Домой подбуханным

Были те странные и трогательные минуты алкогольного опьянения, когда лампы в вагоне высвечивали не пульсирующие прыщи и целлюлитные складки, а благородные скулы и тугую очерченность губ. Хотелось благоговейно приседать в приветствии. Я в который раз проезжаю свою остановку, недвусмысленно матерясь, вызывая демонов ада и защечного бобра Федора.
Мужчина в черном плаще самозабвенно пердит, уповая на безнаказанность. Я мысленно напускаю на него ушную рысь и заднежопное червие. Полы его плаща незаметно колышутся, а я еду вверх по эскалатору, ласково негодуя, ибо сам ну ибо сам, ну вы понимаете…
Во вздохах поздних таксистов слышится недовольство малой суммой, предлагаемой расслабленным пассажиром. Я сосредоточенно пишу в молескин, посасывая ручку и морщась от табачного дыма.
- Вам очки для зрения? – неожиданно и неуместно спрашивает извозчик, видевший зарю над Эльбрусом.
- Я в них лучше слышу, - отвечаю я, сразу же обижаясь на свою резкость.
А сигарета, одиноко выскользнувшая из пачки, такая же сладкая, как и первая за день. Возможно потому, что знаю: наутро останусь без курева. Меня не раздражает ничего: ни Гера Грач из потрескивающих динамиков, ни колченогие пешеходы, пьяно перебегающие на желтомигающем светофоре, ни нагло подрезающая бетономешалка. В ней сидит страдающий простатитом Сергей, дочь которого неожиданно залетела от Витьки из шестой квартиры.
- Приехали, - объявляет водитель, включая тусклый свет в салоне. – Сдачи боюс не будет.
- Не бойтесь, - покровительственно отвечаю я, протягивая купюру.
- А вы кто? – вопрошает драйвер, убирая деньги в нагрудный карман куртки. – Я вот часто вас вижу. Поздно всегда возвращаетесь.
- Журналист! – неожиданно для самого себя вру с таинственной улыбкой на лице, предоставляя водителю почтительно открыть мне дверь.
Дома нечего есть. Зато в дверце холодильника ледяной «Байкал».