Когда включается мозг

              Темное пространство окружало меня, я шел вначале спокойно, но вдруг почувствовал, что кто-то ужасный и злой хочет догнать меня и схватить. Я решил бежать, но мои ноги не хотели слушаться, какая-то неведомая сила сдерживала мое стремление уйти от погони неизвестного мне преследователя. Ужасный страх внутри меня не помогал инстинкту самосохранения максимально активизировать физические усилия моего тела сделать хотя бы один шаг. Изо всех сил я пытался передвинуть ноги, руки и тело вперед хотя бы на сантиметр, было такое ощущение, что меня что-то сильно сдерживает. Огромное напряжение всех моих сил не приводящие ни к какому результату, только усиливало чувство огромного жуткого страха. Страшная и большая рука вытягивалась ко мне. Еще немного и она схватит меня! На меня нахлынула очередная огромная волна жуткого страха, я так сильно почувствовал ужас от того, что ещё мгновенье и меня схватит эта рука и вдруг … я открыл глаза и увидел очертания комнаты, в которой стояла моя кроватка. Огромнейшее облегчения почувствовал я, когда в ту же секунду понял, что я проснулся. И весь тот ужас, который только что испытывал я, оказался всего лишь сном.
       Я прислушался к тишине. Всё было тихо. Я сел на коленки, обхватил руками деревянные прутья, преграждавшие мне выход в пространство комнаты. Мои мысли толкали меня на познание того, что там, за пределами этой укрепленной со всех сторон деревянным ограждением, кровати. Но после некоторых исследований я понял, что невозможно преодолеть эти прутья. Моя голова не может протиснуться сквозь них.
       Долго пролежав в раздумьях и наблюдениях, я уснул, спокойным сном. Проснувшись, я увидел всё тот же белый потолок, той же комнаты. Но, прислушавшись, я понял, что уже не один. Из далека, доносились какие-то очень слабые, тихие звуки. Но самое главное, что я ощутил, очень приятно волнующий запас, который был узнаваем на уровне вкусовых рефлекторов. Это был запах сваренной … молочной смеси.

Глава первая
     С чего начинается познание мира? У каждого это своё ощущение. Каждый по-своему начинает освоение и понимание нахождения самого себя в этом мире. Меня однажды прошибла мысль или откровение, или понимание, того, что почему-то именно мне дано видеть всё, что происходит рядом со мной. Я, никому не известный, родившийся в городе, который не является столицей какого-либо государства, разве что Восточной Сибири, в семье обычных интеллигентов в первом (как говорили мои родители) поколении, в начале семидесятых годов прошлого века.
     А мысль прошибла меня так. На прогулке в детском саду я вдруг ощутил себя в роли стороннего наблюдателя. Мои дошкольные одногруппники очень шумно и наверно для них очень весело резвились на детской площадке. Они бегали, кричали, во что-то играли, и почему-то в тот день мне в какой-то миг захотелось отстраниться от них, и я оказался за деревянной открытой верандой. Здесь меня никто не видел, и у меня была возможность наблюдать за хаотичным движением малышей. Сначала я подумал о том, как всё глупо в их играх, бестолковая беготня друг за другом, столкновения, глупый смех и никакого смысла во всех этих безумных движениях. Но потом меня пронзила другая очень сильная мысль, точнее вопрос: почему я смотрю на это именно так, почему именно мне дали такую возможность наблюдать за происходящим вокруг меня и анализировать то, что вижу в данный момент времени? Я тут же попытался найти ответ самому себе, но никак не мог. В голову не приходил невероятно необходимый ответ на такой необычный для меня 5-ти или 6-ти летнего мальчишки вопрос! А потом включилась какая-то защита. Мозг сказал на подсознании и передал в центральный отдел команду: дальше не иди, не копай так глубоко, это сложный вопрос, надо успокоиться, всё, дальше пока барьер, ответа сейчас нет. И я успокоился. Глобальные мысли, и вопросы вскоре позабылись, точнее, ушли в подсознание, записались в память. И каждый раз, когда они возвращались, я на какое-то время задумывался над этим, удивлялся в очередной раз тому, что именно мне дали возможность видеть это мир, изучать его законы, узнавать историю, читать великие и простые книги и самому искать на все ответы, если их не предоставлялось. Но на самый главный вопрос я никогда не находил ответ и не много поразмыслив гнал эту мысль, переключался на что-то другое и забывал о ней на какое-то время. Я всегда боялся, лет до 28-ми, рассказывать о том случае на прогулке в детском саду. Мне казалось, что меня не поймут, и примут за немного сумасшедшего. А в книгах я не находил ответ на свой вопрос. Чем дальше, тем больше… Вопросы добавлялись с неравномерной периодичностью. В школе я заинтересовался религией. Как-то раз, и это очень удивительно, т.к. я и все вокруг меня сверстники воспитывались в духе атеизма, на одной из школьных экскурсий я вместе с классом и учителем оказался в церкви. И там я увидел молящихся детей моего возраста 10 – 12 лет. Девочку, с повязанной на голове косынкой и мальчика. Они искренне молились и делали это так усердно, что это сразу привлекло моё внимание к их действиям. Мои одноклассники, глядя на них, перешептывались, показывали пальцем, но никто не смел, посмеяться или что-то сказать осудительное, даже учительница. Для меня эти верующие ребята были какими-то не от мира сего. Какие-то из другого старого мира не как не вписывающиеся в наш обиход, в нашу действительность. Но я на мгновение тогда поймал себя на мысли, что эти двое молящихся знают то, что мне не ведома, что они совершенно другие и знают что-то гораздо больше, чем я, точнее сказать, то, что я вообще не знаю. Моя мама всегда скрывала от меня с братом иконку, хранящуюся у неё в трельяже. Я думаю и знаю, что она верила и верит до сих пор в Бога, но всегда старалась скрыть это от нас, чтобы не навредить нам. Что бы не дай Бог, в школе узнали от нас, что в квартире, где живет семья, как сказали бы сейчас, руководителя областной энергетической компании, есть иконки. Но однажды в школу кто-то принес одну книгу под названием «Анти Библия». Я попросил её взять на время домой почитать. В этой книге приводились цитаты из Настоящей Библии и тут же давались опровержения высказываемым изречениям. Но мне было интересно прочитать не научные опровержения библейских толкований, а именно эти величайшие изречения. А точнее я, сам не знаю почему, искал описания жизни и великих чудес и величайших страданий Иисуса Христа.
     Но данная книга, конечно же, не раскрыла религиозных понятий, но что самое удивительное помогла немного понять описанные святыни и увлечь меня похождениями Сына Божьего. Но этого было мало, чтобы понять всю глубину религиозных понятий. Однажды мне в руки из папиной домашней библиотеке попал роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Я, когда в процессе чтения понял, что писатель в отдельных главах описывает жизнь Иисуса, названного им по имени Иешуа стал читать его, что называется «запоем»! Наконец-то в какой-то мере Булгаков заполнил своим великолепным произведением в моих думах об Иисусе белые пятна, пустые пространства неведенья существования и великого предназначения Миссии.
     Но…основной мой внутренний, глубоко закопавшийся вопрос так и оставался без ответа. Мало того стали появляться другие. Например, такой как: от чего все произошло, точнее, что за крупинка, что за молекулка была самой-самой первой, от которой ВСЁ произошло, от которой появились все планеты, звезды и вообще вся или все Вселенные? Да и она-то сама эта молекула, эта точечка, откуда в свою очередь взялась, как появилась, из чего?!! И на это то же нет вразумительного ответа. И не только у меня…
     И так два вопросика я вам уже подвесил. А вот и третий. Все прекрасно знают, что Вселенная, не известно, откуда взявшаяся, состоит из Галактик, те в свою очередь укомплектованы планетами, и у некоторых есть свои спутники. И вот всё перечисленное выше, конечно же, вращается друг вокруг другу и вокруг собственных осей. Так. Но… Никто из вас, дорогие мои, не знает, почему происходит это вращение, точнее, что изначально послужило приданию такого мощнейшего сумасшедшего импульса, в результате которого, всё и наша с вами планета Земля то же до сих пор вращается с огромной скоростью?
     Ответить на все, хотя бы эти три, вопроса я попытаюсь, и если не в этой жизни, то…в другой. Ведь самое главное это то, что меня, как и любого другого человека на этой планете мучил ещё и другой вопрос, намбо фо, т.е. номер четыре, и ответ, на который я нашел! Вы спросите, что за вопрос такой? Вначале я сформулирую его целиком в главе второй.


Глава вторая
     Темная пространственно-огромная окружала меня улица, я шел в самом её начале спокойно и не оглядываясь, а, смотря только вперёд, но вдруг вспомнил, что через час мне нужно будет присутствовать на одном очень важном собрании. Я люблю гулять по улицам, архитектура, которых позволяет наслаждаться величественностью форм колоннад, сводом крыш, величиной и многоступенчатостью фронтонов. Парадные подъезды с высокими треугольными козырьками приглашают во внутрь посмотреть на высоту потолков, ширину лестниц и глянец деревянных перил. Идя по таким широченным улицам, всегда наполняешься каким-то величием, торжественностью и чувством того, что ты живешь здесь, видишь это всё и знаешь, что будешь жить!
     Зимой всегда рано темнеет. Я развернулся и пошел обратно. Надо было успеть вернуться в Дом Профсоюзов, где проходил слёт участников межреспубликанского конкурса исполнителей классической музыки. Уличные фонари освещения почему-то не загорались. Становилось совсем темно и жутковато. Вдруг из проезда во двор вылетел автомобиль и чуть не сбил меня. Резко остановившись, я заметил, глядя на исчезавший «Бьюик», что задние фонари, впрочем, как и передние фары у него были выключены. Странно. Я решил свернуть, на минутку, во двор и посмотреть, что там находится. В это время наконец-то включились фонари и осветили часть внутреннего двора. И вдруг я увидел лежащего навзничь на земле человека. Руки и ноги его были раскинуты, а из-под пальто медленно растекалась кровь.
     В отделении милиции меня допрашивал как свидетеля майор Копейкин. Его интересовало буквально всё, и где я живу, и кем работаю, и как очутился в этом дворе. Я пытался ему объяснить, что просто прогуливался по улице, что люблю я здесь гулять, хоть и живу совершенно в другом районе города, а работаю на улице в трёх трамвайных остановках от этого места убийства. Но ему это было не понятно. И то, что именно я вызвал их, этих наших доблестных милиционеров, совершенно его не интересовало. Убитым оказался Директор масло-жир комбината некто Савельенко Даниил Карлович. 57 лет отроду. Член партии с 1937 года. Убит он был простым кухонным ножом, но очень профессионально, точно в сердце. Отпечатков пальцев не обнаружилось. Копейкин при обыске нашел у меня кожаные перчатки и многозначительно бросил их на стол, глядя мне в глаза. Во внутреннем кармане моего пиджака нашли так же портмоне с 25 рублями. И у убитого то же, но деньжат там было по более, аккурат в десять раз. Копейкин вначале удивился, что я не переложил деньги к себе до вызова сотрудников, но потом, немного поразмыслив, нахмурился ещё больше и спросил:
       - Что, диверсант? Или агент буржуазной разведки?
       - Товарищ майор! - возмутился я. – Вы превышаете свои полномочия!
       - Сержант! – крикнул майор.
     В кабинет вошел молодой конвоир. Мои мысли стали судорожно искать слова оправдания и защиты, но ни чего в голову не приходило, кроме просьбы о звонке начальству.
       - Дайте мне позвонить. – сказал я, опережая следующую фразу майора. – Меня ждут на собрании. Я хотя бы предупрежу Заместителя Министра культуры о том, что не смогу прибыть.
       Майора «отрезвило» произнесение мной правительственного чина. Он решил поинтересоваться:
       - Вас в Кремле ждут?
       - Нет в Доме Профсоюзов. – отрезал я.
       - Звоните, вот телефон. – и буркнул сержанту: - Свободен.
       Я посмотрел на часы, собрание уже час как началось. Секретарша долго не брала трубку. Майор вытащил папиросу, закурил и уставился на меня. Наконец-то трубку подняли. Я стал просить о том, чтобы пригласили зам. министра, объяснять, что я попал в непростые обстоятельства. Но всё впустую. Секретарша была неприступна и отвечала, что после собрания она все передаст помощнику зам. министра Рагозину, и тот свяжется с отделением милиции, в котором я нахожусь. Я повесил трубку. Майор с яростью вдавил недокуренную папиросу в пепельницу, посмотрев на меня, зло улыбнулся.
       Камера была выкрашена в темно-синий цвет. Размеры её были три шага в длину и два в ширину. Я лег на металлическую, прикрепленную к стене кровать. Вот попал… Думал я. Что теперь? Ждать звонка помощника. Да Гришка Рагозин тот еще кадр. Может и мимо ушей пропустить информацию обо мне, объясняющую моё отсутствие. Кто я для него? Какой-то рядовой преподаватель музыки училища искусств, которого пригласили на собрание, посвященное открытию слёта музыкантов со всей страны. Но самое обидное это то, что, когда всё выяснится, пройдет столько драгоценного времени, которое будет потрачено на нахождение в этой ужасной камере и идиотские допросы майора. Я попытался уснуть, но ничего не получалось. Даже матрас мне не дали. Я сел и стал думать об этом бедном несчастным и так злостно убитом пожилом человеке. А, впрочем, почему бедном? Судя по его кашемировому пальто, шикарному английскому костюму, собольей шапке и валяющейся тростью с золотым набалдашником, нельзя было сказать, что он был беден. Занимал высокий пост, руководил комбинатом. Да всё так, но кому понадобилось его убивать? И что самое интересное не с целью ограбления. Но эта загадка мне точно не по плечу. Вот у Копейкина голова тоже есть, вот и пусть думает, шевелит мозгами. Почему-то эта мысль меня успокоила, и я уснул.


***
       Даниил Карлович был сыном известного до революции промышленника. В 1917 году его отец, Карл Евграфович Савельенко, неожиданно для всей своей родни, друзей и знакомых принял советскую власть и стал всячески помогать ей. За что был отмечен самим Калининым и представлен в последствии к правительственной награде. Его сын Даня рос умным и добрым мальчиком. Успел получить хорошее образование экономиста за границей. В 1918 вернулся на Родину. И стал помогать отцу вести экономику на принадлежавшем, когда-то их роду кожевенном заводе. Во время Второй Мировой завод разбомбили авианалетом немцы. Потом на его месте в 44-ом начали строить масло-сыр комбинат. Даниил вернулся с фронта и его сразу взяли на достраиваемый комбинат. Сначала экономистом в отдел эксплуатации, потом перевели главным инженером, а уж потом и директором назначили.
       Очень интересные детали обнаружил товарищ Копейкин, когда изучал личное дело Даниила Карловича. Оказалось, что он служил в разведке. И однажды во время одного задания попал в плен. Бежал. Оказался в оккупированном немцами Краснодаре. Убил патрульного немца, переоделся в его форму и вернулся к нашим с пьяным немецким генералом. У этого «языка» в тот день был его день рождения. И он со своими подчиненными офицерами решил к девочкам сходить и там продолжить отмечать свой праздник. А девочки были нашими связными и Даниил их, конечно же, знал. Они-то и напоили фашистов до чертиков.
       Тот генерал, когда протрезвел очень много полезной информации нашим выдал. И самое главное о готовившемся, мобильными группами «СС», наступлении на Туапсе. Дал почти полный расклад: когда, как и сколько групп. Благодаря этой информации немец был остановлен, и полностью были уничтожены все мобильные группы противника. И дальше подступов Туапсе фашисты уже никогда не смогут развивать своё наступление с юга.
       И только благодаря этому капитана Савельенко после войны не посадили в лагерь, как сажали всех, кто был в плену врага. Да ещё и в конце 43-его за одну тоже блестяще выполненную и разработанную, кстати, им самим, операцию его представили к «Звезде Героя». А пленного немецкого генерала отправили далеко на Восток СССР в Иркутск. Здесь он отбывал срок в лагере для заключенных. Строил вместе с такими же, как он пленными трамвайную дорогу в центре города. Но потом его обменяли на нашего пленного подполковника из штаба армии.
       Немец Генрих Штольц фон Либерман вернулся в Мюнхен из далёкой Сибири больным и сильно постаревшим. Провалялся в местной больнице около года. Сначала лечили бронхит, потом вдруг начавшуюся пневмонию легких. И вышел он из неё уже после окончания войны в Октябре 1945 года. Оказывается, новое правительство Западной Германии очень хотело оставить живым этого старого немца. Всё дело в том, что до войны Генрих Штольц занимался наукой и исследовал влияние планет солнечной системы на нашу планету. Его труды чудом сохранились после бомбежек Берлина. Их нашли в одном из уцелевших бункеров Гитлера. В 1946 году он продолжил свои исследования. Но здоровье его сильно ухудшалось. Сказывалась подхваченная в Сибири болезнь. Он постоянно жаловался своему сыну Томасу, что если бы ни этот русский разведчик, то он бы не попал в плен к русским, и сбылась бы его мечта взойти на Кавказские горы, где по его предположению существует особая аномальная зона. Связь с космосом. Прямой выход на контакт с инопланетными цивилизациями. Томас очень любил своего отца. Он постоянно заботился о нем. Выполнял все его просьбы. В том числе и изучение космоса по уникальному методу своего отца. Благодаря этому методу Правительство ФРГ объявило о начале официальных экспериментах сотрудниками института космоса в Бонне названного в честь умершего в 1947 году профессора Генриха Штольца об осуществлении контактов с инопланетными цивилизациями. Руководителем группы научных сотрудников был назначен, конечно же, Томас Штольц.
       Не однократно правительство Западной Германии обращалось к нашему послу в Бонне с просьбой о разрешении проведения научных экспериментов на Кавказе. Но каждый раз получало отказ. И только после смерти Сталина им удалось получить разрешение. К тому моменту группа немецких ученых уже побывала в Альпах, в Гималаях и в Тибете. Оставался Кавказ.
       Но не только эту цель преследовал сын немецкого генерала Генриха Штольца. В его душе затаилась огромная ненависть к русским и конкретно к бывшему капитану советской разведки Савельенко. Но как его найти, не зная ни имени, ни фамилии, ни даже города где он проживает. И ему помог метод отца. К 1954 году у Генриха накопились очень интересные данные о местах постоянного пребывания, так называемых НЛО. Мало того, его группа научилась кратковременно входить с ними в контакт и вести примитивные диалоги! Вся эта информация держалась в строжайшей секретности. Отчеты записывались в одном единственном экземпляре и сразу передавались через спец. агента правительства Германии, который официально входил в состав научной группы, в особый комитет по науке и космосу при министерстве обороны ФРГ. Получив, при помощи одного единственного, но необыкновенно уникального подарка от братьев по разуму из созвездия Кассиопеи, необходимую информацию о Савельенко, Томас решил, во что бы то не стало найти Даниила Карловича и отомстить за отца. Но руководителя научной группы ученых так же интересовал и другой вопрос.
       Получая так много сведений, которые открывают перед ним закрытые и не разгаданные сотнями, а некоторые и тысячами лет тайны, сможет ли он в полной мере воспользоваться ими? Успеет ли он за короткий отрезок жизни ответить на вопросы, над ответами которых бьются лучшие умы современности. И если успеет, если узнает все тайны мироздания, и откроет секреты всех, когда-либо существовавших на этой планете древнейших цивилизаций, то, что его ждет потом? Банальная смерть? Уходить из жизни с таким багажом знаний? Конечно, можно записать всё, передать последователям и т.д. и т.п., но это всё не то!

***
       Томас Штольц, конечно же, более круто сформулировал вопрос. Но это его вопрос. Он конечно похож на мой четвертый, но не совсем. Мой более земной, попроще, что ли. И звучит он так: есть ли жизнь после смерти? «Как банально!» Скажете вы. Но я более чем уверен, да я просто убежден на все сто, что каждый из вас, хоть раз в жизни, но задумывался об этом. И мне ещё думается, что даже верующие люди, где-то далеко в уголке своего подсознания, держат эту мысль, наверняка живет там этот вопрос.

Глава третья
       Меня продержали в камере, как и положено, трое суток. Перемыли все мои кости и кости всем моим родственникам, друзьям, знакомым и сослуживцам. Копейкина раздражало больше всего моё олимпийское спокойствие. Он подселял ко мне в камеру «казачка засланного». Тот под видом недовольного диссидента пытался разговорить меня на тему неправильной жизни в СССР, отсутствия прав человека, что-то чесал про Солженицына, восхищаясь им. Я почти не разговаривал с ним. Мои мысли были далеки от этой камеры и этого стукача. Буквально за день до того злополучного дня я начал писать новую рапсодию на тему звездного неба. И музыка постоянно звучала в моем мозгу. Я просил у охранников карандаш и клочок бумаги для того, чтобы записать ноты, но, увы, не положено.
       На последнем допросе Копейкин спросил:
       - Ты за границей был? – он уже обращался ко мне на «ты».
       - Нет. А что? – невозмутимо и не обращая внимания на его «тыканье» ответил и спросил я советского «Понтия Пилата».
       - А об исследованиях немцами космоса слыхал, что-нибудь?
       - Что-то такое читал дней пять назад в «Правде». Кажется, сейчас какая-то конференция у нас проходит по этой теме и вроде как немцы изъявили желание на Кавказ отправиться.
       - Во блин, какая память-то у тебя! – удивился Коп. Так я его прозвал «за глаза». - Ну-ну. И кто у них руководитель-то?
       - У какого, у них? – не понял я.
       - У немцев.
       - В смысле? Кто сейчас канцлер Германии, что ли? – искренне уточнил вопрос я.
       - Да какой на хрен канцлер, твою мать! – выругался Коп. – Я спрашиваю, как фамилия руководителя группы немецких ученых!
       - Да черт его знает… - ответил я и добавил, - Там вроде как не писали о нем.
       Копейкин внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять: дурака я валяю или правду говорю. Но в моих глазах застыла полная невиновность в совершенном три дня назад убийстве Героя Советского Союза бывшего капитана Савельенко Даниила Карловича.
       - Ладно. – сказал майор. – Можешь быть свободен. Отпускаю тебя под подписку о невыезде. Теперь тобой КГБ займется. Сержант!
       Я вышел на улицу и наконец-то вздохнул полной грудью свежий морозный воздух. Быстрей домой, в душ и горячего чаю с баранками…
       На работе все смотрели на меня как на инопланетянина. Ради приличия спрашивали, как так, что же произошло-то на самом деле? Но тут же сами отвечали на свои вопросы, видимо не желая долго со мной общаться: «Раз отпустили, значит, не в чем не виновен!» Я, конечно же, не стал говорить им о том, что я нахожусь под подпиской, что теперь меня будут таскать кагэбэшники. Зачем? Ведь на самом деле, всё это им не интересно. Большинство людей вообще мало заботят проблемы других. У них ведь своих «выше крыши» … Я, сам не знаю почему, но всегда смотрел на окружающих, как какой-то независимый наблюдатель. И мне были абсолютно не интересны их глупые, на мой взгляд, разговоры о том, в чем, например, была одета на торжественном собрании жена Зам. Министра, или какие цены будут в магазинах на продукты после Нового Года. Да какая разница кто и что и как?!! Как им интересно постоянно о чем-то переговариваться, устраивать перекурчики и постоянные чаепития с болтовней ни о чем. И если ты в них не участвуешь, если ты не перемываешь, как они, кости другим, то ты не свой, ты чужой среди своих. «Гордый какой, ему с нами не интересно…» - сюсюкали они. А мне просто жалко было терять на все их пустые обсуждения время, его ведь и так очень мало!
       Повестка в комитет госбезопасности не заставила себя долго ждать. На работе я отпросился под видом похода к зубному.
       Комитетчики – ребята серьезные и допрашивали сразу втроём. Первый, не представившись, сразу в лоб спросил:
       - Где, когда и при каких обстоятельствах Вы были завербованы немецкой разведкой?
       - Извините. – начал робко я. – Но на каком основании вы…
       - Не пытайтесь увиливать! – резко оборвал меня другой. – Чистосердечное признание смягчит Вашу учесть.
       - Я не являюсь агентом немецкой разведки, товарищи. – коряво ответил.
       - Хватит! – почти крикнул первый. Что Вы здесь дураков из нас делаете. Или признавайтесь, или отправим Вас сейчас же в камеру!
       Ага, а если признаюсь, промелькнуло у меня в голове, то не отправят в камеру. Расстреляют на месте, сразу, без суда и следствия. Интересный допрос получается. Я молчал. Мне не чего было говорить. Пауза повисла, длинною в жизнь. Гробовая тишина воцарилась в кабинете. Психическая атака началась. Продолжал думать я.
       Наконец тишину разрезал третий «нападающий».
       - Вам фамилия Штольц о чем-либо говорит? – очень спокойно, я бы даже сказал, добродушно спросил гэбэшник.
       - Нет, ни о чем не говорит. – скрывая волнение ответил я.
       - А о немецких ученых, приехавшим к нам в страну, вы что-либо знаете? – продолжал так же спокойно и мягко третий.
       - Да, из газет.
       - Ага. И это всё? – не унимался тот.
       - Да, всё. Они собирались на Кавказ, вроде. – тупо промолвил я, добавив, зачем-то слово «вроде».
       - Интересно. А зачем? – вытягивал из меня всё тот же.
       - Да что-то там с наукой, с космосом связано, кажется.
       - А Вам интересно будет узнать о том, что убитый, так сказать, знал некого Штольца Генриха фон Либермана? – неожиданно, но также деликатно спросил третий.
       - А кто это? – удивился я и посмотрел на первого. У того от ярости на моё поведение глаза кровью налились.
       - Это немецкий генерал. – спокойно и с выражением ответил мне «трешечка». – Его во время войны, ныне убитый Савельенко, в плен взял. А потом его наши обменяли. Так вот сын-то его, Томас Штольц, как раз-таки и является руководителем группы немецких ученых.
       - Я вспомнил! – вдруг осенило меня. – Я ведь перед тем как убитого найти, чуть не оказался сбитым машиной иностранного производства. Она вынырнула передо мной из двора, где я Савельенко нашел. Так вот эта иномарка была - «Бьюик». Таких во всем городе две-три, не больше. А одна из них частенько к Дому Профсоюзов подъезжает. Но та, которую я видел, которая чуть не сбила меня, в тот вечер, она была поновее.
       - Та-а-а к. – прервал меня второй. – А почему этих показаний нет в протоколе допросов майора милиции Копейкина?
       - Да я не знаю. Он накинулся на меня как на отъявленного рецидивиста. И я знаете, в ступор какой-то вошел. Какая-то защита мозга сработала. Решил, что буду говорить минимум информации, чтобы не дай Бог, он мои слова против меня же и направил.
       - Так, ладно, это всё хорошо. – оборвал меня третий. – Но давайте к машине вернемся. Так, что Вы там говорили: «Бьюик» какой-то Вас чуть не сбил?
       - Да, верно.
       - А Вы номер машины или там я не знаю, цвет запомнили? – увлеченно продолжал спрашивать «трёха».
       - Вы знаете, - охотно продолжал я, - у машины почему-то были выключены габаритные огни, хотя уже достаточно стемнело. Номера я не увидел. И фонари на улице еще не зажгли. А вот цвет, кажется, черный был. И ещё я сейчас припоминаю, что на передней панели внутри салона был установлен маленький немецкий флажок. Вот.
       - Очень хорошо, что Вы всё это вспомнили. – сказал мой трешка. – Я думаю, на этом мы сегодня закончим. Спасибо. Подпишите протокол и можете идти. Товарищ лейтенант, - обратился он к первому, - подпишите пропуск, гражданину.
       Слово гражданин полоснуло по мне, как лезвие бритвы. Выходил я на улицу на «ватных ногах». Не веря, что меня отпустили сразу же после первого допроса. Да серьезные мальчики. И как грамотно допрос-то выстроили. В начале грубый наезд, потом холодящая душу пауза, ну и как следует по закону жанра – добрый и пушистый вступает в игру, и ты уже готов всё ему рассказать, даже того, чего не было или не знаешь.
       На улице уже было совсем темно. И я еле успел на последний трамвай. Уселся на холодное сиденье и решил вспомнить начало своей звёздной рапсодии. И тут же в моей голове зазвучала музыка, моя музыка.
      
Глава четвертая
        Подполковник КГБ Селиверстов знал, как теперь надо действовать. Он все может выяснить, не выходя из своего кабинета. И он выяснил, что действительно в гараже посольства ФРГ имеется автомобиль «Бьюик» 1954 г.в., черного цвета. И именно в тот день убийства директора масло-сыр комбината эта машина покидала приделы посольства и вернулась в гараж в 18.45. Убийство было совершено в 17.50. На первый взгляд всё совпадает. Но этого пока мало. Надо узнать, кто был в машине в тот день. Где был во второй половине дня и в начале вечера гражданин ФРГ Томас Штольц. Где сейчас он и его группа находится, и когда они вылетают назад в Германию. И ещё Селиверстов подумал о том, что зачем немцам держать у себя американские машины? Ведь у них свои очень даже приличные автомобили? Даже как-то не патриотично немцам разъезжать на машинах, воевавших против них американцев.
       На всякий случай Селиверстов узнал, что автомобиль той же марки есть и в министерстве культуры, но там железное алиби: в момент убийства он находился возле Дома Профсоюзов с 17.45 до 21.00 вечера.



***
       Томаса приятно удивила погода на побережье Черного моря. У него на родине зима в разгаре, а здесь в Декабре месяце – плюс шестнадцать градусов! Он решил начать экспедицию с южных отрогов Кавказа. Он обязательно должен побывать в Туапсе. Ведь именно сюда рвался его отец, и не вышло, не судьба. А виной тому какой-то капитанишка Савельенко. Да и отец-то тоже молодец в кавычках. Напился, попёрся к бабам, уснул. Тьфу. Генерал называется. Ну да ладно, что уж теперь… Всё уже позади. Месть настигла, наконец-то, злого врага-обидчика. Теперь можно и научным исследованиям сполна предаться и наконец-то завершить начатое еще отцом дело.
       Туапсе Томасу не понравился. Мелкий городишко. Архитектуры, вообще никакой нет. По так называемой набережной проходят железнодорожные пути, по которым катают вагоны с углем и другим разным грузом. Портовый город. Ни чего особенного. Ему захотелось побыстрее уехать в горы, они манили к себе, и до них можно было рукой достать. Оставалось только ночь переночевать в этой ужасной гостинице и утром в путь. Но, как и отцу, знаменитому ученому, Томасу то же не суждено было попасть в заветные горы, равно как и его группе. Рано утром к ним в номер постучали.
       На допросе Томас вел себя как истинный ариец, но не долго. Не святая троица чекистов расколола сына генерала уже через час допроса. Томас во всем сознался. Его группу отпустили домой в Германию, а вот Штольцу придется задержаться в СССР лет так на 12. Посол германский просил о снисхождения и о переводе сынка-убийцу в тюрьму, расположенную на немецкой земле, но Верховный Суд СССР отклонил его просьбу. И как сказал, потом, подполковник Селиверстов: «Оставили на всякий случай. Вдруг кто на обмен подвернется…».
       В камере у Томаса уже стали появляться совсем другие мысли с вопросами, нежели прежде. И звучали они у него в голове почти постоянно. Не ужели это всё? Я здесь не выдержу и года. Я умру здесь в этой грязной и жутко холодной камере-одиночке. И что будет потом…после моей смерти? Что там? Пустота?
       Ещё он долга думал, о том, как его вычислили. Это то же не давало ему покоя. Ведь он всё точно рассчитал, мало того он, используя методику отца и подключившись к неземному разуму, через уже имеющихся у него здесь на этой Земле проводников, прокрутил весь сценарий убийства как на сцене генеральную репетицию. Он отмотал время вперед. Он сам все, за день до убийства, видел: и то, как Савельенко подъехал к своему дому, он всегда сам ездил за рулем, закрыл свою машину и пошел к подъезду, как выскочил он Томас из «Бьюика», подбежал к директору и резким, сильным ударом засадил кухонный нож, почти по самую рукоятку, в грудь Героя Великой войны. Потом он прыгнул в машину, как она рванула с места и без габаритных огней по темной улице понеслась прочь от места преступления. И даже, то, что фонари не горели в это время, а включились на пятнадцать минут позже обычного и полное отсутствие прохожих именно в это время – всё это был специально продуманные ходы, и только с помощью внеземных сил это можно было сделать в чужой стране за очень короткий промежуток времени.
       Что могло случиться? Меня не могли вычислить только по машине. И то, для того, чтобы определить марку машины в темное время суток, надо находиться в непосредственной близости от неё. Но даже, если, в конце-то концов, после определения марки автомобиля, как можно было подумать, что немец будет раскатывать по городу на американской машине?! Кто это мог быть? Какой несанкционированный разлом во временном пространстве мог произойти, в результате которого совершенно случайно, какой-то человек оказался в данные секунды в данном конкретном месте. Он не живет на этой и на соседних улицах, у него нет здесь ни родных, ни близких, ни друзей, ни знакомых, никого – это совершенно точно. Каждый из жителей этих улиц или просто чей-то гость или даже случайный прохожий на время акта возмездия просто на просто пережил 15 минут своей жизни за одну секунду. И никто, ничего не заметил!

       И только я заметил одну странность: когда я вышел из здания, где тогда была моя работа, для того, чтобы прогуляться и подышать свежим воздухом перед долгим собранием, то совершенно не заметно для себя, я почти мгновенно очутился на темной пространственно-огромной окружающей меня своими фундаментальными величественными серыми домами улице, и шел я, почему-то в самом её начале. Но тогда я не придал этому особого значения и решил, что пока я шел, в моей голове постоянно играла музыка, струились новые мелодии, которые я вставил, потом в свою звёздную рапсодию и в результате я просто не заметил, как отмахал лишних 5 или 6 кварталов.
       На самом же деле произошел, как я думаю, сбой во временном пространстве в этой части города из-за прокрутки на кануне Томасом времени и не исключено, что и проделки внеземного разума с ускорение времени человеческой жизни и торможением работы районных систем электроснабжения, то же как-то повлияло на моё секундное исчезновение в одной части района и появления в другой на расстоянии почти около шестистам метров друг от друга.



***
       Прошло десять лет. Сорокалетнего, больного циррозом печени Томаса Штольца было принято досрочно отпустить на волю, на родину, по настоянию тюремных врачей. Про таких там говорят: этот больше не жилец. Конкретно Штольцу врачи предрекли жить не больше года. Он вернулся в свою Германию, где его ждала несчастная жена Эрика и двадцатилетний сын Крис. История повторилась в семье Штольцов. Сын, также, как и в своё время, его отец, очень сильно любил своего отца. Он очень много писал ему писем. Какие-то доходили до Томаса, какие-то нет. Томас в свою очередь отвечал на них. И, наверное, благодаря этой почтовой связи с семьёй и родиной и не умер там немецкий уфолог, в этой жуткой советской тюрьме. Но человек постепенно привыкает ко всему. Организм постепенно адаптировался, но всё же в кокой-то момент времени дал сбой. Томас мечтал о том, как он выйдет, как начнет опять свои эксперименты. В тюрьме он обрадовался и в то же время очень сильно огорчился, что первый человеком, побывавший в космосе, был простой русским, советским парнем. И кто знает, если бы ни этот временной сбой, тогда в 55-ом, то ещё не известно какая страна стала бы первооткрывателем космических дорог, и имя первого космонавта Земли могло бы быть не Юрий Гагарин, а Томас Штольц. Уж он-то бы находясь на свободе, сделал бы всё, чтобы опередить в этом вопросе русских!
       Но что случилось, то случилось. И вот дряхлый и больной почти уже старик сидит в своем доме в своем любимом кабинете и рассказывает сыну о том, как он управлял, тогда у русских в их стране-победителе, их же людьми. О том, как он общался с внеземным разумом. Крис слушал его, открыв рот. И чем дальше в своем рассказе уходил отец, тем сильнее его сердце наполнялось дикой злостью ко всем русским и огромной гордостью за своего великого отца. Он вдруг захотел их всех уничтожить, доделать начинания его предков, начиная от Гитлера и заканчивая его родным отцом.

Глава пятая
       Заканчивался 1972 год. Я отметил свой сорок восьмой день рождения и свою новую должность руководителя, и главного дирижера симфонического оркестра государственной филармонии. Улицы города наполнялись предновогодними убранствами. Повсюду весели гирлянды, переливались разными цветами ёлочные игрушки за витринами магазинов. Люди спешили успеть после работы прикупить подарки. Где-то играла веселая музыка.
       И вдруг какая-то не ведомая сила потянула меня на ту самую ужасную и в то же время самую загадочную улицу. И я вспомнил, что именно в этот день ровно 17-ть лет назад я прогуливался, именно в это время, ни о чем, не подозревая, по самой широкой улице нашего района. И меня охватил ужас. Не уже ли опять, что-то произойдет или уже произошло? Не уже ли опять повторяется жуткая история с провалом во времени и для кого-то с кровавым, смертельным последствием?
       Мои ноги не слушались меня и настойчиво намеривались отправиться на прогулочку. И тогда я взял себя в руки и побежал, что есть силы к своему дому. Так тяжело я еще никогда не бегал. Было такое ощущение, что к моим ногам привязали двухпудовые гири. Дома я быстро разделся и прямиком устремился в ванную комнату. Залез под душ и включил воду. Это помогло и почти сразу сняло напряжение и тяжесть в ногах. В дверь постучала жена. И спросила:
       - Что с тобой?
       - Ни чего. Я просто замерз сильно и решил согреться под горячей водой.
       Послышались шаги. Жену видимо удовлетворил мой ответ. Когда я вышел из душа, Лена уже ждала меня с моим халатом в руках. Я тут же впорхнул в него, обнял и нежно поцеловал любящую меня жену. Мы пошли в зал. Лена налила мне коньяк для окончательного согрева. Я выпил залпом и не закусывая, улегся на диване и моментально уснул.


***
       Крис в этот день не мог думать ни о чем кроме последних бесед со своим отцом, почти семнадцатилетней давности. И последнее, о чем он говорил, было о неизбежной цикличности запущенного когда-то им механизма возмездия.
       - Это будет происходить на протяжении 289 лет, каждые семнадцать лет. И так 17 раз подряд. – продолжал говорить Томас своему сыну. – Всё дело в том, что как определил твой дед, а мой отец, любое, даже самое малейшее изменение в пространственно-временном цикле, в любые точки нашей Вселенной, вызванное специальными методами телетрансформации пространства во времени, запускает механизм циклического действия, т.е. стабильного повторения с периодичностью в семнадцать земных лет одного и того же искусственно вызванного события. И если каждый одушевленный или не одушевленный предмет не будет задействован в этот момент повтора, так как он был задействован в первоначальном исполнении, то может произойти не предсказуемое нами людьми аномальное явление в радиусе действия первоначальных временных изменений.
       - А что конкретно может произойти в том месте? – увлеченно спросил Крис. - Ведь наверняка через семнадцать лет все изменится. И полного набора участников уж точно не будет.
       - Ты абсолютно прав, сын мой! Меня об этом предупреждали мои «коллеги» с других планет. Но я даже обрадовался этому, потому что эти аномалии будут происходить там в этой ненавистной мне России. Эта страна отняла у меня отца, у меня самого отняла здоровье и тем самым сократила годы моей жизни как минимум вдвое! - Томас сильно закашлялся, выпил содовой и продолжил. – А вот, что, может произойти, так это долго перечислять. От падения самолета именно на это место до появления здесь ворот в потусторонние миры. В этом месте будет усиливаться магнитное излучение. Людей, которые там находились 17 лет назад, будет тянуть вернуться в эту конкретную точку со страшной силой. И если не восстанавливаемость полной картины событий будет постоянно повторяться в завершении каждого семнадцатилетнего цикла, то размеры катастрофы к концу истечения срока могут быть самыми гигантскими с ужасными последствиями.
       Крис еще долго лежал на диване в трюме своей огромной яхты и вспоминал о том, что говорил ему тогда отец. Он очень жалел, что не успел овладеть той знаменитой методикой деда, и так и не успел перенять её от своего отца.
       Но и другая мысль не давала ему покоя. Эта же мысль, а точнее вопрос не давал ответа до конца дней своей жизни и его отцу. Как проник сквозь пространство и время в место свершения «правосудия» по-Штольцевски, какой-то русский? У отца Криса было несколько гипотез. Но одна была наиболее реалистичной.
       - Россия – это необыкновенная страна. – рассуждал тогда, в беседе с сыном Томас. – Я провел там ровно десять лет. И хотя это была тюрьма, но мне кажется, что именно она характеризует весь уклад жизни и принципы русских. До самой последней монеты может гулять русский, угощая всех водкой. Но даже когда у него кончаются деньги, он всё равно находит способы, чтобы любым способом продолжить праздник себе и всем остальным. Это огромное чувство единения его души со всем остальным миром, толкает его на самые отчаянные шаги. И в пылу огромного, казалось бы, безрассудного, загула русский преследует вполне определенную цель: показать всем, кто рядом с ними, показать своё превосходство над ними, свое место на этом празднике жизни. И горе тому, кто посмеет ему перечить, встав на его пути в этот момент, пытаясь, что-то возразить или хотя бы утихомирить разбушевавшуюся русскую кровь. Поймав такой кураж русские способны творить чудеса. Как они говорят: «выходить сухим из воды». Или, например, «в огне не горит и в воде не тонет». И это действительно так, Крис. Но, попав по-пьяне или по глупости в тюрьму, русский человек начинает преображаться, усилено молится Богу, берет в руки книги и, читая их, начинает или соглашаться с автором или искренне вслух спорить с ним. В нем просыпается какая-то вековая мудрость предков. Его поступки начинают быть красивыми и благородными, и даже внешне человек начинает становиться красивым, каким-то сильным и телом, и душой. Я всегда удивлялся этой метаморфозе. – с волнением продолжал бедняга Томас. – Как это возможно?! Получалось, что чем хуже русскому физически, тем лучше становиться ему духовно. Точнее говоря, чем безысходнее становятся обстоятельства, тем богаче становиться внутренний мир Русича. И опять он способен на чудеса. Может выдержать практически любые самые сложные испытания, и это касается всех их, и мужчин и женщин и даже детей. И, вот, что самое главное: - Томас встал, подошел к окну и посмотрел куда-то вдаль на Восток. – Наверное, именно такие люди дороги Богу. Именно такой народ находиться под колпаком божьим, под его защитой великой, сын мой.
       Томасу стало совсем плохо. Он начал сползать по стеклу вниз на пол. Его уже начала притягивать к себе в подземное царство земля-матушка. Крис подбежал и подхватил его и удивился, каким легким было тело его отца. Он перенес его на диван.
       - Давай я вызову врача? - зачем-то спросил сын.
       - Не надо Крис. Я просто устал. Но я должен договорить тебе свою версию моего разоблачения и поимке меня русскими чекистами. Я уверен, что эта очень простая не осознанная закономерность. Меня увидел, и не санкционированно оказался свидетелем уезжавшей и увозившей меня с того ракового места машины простой гражданин советской страны. Его закинул почти под колёса «Бьюика» сам Господь. Защитник всех истинно русских. Я смогу сказать тебе имя того русского, и где он живет, если ты разыщешь мне моего бывшего приятеля Генриха Шредера члена нашей команды ученых, у которых в те славные дни я был руководителем.

***
        Группа ученых, которой руководил отец Криса, давно распалась. После приезда в Германию, а точнее позорного выдворения, все разбежались. Обратно в исследовательский институт их не брали, да и они, особо-то, не настаивали, т.к. умения связываться с вне планетного разума, были только у Томаса. Но один очень любопытный приборчик, который весил всего 156 г. и был изготовлен из материалов, аналогов которым нет на планете Земля, впрочем, как и во всей нашей Галактики остался у Генриха Шредера преданного друга и соратника доцента Томаса Штольца.
       Генрих снял трубку зазвонившего в его загородном доме телефона.
       - Господин Генрих Шредер? – спросил молодой, но невероятно знакомый голос.
       - Да, это я. Слушаю Вас.
       - Добрый день, меня зовут Крис Штольц я сын Томаса Штольца.
       Генрих застыл. У него в голове тут же возник образ тридцатилетнего его друга и коллеги Томаса.
       - Добрый день. – промолвил Генрих. – я очень рад Вас слышать.
       - Господин Шредер могу ли я приехать к Вам или попросить Вас встретиться со мной, в любом удобном для Вас месте. Мне необходимо с Вами переговорить по одному очень важному делу, касающегося моего отца.
       - А где Ваш отец?
       - Он в Германии. Но он очень плохо себя чувствует, и попросил меня срочно встретиться с Вами.
       Встреча состоялось в кафе на «нейтральной полосе» в одном маленьком немецком городишке. Дело в том, что Томас попросил сына, вначале самому встретиться с Генрихом и узнать судьбу прибора, сохранился ли он у Шредера. И если да, то тогда можно и повстречаться со стариной Шредером, да за одно и забрать космический прибор. Они его называли «включатель мозга». Прибор был сохранен ученым. И лежал, как он сказал в надежно месте. И если Томасу он срочно понадобится, то пусть он, как поправиться, сам позвонит ему, своему бывшему коллеги и объяснит, куда его привести.
       Томас сильно обрадовался этому известию. Он боялся, что русские, когда обыскивали их, тогда при задержании в убогой гостинице Туапсе, нашли в личных вещах Генриха этот прибор и изъяли. Но прибор, на самом деле, был очень похож на женскую пудреницу. Только не на какую-нибудь кругленькую плоскую и розоватую ракушку, а наоборот на такую очень строгую, прямоугольную, черного цвета и довольно массивную для обычной пудреницы увесистую коробочку. Сотрудник КГБ, конечно же, обратил на неё внимание. Он взял ей в руки и стал внимательно рассматривать.
       - Что это? – спросил он у Генриха на плохом немецком.
       - Это косметический набор для фрау Моники.
       - Почему он в ваших вещах?
       - Дело в том, что это мой подарок для неё на Новый Год. – быстро сообразил немец.
       Представитель госбезопасности секунд тридцать вертел прибор в руках, ища, кнопку или что-то ещё, чтобы открыть «ларчик».
       - Как он открывается?
       - Позвольте, я открою. – Генрих протянул руку.
       Офицер отдал прибор Шредеру. Он даже не догадывался, что эту коробочку на всем земном шаре могут открыть только два человека – это стоявший перед ним Генрих Шредер и, находившийся в соседнем номере, и так же подвергаемый тщательному обыску его друг и соотечественник Томас Штольц. Прибор был запрограммирован на считывание даже не отпечатков пальцев, а на определение индивидуальной шероховатости поверхности кончиков пальцев, двух людей во всем мире. После мгновенной обработке данных прибор мог открыться, если этого, например, пожелал бы идентифицированный хозяин прибора. И для этого Генриху надо было взять псевдопудренницу кончиками пальцев снизу, и просто…мысленно приказать: откройся! Крышка открылась и с её обратной стороны, как и положено пудреницам было вмонтировано зеркальце. Но нижняя её часть, там, где должна быть, непосредственно, сама пудра оставалась матово черной.
       - А где пудра то? – уже охладев к женской штучке, спросил советский офицер.
       - Здесь ещё одна защитная крышка, я сейчас попытаюсь её открыть. – сказал находчивый немец и стал пытаться её подковырнуть ногтем большого пальца, приготовившись к самому страшному, к разоблачению.
       - Да шут, с ней! С этой пудреницей! – отрезал гэбэшник. – И так с ней столько времени уже провозились. Мне еще твоих подружек, обыскать надо. Спрячь свой подарочек, а то увидит, фрау-то твоя.
       Да благородства этим олухам не занимать!
       Сотрудницы немецкой научной экспедиции жили этажом выше и ни чего, не подозревая, спали. А у их двери стоял рядовой советской милиции, зорко охраняя сон, немецких дам и, дожидаясь прихода офицеров КГБ.
       Эту историю о спасении «включателя мозга» Генрих рассказал Томасу, через 10 лет разлуки у него дома. Они потягивали шнапс, долго о чем-то говорили, потом вдруг резко замолкли. И в звенящей тишине огромного кабинета господина Штольца можно было услышать ели-ели доносящийся прерывистый звук из лежащего перед ними на журнальном столе диковинного прибора, похожий на кратковременное перекатывание и журчание небольшого количества воды.
       - Послушай, Генрих, - неожиданно прервал тишину Томас. - мне необходимо найти в России одного человека.
       - Да? И кого это? – немного удивившись, спросил его старый друг.
       - Я ещё сам пока не знаю.
       - Так, начинается… И что натворил этот бедолага?
       - О, Генрих! Он мне всю жизнь, как говорят русские: наперекосяк сломал.
       - Что сидели вместе? – непонимающе смысла фразы, спросил Шредер.
       - Да нет. Он-то не сидел, а меня гад засадил. – со всей оставшейся силой в руках он сжал кулаки. - Несанкционированный свидетель, вынырнувший из-под земли или сваливший с неба русский болван!
       - Ну и что теперь то уже? – попытался успокоить друга Генрих. - Зачем он тебе? Ты, что опять за своё? Опять поедешь в Россию мстить и убивать?!
       Томас ничего не ответил другу. Он медленно протянул руки к столу, взял прибор и медленно приблизил его к себе. Крис подслушал конец разговора отца с другом и ему не понравились его последние слова. Он вошел в кабинет и встал рядом с огромным с высоченной спинкой кожаным креслом отца. Генрих, вдруг, на какую-то секунду пожалел, что пришел сюда, в этот старый, и как ему тогда показалась зловещий дом.
 
 Глава шестая
       Вчерашнее происшествие не оставляло меня в покои. Я шел на работу и думал, что же случилось со мной вчера? Почему мне сначала дико захотелось пойти на ту самую, несчастную улицу, но потом вдруг, что-то сработало у меня в мозгу, и я резко передумал идти туда, но мои ноги перестали меня слушаться, а значит выполнять приказы моего мозга. Что за ерунда такая? Как так может быть? И даже тогда, когда я развернулся и направился к дому, мои ноги не хотели идти и просто-напросто тормозили мои движения и всячески старались усложнить мне ходьбу, да нет, не ходьбу, я ж побежал стопудовыми ногами. Может мне к врачу обратиться, к психиатру? И я твердо решил, что ели еще раз это повториться, то я сразу пойду обследоваться.
       Но в последующие дни все было нормально. Я спокойно ходил туда куда хотел. Ноги мои послушно выполняли все приказы центра, и я стал забывать о случившемся, но какой-то неприятный осадок все ж остался у меня внутри, какое-то очень неприятное чувство тревоги.
       А механизм-то, запущенный Томасом Штольцем ощутил первый сбой. И ведь сбой-то был довольно таки серьезным. Нужных машин на месте в те самые вчерашние вечерние минуты не было, Господина Штольца и Директора комбината Савельенко по вполне понятным причинам, то же на месте не оказались, т.к. оба просто физически не смогли прийти. Остался я и те, кто там проживали или может, по каким-то делам находились поблизости от этого странного места, в тот далекий зимний вечер 55-го года.
       Обо всех этих временных сдвижках и запущенном механизме возмездия «аля Штольц», я узнал за десять дней до Нового 1973 Года. И что вы думаете, кто мне всё это рассказал? Конечно же, абсолютно правильно: преуспевающий немецкий бизнесмен Генрих Шредер. Он специально, вместе со своей дочерью, её он взял как переводчицу, прилетел в наш город. Нашел меня, вам то же уже понятно по средствам чего, конечно же, благодаря этой самой пудреницы-мудреницы и пригласил меня и мою жену в ресторан. Там он рассказал нам всё. И даже то, что после смерти отца Крис за огромные деньги нанял специально обученных медиков, где-то в штатах, и забальзамировал кисти рук ладони своего отца, в состоянии удерживания ими вселенского прибора открытым. Генрих так же поведал, что оказывается силой мысли «ларчик» только открывается, а вот необходимые поисковые и другие функции он выполняет по средствам голосовых команд. Ну а голос у Криса с годами и вовсе отличить стало невозможно от отцовского. Поэтому Генрих постоянно твердил:
       - Будьте осторожны и лучше всего уезжайте в другой город. – переводила с немецкого его дочь, она закачивала в Лейпциге лингвистический колледж, на кафедре славянских языков.
       - Но ведь, это же без полезно, дорогой Генрих. – возражал я. – Если прибор в руках у сына Томаса Штольца, то значит бессмысленно куда-то уезжать и прятаться. Даже на Марсе он, если захочет, то найдет меня. – пытался как-то шутить я, что бы жена хоть немного отошла от ужаса всего услышанного.
       - Да, Вы правы. – обреченно сказал Генрих. - но моё дело было Вас предупредить, а дальше вы сами решайте, что делать. Если хотите, то я согласен, с вами пойти в полицию и всё там рассказать.
       - О! Не стоит беспокоиться. – тут же сказал я. – Дело в том, что господину Штольцу и всем его родным и родственникам по нашим законам навсегда ещё в 1955 году закрылась дорога в СССР. Так, что нам нечего бояться!
       - Вы знаете? – в конце нашего разговора, вдруг вспомнил Генрих.      
       - От бальзамирования ладони вместе с пальцами Томаса стали, почему-то черного цвета.
       Мы проводили до такси господина Шредера и его дочь. Ещё раз, от всей души, поблагодарили их за приезд к нам, за великодушные желания спасти нас от расправы со мной сына параноика Томаса Штольца. И выразили своё огромнейшее сожаление, что уникальный прибор находиться в руках черного человека, как его сам назвал теперь уже бывший его друг Генрих Шредер.
      


***
       Крис Штольц после смерти отца стал невероятно богатым человеком Германии, да что там Германии, к началу 65-го года он входил в первую десятку самых богатых людей мира. Начал он, конечно же, с фондового рынка ценных бумаг. «Наигравшись» там, вдоволь и очень прилично заработав, он решил скупать, за гроши акции полу разорившихся различных фабрик и заводов и уже через год, максимум два стоимость акций возрастала в десятки, а потом и в сотни раз. И некоторые его знакомые стали припоминать, как Крис на все их недоумения отвечал с улыбкой: а вдруг, пригодятся заброшенные корпуса заводов и фабрик Европы. Ну, кто же мог предполагать, что начнутся огромные инвестиции в производство космических ракет и оборудования. С появлением огромного капитала он уже сам начинает инвестирование самых прибыльных проектов того времени. Например, в киноиндустрию. Как можно вкладывать огромные деньги в съемку фильма, не зная, будет ли он успешным, будут ли его смотреть десятки миллионов зрителей. Но Крис знал точно, абсолютно точно, что будет иметь успех, а что нет; что будет продаваться, а что нет. Сколько раз перед самым разорением очень крупных банков в Европе и Америке, Крис давал команду снять или перевести в другой банк все деньги. Его финансовые менеджеры не могли понять: как можно обладать таким чутьем!
       Казалась бы, ни что не предвещает беды, всё идет гладко, как вдруг поступает команда от главы концерна Криса Штольца о задержке отправки восьми гигантских сухогрузов уже загруженных товаром и готовых отправиться из Италии в Индию. Его зам, школьный друг и товарищ, по контролю над выполнением условий многомиллиардного контракта врывается к нему в кабинет, без приглашения, и начинает биться в истерике.
       - Крис, что происходит?!! – кричит он на своего шефа. – Зачем ты тормознул отправку сухогрузов?!! У меня всё под контролем. Погрузка прошла отлично. Товар наивысшего качества. Ты знаешь, сколько мы платим за каждый день простоя в гавани за один сухогруз? – и он, стоя на прямых ногах и упершись руками в огромный стол главы концерна, наклонил к нему голову и уставился прямо в глаза Криса.
       Крис, сидя в своем огромнейшем кресле, ещё больше того отцовского, невозмутимо глядя в газету и не отрывая от неё глаз, кивнул головой.
       - Ааа!!! Знаешь. – продолжал беситься друг. – На восемь умножь.
       Он выпрямил спину, заложил руки за спину и, продолжая смотреть на босса, спросил:
       - Умножил? Калькулятор тебе дать?
       Крис спокойно покачал головой, в знак отказа.
       - Ты, когда контракты подписываешь, ты про сроки поставки и штрафные санкции к нам, в случае задержки товара, читаешь? – продолжал наглеть заместитель.
       - Конееечно… - всё так же, не отрываясь от газеты, издевательски надменно произнес Крис.
       - Даааа!? Тогда прибавь сумму штрафов хотя бы за один день просрочки поставки товара к той, ранее подсчитанной. Прибавил? Сколько?
       - Примерно два с половиной миллиона. – спокойно произнес Штольц.
       - Правильно. А теперь умножь на два, т.к. завтра гавань будет для нас закрыта. Ты знаешь об этом?
       - Да. Американские нефтяные танкеры завтра будут грузиться и сразу уходить.
       - Так я не пойму. Тогда в чем дело? Тебе Пять ляммов захотелось на ветер выкинуть? Чё крышу сносит? А? Крис, я с кем разговариваю? – и он опять застыл и превратился в огромный знак вопроса.
       Крис спокойно закрыл газету.
       - Всё под контролем, малыш. – произнес шеф и наконец-то посмотрел в тревожные глаза друга. – Сегодня к шести часам по полудню в проливе внезапно начнется сильнейший за последние десять лет ураганный шторм. Будут затоплены все находящиеся в том месте корабли. Наши сухогрузы были бы как раз первые, кто встретили бы этот ураган.
       - О чем, ты говоришь? Крис? У меня все сводки синоптиков на столе. Тебе дать почитать? Полный штиль на море до конца сентября. Ни одного балла штормового предупреждения. – и он стал медленно спускаться на стоящий сбоку стул, по-прежнему смотря на своего, начинающего видимо сходить с ума шефа.
       Но Крис не обращал на него внимания и продолжал.
       - Вот. А теперь действительно давай возьмем, калькулятор и подсчитаем, что могло бы произойти. Какие бы убытки мы потерпели. Так. В одном сухогрузе у нас примерно на три с половиной миллиарда товара. Умножим на восемь. Ровно 28 ярдов. Так. Прибыль у нас с тобой примерно от всей этой сделки 20-ть процентов. И это между прочим, благодаря тому, милый мой, что мы ни цента не платим страховым компаниям. Ни груз, ни танкеры у нас не застрахованы. Так? А вот если бы платили, то половину прибыли сразу убирай. Нормально? Ну, чё молчишь-то? Так или нет?
       - Ну, так. Но ведь это же твоя идея: не страховаться от несчастных случаев!
       - Правильно. Вот поэтому я и дал команду не выходить в море-то, в течении двух дней. А прибыль-то у нас, между прочим, составит 5,6 ярдиков. Отнимем твои 5, ну пускай даже 6 мулликов, останутся «в живых» 5,5, понимаешь Пя-а-ать с половиной миллиардов американских зеленных долларов!!! – Крис демонстративно упал всем своим торсом на стол и лукаво из-под лобья посмотрел на старого школьного друга. – А теперь ты представь: утонули наши кораблики и утащили на дно, панимашь, морское 28 ярдов в товаре и сами суденышки по 0,8 ярдов, каждый. Калькулятор берем? А? Ёхансон? Чё губки-то поджал? Жалко кораблики или больше ярдики?
       Бедный Ёхансон встал и ни чего, не сказав своему дорогому, окончательно его разгромившему шефу, побрел к выходу из кабинета, величиною с футбольное поле, оставляя за собой смеющего друга. Остановившись в дверях, он повернулся к нему.
       -Поживем – увидим… - сказал таким грустным голосом, что это только еще больше раззадорило и рассмешило Криса Штольца.
       Ну откуда знать Ёхансону о существовании некоего, очень замечательного приборчика, который может крутануть время быстренько вперед и на экранчике, принятым, когда-то офицером безопасником, за зеркальце в пудренице, появятся события будущего и только будущего с максимально-возможной дальностью их реального совершения через триста лет в любой заданной точки Вселенной. Но самое удивительно и самое страшное, это то, что отец его друга научился не только заглядывать, но и корректировать будущее, так как ему угодно. Хорошо, что, хотя бы этому он не успел обучить Криса. Ведь это уже преступления над человечеством и над всеми законами природы нашей Земле и над природой Мироздания.
       Но Томаса Штольца это меньше всего интересовало. Он хотел, как можно быстрее и больше узнать, то чего никто не знает, он хотел отомстить за рано умершего отца и потом начать путь самого могущественного правителя всей планеты в целом. Следующим шагом он представлял освоение космоса и подчинение его законов под свои желания.
       А на деле, все, что у него действительно получилось так это убить человека и научить сына заглядывать в будущее.
       Крис всегда помнил, последние слова отца. Отомсти за меня как я за твоего деда! Вот только, беда, он забыл, в какой день Декабря повторяется, через каждые 17 лет, пятнадцатиминутная остановка времени в самом главном городе русских, на одной из красивейших улиц.
       Крис не хотел ехать в эту странную Россию. Здесь только несчастия сваливались на голову его предков. Но завет отца надо выполнять. Так он был воспитан и от этого никуда не уйдешь. Он пытался в конце Ноября подвидам туриста проскочить наших таможенников по поддельному разрешению на въезд, но бесполезно, т.к. на въезд ему и вообще всем Штольцам лежит вечный запрет, о чем, кстати, и прибор показывал, но Крис решил на себе в очередной раз проверить правильность его работы.
       Недолго думая он нанял киллера. Через посредника тому всё объяснили: куда, кого и где лучше всего, т.к. там в это время очень тихо, темно и вообще никого не бывает. Но дату назвал ни ту, естественно: конец декабря.
      
Глава седьмая
       Новогодняя вечеринка или карнавал в этом году у нас будет особо веселым. Директор нашей филармонии решил отметить с родным коллективом праздник в небольшом, но очень уютном ресторанчике. Он был полностью откуплен под нас. Посторонних никого!
       25 числа зимнего месяца Декабря1972 года весь наш дружный коллектив стал постепенно подтягиваться в весёлый ресторан. Я точно не знал, где он находится. Не любитель я ресторанов, если честно. Ну а Новый Год – это совсем другое дело. Это повод серьезный. Всегда приятно вот так в праздничной обстановке посидеть за красиво убранным столом со своими сослуживцами, поговорить, вспомнить уходящий год, что было хорошего, какие есть достижения, о которых не стыдно сказать всем.
       Когда я приближался по указанному в пригласительном билете адресу, меня пробрала небольшая дрожь по всему телу. Он стоял на соседней улице. Да, да на соседней, а точнее на пересечении именно с той самой улицей. Вот это сюрприз! Ну что ж Нового Года, как говорят, без сюрпризов не бывает. Большое Вам спасибо, товарищ директор. Хотя он-то здесь при чем? Что я, в самом деле, как маленький. Сколько лет то уже прошло! 17-ть кажется. Уж забыть всё давным-давно пора. Я ускорил шаг. Залетел по ступенькам парадного крыльца внутрь ресторана. И оказавшись в небольшом фойе, сразу почувствовал, какое-то облегчения. А звучавшая мелодия вальса Шуберта, сразу же настроила меня на романтический лад, и я окунулся в атмосферу праздника.
       Примерно часа через два праздник был уже в разгаре. Выпитое спиртное разгорячило меня из нутрии, да в самом зале – ресторана было душновато. Я решил выйти на улицу, подышать свежим морозным воздухом.
       На крыльце было пусто. Падал мелкий снег. Горели уличные фонари. А небо было усеяно звездами. Я выдохнул теплый воздух, и он как из закипевшего чайника, белой клубящейся струёй, вылетел из меня. Я стоял и пытался понять мое внутреннее ощущение и не находил в себе какого-либо страха. Не было так же и желания отправиться на ту улицу, как это случилось со мной совсем не давно, недели три назад. Может это алкоголь притупляет все чувства? Я повернул голову чуть правее и попытался разглядеть, тот самый въезд с улицы во двор, где меня чуть не сшиб Томас Штольц. И вдруг, я увидел, как в один из въездов во внутренний двор буквально нырнул кто-то. Черный силуэт так быстро и мне даже показалось, как-то скрытно туда шмыгнул, что мне опять стало не по себе.
      


***
       Миллиардеру Штольцу хотелось посмотреть в «прямом эфире» исполнение завета своего отца. Но, что-то не давало ему это сделать. Ведь проще простого, подойти к прибору, сказать несколько нужных слов и всё, сеанс начался, как говориться. Смотри и наслаждайся работой профессионала. Но одно дело, когда ты сам вершишь акт возмездия и совершенно другое, когда кто-то другой, по твоей просьбе делает это. Это уже не твоя месть за мучения близкого человека, а это простая грязная заказуха. Убиение невинного человека. Пронеслось в голове Криса. Чем он виновен, что он сделал, такого, за что его надо отправить на прогулку к Богу? Ведь он в отличие, от советское разведчика, не выкрадывал моего деда, дождавшись, когда тот будет мертветски пьян. Он, просто, оказался в не нужное время в ненужном месте, опять же, не по своей воли. Его ведь туда специально подкинули, чтобы потом всё стало известно органам, что бы можно было очень просто размотать клубок самого подготовленного и тщательно продуманного убийства за всё время существования человека на Земле.
       И тогда причем здесь этот бедолага? Этот музыкант и композитор. Ведь он просто инструмент в руках самого главного режиссера, который всё контролирует. Который может облегчить человеку любые страдания, сделать его счастливым, сделать любого сказочно богатым, кого-то материально, а кого-то духовно, а кого-то и тем и другим в одном лице наградить может! И по каким же критериям он решает? Что ему мой дед плохого сделал? Пошел на войну? Так все же шли. И потом он не воевать шел. А наукой заниматься. А его раз и в Сибирь. А там хоп и получи красавец туберкулез и не кашлей. Смешно?!
       И вот еще, что: сейчас прихлопнут музыканта-то, а за что? За то, что невольно сослужил добрую службу добрым силам? Так, где ж вы сейчас, добрые силы, что вы не защищаете своего внештатного агента? Вон он стоит на холодной московской улицы. Всё ждет, чего-то, всматривается, что-то там уже наверняка чувствует. Где справедливость, где логика? Ну ладно вам мой отец не по душе пришелся, да есть на нем грех, человека зарезал. Но у меня опять-таки вопрос. Можно? Спасибо. А почему же вы не спасли как-нибудь там, я не знаю, жизнь этому Герою страны его большой? А? Ведь он же всю войну прошёл, потом экономику страны советов, в прямом смысле, поднимал. Что ж вы его то не пожалели?!
       Ладно, всё, я умолкаю, а то чувствую, наговорю сейчас себе на голову. Всё спасибо за внимание. Пока. До новых встреч!
    
***
  Крис Штольц ушел к себе в спальню, лег на огромную кровать, обнял свою беременную жену, поцеловал её нежно в щёку и крепко уснул.


       Глава последняя
       Мне надоело быть в этой, начинающей уже просто хаотично двигаться толпе. Вальсы почему-то уже не играли, всё эстраду в основном крутили. Я решил, просто взять и уйти по-английски, ни с кем не хотел ни прощаться, ни обниматься, просто взять встать, надеть пальто, шапку и уйти. Уйти скорей домой.
       Темное пространство окружало меня, я шел вначале спокойно, но вдруг почувствовал, что кто-то ужасный и злой хочет догнать меня и схватить. Я решил бежать, но ноги не хотели слушаться, какая-то неведомая сила сдерживала мое стремление уйти от погони неизвестного мне преследователя.
Ужасный страх внутри меня не помогал инстинкту самосохранения максимально активизировать физические усилия моего тела сделать хотя бы один шаг. Изо всех сил я пытался передвинуть ноги, руки и тело вперед хотя бы на сантиметр, было такое ощущение, что меня что-то сильно сдерживает. Огромное напряжение всех моих сил не приводящие ни к какому результату, только усиливало чувство огромного жуткого страха. Страшная и большая рука вытягивалась ко мне. Еще немного и она схватит меня! На меня нахлынула очередная огромная волна жуткого страха, я так сильно почувствовал ужас оттого, что ещё мгновенье и меня схватит эта рука и вдруг…


***
       Я открыл глаза и увидел очертания комнаты, в которой стояла моя кроватка. Огромнейшее облегчения почувствовал я, когда в ту же секунду понял, что я проснулся. И весь тот ужас, который только что испытывал я, оказался всего лишь «сном». С годами, вспоминая про этот «сон», я неожиданно понял, что это был вовсе не сон, а реальные события, которые происходили со с мной в другой жизни. И доказательством тому является только одно: сны могут начинать сниться маленьким детям, которые прожили хотя бы больше полугода и в этих снах может быть только эпизоды или картинки, которые записались в подсознание именно в этот небольшой промежуток прожитой с начала рождения. И совершенно точным является то, что в таком младенческом возрасте ребенок не может видеть во сне, что за ним кто-то гонится с намерением схватить и скорее всего убить, да ещё и испытать очень сильный страх. Как такое возможно было присниться мне в возрасте примерно шести месяцев от роду. А возраст свой в тот момент, когда проснулся от «приснившегося» ужаса, я узнал от мамы, просто как-то я ей рассказал о том, что когда маленьким просыпался, то ощущал запах свежесваренной молочной смеси и мама мне призналась, что кормила меня этим молоком, т.к. своё у неё пропало из-за заболевания груди. И очень была этому удивлена и еще сказала:
       «- Так тебе же тогда даже годика не было…»

       Отсюда я делаю вывод, что это был не сон, а это был насильственно вызванный переход из одной жизни в другую, в результате моего кем-то убийства. Фу-у-у жуть-то какая… Но факт остается фактом. Ведь не мог же я ни каких таких снов видеть в столь маленьком возрасте! А вот почему это осталось в моём подсознании и не стерлось из него, это уже другая история, а точнее та о которой я предположительно изложил в своем этом рассказе. Просто я попытался донести до всех, кто меня знает и, кто читает мои произведения, что мы реинкарнируемся и проживаем несколько жизней. И еще, если уж совсем честно, то написал этот рассказ для своего отца. Он прожил очень интересную, яркую жизнь, и из простого деревенского мальчишки дошел до Генерального директора крупнейшей энергетической компания в столице восточносибирского региона нашей великой страны! И будучи уже на пенсии, как-то раз он мне сказал: «- Неужели это всё… Зачем я столько прожил лет, столько всего увидел и много чего узнал и добился много, и что теперь, просто умереть… Всё чем я богат умственно, никому даже не передать… Мемуары хотел конечно написать, но… зачем, для кого…».
       Когда он мне это говорил, я еще был очень молод и мне конечно же стало так его жалко по-доброму, по сыновьи, до слёз… Вот именно поэтому я и написал для него этот рассказ, а ещё для мамы, и для брата и для всех своих близких и друзей.
       Не надо бояться смерти как таковой, тем более, что это неизбежно. А вот знать, что это только переход на другую ступень развития в другую следующую жизнь, знать надо. И в таком случае, надо жить интересно и ярко, познавать много нового, растить детей, путешествовать, заботиться о родных, близких и обязательно постараться оставить в каждой жизни след о себе. Построить, например, дом, вырастить древо, сочинить музыку, нарисовать картины, написать стихи или рассказы, совершить подвиг, изобрести что-нибудь полезное для всего человечества и так далее, далее и далее!