Страшный рассказ. Просто друг. Отр

Уже издали мы увидели того коренастого недомерка, что уверенно направлялся к нам. Света помахала ему ручкой. Я подумал: А вот вам и Дантес, господин Пушкин». Она вдруг понеслась ему навстречу, издавая при этом нечто среднее между ха-ха и еге-ге. Дёрганая она какая-то. Подбежала, схватила за руки, закружилась с ним радостно, щебеча о чём-то своём. Далековато ещё, не слышно. Подошёл «просто друг Витя» и ко мне, держа её за руку, и, вместо приветствия, бросил снисходительно: «Ты с нами что ли?» «Не знаю даже…» – замялся я. «Да пойдём же, пойдём» – заскулила Света и меня взяла за руку: «Посмотришь где я живу». «А он что, нам свечку держать будет» - ухмыльнулся очень остроумный Витя. «Он подержит» – твёрдо заверила Света. Говорю: «Конечно подержу. Только не пойму, ты что в пещере живёшь что ли?» Они долго смеялись, но я дольше. Всех пересмеял – никак не мог успокоиться. Вроде бы всё нормально, но чувствую что-то не то.
Света живёт в центре, в чудом сохранившейся двухэтажке финской постройки, но удобства есть. Этот Витя, оказывается, солист панк-группы «Звуковая дорожка». Знаю я эту, язык не поворачивается сказать, музыку. Попал как-то на панкфорум – сборный концерт. Уже через пять минут вылетел из зала Дворца пионеров оглохший, убогими текстами, как помоями облили.
Сели на кухне. Удобно. Диванчик уютненький. Витя достал папиросу. «Будем», - говорит: «музыкой заниматься. Но сначала создадим настроение». Закурил и мне предлагает. «Да у него от «Магны» крыша слетает. А ты ему косяк суёшь – сказала Света и перехватила папироску. Затянулась и как-то вдруг вся обмякла, успокоилась. И глаза сделались, как дым, удушливо-сладкими. «Иди», - говорит мне: «вон в ту комнату, закрой дверь за собой, включи «Соньку», наблюдай из окошка за улицей. Как направится к подъезду высокая блондинка в зелёном платье, так и вырубай «Соньку». Это моя мама. Она вообще рок терпеть не может. И ей не нравится, что я помогаю Вите тексты писать. Витя-то больше мелодии сочиняет».
Завожу «Соньку». Уставился в окно. Возмущаюсь внутренне. Это же надо! Какое бесстыдство! Бух-бах-тарарах. И это ещё мелодиями называют. Гитару мне лет в шестнадцать подарили. Так я на обратной стороне инструмента такие увертюры выстукивал – закачаешься, не то что их «мелодии». Гитара вскоре, при мамином темпераменте, понятно об кого сломалась. Вот так с треском и провалилась моя музыкальная карьера. Интересно – они ещё настраиваются или уже начались муки творчества. Убавляю громкость у магнитофона – прислушиваюсь – как дела на кухне. Что-о! Да за кого они меня принимают. Хорошо, дверь за собой плотно не закрыл. Слышу её сдавленно-прерывистое а-а и его почти беззвучное низкое х-х. И они мне ещё будут о роке втулять. Я им маленький что ли, совсем ни в чём не разбираюсь. Нашла чайника. Это эскимосы вовсю практикуют. Как какие геологи там подъедут, так они с голосами этими и шаманят. Типичное горловое пение. Эскимосов решили переплюнуть. Да и не в такт немного. Взяли бы меня третьим, дирижёром. Я бы им палочкой помахивал. Да хоть той же свечкой. Чувствую, кто-то о ноги мои чешется – котёнок дымчатый. Мордочку поднял и, о, чудо: один глаз жёлтый, другой голубой. Разговорчивый. Явно что-то хочет сказать. И ведь точно знаю, что он сейчас скажет. Не-ет, так дело не пойдёт. Эдак я и с рыбами начну беседовать. Смотреть только в окошко, смотреть, я сказал. А на улице из неисправного крана всё течёт, течёт водичка. В туалет приспичило. Выхожу из комнаты и сталкиваюсь с Витей. Он уже в плавках и в капельках пота, как в росе. Надо же, как упорно музыкой занимаются. Такие труженики. А глаза у труженика красные. «Иди», - говорит он мне, кивая головой в сторону кухни: «может у тебя получится», и потопал в ванную. Рассуждать-то я горазд, да вот нот-то не знаю. Какой из меня музыкант. Открылась дверь в кухню и оттуда высунулась Светина голова. «Трахаться будешь?» – спрашивает голова. «С кем?» – совсем потерялся я. «Пошёл… придурок… Чё припёрся тогда…» – дурным голосом заорала «ласковая моя, нежная».
Ноги