НА ВОЛЕ

цикл-"дети матери-природы"

       Трезор мчался по улице как бешеный, и никто не останавливал его. Может быть, так и думали, что бешеный пёс бежит. На шее ещё держался ремешок. он сорвался вместе с ним, зато теперь ничто не тянуло назад, не слышно было опротивевшего грохота цепи. Возбуждённый пёс не сдерживал своих желаний. Захотел – и трижды оббежал кучку навоза, золотого на солнце. Какой душистый пар поднимался оттуда! Захотел – и прыгнул за ограду колодца, где и напился из лужицы. Задерживаться не стал, помчался дальше. Весна! Свобода!
       Трезор громко лаял от счастья. Из-за чужого забора отозвалась собака. Трезор ответил, приглашая разделить компанию. На улице так хорошо, зеленеет молодая травка, так ласково светит солнце. Пёс даже немного задержался возле чужих ворот, но из-за забора послышалось жалобное скуление. Трезор покрутился ещё немного. Было тепло и тихо. Утомлённый, он вдруг разлёгся посреди дороги. Ему что-то грезилось, как будто хозяин, потом маленькая собачка – она приблудилась как-то ночью к его будке. Он не прогнал её. Потом пригрезилась мягкая косточка, хорошо вываренная в супе. Так легко разгрызается!
       Не успел он как следует задремать, вдруг что-то загремело, застучало – это ехала телега, человек замахал руками, закричал, что-то полетело в собаку, но Трезор успел отскочить. Это разозлило его, и он побежал, громко облаивая колёса телеги и копыта коня.
       Так и добежал до станции, где ветер разметал обрывки газеты, пахнущей салом. Трезор гонялся за этими обрывками, а ветер уносил их прочь. Телегу он уже потерял и забыл о ней. Потом на станцию прибыла электричка, она гудела, оттуда вышли люди. Трезор представил себе, что вон тот человек с большим чемоданом – «хозяин», хотя он прекрасно знал, что его настоящий хозяин носит сапоги, а не туфли, сапоги пахнут крепко гуталином, машинным маслом и потом. И всё же Трезор стал вести себя так, будто именно это и есть его хозяин. Он бежал впереди человека, показывая дорогу на хутор, потом возвращался к «хозяину» и снова бежал вперёд. Пришли в село. Человек не обращал на собаку никакого внимания, отпер свои ворота, просто отпихнул Трезора ногой, калитка захлопнулась – и всё.
       Остался пёс один. Наступили сумерки. Повеяло прохладой. Захотелось есть.
Пёс потрусил возле чужой ограды, старательно вынюхивая закутки. Поесть не нашлось. Он пристроился к хлеву снаружи, где чувствовалось тепло от коровы, оттуда слышалось попискивание кур, которые уже садились на жёрдочки. Но всё это было чужим, и Трезору стало грустно. Он заскулил, стал рыть лапами и мордой землю, пока его не прогнали люди. Тогда он снова побежал с громким лаем. Из всех дворов отзывались собаки. Трезор захотел к сучке, но его удержал грохот цепи, кольцо, которое ездит по проволоке! С этим он был хорошо знаком. Это то, от чего он убежал. Нет, лучше не надо. Вообще он не любил металлических звуков. Так и бежал, пугая окрестных собак, кур в курятниках, скотину в хлевах.
       За длинную ночь досталось и собачьих зубов, и палки. Огромный беспризорный пёс выдрал у него кусок шерсти, Трезору пришлось бежать с позором. Свежая ранка запылилась и почти перестала ныть, зато есть хотелось так, что сводило челюсти, да и воды теперь негде было взять. Пробегав и следующий день, Трезор хорошо представил себе настоящего хозяина с большими сапогами, тот часто отпихивал его ими, когда пёс пытался приласкаться. Что делать? Хозяин – это хозяин. У него есть хлеб, варёные картофельные очистки, суп, косточки… Подталкиваемый голодом, пёс стал искать знакомый запах. Он даже вспомнил слова, которые обычно произносил хозяин, вынося поесть: «Ешь, удавило б тебя!» – так он говорил, когда Трезор изливал свою благодарность, бросаясь к нему, чтобы тот поскорее поставил мисочку. Дело не в словах, и Трезор это хорошо понимал: просто его хозяин не любил баловства, иногда, правда, скажет: «Ну, давай, давай!»
       Но вот и знакомый запах. Был бы Трезор человеком, он давно признался бы себе, что прекрасно знает дорогу домой. Но так не хочется туда! Знакомая дыра в заборе, куда можно пролезть на брюхе, и Трезор уже возле будки. Но, тут его мисочки с едой почему-то нет, и пёс стал лаять. Сначала тихо, потом погромче, требовательней, пока не вышел хозяин.
       –Что, вернулся приблуда?!
       Трезор, услыхав знакомый голос, подпрыгнул от радости, но получил пинок. Отбежал в сторону – и снова лаять. Хозяин пошёл в дом, вынес плоскогубцы, стал крепить к ошейнику Трезора цепь.
       –Ишь, собака, оборвался, вывозился, как чёрт. Я тебя сейчас пристрою, да так, что уже не сорвёшься! – бурчал хозяин, возясь с ошейником. Трезор терпел и ждал только одного – есть.
       Наконец, хозяин спрятал инструмент в карман и со словами «Теперь попробуй, сорвись, мать твою» кинул псу кусок хлеба, которому табачные крошки из кармана придали специфический запах. Трезор поймал кусок на лету, прижал его к земле лапами и стал грызть. Хлеб был твёрдым, кислым. Трезору же казалось, что он вкуснее всего на свете.
       Хозяин постоял, посмотрел, потом пошёл в дом, вынес ещё кусок, бросил его, что-то бубня себе под нос, ушёл. Трезор ел, и это был миг счастья и унижения. Хлеб, хоть и измазанный землёй, казался таким вкусным, душистым, он просто таял в горячей собачей слюне. Но пёс не умел растягивать удовольствие. Хлеб скоро закончился.
       Только теперь пёс окончательно осознал, что у него на горле опять тесный ошейник, он снова слышит металлическое бряцанье цепи… Пёс стал бегать вокруг будки… Устал. Наконец, остановился. Он бросил на большие лапы свою умную голову и стал смотреть сквозь щели в заборе туда, где ещё можно было разглядеть молодую травку, пробивающуюся между досок, а подальше – небольшую кучку навоза… Иногда он скулил, как те собаки, которые отвечали ему, когда Трезор был на воле.
       
       Иркутск, 1966г.