такой, каким меня создала приро-да и та система взаимоотношений, в которой я живу.
Десять дней и ночей я наслаждался общением с моей уралочкой. Несмотря на моло-дость, она оказалась большой выдумщицей по части секса, неутомимой озорницей в кровати и прекрасным организатором межпостельного досуга. Каждый вечер, сломя голову, я мчался к ней на свидание, и мы отправлялись в театр, кино или цирк, в музей или выставку, или просто в кафе. Утомлённые зрелищами, мы возвращались под своды её дома, чтобы получить на десерт жаркую близость и волшебный кайф.
Внешне спокойные и рассудительные родители к моим постоянным вечерним прогулкам относились по-философски снисходительно, понимая, что огрубевшему в жутких казармах отпры-ску требуется отдушина, чтобы выпустить опасно накопившийся пар.
Друзья одобрительно посмеивались, похлопывая по плечу, недвусмысленно намекая на слишком уж серьёзный характер моего увлечения. Я и сам подумывал об опасности частых встреч, не без основания полагая, как бы наши отношения не переросли в качественно новые чув-ства, рвать которые будет заметно больнее и хлопотнее. Это никак не входило в мои планы. Одна-ко всё пока складывалось удачно, отпуск проходил нормально, и только братишка обиженно вы-сказывал претензии, что его персону явно игнорируют.
Оставшиеся до отъезда дни были заполнены дружескими визитами и гостевыми приёма-ми. Я съездил в Копейск к Жене Девину, побывал у Забегаева и даже отведал знаменитых ураль-ских пельмешков у Марии Олимпиевны Пугаевой, необыкновенно ароматных и безупречно вкус-ных, - таких, которые умела делать только она по своему башкирскому рецепту.
Встречи происходили на высоком идейно-политическом и деловом уровне. Ребята охотно делились информацией о победах и успехах, скромно умалчивая о неудачах. И это естественно: мужики с неохотой говорят о теневых сторонах своей жизни. Я бы поступил точно также, не дай тебе честного слова, уважаемый читатель, говорить правду, только правду, и ничего, кроме прав-ды.
В жизни, однако, не бывает, чтобы всё проходило без сучка и задоринки. На смену взлё-там приходят и падения. Вот и со мной получился конфуз, который до сих пор не выветрился из памяти. А всё произошло на Вовкиной свадьбе, которая произошла-таки через полмесяца, как он и обещал.
В разгар веселья, когда гости были уже достаточно подпитые, чтобы говорить то, о чём они втайне думали перед застольем, ко мне подсела молоденькая черноволосая девочка с явной косинкой каштановых глаз и без обиняков призналась, что учится в той же школе, которую закон-чил и я, что с шестого класса в меня влюблена, что не рассчитывает на взаимное чувство, но она девственница и хотела бы потерять свою честь с помощью возлюбленного.
Несмотря на изрядное количество выпитого, я обалдел от её смелого предложения. «Ка-кая жалость, малышка, что ты не в моём вкусе, - подумал я, - какая жалость». В чистоту и искрен-ность её чувств нельзя было не поверить, и у меня хватило ума, чтобы не поранить их грубым солдатским отказом. Я тактично предложил ей оставить решение этого щекотливого вопроса на потом, сославшись на отсутствие соответствующих условий и непродолжительность знакомства. Конечно, подумалось мне, воспользоваться ситуацией можно, но кому нужна лёгкая победа над беззащитным цыплёнком?
Кажется, я повзрослел. Подвернись такой случай года два назад, я бы немедленно ис-полнил желание девочки. В конце концов, каждый человек мечтает как можно скорее расстаться со своей невинностью, словно это позорный порок. Мальчишек это почти не пугает, а девочек удер-живает только страх, чтобы не подзалететь.
В честь нашей непредвиденной встречи и знакомства я предложил своей соблазнитель-нице выпить за дружбу и установление доброжелательных отношений. Она охотно согласилась.
Через час я так нагрузился, что потерял свою новую знакомую. На меня неожиданно на-валилась хандра, и я в мрачном настроении сидел на углу стола, автоматически поддерживая раз-говор со случайным собутыльником.
Вовка, весёлый и счастливый, подвалил ко мне с фужером вина и поинтересовался, как мне нравится на свадьбе, заранее уверенный в положительном ответе. Однако в меня вселился дух противоречия, я пьяно ухмыльнулся и сказал:
- Всё плохо! Понял - нет?
- А в чём дело, - нахмурил кустистые брови взрывной, как вулкан, Вовка.- Во всём, - пере-косила моё лицо безапелляционная улыбка.
- И жена моя не нравится? - с угрозой в голосе спросил он.
- И жена, - мотнул я пьяной головой.
Вовка несколько секунд молчал, соображая, как отреагировать на явную агрессию, потом сжал губы и желваки заработали на его рельефных скулах:
- А ну, выйдем!
- И выйдем, - согласился я, - только за порогом она тоже не будет мне нравиться…
Что случилось потом, не припомню. На утро я нашёл себя на кухне, на каком-то матраце. Тяжёлый чугунный молот долбил мою голову, а правая скула больно саднила.
С большим трудом я припоминал обрывки событий и тот удар в челюсть, которым по всей справедливости угостил меня дружок в попытке изменить моё мнение о его жене. Всё правильно, какая, к чёрту, свадьба без драки!
Вчерашней незнакомки нигде не было. И это хорошо. С такой рожей, как у меня, рассмот-рел я себя в зеркало, только прохожих грабить.
В знак примирения мы выпили с новобрачным по стакану портвейна, и я по-английски смылся домой.
…Вот и наступила пора возвращаться в родное училище. За плечами осталась бурно проведённая оттяжка, но все любовные мосты сожжены, напутствия выслушаны, друзья и родные перецелованы. Жаль, конечно, покидать милые сердцу места. Но, как поётся в известной песне, без расставания не было б встреч.
Никогда.