волнорез воронка

У нас тут принято сразу говорить, что не из головы, а из надежных источников вся эта ересь берется. О культурных ценностях древних цивилизаций принято у нас говорить по ночам, о Цетральном парке - вечерами, к заутрене сразу о молитвах и постах, только лишь о душе у нас говорить не принято. Рамочно думаем мы, что о душе своей говорить имеем право лишь с собой за затворенной дверью с синими полотенцами, когда за стенами бегут автомобили, лихорадочно перебирают бумагу рабочие, рвут платья модельеры. И лишь в уединенную секунду, посреди утомительного дня, кладу я руку свою ей на голову и молчу в потолок мантры. Она беременна непорочно, у нее скорее всего родится великий человек, при его рождении в лесу на западе будут шевелится листья, но об этом не узнает и сам он, высунет голову из влагалища матери, вдохнет запах крови, болью поймет, что он не человек. У нас не принято говорить о душе, у нас принято говорить о вещах. Вещи - наши боги, наши господа, наши матери и отцы. Вещи - наши дети, не потому ли мы так бережно храним их, хвастаемся ими, разглаживаем бережно складочки на новых платьях. У нас почти ничего не осталось, кроме выхода, далеко мечущегося
огонька просветления.
Ровно в три дня я кладу свою руку ей на голову - и мы молчим, мы мычим, слушая океан внутричерепного давления. В четыре я убираю руку с ее головы, надеваю галстук, заправляю рубашку в брюки и умываю лицо. Мы обречены существовать внутри каменного волнореза, гулять по нему и не смотреть вниз, потому что страшно смотреть вниз.

погода сегодня совсем в никуда, как душа отдельно взятого человека
облаков не видно сплошная суета и лица в преддождевых шляпах
напиться не хочется, гулять тоже, чем заняться блуждающемуся
чем закрыть, залепить, закроить потемки
по кругу собаки и кошки, и люди по кругу, а в головах мысли
от ветра срывающихся крыш, канатов людского хлама, летающего
под небом , на деле по ветру
этот день не отличается от остальных дней, кроме того, пошла
носом кровь
и деревья плачут