Маменькин сынок. Приём писчи. отр

Помаршировав для аппетита пару часиков, наш взвод оккупирует столовку - Храм Приёма Пищи. Снимаем пилотки, непринуждённо и ласково улыбаемся наше¬му духовному отцу сержанту Балюку, пристраиваемся в очередь голов в сорок. Все в тёмных одеждах и лицах. Позади меня двое прихожан с поистине христи¬анской любовью и терпением занимались третьим. И он, вняв их мольбам, по¬плёлся к выходу из Храма, окропляя стены красным вином и святой водой. Не¬счастный, он так и не понял, не испытал счастья у заветного окошка - Ал¬таря Раздачи Пищи.
Чем ближе к цели, тем светлее и радостнее постные лики братьев во Хрис¬те. И вот, одухотворённые, охваченные единым порывом, мы, все такие разные и близкие, одной дланью пытаемся ухватиться за скользкий подкос, другой -за такие же неуловимые ложки и вилки. Сзади поторапливают так вежливо, что, услыхав это, Богоматерь разрешилась бы ещё одним ангелочком. Ах, вот и хлеб. Две положенные пластинки - на поднос, две - в карман «чебурашечьих» галифе. В душу проникает щемящее ощущение счастья - я увидел тарелочки с ква-ква-квашёной капусткой. Мои персты неуловимым движением из двух пор¬ций сотворяют одну - мою. Это уже преступление против Бога, против народа Палестины. В то время, когда я хамски съедаю горсть не то капусты, не то водорослей, залитую не то маслом, не то мочой, я, наблюдаю за неминуемо приближающимся коммунизмом - горячим со сморщенной глазастой картошиной в светлой водице и накаканным вторым. Правильно говорят очень верующие лю¬ди: «Бог не фраер - всё видит.» Справедливое возмездие наступило. От богоугодного удара сзади по почкам моментально отваливается спина, отключает¬ся дыхание. Кто-то уже сейчас не против причислить меня к лику святых. Меня это не могло не обрадовать. И эта радость, видимо, отразилась на моём лице. Молодой повар - младший служитель Культа Приёма Пищи - утопил половник. Я немножко резко и много смиренно развернулся. Наша радость, духовный отец, стоит и улыбается, подбадривая меня на новые фокусы: "Из столовой бегом марш! Бегом, я сказал!.. Стой! Назад, ко мне! Бегом... Я сказал: бегом!" Храм рухнул. Утроба занялась самоедством. Я угрюм и нетороплив, как альпийский мул. «Упор лёжа принять!» - никак не успокаивается Наше Счастье. Я стою. Немота спины проходит, начинается сеанс иглоука¬лывания внутренностей. От благодарности за это я готов был броситься моему наставнику на шею.