Как у меня осла украли

У судьбы есть много способов сделать так, чтобы жизнь медом не казалась.

       Была первая половина субботы в марте 92 года. Я сторожил свой объект. Стараясь перекричать собачий лай, мычание быков и шум внезапно хлынувшего дождя, я кричал в трубку радиотелефона на своем варварском иврите:
       -Шалом! Есть там Нимрод? Говорит Владимир! У меня осла украли!
Кто-то передал трубку хозяину и сказал на хорошем иврите с непередавaемым сарказмом :
       -Это наш доктор...У него из клиники на скотобойне украли осла...
Через эфир донесся дружный мужской хохот...

       Чтобы объяснить ситуацию, вернемся немного назад.
Начиная с 87-88 года границы Союза приоткрылись и евреев начали выпускать в эмиграцию. Ехали в Израиль и Америку, но большинство в Америку. Среди евреев Минска было смятение. При встрече хорошо знакомых и малознакомых людей, беседа так или иначе сводилась к одной теме -
       -Вы уже подали документы? Когда получаете визу? Когда отъезд? Куда едете -
в Америку или Израиль?
       -Что за вопрос? Конечно, в Америку! Какой дурак поедет в Израиль, если можно ехать в Америку!
И, наконец, в разговор вмешивался совсем незнакомый и заявлял:
       -Я не знаю о чем вы говорите, но скажу вам одно: ехать надо...
       Наша семья до поры до времени была совершенно спокойной. У меня была прекрасная работа. Дети были устроены. Мне хватало забот с тяжело больной Тамарой. Об этом я писал в рассказах "Тревожный звонок" и "Многодетная мать"

       Но к девяностому году подумать об эмиграции в Израиль нас заставило несколько причин.
Первая - В Минске возможности лечения Тамары были исчерпаны : начался развал экономики, не было нужных лекарств. А за границей такие лекарства были и можно было попытаться продлить жизнь Тамаре.
К этому времени поток еврейской эмиграции завернули в Израиль, а Америка была закрыта. Родственники из Америки могли прислать нам вызов, но ждать его пришлось бы полтора-два года. До этого времени Тамара могла просто не дожить...

Вторая причина - все усиливающийся антисемитизм. На улицах, в магазинных очередях, на Комаровском рынке - евреям навязчиво советовали убираться в Израиль. Советы подкреплялись участившимися избиениями - просто так.
Мой молодой родственник, скромный тихий парень, но с яркой семитской внешностью, был окружен толпой подростков, избит и попал в больницу.
Милиция не вмешивалась.

       И наконец, появились упорные повторяющиеся слухи о предстоящем еврейском погроме. Мои молодые медсестры-белоруски, с которыми я работал много лет, наперебой предлагали нам с женой пожить несколько дней у них дома, переждать погром. Мы поблагодарили и не пошли, но к счастью, погром не состоялся...
К этому времени в январе 88 года прошел армянский погром в Сумгаите с множеством убитых и раненых.
В мае 89 в Фергане был погром турок-месхетинцев где, как писали газеты,было более 100 убитых.
А в январе 90 года в Баку был ужасный армянский погром.Толпы погромщиков методично обходили дом за домом, убивая всех армян. Детей сбрасывали с балконов,беременным вспарывали животы. Оставшихся в живых изгоняли из Баку, их дома разграбили... Десантники генерала Лебедя вошли в город слишком поздно.
Пишут, что в городе было до шестисот убитых.
Кроме того, что появлялось в газетах, мне об этом рассказал родственник моего пациента, чудом вырвавшийся из Баку.
Кто мог дать гарантию, что такого же не случится в Белоруссии, когда вся страна пошла вразнос...
       Я говорил своим родным:
       -Я уже был беженцем в 41 году. Пусть лучше мы будем беженцами в Израиле, правительство которого нас принимает и обещает как-то устроить, чем здесь, где сейчас нас никто нигде не ждет...

       Мы обдумали все обстоятельства, сыновья с семьями и мы с Тамарой приняли решение -ехать надо.В числе причин я сознательно не называю пустые полки магазинов, в войну было хуже. Колбаса была для нас далеко не главное...

       Мы хорошо понимали, что самое важное в чужой стране для эмигрантов - нужная профессия, желание иметь и возможность получить работу. Будет работа - будет все: квартира, вещи, образование для детей... Так впоследствии и получилось.
Но прежде всего был нужен язык.
Примерно за год до предполагаемого отъезда, продолжая работать, мы начали самостоятельно учить иврит. У молодых это получалось хорошо, а у меня - плохо... Свободного времени не было, в клинике нужно было работать, Тамара постоянно лечилась в разных больницах, почти не бывая дома, я был рядом...

       Лучше всех к предстоящей эмиграции подготовились сыновья (у их жен на руках были маленькие дети!) Старший хорошо знал английский, младший за полгода в совершенстве выучил иврит.По приезде в Израиль на курсы языка он не ходил, не было необходимости...Это всем нам очень помогло на первых порах.
Сейчас они прекрасно владеют тремя языками.

       В июне 91 настал день отъезда. Летели через Варшаву и едва не опоздали на самолет - в Минске была забастовка в Заводском районе. Проспект Ленина заполнила мощная демонстрация, трудящиеся требовали работы и хлеба...
Когда мы взлетели, я опасался, что самолет рухнет, настолько он был заполнен лишним багажом. Эти вещи можно было пронести на посадку за небольшие деньги в руку контролера...

       И вот, в небольшом приморском городе на съемной квартире оказались четыре поколения: престарелые родители жены, я с тяжело больной Тамарой и наши дети со своими семьями.
       В Минске все мы имели отдельные хорошие квартиры, а здесь очутились в большой коммуналке. Одиннадцать человек разного возраста, с различными представлениями о жизни, разными вкусами и потребностями - стали жить вместе, наступая на пятки и чуть ли не сидя друг у друга на голове...
К чести Тамары, умевшей сглаживать углы, и моих невесток, мы сумели прожить так около года, помогая друг другу, без битья посуды и ни разу не поссорившись.

Лучше всего были готовы к новой жизни сыновья, профессиональные программисты. Им не нужны были курсы переквалификации. Первые месяцы они подрабатывали на всяких временных работах, в том числе и сторожами, и рассылали свои трудовые биографии по разным адресам. Приходило много отказов. Всюду требовался опыт работы в Израиле. Но через полгода оба уже работали по специальности!

Со мной было сложнее. Через два месяца после прибытия, по протекции младшего сына я был принят на почетную и прибыльную работу сторожа с оплатой два с половиной шекеля в час, при минимальной зарплате в то время в шесть шекелей.

Сбылась мечта идиота - я в Израиле и я сторож...

       Но если читатель подумает, что я очень переживал или комплексовал - то он ошибается. В то время в Израиле, в моем возрасте новоприбывшему с трудом можно было найти должность подметальщика улиц или мойщика общественных туалетов... Моя работа была не в пример лучше, и многие знакомые мне даже завидовали!
Среди моих коллег-сторожей я знал профессора научного коммунизма, главного бухгалтера крупного завода из Ленинграда, переводчика с пяти языков и даже (с его слов) одного замминистра из маленькой автономной республики в Закавказье.
       В Израиле в то время, наверное, были самые образованные подметальщики и сторожа в мире..
       Первое время меня ставили дежурить вечером и ночью и только там, где я мог обойтись несколькими ивритскими словами - "асур" (запрещено),"лех ми по!"(иди отсюда!),"ани шомер, ло менагель" (я сторож, а не начальник)...
Я сторожил строительные машины в чистом поле под дождем, от которого негде было укрыться, пляж с несколькими магазинчиками на нем, но чаще стройплощадки. Там были сторожки, но не было света. И при свете двух свечей по сторонам книжки, я учил медицинские термины на иврите...
       Когда я выучил больше слов, мой хозяин с библейским именем Нимрод (в переводе "мощный зверолов"), нашел мне постоянное и блатное место на городской скотобойне.
Охраняемый объект представлял собой довольно большую территорию, обнесенную, во многих местах обрушенным каменным забором.
       В мои обязанности входило открывать и закрывать ворота, не допускать посторонних и каждый час нажимать на кнопки сигнализации, установленные на разных объектах, чтобы показать, что моя бдительность не ослабела.
 
Это обо мне писал А.С Пушкин: "И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом..."

       Каждый вечер грузовики привозили быков для забоя. Их помещали в специальные загоны. На этой же площадке стояли клетки, куда свозили бесхозных собак со всей округи. Отдельное помещение - для домашних собак, бывших в карантине. В наше заведение свозили также беспризорных овец, коз, телят и ослов до появления законных хозяев.
       Поскольку самым дорогим достоянием были домашние собаки, моя резиденция была расположена в проходной комнате перед клетками. Клетки все время были под замком и ключей у меня не было. Но чтобы посмотреть на своих любимцев через решетку, посетители должны были пройти через мой пост.

За всю прошедшую и будущую жизнь я наслушался собачьего лая и нанюхался дерьма. Поэтому, когда сейчас я читаю или слышу сюсюканье по поводу любимых собачек, членов семьи, меня это совсем не впечатляет.

       Не смотря на легкую и выгодную работу на свежем воздухе среди братьев наших меньших - нужно было думать о главном: как получить разрешение на работу по специальности.
       Я объездил несколько крупных больниц в округе, в некоторых меня взяли на очередь и через несколько месяцев пришло разрешешение на прохождение полугодовой практики в одном из терапевтических отделений. Я объяснил это хозяину и он пошел мне навстречу. Теперь я дежурил днем в пятницу, субботу и иногда вечерами, а в будние дни в половине восьмого утра я уже был в больнице за 20 километров от нашего города. Я должен был успеть к забору крови для анализов.

       Мое дежурство начиналось с мытья загаженного экскрементами пола на рабочем месте. Стол накрывался принесенным с собой полиэтиленом. На стол выкладывлись американские руководства Харрисона и Мерка на английском, словари, конспекты и учебники иврита. Рядом - старая "Спидола" и маленький вентилятор...
       День проходил нормально: под лай собак, по очереди, я учил иврит, английскую терминологию и алгоритмы лечения в Израиле и Америке, применительно к возможной практике.
Из одного угла в другой временами независимо пробегали упитанные рыжие крысы с голыми хвостами, величиной с кошку...
Каждый час я ходил нажимать кнопки, а в промежутках разбирался с посетителями, коренными жителями, пришедшими искать пропавших собачек...
       Однажды пришла пожилая тетка с дочерью-солдаткой.Я отпер калитку и впустил их посмотреть, нет ли в клетках их любимицы. Внезапно тетка завопила -
       -Вот моя собака! Отдай ее мне! Пусти меня к ней! Она голодная! Моя муси-пуси...
Я завел свою речь:
       -Это запрещено... У меня нет ключей...Я сторож, а не начальник...
       -Ты обманщик! Отпусти мою собаку! Она член моей семьи! Мне будет плохо,я больная!
И тут она хлопнулась на землю возле клетки прямо в дерьмо, закатила глаза,свела пальцы рук в характерную "руку акушера" и тяжело задышала...
       Я наклонился над ней, посмотрел в глаза - веки закрыты, но подрагивают, иногда открывает глаза и посматривает на зрителей, судорог нет - типичная имитация истерического припадка...
       Дочка говорит:
       -Смотри, смотри, мама очень нервная,отдай ей собаку! Она может умереть, а ты будешь отвечать!
       -Ключей у меня все равно нет. А ты вызови Скорую помощь, маму отвезут в больницу. Там ее посмотрят и отпустят, вам это будет стоить денег, но ради здоровья мамы...
Внезапно тетка открыла глаза, встала, почистила одежду и деловито сказала:
       -Идем отсюда, ты видишь, этот "метумтам руси" (русский дуралей, тупица) ничего не знает. Придем завтра утром прямо в контору...

       Местные жители повадились по субботам приезжать на машинах семьями, чтобы показать детям собак, овец, быков. В этом не было ничего плохого,но впускать посторонних без дела не разрешалось. Посетители разбредались по территории, лезли к клеткам, но главное - мешали мне учить... Повидимому, в округе распространился слух, что на воротах стоит русский сторож дуралей, всем разрешает въезжать...
В день стало приезжать 4-5 машин.
       Спорить я не хотел, не хватало слов, но нужно было зевак как-то отвадить...
Я продолжал всем отворять ворота, но аккуратно стал записывать номера машин в маленький блокнотик. Посетители забеспокоились.
       -Зачем ты это делаешь?
       -Приказ. Наверное, будут брать плату за посещение.
       -Много денег? Сколько?
       -Я не знаю, я сторож, а не начальник...
В следующую субботу пришла только одна машина, а в последующие - ни одной.

И наконец, хорошо помню тот случай, с которого начал рассказ.
       Еще с утра привезли несколько безхозных овец и осла. Овец поставили в загон, осла привязали в дальнем углу.
       Все утро осел ревел дурным голосом. Каждый час я нажимал на кнопки, а в промежутках учил применение антиаритмических препаратов.
       Раздался звонок, я вышел к воротам. По ту сторону калитки стояли двое мальчишек лет 13-14. К моему удивлению, они стали меня расспрашивать.
       -Ты сторож?
       -Да.
       -Ты еврей или гой?
       -Еврей, а зачем тебе?
       -Сколько лет ты в стране?
       -Какое твое дело, что тебе надо?
Они продолжали по очереди -
       -Есть у тебя семья? Сколько у тебя детей?
       -Иди отсюда, не дури мне голову...
Здесь я услышал, как осел закричал чаще и быстро умолк. Я кинулся в дальний угол - осла не было.
       Пока меня отвлекали светской беседой, другие мальчишки увели осла через пролом в заборе, я увидел только их спины...
       Тогда и состоялся разговор по радиотелефону, с которого начал я этот рассказ. Это из этой "клиники" звонил я хозяину охранной фирмы...
       Приехал Нимрод. Я боялся, что он тут же меня уволит, и я долго не найду работы.Но против ожиданий, он не стал со мной разбираться. Расспросил о внешности мальчишек и сказал:
       -Я знаю кто это сделал. Завтра вернем осла, не волнуйся ****имИр - так в его произношении звучало мое имя...

       Полгода моей учебы в терапевтическом отделении прошли быстро. Я получил от своего заведующего блестящую характеристику. Прочитав ее, можно было немедленно представить меня к награде, только желающих не нашлось... Мне выдали временное разрешение на работу -ришайон и я стал искать работу врача.

Я обошел все поликлиники в городе и округе, все дома престарелых. Нигде я не пробился дальше секретарши. Я показывал свой ришайон, свою мощную характеристику, список печатных работ на английском... Секретарша мне надменно говорила:
       -Ну и что? У всех ришайон... Тебя кто-нибудь рекомендует?
Я опять доставал свою характеристику
       -Это я уже видела. Кто-нибудь разговаривал с нашим начальником?
       -Нет... Не знаю...
На лице секретарши появлялось утомленное выражение.
       -К сожалению, у нас ничего нет, все занято. Но сли что-нибудь появится, мы тебе сообщим...

       Мой товарищ такого же возраста, мы вместе проходили практику, был профессор, заведующий кафедрой терапии в одном из городов Средней Азии. Звание профессора в Израиле ему сохранили. Но когда он приходил наниматься в качестве врача, показывал документы , говорил с секретаршей по-английски, его иногда принимал зав клиникой, угощал кофе и говорил:
       -Профессор, мы сожалеем, но при вашей квалификации мы просто не можем предложить вам работу обычного врача, а свободной должности профессора у нас нет.
       -Я согласен на обычную работу!
       -Нет, нет, как можно... Обратитесь в другие клиники, может быть, там.. Но как только у нас освободится вакансия профессора, мы вас будем иметь ввиду...

       Рассуждая здраво, я могу их понять. Если бы к нам в Минске пришел пожилой врач, плохо говорящий по-русски, без рекомендации тех, кто с ним работал - его, скорее всего, завернули бы обратно, не желая рисковать.
Более молодые врачи в Израиле иногда шли по другому пути. Они по полгода, году работали бесплатно в клиниках, работали ночами, дежурили по субботам и, в конце концов, устраивались. Но не у всех так получалось... Я знаю много даже молодых врачей, оставивших профессию, не желая переучиваться, а потом искать работу. Они устраивались страховыми агентами, продавцами, косметичками.

Так прошел год, потом еще год. Я продолжал сторожить собак, искать работу и возить Тамару по больницам. В 95 году ее не стало...

       Еще в 93 году,как грибы после дождя, стали возникать частные компании по оказанию медицинской помощи на дому, преимущественно, русскоязычным больным.
Пожилые пациенты из СНГ хотели, чтобы к ним на дом пришел опытный врач, выслушал жалобы на русском языке, объяснил действие лекарств, оказал помощь, успокоил... Если нужно - дал направление в больницу.
Пациенты были согласны платить за абонемент небольшие деньги, соответственной была и зарплата врачей...
       Но для пожилых врачей с израильским ришайоном это был выход.

Эти компании возникали, распадались, возникали вновь.
Самые устойчивые - выжили. В одной из них я работаю уже много лет.
Среди наших пациентов сейчас коренных израильтян больше, чем русскоязычных.

       Вспоминая прожитые годы в Израиле, я уверен, что отъезд наш был оправдан.
Сыновья и невестки упорно учились, освоили язык и особенности специальности в Израиле. Сейчас они вполне благополучны. Я тоже старался изо всех сил, хотя мне было труднее. Мы помогаем друг другу...

       В эмиграции одной надежды на лучшее будущее мало. Нужны упорство и гибкость, мягкость к своим близким и твердость в сохранении внутренней независимости.

       И еще - много работать, не считаясь со временем...