Парный Танец

До возникновения твиста и других видов одинокого танца, популярного в клубах в наше время – я не любила танцевать с мужчинами. Они были слишком навязчивы с их «вождением». Большинство из них танцевали хуже меня, однако норовили меня «водить».

Я помню лишь одно исключение, когда это было уместно. Он пришёл в студию пантомимы, где я занималась. Был атлетически сложен, похож на Кристофера Рива, «Супермена». Я даже не помню, как мы начали танцевать – ощущение было столь натурально. Он закружил меня по большому залу с паркетным полом. Мы смеялись. И мне впервые нравилось взлетать в воздух на поворотах вальса, поддерживаемой его мускулистыми руками. Он не пытался доминировать, иначе я бы остановилась. Мы оба просто наслаждались нашей юностью, силой и красотой. Ибо весь класс наблюдал за нами. Но как нередко случается в жизни, мы больше никогда не встретились, даже не узнали имени друг друга. Он так же исчез, как и появился. Без предупреждений. Хотя я знаю, он запомнил меня тоже. Мы могли бы быть отличными партнёрами на катке. Любопытно, что идентичный вариант спонтанного сближения в танце у меня повторился с Надей. Та же студия пантомимы. Мне 25. Ей, по-видимости, семнадцать. Она подходит ко мне и говорит:
– Танечка!
– Да? – отвечаю я, улыбаясь её округлому русскому лицу с обаятельными чертами.
– Просто так: Танечка! – смеётся Надя и берёт меня за руку, начиная напевать мелодию. Она уводит меня в плавное движение и мы мелькаем в зеркалах на стенах, отражаемся в одном за другим окнах и в глазах наших друзей из студии пантомимы на улице Правды.

Я вошла в этот танец с Надей без усилия, ибо всегда любила танцевать с моей близкой подругой Ивой. Мы были однолетки – даже родились в одном месяце – и с девятнадцати лет мы сошлись настолько, что практически не расставались. Музыку мы чувствовали до нюансов и были гармонично слаженны в танце. Ей хотелось, чтобы я водила, и меня это вполне устраивало. Она была природной танцовщицей, и, благодаря ей, я развила своё умение в парном танце. Я помню, двое молодых профессоров – Эльмар и Айри – пригласили нас на вечеринку. За столом мы говорили о поэзии и политике, как большинство молодых людей нашего поколения. Затем мы обе поднялись, поблагодарили за угощение, включили проигрыватель и стали танцевать. Сначала наши интеллектуалы наблюдали за нами с восхищением, а потом как-то осели и нахмурились. Они явно чувствовали себя заброшенными. А нам было весело и мы готовы были танцевать до утра.

 
       Для нас секс с парнями был ещё скучнее, чем танцы. Я думаю, чем больше женщина имеет сексуальных партнёров, тем очевиднее, что она не получает с ними полного удовлетворения. Для меня это превратилось в какую-то биологическую обязанность или спорт: все делают, наверное, в этом что-то есть.

Даже начиная с первого раза. Мне исполнилось восемнадцать. Как-бы официальный возраст, и это просто надо было сделать. За мной ухаживал Толя – привлекательный, но недалёкий. Мы договорились встретится в его квартире, когда его мать работала в вечернюю смену. Он поставил на стол всё, что мог найти в доме. Мы выпили водки и закусили солеными грибами. Меня почти немедленно вырвало. Прямо на новое вечернее платье, что мама мне купила на день рождения. Она очень хотела обратить меня в «нормальную» женщину.

Толя снял с меня платье, застирал его и предложил мне принять душ. У меня неприятно кружилась голова, и я согласилась. Толя наблюдал за мной в ванной, а мне было всё равно. Он сказал, что я прекрасна как молодая богиня в летнем саду и отнёс меня в постель. Там он добавил, что хочет сына от меня. «Почему не дочь?» – спросила я. Он усмехнулся. Этого было достаточно. Когда он разделся, я не видела ни его развитых плеч, ни «шестёрку» выпуклых мышц – лишь уродливо-большой член. У нас ничего не получилось. Я говорила ему, что чувствую только боль, когда он пытался проникнуть в меня.

Случилось это немного позже. Вите было не 18, а 22, и он гордо подтягивался на двери в доме его сестры. Он тоже был привлекателен, но недалёк. Мы преуспели, однако мне было так же неинтересно, как и в первый раз. На следующий день он доложил мне, что сестра отругала его за кровь на простыне. Я подумала: «Толя, по крайней мере, застирал бы пятно…» После этого Витя признался, что нашёл во мне «девушку своей мечты». Увы, меня наши встречи совсем не увлекали. Появлялись другие. Даже один немец по имени Отто – ему льстило, что я пишу стихи, но дальше этого наша духовная связь не шла. Во мне росло чувство опустошённости. Мировая тоска.

Первый оргазм я познала с Ивой, и не оттого, что она была женщиной, а потому что между нами была любовь. И общие интересы: книги, выставки, театр, путешествия, кино и, конечно, танец. Вторую любовь я нашла в Лео, который даже убедил меня пожениться.

Это был значительный шаг для меня, ибо наблюдая дисфункцию своей семьи, я решила не заводить собственной. Лео умел удовлетворять меня где бы и когда бы мы ни занимались любовью. А делали мы это часто и везде. Не только в разных закоулках дома, но и в разных городах и в разных странах. Другой элемент, который объединил нас – творчество – весьма важный компонент моей жизни. Он – художник высшего класса. И импровизатор удивительных музыкальных пьес, которые я могу слушать часами. Мы оба любим литературу и вместе пишем, вместе мыслим.

Как ни странно, Лео, будучи сложен как танцовщик и имея сестру-балерину, не может полностью раскрепоститься в танце. Я полагаю, это психологическая скованность. В детстве его пытались отдать в балетную школу, но он был единственным мальчиком в классе и чувствовал себя неловко. У меня аналогичный психологический стопор с шахматами. Я отлично играла в детстве. Каждый раз, когда я выигрывала у брата, он сбрасывал шахматы с доски. Одним взмахом руки, не давая мне даже возможности объявить ему шах и мат. Я не осуждаю его гнев сейчас, однако тогда это навсегда отбило у меня охоту играть в шахматы.

Возвращаясь к Лео, я хочу добавить, что, как и в парном танце, – в браке одного желания недостаточно. Нужна длительная совместная работа, которая заключается в познании себя и партнёра. В стремлении понять динамику совместной жизни и в уверенности, что это реально. В уважении к разнице в характере и умении прощать ошибки друг другу. Всё это помогает расти вместе и преодолевать неизбежные трудности.

Я не могу сказать, что у меня не было побочных увлечений. Это случается с творческими натурами. Да и у Лео не было всё гладко. Хотя его пристрастие оказалось в иной области. Он тяготел не столько к людям, сколько к спиртным напиткам. Наша форма поведения зависит от образа жизни ближайших предков. И от первого острого опыта юности. Мой был с Ивой, и его с Валерой, который дал Лео в руки бутылку и рюмку. Правда, жалел об этом позже, ибо Лео потерял контроль. А что до предков – трудно найти в России непьющую семью. Дед Лео пил, и отец пил. Мой дед пил, и отец пил. Мне удалось избежать этого пути. Лео же пришлось пройти через все его тернии. А я отличилась в международных влюблённостях, хотя проверка жизнью вернула меня к самому верному.