Маменькин сынок. Караул. отр

Вот и третий мой настоящий караул. Хоть бы на этот раз без приключений. Заледенелый от дыхания противный воротник тулупа карябает сухие обветрен¬ные щёки. Морозную ночь взрыхляют фары и гудение машины. Я побежал открывать ворота. Начальство прискакало поздравить с Новым 1989 годом. Из окошка козырнули. И я просто так отдал честь левой рукой. «Бобик» тормознул у караулки. Стоя у открытых ворот, я смотрел на далёкие огни какой-то деревеньки. «Они, наверное, были оттуда», - подумал я и вспомнил женщину, которая приходила к нам и назвалась Прокуратурой. Прокуратура сказала, что в меня стреляли подвыпившие местные охотнички. Их взяли тёпленькими в ближайшей рощице. Оно и понятно: такая прекрасная, как на ладони, со всех сторон освещаемая мишень. Что я им, утка, что ли? Надо встать и наблюдать откуда-нибудь со стороны, из темноты. Хотя бы вон за те железобетонные плиты. И от караулки не далеко, если что – метров семьдесят всего. «Бобик» завёлся и отчалил от караулки. «Тебе мину сейчас. Подложил бы?» - спросил внутренний голос. «Конечно подложил бы», - возмутился я, закрывая за начальством ворота. Мне больше не козырнули, А ведь положено. Моя рука успела подняться только до плеча. «Да пошли вы на!... » - успокоился я, посылая вслед недвусмысленный знак.
Плотно стояла занавесь снега. За плитами темно и безветренно. Это как раз то, что надо. Я спокойно справил естественную надобность, запрещён¬ную Уставом, и было расслабился, чтобы не мёрзнуть, как собака, но... что это? Галлюцинации... хруст... хруст... хруст... Кто-то тоже зашёл за плиты. «А-а, выследили,» - струхнул я. Однако же на этот раз охотники да¬лековато забрели. Команды, необходимые в таких случаях, частично испари¬лись. И со мной случилось... Нет-нет, я не упал опять в снег от страха. Опустил воротник, зубами сорвал варежки, снял автомат с предохранителя и нервно передёрнул затвор. На всё ушли секунды. Теперь плавное нажатие курка, и товарищ Хруст-Хруст моментально сливается с природой. «Руки вверх! Ложись!» - страшным голосом заорал я. – «Руки вверх, падла! Ло¬жись!» Я бежал между плитами, лихорадочно выискивая того, кого собирался разнести на составные. Я готов был стрелять. Малейшее движение где-нибудь и я выпускаю весь рожок. Меня лихорадит. Я почти спотыкаюсь обо что-то мягкое и живее. Отскакиваю. Огонь! Нет огня. Леденея, ощупываю предохра¬нитель - спущен. Удивляюсь этому казусу к своему возбуждению, поднимаю-таки предохранитель и... Приглядываюсь к лежащему Хруст-Хрусту, уже поря¬дочно занесённому снегом. «Ну ты, х..., руки вверх!» - опять кричу так, что самому страшно. Не поднимая головы, лёжа на животе, человек поднима¬ет ладони кверху. «Ползи к караулке! Ползи... шагом марш!» - не помня се¬бя от восторга, командовал я. Он покорно пополз в нужном направлении, и я подумал: «Надо же, какой толковым попался, сам знает, куда.» И еще по¬думал: «Очень уж он сноровисто ползает, надо быть начеку, а то уползёт куда-нибудь в щель. «Руки вверх! Ползи! Шагом марш!» - исходя на г..., я помогал преступнику прикладом автомата. Тот, послушно подняв ладони квер¬ху, полз на локтях. Караулка заперта. Фонарь над дверью впустил меня и задержанного в свой желтоватый кружок. Последние метры мой питомец еле огребался и лежал теперь одним сплошным месивом снега. Я нажал на кнопку звонка. Дверь открыл Юрка и сразу проснулся, как будто и не дрых вовсе. Он без спроса опустил мой предохранитель и, смущаясь, как девочка, спро¬сил: «Ты кого, это самое...» Я хотел было возмутиться этой наглой выход¬ке, но гордо выпятив грудь, снизошёл-таки: «А кого надо было... мароккан¬ского полковника, что ли?» «Никого не надо было»,- стоял на своём уже на¬чинающий краснеть Юрка. Ну это было свыше моих сил. Я думал, меня примут, как народного героя, а тут... Ух!.. Я им преступника поймал, а они мне лыбятся. Всё, баста, хотел по-доброму поладить, теперь меньше, чем на ме¬даль не соглашусь (можно юбилейную).
Понимая, как это низко - трепаться со своим негеройским сослуживцем, я официально заявляю: «Капитана Башлыкова ко мне!» «Вот он»,- сказал Юр¬ка, показывая пальцем на сугроб за мой спиной, и грустно добавил: «Отлить пошёл, бедолага».

Отверните свои слезливые рыла места благословенные, не кашляйте, «красные казематы» и идите на х... В этих священных стенах я на всю жизнь набрался добродетелей, наконец, почти «доделалоя» и стал настоящим ...сержантом. Как сказал один литературный потаскун (уж и не помню, ка¬кой): «Сержант - это звучит круто». Я понесу это учение под флагом мессианства в другие непокорные обители, чтобы все склоняли головы перед добре¬детелями сержанта.