Письма в никуда-часть 1

Вы знали когда-нибудь это странное ощущение полуденной летней дремоты? Когда настежь распахнуты окна спальни и легкий ветерок колышет невесомые занавески и полог над кроватью и доносит из старого заросшего сада густые ароматы белоснежных цветов, таких, что вырастают в старых усадьбах и на фамильных кладбищах. А дом полон тишиной, лишь на самой периферии слуха тикают часы. Именно в такие моменты, раскинувшись на подушках и сквозь кружева полу сомкнутых ресниц глядя на прямые солнечные лучи, столбами света падающие на гладкий вощеный пол, обоняя запах согретой пыли на балюстрадах, начинаешь мечтать о вечности и смерти. О собственной могиле, там, средь уже упокоившихся предков. Тайны гроба волнуют сердце, маня сохранять неподвижность и чуткую бездейственную зоркость. Дуновения воздуха касаются открытых, чуть тронутых загаром рук, играют прядями иссиня-черных мягких волос, еще более темных на фоне бледных, чуть розовеющих щек. Печати смерти, её легкие шаги, прохладные, сыростью пахнущие руки, охапки алых маков. О чем думается в такие часы, когда покой нисходит в душу, могильный покой проклятых, что восстанут на закате и заскользят по земле, таясь в удлинняющихся тенях? Час тайн, в шелесте древесных ветвей, в синеве небес кто-то вдруг отчетливо назовет твое имя, и вздрогнешь, холодея на полуденном зное, обернешься на мирный сад, или же застынешь, прислушиваясь, вскинувшись на кровати. Но больше ничто не нарушит тишину ,и потянет опрометью броситься прочь, отыскать хоть еще одного живого в этом мире воспоминаний и смерти.

Я любила часами предаваться медленному тлению, надеясь еще хоть раз услышать отчетливый зовущий голос. Казалось, прозвучи он снова, и что-то изменится, приподнимется завеса, и оживут мечты, тайные странные желания, что прячешь ото всех, под переплетами книг, в собственных крадущихся шагах и запахе дождя в разметавшихся вороных кудрях. Великий ли это грех - нести белоснежные и алые розы к покосившимся крестам тех, кого хоронили за церковной оградой, как к алтарю Девы Марии? Не знаю…Грех ли жаждать проклятия жизни после смерти?

Каждый вечер я приходила на старое кладбище на окраине нашего городка и украшала охапками роз из нашего сада могилы самоубийц и всех тех, кому отказано было в прощение. Что тянуло меня к этим людям, к их судьбам, их надгробным камням с истершимися надписями? Наверное, та жажда трагедий, те грезы о разрушении и тлене, что посещали меня в полдень, тот голос, что звал отчетливо, но бесплотно, та сверхчувственность, что была свойственна всей моей натуре, не познавшей горя и горьких упреков небесам, но стремившейся к ним, к мукам, проклятиям и раскаянию. Я знала, ощущала, что все те, кто упокоились в земле за оградой костела, тоже слышали свои имена, выкликаемые из пустоты. И поэтому день за днем я приносила розы сюда, под эти деревья и о чем-то шепталась с призраками кружевных ветвей. Каждый день в белом платье и маленькой черной шляпке с вуалькой, в черных же щелковых перчатках, что были все в зацепках от острых шипов. Так продолжалось раз за разом, пока однажды я не надела другие перчатки – белые, и не нашла на одной из могил запечатанное письмо, написанное на желтоватой бумаге и адресованное мисс Фриде Де’Вир. То есть мне.