Семь дней по Кювье

СЕМЬ ДНЕЙ ПО КЮВЬЕ

 Представляете вы себе город утром, когда солнце прячется за серыми тучами, и унылые, затурканные спешкой люди наводят только непонятную тревогу?
Так вот, мы шли с пункта приема межпланетной информации попить кофе в «Старую мельницу». На площади не было ни одного человека. Пасть метро ощеривала зубы ступенек, выдраенных до блеска швабрами местных дворников. И вот, когда мы зашли в кофе, нас там уже ожидали те пятеро.
Мы сели, а они создали вокруг нас кольцо.
--Ну? - сказал один из них.
--Это закрытая информация. Ее нельзя распространять.
Василий Петрович нервничал, и они это заметили!
Жлоб с широко расставленными ногами, сжатыми кулаками, демонстративно поигрывал мускулами.
Второй, маленький, в коричневом свитере, с непробиваемым равнодушием на лице тихо подчеркнул:
--Секрет!
--Мы знаем. И нам от этого не легче, - вытиснула я, охваченная страхом.
Кто-то засмеялся. Абсурдность ситуации ставила в тупик. Тот, в коричневом свитере, будто попросил у нас прощения:
--Деньги не предлагаем. Они нынче ничего не стоят.
--Оказывается, завтра наступает не всегда, - сказал молодой, с голубыми глазами.
--Завтра – не для вас! – заявил Василий Петрович.
--Но и не для вас.
--Что же, в отличие от некоторых мы спокойные. Мы смирились.
Василий Петрович не понимал, каким образом произошла утечка информации строго секретной. Главная задача на данном этапе – предотвращение паники среди людей. Ясность внес жлоб:
--Вы не одни осведомленные на планете. Мир большой. Тем более, не нужно скрывать, что и у нас, и у вас, и во всех землян в запасе семь дней!
Люди, обступившие наш столик, вдруг склонили головы. Минута молчания повисла, как острый меч, готовая отсечь прошлое.
Первым проявил активность равнодушный. Он шагнул в сторону, одной рукой прихватил кресло и пододвинул его к нашему столику. Друзья незнакомца расселись неподалеку. Обычное утро в кофе! Появилась официантка. Мне показалось, кофе нам подали мгновенно. Я с жадностью потянулась за своим бутербродом.
--Мой далекий предок – французский ученый Кювье. Может, вы знакомы с его, давно отвергнутой «теорией катастроф»? Как раз эта теория, между прочим, дала жизнь слову «революция» в значении «катастрофа», «катаклизм». Слово «революция» еще долгое время вызывало критические замечания об Revolution du globe Кювье. Мол, выдумка – катаклизмы, что осуществляются с быстротой замены театральных декораций. Плод фантазии – исчезновение при катаклизмах целых населений Земли и создание новых. Однако…
--Катастрофа! – выкрикнул Василий Петрович. – Чего вы от меня хотите?
--Биологи и геологи заинтересовались тогда разработками моего предка, - спокойно продолжал незнакомец. – От его научных открытий осталось разве слово, да и то оно дважды поменяло свае значение. Слова временами не соотносятся с жизнью. Вы не имеете представления об их настоящем значении, а значит, скрытом смысле.
--Угрожаете?
--Я вас убить готов. Охота вам задерживать людей в такую рань, играть в «секретчиков», когда на всей планете обесценились все сокровища. Лучше сделайте глоток кофе.
Василий Петрович схватил свою чашку кофе. Он простыл. Официантку звать не стал, медленно цедил сквозь зубы холодную жидкость. Молчание угнетало, разрасталось, от него леденела душа. Почудилось, онемел город. Хоть, по правде, он жил обыденной жизнью, не представляя, что скоро прекратит свое существование навсегда, вместе со всей планетой.
--Люди отрепетировали за столетия свою смерть. – Голос не знакомца ворвался в тишину необыкновенным скептицизмом. - Наступает не катастрофа – коллапс! Теория Кювье – ноли, как и все ваши усилия. Вы согласны?
Василь Петрович блеснул глазами на незнакомца и, грустный, уставился в поверхность столика. У меня перехватило дыхание. Я понимала двусмысленность вопроса, и глубокое отчаяние двух мужчин.
--Нам не спастись, - сказал Василий Петрович. – Инопланетяне прислали сообщение, что Земля будет уничтожена в ходе дезинфекции космического пространства, как рассадник зла, инфекций, болезней. За семь дней. Отсчет – с сегодняшнего дня.
Посетители кофе «Старая мельница» обступили наш столик. Они старались не пропустить ни единого словечка.
--Произойдет переселение на другую планету. Главное, взять с собой что-то для начала настоящей жизни. Что? Все решит глухонемой ребенок семи лет, какой-то Тимур Андриевский. Только три наименования входят в список разрешенного. Выбор за мальчиком. Полное разрешение за инопланетянами.
Равнодушно и холодно смотрел в лицо Василия Петровича незнакомец. Только на его висках обозначились синие прожилки.
Буквально через пятнадцать минут мы были на своем рабочем месте. Я сразу взялась за свои секретарские бумаги, с каким-то сомнением еще раз проверила, корреспонденцию зарегистрированную суперпримом. Да я так и знала: бессмысленно надеяться на ошибку!
--Собирайся, поедем к Андриевскому.
Я вздрогнула от неожиданности. Василий Петрович с неприязнью относился к любым возражениям со стороны подчиненных. Мне же не терпелось дослушать радионовости: «Стихийное бедствие в Венесуэле… Тихий океан разбушевался…. Сход снежных лавин… Везувий дышит огнем… Каспийское море… Столица Новой Зеландии…».
Василий Петрович выключил радиоприемник. Повторил:
--Поедем к Андриевскому.
--Зачем?
--Потом объясню. Едем!
--Только не надолго.
--Ты мной командовать не будешь!
…Сиротский дом для детей с отклонениями в развитии находился на окраине города. Мы свернули с улицы в небольшой двор, даже не в двор, а на пустырь. На нем были залысины травы, подобие песочниц без песка, два-три сине-красных спортивных снаряда. Около забора воспитательница что-то объясняла группке детворы. Дети слушали больше по привычке, чем внимательно. Игры по расписанию также не интересны. Дети остались там же, около забора, когда воспитательница отлучилась к нам.
--Куда вы? – крикнула она. – Подождите минуточку.
--Вот дьявол, - сказал Василий Петрович. – И когда это закончится…
Но воспитательница не услышала его слов. Она быстро подбежала к нам. С раздражением поправила очки:
--Мне все известно. Вы пришли к Тимуру Андриевскому.
Василий Петрович молчал.
--Пропуск к нему могу дать только я, директор. Я должна оберегать мальчика от посетителей.
--А их много? – спросила я.
--Много. Сегодня мы принимали американскую делегацию.
--Нам необходимо поговорить с мальчиком.
--Вы осознаете, что вы намерены сделать?
--И что же?
--С глухонемыми говорить можно только специально обученным людям.
--Помощи у вас я не прошу, - вымолвил Василий Петрович, смотря прямо перед собою пустыми глазами. – Я знаю, вы – человек хороший.
--Не-а, - сказала директор. – Нет! Ничего у вас не получится, у нас через пятнадцать минут тихий час.
--Тихий час – не самое главное, - заметил Василий Петрович.
Дети около забора зашумели, но не отошли от него ни на шаг в сторону.
--Слепые. Жизни боятся. Как и ваш Тимур. Только у него есть зрение. – Женщина низко опустила голову, и я не увидела выражение ее лица.
Василий Петрович вспотел. Он приблизился к директрисе почти вплотную:
--Прошу, давайте искренне. Я не хочу вашей жалости. Не пытаюсь затронуть педагогическую гордость. И не говорю, что мальчик для меня сегодня – все. Времени и для вас почти не осталось. А так – конец! Поверьте, Тимур может спасти вам жизнь. Возможно, судьба сжалится именно над вами. Это ваше святое право – верить мне или не верить, и претензий у меня к вам нет.
Женщина растерялась. Прогретая земля пахла больницей. Дети шумно переговаривались около забора. Где-то вдалеке скрежетали машины.
--Идите. Только туда и назад. Второй этаж, двадцать шестая комната.
Поблагодарить мы не успели. Во дворе раздался резкий голос репродуктора: «Внимание! Внимание! Всем воспитателям! Прекратить прогулки детей. Мощная геомагнитная буря, наблюдается повышение радиоактивного фона…».
Мы переглянулись. Быстрым шагом двинули в сторону серого строения под вывеской «Сиротский дом № 127 отдела социального обеспечения детей и подростков».
С Тимуром поговорить мы не смогли. Да и как? Мы же с другой земной реальности. Наше общение возможно только при условии полной идентичности!
И я благословила директрису сиротского дома, всех его воспитателей за их самопожертвование.
--Что делать?! - с мольбою выпрашивая ответ, обвела я рукой комнату.
Худенький мальчик с темно-русыми волосами, огромными зелеными глазами и ярко- розовыми губами, сгорбился на полу над разноцветными фантиками. Он старательно раскладывал их по кучкам. Голубые – отдельно, зеленые – отдельно, желтые.… О, это были деньги! Вокруг мальчика валялись игрушки, какие-то пакеты с красивыми этикетками. На подоконнике нагло приткнулась сетка с виноградом, рядышком красовалась тарелка с клубникой.
Тимур не сразу заметил двух взрослых людей в своей комнате. А когда заметил, встал на ноги, наступил на те фантики…. И улыбнулся вдруг – искренне, открыто, без всякого недоверия. Как за солнцем вслед, потянулись мы за его улыбкой.
--Господь…. Боже мой! – пробормотала я.
У меня потемнело в глазах от горечи и отчаяния. Я распрямилась, осмотрелась. Василий Петрович, большой, седой, еще больше состарившийся в эту минуту, улыбался милому ребенку. Я сорвалась с места и побежала. Спотыкаясь, не разбирая дороги, перепрыгивая через ямины и колдобины, продираясь сквозь людское столпотворение на улицах и остановках.
«Это все – неправда, - думала я. – Неправда!» Мне казалось, люди догоняют меня. И от того возрастало безудержное желание броситься под колеса автомобиля, на рельсы метро…
Назавтра я, как обычно, появилась на работе. Не опоздала ни на минуточку Василия Петровича, который всегда приходил раньше меня, на рабочем месте не оказалось. Проз часа два я получила срочное сообщение на свое имя: «Не забывай о рабочих обязанностях! Ты принесешь человечеству добрую весть. Я договорился с директором сиротского дома поработать там сторожем. Все свободное время провожу с Тимуром Андриевским. Обещаю держать тебя в курсе дел. Завяжи свои нервы на узел!»
Последнее – самое сложное. Кто-то, а Василий Петрович знал мои недостатки и эмоциональные срывы. Ну, как оставаться спокойной, когда по радио бесконечная сенсация! – С невероятной скоростью возрастает количество суицидов…. Автоназию разрешали почти во всем мире. Стоимость этой услуги примерно миллион долларов…
Я сейчас сама не хотела слушать никаких новостей. Мир не желает признаться в собственной осведомленности?! Нравится, значит, кому-то сходить с ума от отчаяния? Нет, я буду держаться спокойно! И не позволю себе подобного никогда!
На четвертый день Василий Петрович написал мне в сообщении: «У нас – радость. Тимур Андриевский нашел свою маму, фотографию которой хранил с малолетства. В три года она спихнула сына в сиротский дом, думала, меньше проблем. Я помог мальчику встретиться с мамой. Я – самый счастливый человек в мире! У Тимура глаза излучают свет и радость, лицо цветет улыбкой…»
Суперприм выдал проз пять минуток следующую информацию: - «Приоритеты определены. Тимур Андриевский, семь лет. Глухонемой. Единственный землянин, которого спасем. Стремится взять с собой на другую планету: 1)мать, 2) улыбку, 3) надежду. Межпланетный консилиум дает согласие по всех трех позициях…»
Я поняла, что на работе у меня сегодня больше никаких дел! Будто черту подвели….
«А что не так? – спрашиваю у себя самой, когда выхожу на улицу. И отвечаю себе на свой же вопрос: все – не так! Солнце незамутненной улыбкой – чистой, открыто-искренней – приветствует Землю. Улыбка плывет, летает, раскачивается, висит в облачном тумане. И от этого делается еще более пронзительной и затрагивающей».
Я долго гуляю по Ботаническому саду. Внимание привлекает молодая пара. Парень и девушка, взялись за руки, смотрят друг другу в глаза. Он уверенно заявляет:
--Чтобы не случилось, я буду с тобой!
--Я буду с тобой, чтобы не случилось, - повторяет она, как очарованная.
Теперь настало такое время, когда не нужно говорить «я тебя люблю». Любви нет пределов, пусть даже все ценности превратятся в пепел!!!
На пятый день ко мне на работу пришел, кто бы вы думали? Никогда не отгадаете! Тот самый помок французского ученого Кювье, с которым мы познакомились в кофе «Старая мельница». Мы долго разговаривали ни о чем. Во всяком случае, в мире не существует ничего достойного. Я не умею рассуждать планетарными категориями, ничто и мои эмоции.
--Слушайте, а под какую музыку вы бы хотели умереть? – вдруг спросил у меня мой собеседник.
Мне показалось это архиважным.
--Вы выбрали мелодию? – продолжал он.
--Полонез Агинского «Прощание с Родиной», - отвечаю я не думая.
 Он очень серьёзно воспринимает мои слова.
--Пускай будет так. И еще. Я попрошу вас, попрошу и от имени Василия Петровича, светлая ему память…
--А что случилось?
Меня подбрасывает с места. Чувствую, как кожа на лице идет пятнами.
--Присядьте, - предлагает незнакомец. – Ваш начальник погиб при исполнении служебных обязанностей. Он не только был сторожем в сиротском доме, а еще и охранником Тимура Андриевского. Не все же люди на Земле искренностью отвечают на искренность. Многие живут по принципу: если не мне, то никому. Земляне, коль оставляют кому-то право выбора, то основывают его на стремлении человека выжить, на его покорности обстоятельствам, подавлении свободы. Многие подняли бы руки за то, чтобы дитя, лишенное счастья на Земле, не обрело его и на другой планете. Умирать – так вместе! Это придумали земляне. Простите, тогда, в кофе «Старая мельница» мы не могли признаться вам – все мы, наша пятерка, - представители разных планет Галактики.
--А Кювье при чем?
--Решайте сами. Прошу одно: вы записывали подробности каждого прожитого вами дня. Отдайте свои записи.
Я молча протягиваю гостю толстую тетрадь.
….Завтра новый день. Земля вальсирует в космическом пространстве под звуки полонеза Агинского «Прощание с Родиной».