Happy End

Страшнее всего умирать сверху вниз.
Глотая таблетки и разрезая в неизвестном направлении вены, мы всегда оставляем себе в подсознании телефонную ниточку, зацепленную другим концом за друзей, родителей и машины с мигалками.
Гравитация рвёт эту ниточку с первым шагом за перила, за край табуретки. Та самая гравитация, которая напоминает о себе в одно мгновение, когда ребёнок наконец-то выбирается за бортик коляски. Та самая гравитация, которая помогала ломать мне ногу, когда я хотел впечатлить прыжком с трёхметровой стены появившуюся на секунду в моём детстве девочку. Та самая гравитация, которая пугает нас авиакатастрофами и тысячи лет заставляет поэтов с пафосом восклицать: «Ах, почему же я не птица!»
И, глядя с высоты пятидесяти с лишним метров на этот малоподвижный в будний день город, я понимаю, что гравитация не даст передумать, потому что я не птица, и она не птица, и нечего восклицать, смешно это.


* * *

Вообще в этом интернете столько мути, что иногда и правда думается: «Да чтоб вы сдохли все!»
В основном всё, конечно, вокруг секса вертится. Это нам Фрейд и без интернета объяснил.
Приятно было бы почувствовать себя выше всех этих, да вот только и я тоже такой же, и с глупыми и некрасивыми мне не хочется общаться даже на самые важные темы, пусть лучше темы никакой не будет, а собеседница будет эротична, и от неё будет хорошо пахнуть, ну и что, что виртуально всё, а вдруг я ей покажусь достаточно интересным... Бывает же... У меня, например, несколько раз бывало...
На темы слетаются мужики, многие, конечно , дурачатся, некоторые пускают слюни, встречаются и такие, которые пытаются философствовать серьёзно. Такие противнее всех. Иногда между ними мелькают женские ники, эти дурачатся всегда.
В темах типа «Всё надоело», «Зачем жить?» и «Хочу умереть» всё обычно точно так же, так что они тоже никогда не вызывают желания почитать или, ещё чего доброго, спросить, почему.
Поэтому заглавие «Хочу умереть ещё в этом году. Ищу партнёра» меня если и посмешило, то только неординарностью формулировки. Во-первых – конец июля сейчас... Успеется в этом году ещё... Во-вторых — «партнёр»...
Зашёл из любопытства...
Автора звали HappyEnd. Так и есть, женщина, то есть, наверное, девчонка молодая совсем. Надо же, тема названа с претензией на юмор, а на сообщение шуток не хватило.
«Можете шутить, я знаю, без этого не обойдётся. Но, если кто-то серьёзно – напишите, чтобы я знала, что мне стоит с вами связаться». Ну, хоть не безграмотно, как многие другие.
На следующий день в теме было уже полторы сотни отзывов.
В основном люди со взрослой интонацией и замашками начинающих психологов уговаривали девочку-подростка не делать глупостей, угрожали психбольницей и инвалидностью в случае неудачи или на пол-страницы приводили примеры из собственной жизни. Иногда вскакивали несколько шутников и обменивались фразами из анекдотов. Четверо – судя по всему, тоже женщины – написали, что тоже уже об этом думали и хотели бы встретиться. После ста ответов люди уже просто общались друг с другом, не вспоминая о теме.
Хэппи Энд не ответила никому и ни разу. Это удивляло и внушало лёгкое уважение. Подумалось, что она, пожалуй, и вправду в тот момент не хотела жить. Я решил, что она может оказаться интересной. Захотелось познакомиться и красиво объяснить ей, что жизнь прекрасна, когда в ней такие люди, как я. Фото, конечно, не попросишь, не в тему, но вдруг она хорошая. Глядишь, ещё и жизнь спасу, а мне это, может, на том свете зачтётся.
Я зарегистрировался под новым ником и написал: «Давай обсудим. Я серьёзно.»


* * *

«Привет. Меня зовут Женя. Я действительно хочу умереть и действительно ещё в этом году. Мне это очень важно, но я боюсь одна. Если ты захочешь со мной, то давай сразу договоримся – никаких вопросов друг о друге. Согласен?»

«Привет, Женя. Смешно, но я тоже Женя. Я согласен. Только хотелось бы тебя всё-таки немного узнать, раз уж мы будем помогать друг другу в самый важный момент жизни. А ещё лучше хотя бы раз встретиться. Ещё в этом году.»

«Хорошо. Мне 28, не замужем, детей нет, домашних животных тоже. Я думаю, этого хватит. Насчёт встречи – подумаю.»

«А мне 29, я тоже несемейный. Может, всё-таки об остальном лично поговорим?»

«Наверное, ты прав. Ты сможешь через три недели быть в Киеве? Лучше в пятницу или в субботу.»

«Смогу.»
С малознакомыми женщинами лучше разговаривать коротко, чтобы подольше оставаться интересным.


* * *

Лифт был обшарпанный и поднимался медленно. Звонок недовольно пискнул под моим пальцем. Дверь долго не открывалась.
— Привет. Заходи.
Я зашёл.
— Привет. Ты очень красивая, — она действительно прекрасно выглядела, — я даже не ожидал.
— ...И вот, заретушировав морщины, у зеркала потратив целый час, я думаю: «И это для мужчины, которого увижу только раз!» — Женя тихо засмеялась.
— Ух ты! Это кто написал?
— Это я написала, — она ещё раз усмехнулась и, кажется, застеснялась.
Я понял, что хочу её. Даже если она врёт.
— Специально для нашей сегодняшней встречи?
— Нет. Ещё в прошлом году. — Она больше не смеялась, но смотрела на меня спокойно. Я понял, что хочу её сегодня же.
Мы прошли на кухню. Женя зажгла газ под чайником и села на табуретку, опершись подбородком на ладони. Я огляделся. На столе стояла чистая пепельница, а под ногами чередовались синие и серые линолеумные клетки, так что на мгновение я показался себе шахматной фигурой.
— Сядь, пожалуйста. Не люблю снизу вверх смотреть.
— А я не люблю сверху вниз. — я плюхнулся на табуретку и улыбнулся, — А почему ты Хэппи Энд? Это как-то связано?..
— Да нет, никак... У меня фамилия Андрейчук, меня подружки в институте Эндрю называли, потом кто-то Хэппи Эндрю придумал...
— Это же не так пишется...
— Не так, -- она кивнула, — А ты сам, почему Эпилог?
— А у меня фамилия Пирогов. Не знаю, может, даже родственник того, знаменитого. Я всем говорю, что родственник. Короче, Евгений Пирогов, сокращённо Епирог, только Эпилог как-то звучит лучше.
— Ну, вот видишь, тоже не так пишется.
— Не так, — согласился я, и мы рассмеялись.
Женя залила что-то растворимое кипятком.
— Тебе сколько сахара?
— Одну. А коньяк у тебя есть?
— Нет. Надо было с собой приносить..
— А я принёс. — Я вышел в коридор. С коньяком удачно вышло.
Женя поставила рюмки, и я налил.
— Ну, что... За Хэппи и за Энд! — получилось банально. Я выпил залпом. Она мне очень нравилась,и я начинал нервничать.
— За Энд..., — она пригубила коньяк, глотнула кофе, потом допила коньяк до дна и закурила. Я налил ещё по одной.
Следующие две рюмки мы выпили молча, то и дело улыбаясь друг другу.
— Скажи, ты что, очень одинока?
— Мы договаривались — без расспросов. Я надеюсь, ты не передумал и не собираешься меня отговаривать? — её пальцы лежали на моей руке, но глаза на какую-то долю секунды стали такими светлыми и недоверчивыми, что я испугался ответить неправильно.
— Конечно, нет.
Её губы были удивительно мягкими и пахли коньяком и ещё чем-то невероятным.


* * *

— Мне так не хочется уходить, — это была абсолютная правда. Уходить не хотелось никогда и никуда.
— Не уходи, — Женя повернулась ко мне и натянула одеяло повыше. — Оставайся насовсем. Завтра уже сентябрь.
Она поцеловала меня куда-то в шею, и мне захотелось плакать от этого «насовсем», от этого поцелуя и от того, что сентябрь показался мне таким важным в моей жизни месяцем. Чтобы не заплакать, я задышал через нос, сначала часто, потом всё медленнее, пока не провалился куда-то в глубину.
Когда я проснулся, Женя курила у окна. Она смотрела куда-то в бесконечность многоэтажек, и я почувствовал, что ещё никогда не был так счастлив.


* * *

Когда поднимаешься на крышу шестнадцатиэтажного дома, недостаточно приехать на лифте на шестнадцатый этаж. Нужно ещё выйти из подъезда на балкон, на котором перила по пояс, а оттуда войти в другую дверь, где лестница и бесконечная труба мусоропровода, и подняться по этой лестнице на девять ступенек, а потом, развернувшись, ещё на шесть. И это ещё не всё. На крышу ведёт люк, а к люку металлическая лесенка, похожая на половинку стремянки, по ней уже нельзя подниматься вдвоём, и, кажется, она держится за воздух, вместо того, чтобы опираться на свою вторую половинку.
Но это только кажется, на самом деле она опирается на стальные крюки возле люка. Я поднимаюсь по лесенке первым, чтобы открыть люк – он тяжёлый, мне легче его поднять. Снаружи холодно, ноябрь, снега ещё не было, но, может быть, он выпадет завтра или даже сегодня вечером.
Женя поднимается из люка немного неуверенно, у неё нет перчаток, окантовка люка холодная, и я беру её за руки и помогаю ей выбраться наверх.
Мы подходим к карнизу с маленьким, сантиметров двадцать, заборчиком.
И, глядя куда-то вниз с этой пятидесятиметровой высоты, я думаю всю эту чушь о гравитации. Нет, девочка, мы не птицы. Я кладу ей руку на плечо, но она, не глядя на меня, говорит:
— Жень, убери руку, пожалуйста.
Хорошо.
Я убираю руку, закрываю глаза и делаю шаг вперёд, даже полтора.
Интересно, она тоже закрыла глаза, перед тем как шагнуть?


Эпилог

Молодой, серолицый и лысеющий следователь прокуратуры, насвистывая какую-то бесшумную мелодию, поздоровался за руку с оперативником и посмотрел снизу вверх, оценивая высоту, потом кивнул чему-то и спросил:
— Ну, что?
— Ну, что, — согласился опер, — нашли какие-то дети, позвонили, но нас не дождались. Лежит здесь часа три. Это я по снегу прикинул. Отчего умер, понятно вроде. Точнее тебе завтра всё эксперт расскажет.
— Как думаешь, может, отказной, не придётся дело возбуждать?
— Ну, не знаю... Тут не всё чисто. На крыше девка сидела, снегом засыпанная. Стопроцентно отмороженная – ничего не понимает, только воет, что-то типа: «Извини, я боюсь, я боюсь...» Она там в машине сидит, хочешь — попробуй опросить, но, по-моему, её сразу в психбольницу на Фрунзе везти можно.
— Вот блин, — следователь высвистел несколько неслышных нот и снова стал смотреть вверх на падающие из бесконечных сумерек снежинки.