Парк юрского периода

У меня редкая специальность. Я работаю мало, беру дорого, но все равно находятся люди, готовые платить мне за мои услуги. Когда вы попали в безвыходное положение, и никто не может вам подсказать, что делать, когда вы работаете над проблемой, зашли в тупик и даже не можете себе представить, в каком направлении двигаться, когда и мир, и обстоятельства против вас, а жить-то хочется – обращайтесь ко мне. Потому что я – единственный в мире Специалист по нестандартным решениям.

Я знаю массу самого разного из самых разных областей человеческой жизни. У меня есть и то, что называется теоретические знания, и то, что называется практический опыт в самых разных вещах. Ну, и жизненный опыт у меня, естественно, тоже присутствует. Всю жизнь меня интересовало всегда и все – и по сей день то же самое. И еще, наверное, у меня мозги работают как-то... не так, набекрень, что ли, поэтому мне и приходят в голову идеи, которые не приходят в голову «нормальным» людям. А может быть, дело в том, что в погоне за специализацией мы забыли, что мир огромен, и все в нем связано между собой, и что новый идеи рождаются на стыке наук?

В любом случае, в один прекрасный момент мне надоело, что все близкие меня вечно попрекают тем, что я слишком разбрасываюсь, и что так нельзя добиться успеха ни в одном деле, и мне пришла в голову мысль, что неплохо было бы, наверное, открыть Контору по нестандартным решениям, что я и сделала. Я дала объявление в газету, и... Все закрутилось. Сейчас этой конторы давно уже нет, а мое имя знают во всем мире – те, кому это нужно, естественно.

Несмотря на то, что ко мне обращаются многие, я берусь только за те дела, которые меня чем-то заинтересовали, оказались странными или необычайными даже для меня. Кстати, отчасти таким образом я получаю возможность совершенствоваться в своей профессии. К каждой нерешенной ситуации я отношусь, как к, своего рода, тренингу. Мне кажется, что, зачастую, люди, попав в сложные ситуации, настолько теряются, что, что называется, «за деревьями леса не видят». Любоя проблемная ситуация, с моей точки зрения, однозначно имеет свое решение, но для того, чтобы его найти, надо отойти в сторону и посмотреть «свежим взглядом». Вот этим я, как раз, и занимаюсь – смотрю «свежим взглядом». И кладу гонорар в карман. Как ни странно, но конкурентов у меня не наблюдается... Печально, отчасти...

Дела у меня попадаются, как вы понимаете, самые разные. Иногда СОВСЕМ странные, как, например, вот это, последнее, которое произошло совсем недавно, на прошлой неделе, причем именно в том самом городе, в котором я живу. Футуристическое, прямо скажем, дело.

Независимо друг от друга с разницей буквально в полчаса ко мне обратились сразу три человека: воспитатель из школы для детей с отклонениями, точнее, с отставанием в развитии, психолог, работающий с детьми этой школы и представитель одной очень серьезной организации, занимающейся изучением контактов с внеземными цивилизациями. Когда-то мне уже приходилось работать с этой организацией, давайте условно назовем ее ЦВК – Центр по внеземным контактам.

Дело в том, что внезапно один из детей, посещающих школу стал вести себя настолько необычно, что ситуация вышла за пределы стен школы и вошла в компетенцию Центра. Ни специалисты школы, ни эксперты из ЦВК не оказались в состоянии справиться с проблемой. Вот тогда они и вспомнили обо мне и подумали, что неплохо было бы обратиться ко мне за помощью. Первыми это сделали психологи, ну, а со временем и остальные. С разницей буквально в полчаса. Как ни смешно или как ни печально, но каждый, прежде чем выносить свою идею на общее обсуждение, хотел заручиться моим согласием на участие в деле – чтобы избежать насмешек со стороны остальных участников проекта, как выяснилось.

Ситуация мне показалась интересной, и я согласилась. Дело в том, что один из учеников этой школы, мальчик, 11 лет, находящийся по своему развитию на уровне четырехлетнего ребенка, внезапно, проснувшись утром, схватился за карандаш и начал рисовать. Причем дело даже не в том, в том, что он РИСУЕТ, а в том, ЧТО он рисует, и КАК он это делает.

Он рисует одну и ту же картинку одними и теми же цветами – если у него есть под рукой цветные карандаши, конечно. Если же у него под рукой только простой карандаш, или мел, или что угодно другое, дающее линии одного цвета, то того же самого эффекта (в смысле интенсивности цвета и цветотени) он добивается графическими методами, т.е. при помощи штриховки и толщины линий. Причем рисунок получается совершенно профессиональный, как будто выполненный на компьютере при помощи рисовальной программы. И рисует он его... как бы это сказать... как рисовал бы робот – очень быстрыми и совершенно точными движениями. Как я уже сказала, рисунки совпадают в мельчайших деталях, а выражение лица у мальчика при этом совершенно отсутствующее. Поговорить с ним, как вы сами понимаете, не удается.

Я согласилась на встречу. Чтобы сразу не создавать напряженную обстановку, мы договорились встретиться в центре города, на базарной площади. Во-первых, туда добираться легко, и для мальчика этот район знакомый, во-вторых, погода хорошая. К тому же, выходной день, и будет чем отвлечь внимание мальчика, если это понадобится. Я назначила встречу в открытом павилионе под навесом.

Я регулярно покупаю продукты на рынке, и поэтому там меня знают – не с профессиональной стороны, естественно. Когда я пришла в оговоренный торговый ряд, оказалось, что меня уже спрашивал кто-то из школы – интересно, все-таки, насколько в маленьких городках все друг друга знают! Я прошла под навес. Там торговых рядов на было, это была зона отдыха. Там стояли скамейки, и можно было присесть перекусить или просто отдохнуть.

Это действительно была воспитатель из школы. Высокая, худощавая женщина, она выглядела очень расстроенной. Я спросила ее, в чем дело? Одновременно краем глаза я заметила, что к торговому ряду подошел мужчина из Центра по внеземным контактам и стал спрашивать, очевидно, про меня. Как, все-таки, работа накладывает отпечаток на человека!..

Почти сразу же к нему подошла женщина. Они поздоровались, и я поняла, что это была психолог. Было очень заметно, что и эта женщина тоже сильно нервничает. Я не стала дожидаться, пока они подойдут. Мне было важнее выслушать воспитателя, которая должна были прийти с мальчиком, а была одна. К тому же, на площади внезапно начали происходить перемены.

Из боковой улицы вышла колонна демонстрантов. Это была молодежь, точнее, подростки, которые снова против чего-то протестовали. Всего их было человек тридцать. Несколько человек несли написанные от руки транспаранты. У некоторых в руках были скейтборды, мячи или воздушные шарики. Несколько человек были с велосипедами. Рядом с колонной демонстрантов шла пара полицейских, очевидно, чтобы не допустить беспорядков. Им было откровенно скучно.

Время от времени ребята выкрикивали что-то вроде лозунгов, иногда кидали в сторону мячи или воздушные шарики, и люди со смехом кидали им их обратно.

Воспитатель сильно нервничала. Она пришла с мальчиком чуть раньше, в парк, который выходит на площадь, чтобы ребенок успел привыкнуть к обстановке. Мальчик пошел поиграть с мячом, и куда-то исчез. Понятно, что ему ничего не грозит, но все равно очень неприятно.

И тут я его увидела. Я узнала его по не совсем адекватному выражению лица. Мальчик шел в колонне демонстрирующих подростков, и в руках у него был мячик. Не футбольный или какой-нибудь другой специальный мяч для спортивных игр, какие любят все подростки в определенном возрасте, а обыкновенный детский мячик, которыми играют малыши во дворе или на пляже.

Я показале его воспитательнице. Она очень обрадовалась, и позвала мальчика. Он услышал ее и тоже обрадовался, заулыбался, но не пошел к ней, а продолжал идти с колонной. Я понимала, что подойти и «выдернуть» его из колонны будет нельзя, демонстрация. Никто не будет разбираться, что, почему и как. Любое вмешательство в движение колонны будет рассматриваться, как проявление насилия, а это недопустимо. Нужно было придумать что-то другое... И тут нам повезло. По примеру других, мальчик бросил свой мячик в нашу сторону. Мяч летел прямо в меня, но я, вместо того, чтобы его поймать, просто сделала шаг в сторону. Мячик пролетел мимо меня, упал и покатился дальше, под скамейку.

Я посмотрела на мальчика и отвернулась к воспитательнице, как бы занятая разговором с ней. Воспитательница тоже смотрела на меня, ожидая совета. Мальчонка сначала удивился, потом его лицо исказилось гримасой обиды, и он почти со слезами побежал из колонны к нам. Пробежал мимо меня, залез под скамейку за своим мячиком, а когда он вылез, мы уже обе улыбались, глядя на него. Он с облегчением подбежал к воспитательнице. Та обняла его за плечи. Я погладила его по голове и улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ. Так! Первый контакт состоялся!

Воспитательница негромко спросила меня:

– Хотите посмотреть сами?

Я кивнула.

Мы сели на скамейку, воспитательница придвинула к нам столик, положила на него листы бумаги и пачку цветных карандашей, которые принесла с собой, а сейчас вынула из сумки.

– Хочешь порисовать? – спросила она мальчика.

Он кивнул. Казалось, он сразу забыл обо всем. Впрочем, может быть, это для детей нормально? Он вбрал малиновый карандаш, и рука его заходила с невероятной скоростью. Время от времени он брал карандаш другого цвета и продолжал рисовать с той же интенсивностью. Я обратила внимание на то, что он никогда не брал один и тот же карандаш дважды. Он брал карандаш другого цвета только тогда, когда вся работа, которая должна была быть выполнена предыдущим цветом, была закончена.

В это время к нам подошли человек из ЦВК и психолог. Мы негромко поздоровались. Я кивнула на рисующего мальчика.

– Это всегда так?

– Да, – ответила психолог, а воспитатель вытащила из другого пакета кучу изрисованных листов бумаги и протянула мне. – Вот, посмотрите!

На всех рисунках было одно и то же – то, что сейчас сосредоточенно, с невероятной быстротой и точностью рисовал, сидя передо мной за столом, мальчик, который, вообще говоря, не только не в состоянии был внятно изложить свои мысли и желания, но и сам не всегда ясно их понимал. Причем большиство рисунков были выполнены именно в тех цветах, которым он пользовался сейчас. Другие, отличные по цвету рисунки, очевидно, получались в результате экспериментов, что он сделает, если не получит те цвета, которые ему нужны.

На рисунках было изображено просторное помещение, вроде ангара, только низкое. В боковых стенах – два пустых проема, по одному с каждой стороны. Двери, наверное. Потолок низкий, очень прочный, довольно грубо обработанный. Почему-то создавалось впечатление, что все это помещение находится под землей – не знаю, почему.

Весь центр помещения занимала... не знаю, как назвать это сооружение. Наверное, здание внутри здания. Центральная часть пола «ангара» под небольшим углом поднималась и в конце достигала высоты чуть больше человеческого роста – во всяком случае, так казалось. Таким образом, «крыша» внутреннего здания представляла собой чуть вытянутый в длину прямоугольник, его боковые, длинные стороны здания – прямоугольные треугольники, а задняя (или передняя?) стена этого странного сооружения представляла собой узкий, вытянутых по горизонтали прямоугольник. Ни отверстий, ни входов у этого странного сооружения не было. Его стены и «крыша» были совершенно гладкими, без выступов, впадин или рельефов. Не было на нем и рисунков. Единственное, что про него можно было сказать, это что ЭТИ стены были сделаны совсем из другого материала, чем все остальные стены, пол и потолок этого странного помещения.

Специалист из ЦВК сказал:

– У нас есть основания предполагать, что каким-то образом мозг мальчика подвергся какому-то воздействию, и в нем отпечался образ станции перехода, по которому «они» попадают в наш мир. Воздействие оказалось невероятно сильным, поэтому он постоянно воспроизводит это изображение. Мы не можем добиться от него ничего – ни как это произошло, ни что здесь изображено... Он то ли сам ничего не понимает, то ли рассказать не может... В самом идеальном случае мы бы хотели получить хоть обрывки информации, лучше всего надписи, чтобы хоть попробовать сравнить их с теми, что у нас уже есть, а в самом идеальном варианте и проанализировать их. То-есть если бы мы могли получить образцы надписей и представление о том, что они значат!.. Но о таком мы можем только мечтать.

Я присела рядом с мальчиком и стала ждать, пока он закончит свою работу. Все равно, разговаривать с ним сейчас не имело смысла. Я не ставила под сомнение слова человека из ЦВК, уже приходилось с ними сталкиваться, знала, что они располагают тем, о чем никто даже предположить не может, что такое вообще существует. Видимо, и здесь что-то в этом роде. Ребенка жалко, вон, как осунулось личико, пока рисует...

Малыш закончил. Хотя он выглядел большим мальчиком, я никак не могла заставить себя относится к нему, как к подростку. Для меня он оставался четырехлетним малышом, каким и был на самом деле по своему умственному развитию.

Воспитательница сидела на скамейке по другую сторону от ребенка, остальным я сделала знак стать так, чтобы они отгородили от него все остальное пространство, но не «нависали» над мальчиком.

Я спросила его:

– Это вход? – и показала на левый проем в стене.

Он кивнул.

– А где выход?

Он ткнул карандашом в боковую стенку сооружения в центре «ангара».

Я спросила его:

– А как выходят? – подразумевая, что там нет ни дверей, ни отверстий – или они спрятаны и замаскированы?

Одним из моих преимуществ является то, что мне не приходится спорить и доказывать существование или действенность телепатии или интуиции. Я просто пользуюсь ими.

Мальчик недоуменно поднял на меня глаза:

– Как обычно...

И тут я поняла, что «они» просто ПРОХОДЯТ сквозь эти стены, которые, на самом деле, являются своего рода камерой дезинфекции – или безопасности? – перед тем, как выйти в наш мир. И я его спросила:

– А почему ничего не написано?

Он снова удивился:

– Так снаружи же!

– Какая надпись? Мне не видно! – сказала я.

И тогда... На чистом листе бумаги он нарисовал кусок внешней стороны стены с проемом, а потом... Он с трудом взял в руку СРАЗУ ДВА карандаша и стал вычерчивать знаки, которые шли по стене над проемом и спускались вниз вдоль его правой стороны. Надпись начиналась где-то на уровне правой трети верхней части проема и опускалась почти на половину его высоты. Надпись не была похожа на на что, виденное мной до сих пор. Она не шла линейно, вертикально или по диагонали. Где-то она шла в одну линию, а где-то расширялась или сужалась. Мальчик рисовал, и его лицо серело на глазах, как будто он тащил непомерную тяжесть. Я еще подумала, что, видимо, «их» руки устроены не так, как наши, и воспроизводя надпись, мальчик дублирует «их» технику письма. Но я решила ничего не говорить об этом человеку из ЦВК, а то они вконец замучают ребенка, пытаясь заставить его делать это снова и снова в надежде получить представление об «их» анатомиии.

Когда мальчик закончил – в сущности, там было не очень много – я его спросила:

– А что это значит?

Он поднял на меня измученные глаза и тихо сказал:

– «ОСТОРОЖНО! ОПАСНАЯ (АГРЕССИВНАЯ) СРЕДА!» Извините, мне надо в туалет...

Я отстранилась, и он, пошатываясь, двинулся в сторону туалета, который, по счастью, был недалеко от нас.

Я взглянула на присутствующих. Они выглядели потрясенными тем, что только что произошло перед ними.

– Но ведь это же значит, что... – начал человек из ЦВК.

Я его не дослушала. Я очень беспокоилась о мальчике и поэтому смотрела на него неотрывно. В его теперешнем состоянии с ним могло произойти все, что угодно. Мальчик зашел в двери женского туалета – наверное, просто потому, что они были ближе.

Я побежала туда, но не успела. Когда я подбежала, он уже лежал в глубоком обмороке прямо на полу в центре туалета. Я взяла его на руки и вынесла наружу.

– Вызывайте «Скорую»! – крикнула я человеку из Центра. – Больше с ним не разговаривайте, и пусть он все забудет. Иначе это его убьет!

Он кивнул.

Вскоре приехала машина и мальчика увезли. В сознание он так и не пришел. Вся «группа» поехала с ним. Я, естественно, с ними не поехала.

Очень надесь, что они меня послушают и пожалеют ребенка. Я уже имела случаи убедиться, что любые наши попытки вступить в контакт с другими мирами или получить о них любую информацию оборачивается весьма плачевно, причем исключительно для наших людей. Пользу это еще не принесло ни разу и никому. Может быть, просто время не пришло?

11.05.2008