Ждать надо

Розовым инеем застыл на подрагивающих губах, чуть-чуть слегка позвякивая и не решаясь сорваться в оклик, шепот:
- … не уходи… - комком боли вывалилось из розовой плоти.
И тьма позади. Свет впереди. Она стоит на границе. Руки закованы в цепи. Цепи свободны. Тяжелы, но свободны. Она может идти, идти к свету, идти за ним. Но лишь смотрит на его спину, не решаясь сделать шаг. Цепи не держат, но страх их тяжести останавливает. Она боится, что не выдержит пути.
- … не уходи…
Постепенно он становился все меньше и меньше, а света все больше и больше, и вот он уже маленькая точка, которая через минуту совсем исчезла. Он весь ушел в свет. Она же повернулась спиной к свету. Глядя теперь уже вперед, которое еще миг до этого было «назад»… Шаг…
Она проснулась. В который раз этот сон.
Кухня. На автомате глотками заливает в себя горячую ароматную жидкость… На часах без четверти четыре. Спать уже не хочется. Она с опаской поглядывает в спальню, как будто ожидая там увидеть картину из сна, но спальня по-прежнему излучает тепло и уют только что пробудившегося утра. Закрадывается сомнение – может еще поспать часок? Нет. Лучше не стоит. И она встает за очередной чашкой кофе.
Мысли неизменно возвращаются ко сну. Она кого-то просила не уходить. Это не Артем. Чаще к ней приходит мысль, что если бы Артем и ушел, то это было бы даже лучше. Сама же уйти не решается. Держит то время, которое они были вместе. Время, как память о светлых днях настоящего чувства, которое однажды просто переросло себя и иссякло. Иссякло, как иссякает сосулька во время апрельской капели. Звонко отстукивая приближение своего конца. По превратности судьбы или чего-то там похожего приход долгожданного лета оказался концом для их чувств. Или только ее чувств. За Артема она не может сказать. Привязанность, привычка и страх сломать стабильность. О, как она ненавидит эту стабильность их отношений, но всеми силами держит ее нерушимой. И чего-то ждет.
Ожидание стало частью ее жизни. Вернее ее составляющей. В ожидании она отказалась от настоящего полностью погруженное в будущее, которое должно было вот-вот прийти. Настоящая же ее жизнь состояла исключительно из автоматических походов с работы и на работу, готовки ужинов и ожидания прихода Артема, который неизменно появлялся с небольшим опозданием. Вообще можно было бы уже давно перенести время начала ожидания его прихода на реальное время его прихода, но ей нравилось думать, что он опаздывает. А значит ей опять приходилось ждать. Потом она обижалась на его опоздание. Это был повод. Повод не остаться наедине с ним в семейной идиллии. Причина, которой она объясняла свою невозможность ответить теплом на его тепло. А самое главное – этим она оправдывала себя и избавлялась от невыносимого чувства вины. И все же она упорно продолжала цепляться за все то, что называлось их отношениями.
На часах было уже полседьмого. Выпита пятая чашка кофе. Хочется курить. Еще не до невыносимости, но сильно. Сигарет не было. Со вздохом натягивает домашние штаны и майку, ботинки на голую ногу, куртку. Взгляд скользит по зеркалу – остается надеяться, что никто не встретится. Медленно, отсчитывая ступеньки, как будто отстукивая прожитые минуты, спускается. Одна, вторая, третья.. седьмая… пятый, четвертый, третий, второй... Остановилась и смотрит в окно. Пасмурно. Хмуро и неуютно. Дальше первый. Запищал звонок домофона тем самым противным отщелкивающим писком. Хлопнула дверь. Она вздрагивает, останавливается и прислушивается к послезвучию. Что-то щемяще-тоскливое застыло в перепонках и давящим холодом травмирует мозг. В утробе екнуло. Встряхивает головой и делает шаг, другой, третий. Уверенность возвращается – не уверенно и робко, но возвращается.
Пачка сигарет в руках. Еще не дождавшись сдачи, она привычным движением распаковывает. Вытаскивает одну сигарету и перевернув возвращает обратно в пачку. Эту дурацкую привычку она впитала от Артема. Со злостью смотрит на пачку. Вновь вытаскивает эту же сигарету и, вновь перевернув, впихивает ее обратно. Потом опять смотри недоуменно на пачку. К чему это она? Закрывает пачку, раскрывает. И, наконец, достав сигарету, закуривает. Потом поднимает глаза к окошку киоска. Все это время за ней наблюдают насмешливые глаза соседки, которая так и застыла с протянутой рукой со сдачей. Она досадливо улыбается, пожимает плечами. Буркнув спасибо и одновременно забрав деньги, плетется обратно к подъезду, на ходу докуривая теперь уже горькую сигарету.
Проснулся Артем. Ванная издает фыркающие звуки, течение воды, всплески. Утро за утром. День за днем. Пока он умывается, она привычно готовит кофе, намазывает бутерброды, режет апельсин на дольки. Оранжево-дружелюбное утро теперь. Она обожает аромат апельсинов. Аромат детства…
- С добрым утром Солнышко! – Артем сметает осколки воспоминаний оптимистичным чмоканьем в щеку. Он как всегда бодр и в прекрасном настроении. И как это у него получается?
- Куда выходила? Опять за сигаретами? Я же просил тебя не курить? Ты будешь бросать?
… эта неизменная тирада. Она всеми силами изображает виноватый вид и по детски оттопыривает нижнюю губу, смотрит исподлобья…
- Не могу…. – растягивает почти плачущим тоном.
Это всегда действует безотказно. Теперь уже он виноватый…
Каждое утро ее делится на «до пробуждения Артема» и «после пробуждения Артема». «До» всегда одинокое, мрачное, тревожное. В нем столько тоски и обреченности, усталости от этой жизни. Но в нем она – это Она. Именно такая, как есть. И главное свободная. «После» - доброе, пушистое, теплое. В нем радость и оптимизм пробудившегося «утра». Только не ее утра. Его утра. День – это жизнь с Артемом. Жизнь в его жизни. Там она играет роль спутницы, которая должна мириться с тем, что всегда будет немного на заднем плане. Нет, Артем всегда ей уделяет много внимания, но остается чувство, что это внимание прессованное. Вырванное из его великой карьерной жизни.
Артем ушел.
Она осталась одна. Вот и отпуск. Одинокий и пустой. С другой стороны теперь и днем она может быть вне жизни Артема.
Торопливо натягивая джинсы, майку... почти на ходу подкрашивая глаза… Стой! Она же не умылась. Растеряно облокачивается на стену и медленно сползает. Как так? Замешательство тянется не больше минуты. С той же расторопностью все скидывает с себя и идет в душ. Горячие нити впиваются в кожу. До красна. До кипения. До слабости в каждой мышце. До головокружения. Так она заливает себя почти кипятком. Потом резкий поворот барашка горячей воды и теперь уже ледяные нити как будто возвращают ее к жизни. Постепенно холод вытесняет тепло из ее тела. Кожа становится жесткой. Упругой. Соски твердые. Ее это всегда забавляло.
Выскочила из ванной. Процедура сборов теперь уже затянулась. Втирание лосьона в еще влажное тело. Все! Сколько можно. Почему она не может отказаться от всего этого хоть раз? Ведь спешит же. И вновь бег. Натягивание одежды. В легком скачке выскакивает за порог, хлопок двери действует отрезвляюще. Но только на секунду и вот она уже почти скатывается по ступенькам. Пересекает двор. Бегом. Немного задыхаясь. Остановка. Успевает вскочить в автобус. Куда она едет? На вокзал. Так же торопясь подскакивает к кассе. Покупает билеты. Сердце бешено колотится, внутри все замирает в восторге. В преддверии дороги.
Она сидит в вагоне. Тронулись. И застучали колеса. Перестук уносит. Уносит ее все дальше и дальше. Сердце замирает и бьется. Радостью избавления. А колеса отстукивают неизменно, слегка покачивая вагон, и уносят ее. Укатывают ее… по кругу. Это всего лишь электричка. Она уже третий день садится в нее и едет, едет… а потом… возвращается, что бы успеть приготовить ужин и так же ждать Артема. Обижаясь на его постоянное опоздание. И ждать, ждать, ждать.