пьеса Локальное землетрясение

       АЛЕКСАНДР СКУРИДИН

       Л О К А Л Ь Н О Е З Е М Л Е Т Р Я С Е Н И Е

       трагедия в четырех действиях с двумя прологами и эпилогом

       ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ ГУРОВ, академик, директор закрытого научно-исследовательского института ядерной физики, 68 лет.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА, его жена 55-56 лет.
       АННА, их дочь, аспирант-биолог, 24 года.
       СВЕТЛАНА, их дочь, преподаватель физики в университете, около 30 лет.
       МИХАИЛ, жених Анны, ученик академика Гурова, работает в одной из лабораторий института, 25 лет.
       ДМИТРИЙ, муж Светланы, заместитель директора НИИ, от 30 до 32 лет.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ ТОЧИЛИН, бывший директор дома народного творчества, ныне народный депутат областного собрания города Угрюмовска, кандидат в мэры, 35 лет.
       ТАМАРА, его жена, актриса театра-студии, 26-27 лет.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ ИЗУМРУДОВ, бывший актер, 65 лет.
       ТАУЛИ, ненец, сводный брат Павла Ефимовича Изумрудова, около 50 лет.
       ШАМАН, ненец, дальний родственник Павла Ефимовича Изумрудова, от 50 до 60 лет.
       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ.
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ.






       П Е Р В Ы Й П Р О Л О Г

       Город Угрюмовск. На сцене одинокий столб с тусклым фонарем и мощным репродуктором-"колоколом". Слышны обычные звуки вечернего города: поп-музыка, визг колес тормозящих автомобилей, вой милицейской сирены.

       ПЕРВЫЙ ГОЛОС. На кого прешь, падла?
       ВТОРОЙ ГОЛОС. Отдай пузырь! По хорошему прошу!
       ТРЕТИЙ ГОЛОС. Че орете, козлы? Спать не даете!
       ПЕРВЫЙ ГОЛОС. Поспишь в могиле, бабка!

       Захлопывается форточка, устанавливается тишина. Появляются двое прохожих. Вдруг оживает "колокол": "Граждане Угрюмовска! Сегодня утром состоялось удивительное событие: под одним, отдельно взятом домом, произошло землетрясение! Ученые Угрюмовска до сих пор никак не могут понять природу данного феномена, который ими назван локальным..." Репродуктор хрипит, замолкает.

       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ. Слыхал, Серега? Какая фигня...
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ. А я всё думаю, че меня туды-сюды качает.
За это стоит добавить. Да и холодрыга тут...
       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ. Точно, пошли, Серега, а то как трясанет под магазином!.. А продавщицы, лярвы, его мигом закроют. Им наплевать на насущные запросы трудового народа.
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ. Не... Такой расклад, Васёк, не для нас. Постой, но откуда ты таких заковыристых слов нахватался?
       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ (указывает рукой на "колокол"). Оттуда.
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ. А... Из погремушки...

       ПРОХОЖИЕ УХОДЯТ.

       Репродуктор опять вещает: "Самое удивительное, что эпицентр локального землетрясения находился под квартирой народного депутата Точилина Виктора Петровича, который три дня назад принял решение баллотироваться на должность мэра нашего славного Угрюмовска..." Репродуктор вновь хрипит и замолкает.

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е

       На сцене как бы три квартиры изнутри, перегородки между ними разрушены, торчат балки, на которых висят одеяла и простыни, чтобы хоть как-то создать индивидуальные закутки для жильцов квартир. Слева квартира Точилина Виктора Ивановича, справа - директора научно-исследовательского института Гурова Ивана Семеновича. В фронтальной части однокомнатная квартира пенсионера Изумрудова Павла Ефимовича.

       АННА СИДИТ ЗА КОМПЬЮТЕРОМ. ВХОДИТ НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬВНА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Господи! Куда ни ткнись, всюду разгром - второй день мучений. Вот приедет Иван Семенович, что подумает? Война началась? (Анне) Все сидишь? Ты испортишь себе глаза.
       АННА. Ты, мама, видимо, совсем забыла, что я заканчиваю аспирантуру в этом году? А вчера целый день пришлось посвятить уборке мусора.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Конечно, помню... Но для женщины занятия наукой не должны быть самыми главными. Иначе ты, Аня, никогда замуж не выйдешь.
       АННА. Мама!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Что, мама? Неужели ты думаешь, что мне не больно видеть свою дочь одинокой?
       АННА. Я не одинока!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Этот, твой, так называемый "друг", не в счет.
       АННА. Почему же? Чем тебе не нравится Миша?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Он, как бы сказать... блаженный, постоянно витает в облаках.
       АННА. Конечно, ты хотела бы видеть нахрапистого дельца!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Не обязательно. Любой интеллигент, хоть немного практически мыслящий, тоже неплох.
       АННА. Мама, о чем ты говоришь? Существует, однако, любовь.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Кто против нее? Мы с твоим отцом прожили почти сорок лет в любви и согласии и поняли непреложную истину: чтобы в человеке жило чувство, все-таки необходима и материальная сторона.
       АННА (неуверенно). Миша работает.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Работал! Мне Дмитрий позвонил и сказал, что Михаила попросили из лаборатории. Сейчас твой друг - натуральный бомж!
       АННА. Это временно.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Увы, люди с таким характером притягивают неприятности, как бродячая собака блох, которые затем перекидываются на других.
       АННА. Какие еще блохи?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Я про неприятности. Вот, показал свою неуживчивость...
       АННА. Миша честный, великодушный!..
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Согласна. Однако, этих прекрасных качеств для нынешней жизни мало.
       АННА. Мама, когда ты встретилась с папой, по твоим рассказам, у вас ничего не было, кроме комнаты в общежитии.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Твой отец уже тогда подавал надежды, как будущий крупный физик, светило науки.
       АННА. Миша тоже с отличием окончил университет, поступил работать в престижный научно-исследовательский институт!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ну и что? Какие перспективы в дальнейшем? Вместо того, чтобы продолжать грызть гранит науки, твой Миша увлекся бредовыми идеями совсем другого рода, далекими от выбранной когда-то деятельности.
       АННА. Папа всегда говорил, что современный представитель фундаментальной науки должен быть подготовлен в гуманитарных дисциплинах, и прежде всего в философии, обществоведении. "Мы, - часто повторял он, - в ответе за состояние человечества и планеты в целом. Наши открытия, к большому сожалению, не всегда совпадают с духовными запросами общества".
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. А твой друг хоть что-либо открыл? По-моему, он просто краснобай, демагог, задуривший тебе голову.
       АННА. Одно из уравнений, выведенных Мишей, попало в учебник!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Да, он лихо начал, но потом вдруг почему-то его потянуло к кардинальному переустройству мира, к блажи, в которой горе-физик ничего не смыслит. Миша ударился в педагогику! Каково?! Он переплюнул давнее наше модное увлечение: физик непременно должен быть и лириком. Ну, я понимаю - хобби, так нет, у ЭТОГО - всерьез!
       АННА. Мама, может быть, хватит нравоучений? Папа тоже их не любит.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Не прикрывайся отцом! Твой друг отмахнулся от дела, уважаемого общественностью и правительством академика. А еще считается самым талантливым учеником.
       АННА. Он перенял от отца порядочность, уважение к людям.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Не думай, Анна, что я меркантильна. Я люблю тебя и желаю всего наилучшего в жизни. Пусть блаженный стал твоим избранником, но хоть предложение-то он тебе сделал?
       АННА. Нам хорошо и так.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (с укоризной). Вот видишь - забыл!.. А если ребенок появится? Представь, ты останешься сразу с двумя детьми - только что родившимся и новоявленным педагогом-философом.
       АННА (с тоской). Как я устала...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Молчу, молчу...

       СЛЫШЕН ГРОХОТ УПАВШЕЙ КАСТРЮЛИ.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Откуда это? Впрочем, я совсем забыла, что мы стали жить в форменном общежитии. Эй, сосед, это у вас что-то грохнуло?

       ИЗ-ЗА ПРОСТЫНИ-ПЕРЕГОРОДКИ С КАСТРЮЛЕЙ В РУКАХ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Простите, Наталья Васильевна, я, вот... (показывает кастрюлю) уронил...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. А вы, кто, собственно, будете?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Павел Ефимович Изумрудов, сосед из смежного подъезда, бывший актер нашего, угрюмовского драмтеатра.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (всматривается). Не помню... Впрочем, это и не важно. А вы откуда меня знаете?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Да, вот, вы тут так громко разговаривали с дочерью...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Понятно! Подслушивали!
       АННА. Мама! Сейчас у нас всё общее!
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Я как бы зритель. Помните, Шекспира? (декламирует) "Вся жизнь театр, и люди в нем актеры, и каждый не одну играет роль!.."
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Я вас вспомнила, вы выступали в роли
короля Лира!
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Точно!

       ЗВУЧИТ ТРЕЛЬ ДВЕРНОГО ЗВОНКА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Это, наверно, он, твой Дон-Кихот. Я, пожалуй, пойду к себе.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА УХОДИТ. ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ СКРЫВАЕТСЯ ЗА ПРОСТЫНЬЮ. ВСЛЕД ЗА МАТЕРЬЮ ВЫХОДИТ АННА. ОНА ВОЗВРАЩАЕТСЯ С МИХАИЛОМ.

       МИХАИЛ. Наталья Васильевна на меня так странно посмотрела. А может, мне это показалось?
       АННА. Показалось. Почему тебя так долго не было?
       МИХАИЛ (смотрит на настенные часы, хлопает себя ладонью по лбу). Действительно!.. Прости...(садится в кресло).
       АННА. А вот этого я тебе не прощу (подходит к Мише, выдирает из под него юбку) Помял... Не придется никуда, видимо, сегодня пойти.
       МИХАИЛ. А мы собирались?
       АННА. В театр-студию.
       МИХАИЛ. Тот, что в темном подвальчике?
       АННА. Да.
       МИХАИЛ. Жаль. Мне там нравится (разводит руками). И как это меня угораздило?
       АННА. Не переживай. Можно будет надеть другую юбку. Хотя, эта моя самая любимая.
       МИХАИЛ. А у меня самая любимая - ты! (встает, подходит к Анне, неожиданно). Аня, у тебя глаза зеленые!
       АННА. Наконец-то рассмотрел.
       МИХАИЛ. Очки, видишь, (снимает их) с трещинами. А без них ты как в тумане... Но все равно красивая (обнимает Анну; они целуются).
       АННА (спохватывается). Ой, вдруг мама вернется или Света с работы придет.
       МИХАИЛ. Ну и что?
       АННА. А у меня вид растрепы.
       МИХАИЛ. Совсем приличный вид.
       АННА. Ты так говоришь, потому что без очков.
       МИХАИЛ. Верно. А где они (ищет в карманах пиджака очки)? Нашел!
       АННА. Садись в кресло. Нам пора держаться на расстоянии.
       МИХАИЛ (садится в кресло). Это почему? Я тебе уже не нравлюсь?
       АННА. (садится в кресло рядом). Нет, не в том дело.
       МИХАИЛ. А в чем, скажи. Твоя мама...
       АННА. Ты догадался!
       МИХАИЛ. Она против меня, вот и сейчас так глянула...
       АННА. Мама считает... впрочем, это не важно. Мы любим друг друга. Но...
       МИХАИЛ. Что, "но"?
       АННА. Ничего.
       МИХАИЛ. Аня, не увиливай от ответа. Наталья Васильевна считает меня никчемным, не приспособленным к практической жизни, так?
       АННА. Так.
       МИХАИЛ. И еще она думает, что я не желаю на тебе жениться. Верно?
       АННА. Верно.
       МИХАИЛ. Но я готов!
       АННА. К чему?
       МИХАИЛ. Жениться, хотя это несколько меняет мои планы.
       АННА. Вот как? Выходит, я не вписываюсь в твои планы (встает, ходит)!
       МИХАИЛ. Прости (склоняет голову).
       АННА. Что ж, повинную голову меч не сечет ( садится рядом, берет в свою ладонь руку Миши).
       МИХАИЛ. Я в последнее время никак не могу спокойно приходить к вам. Кажется, сейчас откроется дверь, появится Иван Семенович и скажет: "Миша, я рад вам. Пожалуйте, в кабинет".
       АННА. Командировка отца скоро закончится. И мама его ждет, такой раздражительной стала, особенно после этого дурацкого локального землетрясения (спохватывается). Ты ел что-нибудь?
       МИХАИЛ. Не помню.
       АННА. Как это не помню?
       МИХАИЛ. Еда - не такое уж существенное дело. Не смотри так. Вроде бы ел.
       АННА. Вроде бы?..
       МИХАИЛ. Да, вспомнил, я заскочил по пути в лабораторию. Там Червенко мне пирожок всучил.
       АННА. С чем он был?
       МИХАИЛ. Червенко? С осциллографом.
       АННА. Я про пирожок!
       МИХАИЛ. Я не распробовал, черкнул одну любопытную мыслишку карандашом прямо на подоконнике. Кажется, там и осталось это произведение кулинарного искусства. Да, Бог с ним.
       АННА. Миша, тебе надо поесть. Я сейчас (выходит).
       МИХАИЛ. Вот незадача, нужно было сказать: сыт. Впрочем, когда-то все равно придется пообедать...

       ВХОДИТ СВЕТЛАНА.

       СВЕТЛАНА. Здравствуйте, Миша.
       МИХАИЛ (что-то черкает в записной книжке). А... Это вы. Светлана. Привет.
       СВЕТЛАНА. Где все?
       МИХАИЛ. Наталья Васильевна в кабинете вашего отца. Аня выскочила на кухню. Иван Семенович за границей. Правда, кабинет и кухня - названия чисто символические.
       СВЕТЛАНА. Где мой отец я великолепно знаю. Знаю и то, что вас, Миша, попросили из лаборатории (садится на диван).
       МИХАИЛ. Я и сам ушел.
       СВЕТЛАНА (насмешливо). Неужели? А вот мой Дима совсем другого мнения.
       МИХАИЛ. Ваш муж...
       СВЕТЛАНА. Ну!.. Продолжайте.
       МИХАИЛ. Он - администратор в науке.
       СВЕТЛАНА. И что тут плохого? Должен же кто-то руководить.
       МИХАИЛ. Должен, конечно. Только откуда ему знать об истинности моих намерений?
       СВЕТЛАНА (иронично). Мы такие непознаваемые, как эти самые, летающие объекты!

       ВХОДИТ АННА С ПОДНОСОМ В РУКАХ.

       АННА. А... Света... Чай пить будешь? Я сейчас и для тебя бутерброды приготовлю.
       СВЕТЛАНА. Да, пожалуй. Если тебе нетрудно.

       АННА СТАВИТ НА СТОЛ СТАКАНЫ С ЧАЕМ.

       АННА. О чем вы тут беседовали?
       СВЕТЛАНА. Так, по пустякам.
       МИХАИЛ. Дмитрий успел нажаловаться твоей сестре.
       АННА. И нашей маме.
       МИХАИЛ. То-то я думаю, чего это Наталья Васильевна так на меня взглянула!
       АННА. Света, иди на кухню, готовь себе.
       СВЕТЛАНА (отставляет стакан чая). Нужны вы мне были, сладкая парочка...

       СВЕТЛАНА ВСТАЕТ, ВЫХОДИТ.

       АННА (садится рядом с Михаилом). Ну, женишок, как видишь, приходится из-за тебя получать со всех сторон подзатыльники.
       МИХАИЛ (встает). Осуждаешь?
       АННА. Нет. Я тебя сразу выбрала, как осла.
       МИХАИЛ. Не понял!
       АННА. Говорят, ослов по ушам выбирают. А ты лопоухенький (шутливо треплет Мишу за ухо).

       ЗАТЕМ МИХАИЛ И АННА ЦЕЛУЮТСЯ. ВХОДИТ СВЕТЛАНА СО СТАКАНОМ ЧАЯ И БУТЕРБРОДОМ.

       СВЕТЛАНА. Я, кажется, помешала...
       АННА. Ничего, мы так...
       СВЕТЛАНА. Как? разминка? прелюдия к чему-либо более существенному?
       АННА. Ты на что намекаешь?
       СВЕТЛАНА. На границы элементарного приличия. Этот ваш затянувшийся, как сейчас модно говорить, гражданский брак...
       АННА. Света! Перестань!
       МИХАИЛ (пытается встать). Я, пожалуй, уйду.
       АННА. Сядь, Миша. Просто моя сестра сегодня не в лучшем настроении.
       СВЕТЛАНА. Действительно!.. Что это я?.. Извини, Аня, и ты, Миша.
       МИХАИЛ. Да я, собственно, ничего.
       АННА. Ладно, мир.
       СВЕТЛАНА. Тогда пьем чай.

       СВЕТЛАНА, АННА И МИХАИЛ ПЬЮТ ЧАЙ.

       СВЕТЛАНА. Если честно, то Дмитрий меня в последнее время тревожит.
       АННА. Что с ним случилось?
       СВЕТЛАНА. Я перестала его узнавать. Может, у него на работе интрижка? Как вы думаете, Миша.
       МИХАИЛ. Я об этом вообще ничего не думаю.
       СВЕТЛАНА (насмешливо). Конечно, для вас такой пустяк…
       МИХАИЛ. Но я действительно ничего не знаю! У них там, в конторе, своя жизнь.
       СВЕТЛАНА. Когда к Диме пришла новая секретарша?
       МИХАИЛ (неуверенно). Кажется, две недели назад.
       СВЕТЛАНА (отставляет стакан). Я так и думала!
       АННА. Что именно?
       СВЕТЛАНА. Срок совпал.
       АННА. Но это же еще ничего не значит.
       СВЕТЛАНА. Для опытной жены достаточно легкого намека. Вот выйдешь замуж...
       МИХАИЛ. Выйдет! Я ей уже предложение сделал.
       СВЕТЛАНА. Да, ну! Это достижение...
       АННА. Света! Зачем ты иронизируешь над чужими чувствами?
       СВЕТЛАНА. И то верно, пора задуматься над собственной судьбой (встает). Мама знает о вашем предполагаемом браке?
       АННА. Пока нет.
       МИХАИЛ. Вот приедет Иван Семенович...
       СВЕТЛАНА. Отец послезавтра прибудет. Я телеграмму только что получила, пойду маме сообщу.

       СВЕТЛАНА УХОДИТ.

       АННА. Ты новую секретаршу видел?
       МИХАИЛ. Пару раз.
       АННА. И как она?
       МИХАИЛ. Да я ее толком и не рассмотрел.
       АННА. Как это понимать? Ну, хоть блондинка или брюнетка?
       МИХАИЛ. Н-н-не знаю... Я только тебя вижу, Аннушка... Как ты прекрасна (обнимает Анну).
       АННА. Льстец... Слушай, Миша, а может ты - того, с приветом?
       МИХАИЛ. Это почему же?
       АННА. Рассеянный какой-то, несобранный. Впрочем, нет, на дурачка ты не похож: очкарики все необычайно умные. А вот рукам воли не давай, а то схлопочешь!
       МИХАИЛ. С каких пор начались запреты?
       АННА. С сегодняшних! Ведь мы с тобой жених и невеста?
       МИХАИЛ. Конечно!

       ВХОДИТ НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Что я слышу? Никак официальное предложение?
       МИХАИЛ. Да, Наталья Васильевна (встает). Прошу руки вашей дочери.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Что ж, я не против, а про Ивана Сергеевича и говорить нечего: он вас прямо-таки боготворит. Вот приедет послезавтра... Но как он воспримет ваш уход из лаборатории?
       МИХАИЛ. Иван Семенович поймет. А на работу я куда-нибудь устроюсь.
       АННА. Еще бы, такая светлая голова!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Чтобы головой вертеть, шея нужна, опора.
       АННА. Жена, надо понимать...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Не смейся! Вот проживешь с мое, по-другому запоешь!
       АННА. Это как? А любовь? Взаимоуважение?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ладно, сдаюсь. Хотя... будни семейной жизни далеки от розовой идиллии. Посмотри на Светлану и Дмитрия.
       АННА. И что я должна увидеть?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Трещину в лодке взаимоотношений.
       АННА. Ты имеешь в виду новую секретаршу?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ты уже знаешь?.. А вы, Миша, что можете сказать об этой безнравственной особе?
       МИХАИЛ (пожимает плечами). Ничего.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Как это ничего? Мой зять попал в лапы хищницы, а вас подобный факт совсем не волнует.
       МИХАИЛ. Я сам только что узнал. Но, по-моему Нина совсем не хищница. Нормальная, вроде бы девушка.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Секретутка!.. Она блондинка или брюнетка?
       МИХАИЛ. Кажется, рыжая. Впрочем, на все сто процентов я в этом не уверен.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (заламывает руки, с надрывом). Господи!.. Еще один горе-зятек на мою шею!
       АННА. Миша не такой! Он - порядочный человек, вот и папа о том всегда говорит.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Нашла авторитет в людских отношениях! Твой отец прекрасно разбирается в ядерной физике, но только не в данной тонкой, легко ранимой сфере.
       МИХАИЛ. Иван Семенович во всем пример для других.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Мне нравится, что вы защищаете своего учителя.

       ВХОДИТ СВЕТЛАНА.

       СВЕТЛАНА. Мама, где у нас аспирин? Ужасно разболелась голова.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. У отца в кабинете.
       СВЕТЛАНА. Я там все перерыла.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Пойдем, я покажу где хранятся лекарства.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА И СВЕТЛАНА ВЫХОДЯТ.

       АННА. Вот мы опять одни. Итак, на чем тогда остановились?
       МИХАИЛ. На поцелуях.
       АННА. Правда? (строго). Только без рук!
       МИХАИЛ. Как, и обниматься запрещено?
       АННА. Ты знаешь, о чем я.
       МИХАИЛ. Ладно. Но получается эксперимент без физического опыта.
       АННА. Знаем мы ваши мужские физические опыты! Так и норовите подобраться к честной девушке максимально поближе.
       МИХАИЛ (обнимает Анну). А что в этом плохого? По-моему и тебе кое-что очень нравится.
       АННА. Нахал... Осторожней, экспериментатор...
       МИЖАИЛ. Я - сама нежность... Я люблю тебя.
       АННА. И я тебя.

       МИХАИЛ И АННА ЦЕЛУЮТСЯ. ВХОДИТ ТАМАРА С СУМКАМИ. ОНА ОСТОРОЖНО КАШЛЯЕТ. МИХАИЛ И АННА ОТОДВИГАЮТСЯ ДРУГ ОТ ДРУГА.

       АННА. А... Это вы. Познакомьтесь, мой жених. Тамара Точилина, соседка, жена депутата, ну, того самого, что в мэры метит. А это Михаил - мой жених.
       МИХАИЛ. Я рад знакомству.
       ТАМАРА. И я. Мне вчера, когда мы тут тонну кирпичей вынесли, Аня о вас многое рассказала.
       МИХАИЛ. Надеюсь, хорошее?
       ТАМАРА. Конечно же. Разве жених может быть плохим, впрочем, как и невеста? В категории муж и жена - другое дело.
       МИХАИЛ. Вы философ.
       ТАМАРА. Поневоле им станешь, будучи женой депутата, возомнившего себя благодетелем целого города.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Тамара! Это ты обо мне?
       ТАМАРА. А о ком же еще? Здесь больше нет политиков местного масштаба. Есть ученые, даже известный актер! Павел Ефимович!

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ИЗ-ЗА ПРОСТЫНИ ИЗУМРУДОВ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Вы меня изволили спрашивать, несравненная царица Тамара?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Это что за тип?
       ТАМАРА. Не смей так говорить о самом Изумрудове!
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. А!.. Тот самый... Простите... Я, помнится, когда-то рецензию о вас в городской газете давал.
       ТАМАРА. Ну, вот, почти все участники спектакля, именуемого "Жизнь под одной крышей", в сборе.
       МИХАИЛ. Еще нет Дмитрия, мужа Светланы. Но он слишком занятой человек (Виктору Петровичу). Вы меня помните?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Еще бы, такой ершистый юноша!.. Но все-таки я дал ход вашей идее.
       МИХАИЛ. Как? Вы...
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Именно. И знаете почему? Я председатель областной депутатской комиссии по вопросам образования и культуры, а вообще-то директор лучшего дома народного творчества. Вот только заниматься им времени почти нет.

       ВХОДИТ СВЕТЛАНА.

       ТАМАРА. Зато - депутат! Краснобай!
       МИХАИЛ. Зачем вы так? Выходит, именно ваш муж помог мне, точнее, всем нам.
       АННА. И в чем же заключается эта помощь? Я так ничего и не знаю.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Два дня назад на сессии совета народных депутатов было решено: "Построить в Першино, самом северном поселке области, школу для коренных жителей, основанную на принципах саморазвития". Мне современный подход ученых к этой проблеме чрезвычайно понравился. Конечно же, наша депутатская группа немного подкорректировала ваш план, но принцип остался: школе саморазвития - быть! (Тамаре). А ты говоришь: краснобай.
       АННА. Миша, что все это значит?
       МИХАИЛ. Не знаю... я как узнал, совсем обалдел. А можно мне туда преподавателем устроиться?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Помилуйте, это же ваш проект. Штаты пока не утверждены, хотя за весну и лето надо будет успеть построить само здание. А в Заполярье это сделать не так-то просто.
       МИХАИЛ. Я хочу участвовать в стройке!
       АННА. Кем? Каменщиком?
       МИХАИЛ. Чего бы и нет?
       АННА. Совсем с ума спятил.
       СВЕТЛАНА. И я пошла бы в эту школу работать.
       АННА. Ты?
       СВЕТЛАНА. Да, я. Мне надоело рутинное университетское преподавание, когда от разработанных методик не можешь ступить в сторону ни на шаг.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ (аплодирует). Браво!.. Ненцы - чистый, благодатный материал для вдумчивой работы. Среди детей оленеводов много настоящих талантов.

       ВХОДИТ ДМИТРИЙ.

       ДМИТРИЙ (поднимает руку). Привет всем! (Светлане). Я что-то слышал? Или мне показалось?
       СВЕТЛАНА. Нет, не показалось. Я хочу уйти из университета. Решился же Миша на уход из лаборатории.
       ДМИТРИЙ (Михаилу). Дурной пример заразителен (Светлане). Ты, что, на самом деле этого хочешь?
       СВЕТЛАНА. Да! Прямо завтра!
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Давайте не будем спешить. Как только начнется утверждение штатного расписания, я всем вам это сообщу. А пока (смотрит на часы)... мне скоро пора бежать.
       ТАМАРА. Это куда же, Виктор?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Начинается интенсивная работа предвыборного штаба.
       ТАМАРА. Прямо как на войне: штабы, диспозиции и прочие глупости. Вбил себе в голову: хочу быть мэром. Сразу испортил установившееся было хорошее мнение о тебе.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Тамара! Что с тобой сегодня? Пойдем к нам, поговорим.
       ТАМАРА (пожимает плечами). Пойдем.

       ТАМАРА И ВИКТОР ПЕТРОВИЧ УХОДЯТ ЗА СВОЮ ЗАНАВЕСКУ. ПАВЕЛ
ЕФИМОВИЧ ТОЖЕ УХОДИТ.

       ДМИТРИЙ. И нам это не помешало бы, Светлана.
       СВЕТЛАНА. Да. У меня припасена еще одна тема для разговора.

       ДМИТРИЙ И СВЕТЛАНА УХОДЯТ.

       АННА. Все разошлись по своим углам. Может и нам поговорить?
       МИХАИЛ. Давай покончим с этим сразу.
       АННА. С чем этим?
       МИХАИЛ. Ну... с моим решением...
       АННА (лохматит ему волосы). Дурачок. Может быть, и я присоединюсь к вам как будущий дипломированный биолог, а?
       МИХАИЛ (обнимает Анну). Анка! Ты!..
       АННА. Что, я? Говори!
       МИХАИЛ. Ты - лучше всех!
       АННА. А я в этом и не сомневалась.

       ВХОДИТ НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ну и молодежь пошла... Видел бы Иван
Семенович.

       АННА И МИХАИЛ ВЫПУСКАЮТ ДРУГ ДРУГА.

       АННА. Мама? Ты вроде бы спала.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Вздремнула немного, потом слышу шум. Что тут было?
       АННА. Ничего особенного. Дмитрий и Светлана немного повздорили. В пределах допустимого.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Я с зятем сама поговорю. Ой, у меня котлеты горят!

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ВЫХОДИТ.

       МИХАИЛ (Анне). Мы успеем в театр-студию?
       АННА. До начала спектакля еще много времени. Посидим в кафе?
       МИХАИЛ. С удовольствием.
       АННА. Тогда я пойду собираться.

       АННА УХОДИТ. ПОЯВЛЯЕТСЯ ИЗУМРУДОВ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Простите, Миша, в студии что сегодня намечается?
       МИХАИЛ. "Медея" Еврепида.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Прекрасная трагедия. Обратите внимание на актрису, исполнительницу заглавной роли. Вы будете приятно удивлены.
       МИХАИЛ. Я знаю ее?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Все, пострадавшие в локальном землетрясении ее знают. К сожалению, я не смогу прийти в этот уютный подвальчик. У меня сегодня сильно разболелась печень. Надо, видимо, совсем бросить пить. Да, вот, все никак не могу сделать это. Как говорил Святой Владимир: "Питие есть веселие Руси". А у меня больше в жизни положительных эмоций не осталось. Разве что еще посещение театра, да и то изредка. Уже и контрамарки у нынешнего руководства не выпросить.
       МИХАИЛ. Вы, Павел Ефимович, совсем один?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Да. Собственно, у меня есть родственники, но... они не считают меня за своего.
       МИХАИЛ. Как? Разве такое бывает?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Со мной это, видимо, в порядке исключения. Впрочем, есть еще одно, народное средство: клин клином.
       МИХАИЛ. Не понял.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Пойду, куплю аква виту. Вода жизни по латыни.
       МИХАИЛ. А... водка.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Малые народности еще ее называют огненная вода. Ну, а по характерному разрезу моих глаз можно предположить отнюдь не великорусскую принадлежность.
       МИХАИЛ. Какое это имеет значение?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Все имеет свое значение. Корни? Слыхали, Миша, о таком понятии? Так вот, я - типичное перекати-поле.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ УХОДИТ.

       МИХАИЛ. Странный человек...

       ПОЯВЛЯЕТСЯ АННА.

       АННА (кружится). Ну, как я?
       МИХАИЛ. Королева подвала!
       АННА. Правда? Жаль только если там будет натоплено. Иначе придется в шубе сидеть.
       МИХАИЛ. Там будет даже жарко.
       АННА. Это ты так решил?
       МИХАИЛ. Я этим ребятам недавно помог суперобогреватель собрать, моей конструкции, на принципе теплового насоса. Смотри, как он действует (достает из кармана пиджака ручку, пытается начертить что-то прямо на столе).
       АННА. Не надо, стол испортишь. Да и все равно я совсем не собираюсь вникать в работу этого устройства. Знаю, оно непременно даст достаточно тепла, чтобы все оценили мой наряд.
       МИХАИЛ. И саму тебя.
       АННА. Льстец!

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

       ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ. НА СЦЕНЕ ДМИТРИЙ И НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Мне Светлана всё рассказала.
       ДМИТРИЙ. Что значит: всё.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Дмитрий, не прикидывайтесь дурачком. Вы умный человек, заменяете Ивана Семеновича на посту руководителя уникального научно-исследовательского института. Какое счастье, что Иван Семенович не видит всю мерзость...
       ДМИТРИЙ. Не понял: какая еще мерзость?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ваши отношения с этой...
       ДМИТРИЙ. Нет у меня ни с кем никаких ОТНОШЕНИЙ кроме Светланы! Да, у нас не лучший период, вы сами, Наталья Васильевна, знаете из-за чего.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Знаю. У вас не будет детей.
       ДМИТРИЙ. К сожалению...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Бесплодность моей дочери, однако, не дает вам никакого права!..
       ДМИТРИЙ. Опять вы за свое. Пока у меня с этой женщиной ничего не было.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ага!.. Пока!.. Это значит, в перспективе может быть связь!
       ДМИТРИЙ. Да, если вы хотите моего конкретного ответа. Мне надоели постоянные придирки с вашей стороны, припадки ревности жены. Уйду ко всем чертям!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Скатертью дорога! (обращается к портрету мужа). Ваня, ты видишь, что творится здесь? Наш дом разрушен, у старшей дочери не будет ребенка, зять загулял, как паршивый мартовский кот! Младшая вообще неизвестно выйдет ли замуж.
       ГОЛОС СВЕТЛАНЫ. Мама! Что у тебя на кухне горит?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ой!.. Бегу!..

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА УХОДИТ. ПОЯВЛЯЕТСЯ ТАМАРА.

       ДМИТРИЙ. Ты!.. Никак не могу привыкнуть встречать тебя здесь.
       ТАМАРА. Спасибо землетрясению, иначе мы бы, возможно, так никогда и не встретились. Ты так занят, что, даже, говорят, любовь нашел на работе.
       ДМИТРИЙ. Это - ты! Мне просто приписали секретаршу, так как никто не знает о нас.
       ТАМАРА. А что должны знать О НАС? Была когда-то любовь, и тихо сошла на нет. Вот и Оленька наша умерла, точнее, моя. Она так и не видела толком отца.
       ДМИТРИЙ. При чем здесь я? Ты, Тамара, захотела непременно стать актрисой.
       ТАМАРА. А тебе домработница нужна? Сцена - мечта моей жизни.
       ДМИТРИЙ. И многому ты на ней добилась? Выступаешь в каком-то полуподвале.
       ТАМАРА. Зато, Дмитрий, я остаюсь сама собой, а не выхолощенным функционером от науки.
       ДМИТРИЙ. Ты в этом права. Не получился из меня настоящий ученый. Но ведь жизнь продолжается. Может и у нас с тобой всё восстановится.
       ТАМАРА. Что именно? Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Только в моем случае, мне до сих пор хочется играть, причем по-настоящему. Ну, а любовь к тебе ушла со смертью дочери.
       ДМИТРИЙ. Ты любишь своего депутата?
       ТАМАРА. Сложно сказать. Такой же вопрос я могу задать и тебе.
       ДМИТРИЙ. А что, если?..
       ТАМАРА. Не надо, Дима. Пускай всё пока останется на своих местах.
       ДМИТРИЙ. Ты сказала: " пока"!
       ТАМАРА. Кто-то идет. Я ухожу.
       ДМИТРИЙ. Я тоже.

       ТАМАРА И ДМИТРИЙ УДАЛЯЮТСЯ. ВХОДЯТ НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА, АННА И МИХАИЛ.

       АННА. Мама, что ты обо мне намеревалась сказать?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ничего!
       АННА. Но я же слышала, вот и Миша может подтвердить. Ты говорила о младшей дочери, небось, стоя перед портретом отца, как перед иконой?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. У нас крупные неприятности, Аня, а ты на меня наезжаешь.
       АННА. Какие еще неприятности?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ты про секретаршу Дмитрия знаешь?
       АННА. Уже наслышана.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Вот он, облик современных мужчин!

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ВЫХОДИТ.

       МИХАИЛ. Ну, Димке достанется сегодня на орехи.
       АННА. Это уж точно. Мама настроена по-боевому. Но и он хорош - нашел себе пассию!
       МИХАИЛ. А может Дмитрий любит эту женщину. АННА. Тогда, выходит, он Свету разлюбил. Только зачем надо было жениться?
       МИХАИЛ. Мне твою сестру жалко немного.
       АННА. Немного? Это что же получается? Клялся в верности, а потом... Может и ты такой?
       МИХАИЛ. Ну, вот, сразу и клеймо.
       АННА. Почему ты Дмитрия защищаешь? Из чувства мужской солидарности?
       МИХАИЛ. Я его совсем не защищаю.
       АННА. А меня ты, Миша, не бросишь?
       МИХАИЛ (обнимая ее). Придумала... Но откуда появилась эта новость про Дмитрия Николаевича? Может, ничего и не было.
       АННА. Было. Сестре позвонили и сообщили о внебрачной связи ее мужа.
       МИХАИЛ. Но это же низко, подло!
       АННА. Что? Изменять?
       МИХАИЛ. Доносить!
       АННА. Не поняла...
       МИХАИЛ. Человек должен быть свободным в проявлениях своих чувств. И мелко, гадко препятствовать этому, тем более анонимно.
       АННА. А как же чувства Светланы? Ты их не хочешь брать в расчет?
       МИХАИЛ. Разве можно брать в расчет чувства?
       АННА. А по-твоему все так легко: полюбил, разлюбил...
       МИХАИЛ. Не передергивай. Жизнь более многообразна, чем мы ее представляем.
       АННА. Согласна. Но, согласись, мне трудно быть беспристрастной, когда дело касается родной сестры.
       МИХАИЛ. Согласен. Собственно, из-за чего вся наша перепалка разгорелась? Просто всем надо научиться видеть в другом, такого же человека, как и он сам. Я тоже сейчас полубомж.
       АННА. Ты - другое дело. Приедет отец, восстановит тебя в прежней должности.
       МИХАИЛ. А если я не хочу этого. Не хочу унижаться, подстраиваться под кого-то?
       АННА. Ты и не будешь подстраиваться. Отец защитит тебя. Он все-таки директор института! Академик!
       МИХАИЛ. А когда я все буду решать сам?
       АННА (подходит, обнимает Михаила). Когда поумнеешь, вы- растешь.
       МИХАИЛ. Выходит, я - дурак!
       АННА. Я этого не говорила.
       МИХАИЛ. Но подразумевала.
       АННА. Прости, мы что-то сегодня все какие-то дерганые. Может быть из-за землетрясения? Мир?..
       МИХАИЛ. Да.

       ВХОДИТ ДМИТРИЙ.

       ДМИТРИЙ. Миша? Подожди, серьезный разговор есть.
       АННА. С тобой, Дмитрий, еще не было серьезного разговора? Светлана ничего не говорила?
       ДМИТРИЙ. Довольно косо посмотрела, а Наталья Васильевна сильно хлопнула перед самым моим носом дверью, вот и все. Но такое у нее часто происходит. А что случилось?
       МИХАИЛ. Аня, может, мне уйти?
       АННА. Останься.
       МИХАИЛ. Ну, вот, сейчас начнется разбор полетов.
       ДМИТРИЙ. Каких еще полетов? Кто, что натворил? Этот, положим (указывает рукой на Михаила), успел отличиться. Но и данная ситуация разрешима. Я, будучи заместителем Ивана Семеновича, положил твое заявление под сукно.
       МИХАИЛ. Спасибо, хотя... не стоило этого делать.
       ДМИТРИЙ. Зачем горячку пороть? Остынешь, а тут сам академик приедет, во всем разберется.
       МИХАИЛ. Ладно. Подождем Ивана Семеновича. Пара дней, действительно, никакой роли не играет.
       ДМИТРИЙ (довольно потирает руки). Вот и чудесно. Ты только пока выходи на работу, договорились?
       МИХАИЛ. Хорошо.
       АННА. Я рада, Миша, что все так прекрасно утряслось. У Дмитрия несомненный дар администратора.
       ДМИТРИЙ. Менеджера. Сейчас это слово в моде.
       АННА. Садитесь оба, поговорим по-семейному. Мне Миша официальное предложение сделал, так что он почти член нашей семьи.
       ДМИТРИЙ. Что ж, в клане Гуровых пополнение... Я рад.

       ВСЕ ТРОЕ САДЯТСЯ.

       АННА. Подожди радоваться. У нас неприятности, вернее – у тебя.
       ДМИТРИЙ. У меня? И что же я совершил?
       МИХАИЛ (встает). Я, наверно, пойду? Мне неприятен этот разговор.
       АННА (властно). Садись!

       МИХАИЛ САДИТСЯ.

       ДМИТРИЙ. Что же произошло? Объясни, Аня, не томи душу.
       АННА. Светлана всё знает о твоей пассии.
       ДМИТРИЙ. О ком? Ну-ка выкладывай!
       АННА. Прекрасно знаешь... О Ниночке...
       МИХАИЛ. Аня, зачем тебе влезать, куда не просят?
       АННА. Помолчи! Задеты честь и достоинство моей сестры, семьи, наконец! Светлана в расстройстве, мама слегла с мигренью, а мы - чистенькие, еще бы, дело касается любви, области тонких и возвышенных чувств!
       МИХАИЛ. Я не узнаю тебя, Анна. Неуместная ирония...
       ДМИТРИЙ. Ты еще плохо знаешь женское окружение знаменитого ученого. Мне иногда очень уж жалко Ивана Семеновича. Чего стоят пресловутые рассуждения "о чести и достоинстве"? Бесплатный спектакль! Вот получу скоро собственную квартиру...
       АННА. Итак, ты, Дмитрий, хочешь сказать, что тебя незаслуженно обвинили?
       ДМИТРИЙ. Кто тебе дал право обвинять?
       МИХАИЛ. Может, прекратим этот некрасивый разговор?
       АННА (Михаилу). Чистюля... Вот уж, действительно, не от мира сего...
       ДМИТРИЙ (встает). Пойду Свету навещу... А тебе, Аня, скажу: ничего, порочащего "честь и достоинство" моей жены, не было.

       ДМИТРИЙ УХОДИТ.

       МИХАИЛ. Получила исчерпывающий ответ?
       АННА. Я не верю ему!
       МИХАИЛ. А я - наоборот...
       АННА. С каких это пор, Миша, ты стал так активно мне противоречить? Видимо, вошел в роль строптивого жениха.
       МИХАИЛ. Я просто лучше понимать тебя стал.
       АННА. И что же ты понял?..
       МИХАИЛ. Ты - властная, самолюбивая натура. А моя концепция идеала женщины совершенно иная.
       АННА (с иронией). Выкладывай свою КОНЦЕПЦИЮ.
       МИХАИЛ. Трагедия всего человечества заключена в двух неопровержимых реалиях: в общей низкой культуре и повсеместном унижении женщины.
       АННА. Любопытно... Насчет культуры я полностью согласна. А вот второе утверждение... Женщина сейчас более эмансипирована, раскрепощена. Во всяком случае, я не имею в виду страны исламского мира... Ах, как он ее унизил!..
       МИХАИЛ. Аня, ты о ком?
       АННА (машет рукой). Продолжай.
       МИХАИЛ. Эмансипация, увы, лишь усугубила неприглядное положение женщины в современном обществе. Она получила свободу наравне с мужчиной во всем. Женщина овладела сугубо мужскими профессиями и, в какой-то мере потеряла принадлежность к своему полу.
       АННА. Интересно... Я, думала, ты только лишь своей физикой занят, а наш пол интересует тебя в последнюю очередь.
       МИХАИЛ. Интересует, как основа жизни.
       АННА. А может как объект научного исследования? Ты и жениться надумал тоже по этой причине?
       МИХАИЛ. Аня!..
       АННА. Двадцать три года Аня! Почти дождалась: нашелся смельчак, который готов повести меня под венец. Кстати, ты знаешь, сколько претендентов на твое место?
       МИХАИЛ. Еще бы, ты такая красивая... но любишь, однако, меня?
       АННА. К несчастью, да.
       МИХАИЛ. Почему, к несчастью?
       АННА. У тебя головушка не совсем в порядке. Ну, зачем тебе все эти рассуждения о пагубности эмансипации?
       МИХАИЛ (горячо). Надо разобраться в причинах и попробовать изменить устоявшееся положение дел!
       АННА (вздыхает). Ах, ты, мой идеалист... Рассказывай дальше, я готова выслушать всё, что тревожит твою беспокойную натуру.
       МИХАИЛ. Чрезмерная раскрепощенность породила вседозволенность, которая усиленно пропагандируется всеми видами искусства, а также кино, телевидением, средствами массовой информации. Отсюда - необычайно низкий уровень нравственности и, как следствие, расцвет проституции, сексбизнеса, поставленного на поток, и прочие проявления нынешней бездуховной жизни.
       АННА. В этом ты прав, хотя... всё сказанное тобой давно всем известно. А вот как обществу найти выход из этого тупика?
       МИХАИЛ. Он есть! Воспитание подрастающего поколения должно быть в корне изменено. Должно быть заложено изначальное уважение мальчиков к девочкам, как носительницам будущей жизни. Такое уважение существует в Индии, где женщина, еще будучи девочкой, почитается выражением наивысшего аспекта богини Кали.
       АННА (задумчиво). А твоя роль в этом процессе?..
       МИХАИЛ. Хочу найти единомышленников и...
       АННА. Что, "и"?..
       МИХАИЛ (мечтательно). Представляешь, школа на побережье Ледовитого океана, среди простора тундры. И дети с блеском в глазах и живой заинтересованностью к окружающей природе.
       АННА. Как? Ты хочешь стать простым преподавателем? И это с блестящими способностями в ядерной физике?
       МИХАИЛ. Да, а что тут плохого?
       АННА (встает, гневно). А обо мне ты подумал? Я - аспирант! И никуда не не собираюсь уезжать! Даже в твою хваленую школу!
       МИХАИЛ (встает, обескуражено). Да?.. А я так надеялся...
       АННА. И зря! Я - сугубый прагматик!
       МИХАИЛ. Что ж, лед и пламень... Я пойду.
       АННА. Прости. Я кое-что все-таки поняла. Главное - не искать причину своих неудач в ком-либо, а научиться отыскивать их в самой себе.
       МИХАИЛ. Прекрасный принцип!
       АННА. Да, но он противоречит всяческой логике!
       МИХАИЛ. А ты отринь ее и живи интуицией. Кстати, умение любое движение души подчинять логике, прерогатива мужчин.
       АННА. Мне еще кое-что стало ясно?
       МИХАИЛ. Что?
       АННА. Ты - неисправимый идеалист!
       МИХАИЛ. Это хорошо или плохо?
       АННА. Еще не знаю. Обними меня.
       МИХАИЛ. С превеликим удовольствием.

       МИХАИЛ И АННА ОБНИМАЮТСЯ.

       МИХАИЛ. А это был настоящий сюрприз.
       АННА. Ты о чем?
       МИХАИЛ. В роли Медеи выступала ваша Тамара.
       АННА. Какая еще наша Тамара?
       МИХАИЛ. Ты не узнала? Соседка, жена Виктора Петровича. Я ее только когда вот сейчас встретил, узнал. Как она играла! А режиссер - Павел Ефимович!
       АННА. Точно! Я тоже думала, на кого же героиня античной пьесы похожа (кричит). Тамара!

       ВХОДИТ ТАМАРА.

       ТАМАРА. Аня? Вы меня звали?
       АННА. Мы вас узнали. Там, в студии...
       ТАМАРА. Да? Ну и как?
       МИХАИЛ. Прекрасно! У вас несомненный талант.
       ТАМАРА. Плохо, что не все его оценили.
       МИХАИЛ. И кто же это такой толстокожий?
       ТАМАРА. Не важно. Главное, вам понравилось.
       АННА. И не только нам, но и всем, кто присутствовал на спектакле в студии (Михаилу). И, еще, там очень даже тепло было.
       ТАМАРА. Я знаю, это вы, Миша, постарались.
       МИХАИЛ. Моя заслуга невелика. Помог, правда, кое в чем вашим ребятам. Но я не ожидал увидеть вас в роли актрисы.
       ТАМАРА. Это почему?
       МИХАИЛ. Виктор Петрович такой серьезный человек...
       АННА. Тамара, как он относится к вашему увлечению?
       ТАМАРА. Довольно неплохо. Кстати, в Першино организуется национальный театр на базе местного клуба.
       МИХАИЛ. Давно надо! Малые народности должны быть приобщены к мировой культуре.
       ТАМАРА. Я знаю о вашем с Иваном Семеновичем проекте. Может быть, и я попаду в этот театр.
       АННА. Еще бы, кто из приличных актеров захочет в такую дыру перебраться?
       МИХАИЛ. Аня! Зачем ты такое говоришь?
       ТАМАРА. Ничего, Миша, я ее отлично понимаю.
       АННА. Понимаете? Вы? Выходит одна я ретроградка, ничего не смыслящая в высоких нравственных вопросах.

       АННА ВЫБЕГАЕТ.

       ТАМАРА (растерянно). Ну, вот, как-то некрасиво получилось. Я сожалею...
       МИХАИЛ. А я нет. Ане надо наконец-то определиться в жизни: или комфорт и уют, или трудности, но высокая цель. Она же, как отсыревшая спичка, тлеет, но не горит.
       ТАМАРА. Не всем дано гореть, к сожалению.
       МИХАИЛ. Именно для этого мы с вами и поедем туда, на самый край света, да?
       ТАМАРА. Да, милый мой мальчик.

       ТАМАРА УХОДИТ.

       МИХАИЛ. Вот так всегда: меня никто не принимает всерьез.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. ОН НА ПОДПИТИИ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Я вас принимаю всерьез.
       МИХАИЛ. Да? Очень приятно слышать об этом.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Я доверю вам свой большой секрет (подходит близко к Михаилу). Тамара - моя дочь.
       МИХАИЛ. Как? И она не знает?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ (прикладывает указательный палец к губам). Тише!..
       МИХАИЛ. А почему?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Боюсь, она меня возненавидит, ведь я, по сути дела, бросил ее совсем маленькой.
       МИХАИЛ. Тамара поймет, простит.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Нет, пока я и сам не готов... Студия - еще одно мое детище. В этом полулегальном театре я как раз и встретился с Тамарой, из разговора понял: передо мной родная дочь. Я наполовину ненец, полукровка. Поманило искусство, а в итоге ни там, ни сям. В последнее время часто снится тундра, оленьи стада, и я, маленький, и моя молодая мать. Она умерла десять лет назад, отец еще раньше, от цирроза печени. Как видишь, алкоголизм у меня наследственный.
       МИХАИЛ. Вам лечится надо.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Когда пьем, тем и лечимся... Дожить бы до весны. Весной хорошо умирать.
       МИХАИЛ. О чем вы, Павел Ефимович? Вам еще жить и жить, тем более сейчас, когда дочь нашли.

       ВХОДИТ ТАМАРА.

       ТАМАРА. Кто это тут умирать собрался? Вы - Павел Ефимович?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Да я... Вроде бы...
       ТАМАРА. Мы еще с вместе обязательно "Короля Лира" сыграем. Вы так хотели этого.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. И сейчас хочу.
       ТАМАРА. У нас получится! Может, по репетируем? А Михаил будет нашим зрителем.
       МИХАИЛ. Я с удовольствием послушаю.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Хорошо. Начнем с той сцены, которую вчера не докончили. Приступайте, Корделия!

       ТАМАРА (ОНА ИГРАЕТ РОЛЬ КОРДЕЛИИ) ВЫХОДИТ НА СЕРЕДИНУ СЦЕНЫ.

       КОРДЕЛИЯ:

       О, как бедна я! Нет, я не бедна -
       Любовью я богаче, чем словами.

       ЛИР:


       Даем с потомством эту треть
       В прекрасном нашем королевстве. Ширью,
       Красой и плодородьем эта часть
       Ничуть не хуже, чем у Гонерильи.
       Что скажет нам меньшая дочь, ничуть
       Любимая не меньше, радость наша,
       По милости, которой молоко
       Бургундии с лозой французской в споре?
       Что скажешь ты, чтоб заручиться долей
       Обширнее, чем сестрины? Скажи.

       КОРДЕЛИЯ:

       Ничего, милорд.

       ЛИР:

       Ничего?

       КОРДЕЛИЯ:

       Ничего.

       ЛИР:

       Из ничего не выйдет ничего.
       Так объяснись.

       КОРДЕЛИЯ:

       К несчастью, не умею
       Высказываться вслух. Я вас люблю,
       Как долг велит, - не больше и не меньше.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Как прекрасно!.. Услышать, что тебя любит дочь...
       ТАМАРА. Вы о чем, Павел Ефимович? Этих слов нет в пьесе.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Это просто... мысли вслух. Продолжаем, Тамара.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. ОН НЕЗАМЕТНО СТОИТ ВОЗЛЕ КУЛИС.

       ЛИР:

       Корделия, опомнись и исправь
       Ответ, чтоб после не жалеть об этом.

       КОРДЕЛИЯ:

       Вы дали жизнь мне, добрый государь,
       Растили и любили. В благодарность
       Я тем же вам плачу: люблю вас, чту
       И слушаюсь. На что супруги сестрам,
       Когда они вас любят одного?
       Наверное, когда я выйду замуж,
       Часть нежности, заботы и любви
       Я мужу передам. Я в брак не стану
       Вступать, как сестры, чтоб любить отца.

       ЛИР:

       Ты говоришь от сердца?

       КОРДЕЛИЯ:

       Да, милорд.

       ЛИР:

       Так молода - и так черства душой?

       КОРДЕЛИЯ:

       Так, молода, милорд, и прямодушна.

       ЛИР:

       Вот и бери ты эту простоту
       В приданое. Священным светом солнца,
       И тайнами Гекаты, тьмой ночной
       И звездами, благодаря которым
       Родимся мы, и жить перестаем,
       Клянусь, что всенародно отрекаюсь
       От близости, отеческих забот
       И кровного родства с тобой. Отныне
       Ты мне навек чужая. Грубый скиф
       Или дикарь, который пожирает
       Свое потомство, будут мне милей,
       Чем ты, былая дочь.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ ЗАКАШЛЯЛСЯ, УТКНУЛ ЛИЦО В НОСОВОЙ ПЛАТОК. ВЫХОДИТ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ, ОН АПЛОДИРУЕТ.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Как трогательно! Тамара, ты очень даже
хорошо смотришься в роли Корделии.
       ТАМАРА. Но ты же не очень одобряешь мое увлечение театром.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Какому мужу понравится, когда жена, видите ли - НА ГАСТРОЛЯХ?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Однако, именно вы, Виктор Петрович, содействовали, как депутат, чтобы нам выделили тот подвал.
       ТАМАРА. Вот как? Спасибо. А почему ты, Виктор, мне ничего об этом не говорил?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Известный девиз: "Спешите делать добро", я бы расширил: "Но не выпячиваясь".
       МИХАИЛ. Этот принцип подошел бы всем нашим политикам. Но как же быть с рейтингом?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Популярность для них не может быть единственной самоцелью, иначе политик любого ранга превратится в подобие продажной девки. Кстати, все мы, занимающиеся этим не совсем чистым делом, в некотором роде актеры.
       ТАМАРА. Точнее, - шуты!
       МИХАИЛ. Интересная мысль.
       ТАМАРА. Насчет шутов?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Да, все вы, депутаты, не в обиду сказано, в некотором роде комедианты.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Я не обижаюсь. В ваших критических замечаниях есть изрядная доля истины. Сам же я, например, в студенческие годы играл в нашем институтском театре, причем довольно неплохо.
       ТАМАРА. Ты мне об этом раньше не говорил.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. А давайте проверим! Тамара, подыгрывай мне.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ ОПУСКАЕТСЯ НА КОЛЕНИ (ОН - КОРОЛЬ ЛИР).

       ЛИР:

       Где был я раньше? Где я нахожусь? -
       Что это, солнце? - Я обманут всеми.
       Я умер бы от жалости, случись
       С другим такое горе. - Что ответить?
       Моя ль это рука? Не поручусь.
       Проверю. Уколю булавкой (колет).
       Как я б хотел увериться в себе!

       КОРДЕЛИЯ:

       Взгляните на меня. Благословите7
       О, что вы! На колени? Встаньте, сэр!

       ЛИР:

       Не смейся надо мной. Я - старый дурень
       Восьмидесяти с лишним лет. Боюсь,
       Я не совсем в своем уме7 признаться,
       Я начинаю что-то понимать,
       И, кажется, я знаю, кто вы оба,
       И ты и он, но я не убежден,
       По той причине, что не знаю, где я.
       Своей одежды я не узнаю,
       Где я сегодня ночевал, не помню.
       Пожалуйста, не смейтесь надо мной!
       Поспорить с вами я готов, что это -
       Дитя мое Корделия.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (ОН ЖЕ КОРОЛЬ ЛИР) ВСТАЕТ С КОЛЕНЕЙ.

       КОРДЕЛИЯ:

       Да, я!

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Лир - признал...
       ТАМАРА. Конечно, ведь Корделия его любящая и верная дочь. И вы признали в прошлый раз, когда мы репетировали.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Что?.. Верно, было такое позавчера...
       МИХАИЛ. А неплохо изображено!
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Да. Сыграно с чувством, а это немаловажно.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Вы так считаете? Что ж, весьма польщен. Я, знаете ли, думаю, а не начать ли и мне новую жизнь в качестве актера?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Вакансии будут обязательно: увы, не много найдется охотников уехать с насиженных мест в Заполярье, причем туда, где быт надо устраивать почти м нуля.
       ТАМАРА. Я поеду!
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Это, что? Вызов? Может быть, и я решусь. Ах, театр... Я когда-то был от него без ума.
       ТАМАРА. Ты - прагматик, к сожалению.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (тихо). Нет, скорее, романтик. К счастью...

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

       КАБИНЕТ ИВАНА СЕМЕНОВИЧА ГУРОВА. ОБСТАНОВКА ПРОСТАЯ: СТЕЛЛАЖИ С КНИГАМИ, НА СТЕНЕ ЧАСЫ. ОТ ОСТАЛЬНЫХ КОМНАТ КАБИНЕТ ОТДЕЛЕН ОДЕЯЛОМ И ПРОСТЫНЬЮ. АКАДЕМИК СИДИТ ЗА ПИСЬМЕННЫМ СТОЛОМ, ЧТО-ТО ПИШЕТ.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Да, все-таки хорошо дома (отодвигает занавеску, смотрит в окно). Воробьи, кажется, даже чирикают по-русски.

       ВХОДИТ НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (проводит пальцем по столу). Вижу пыли нет. Аня постаралась. К приезду отца, говорит, все должно идеально блестеть. Хотя... разве можно навести порядок в нашем вертепе. Почему у других не случилось это окаянное землетрясение. Тебе, вот, работать, надо, науку двигать!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Академики, как правило, похожи на заезженных лошадей. Поверь, редко из нас кто уже что-либо двигает. Мы предпочитаем больше почивать на старых лаврах. Сейчас время молодежи.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Это умозрительный вывод. Ты о судьбах своих дочерей не очень-то заботишься.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Наташа, с чего ты это взяла? Я о них всегда думаю.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. А кто слишком лоялен с Михаилом? Хорошо еще, что твоего любимца удалось уговорить остаться в лаборатории. Представляешь, Ваня, каково мне тут без тебя было? Еле выдавила у этого парня согласие на брак.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Насильно, известно, мил не будешь.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Философ доморощенный... В подобных делах всегда важны инициатива и напор. Чуть Аня ослабила вожжи, так Миша, как норовистый конь, норовит взбрыкнуть.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (смеется). В тебе, Наташа, до сих пор чувствуется деревенская закваска: "конь... взбрыкнуть..."
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ты же знаешь, что я не люблю упоминаний о моем прошлом!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Знаю, знаю. Хотя... чем деревня плоха? Я, лично выходец оттуда, и - ничего, наоборот, доволен за правильное обучение жизни.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. В городе совсем другие правила игры.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. По-моему суть человека везде одинакова. Да ты садись, как говорится, в ногах правды нет.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (садится в кресло). А в чем она? Ты - вечный правдолюбец, вот и академиком стал не так уж давно. А всё потому, что неугомонная натура. Ну, скажем, какое тебе лично дело до жизни где-то, допустим, в Африке?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Там люди голодают, умирают в результате эпидемий!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Хорошо... Ты можешь им помочь чем-то конкретно?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Нет, но...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Вот и угомонись. Слышала я ваши с Мишей бредовые рассуждения: армия, мол, вошь на теле народа, сосет его соки. И это, при том, что ваш институт вплотную занят разработкой далеко не мирного атома! А как быть без армии, когда кругом враги?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Какие враги? Кто угрожает России?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Мы граничим с целым рядом стран исламского мира, чуждого христианского всепрощения.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (встает, ходит по кабинету). Это в христианстве всепрощение? И не христианские ли страны развязали мировые войны? Не ислам виноват, а отдельные лица и организации, извлекающие из эскалации конфликтов и терроризма определенную выгоду.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Хорошо, но, по-вашему, выходит: долой границы!
       ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ. Голубушка, уже за порогом новое тысячелетие, а мы продолжаем жить со старым багажом. Европа объединяется, весь мир потихоньку имеет тенденцию к этому процессу. Надо убеждать, объявлять во всеуслышание на разных международных форумах о том, что мир един и неделим, и планета Земля наш общий дом.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Эк, как тебя разобрало. Не забывай, Ваня, о своем слабом сердце...

       ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ САДИТСЯ, ГЛОТАЕТ ТАБЛЕТКУ, ЗАПИВАЕТ ЕЕ ВОДОЙ ИЗ СТАКАНА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Вот, видишь, ты так разволновался... Кстати, на этом симпозиуме, где ты присутствовал, как восприняли твои пацифистские идеи?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Вполне нормально. Ученые, не в пример политикам, понимают пагубность накапливания сверхсовременного оружия и свою ответственность за сохранение мира.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. И, каково же было окончательное решение симпозиума?
       ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ. Рекомендовано главам правительств усилить контроль...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (задумчиво). Значит, впустую...
       ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ. Наташа, не забывай, что это весьма долгий и трудоемкий процесс!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Понимаю. Не горячись, Ваня, тебе вредно. Однако, вернемся к нашим детям.
       ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ. А что они?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Опять - двадцать пять! Анне пора замуж, а брак Светланы под явной угрозой.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Мне, кажется, молодые сами, причем намного лучше нас, разберутся в своих чувствах.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (картинно заламывает руки). Нет, вы посмотрите на него!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Голубушка, ты к кому обращаешься? Кроме нас с тобой здесь никого нет.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ты хочешь дочерям счастья?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Конечно.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Тогда будь серьезен и поговори со своим любимым учеником.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. О чем я должен разговаривать с Михаилом?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. О порядочности. Ты после этой поездки, по-моему, окончательно поглупел!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (шутливо). Слушаюсь, мадам.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Иван!..
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Шестьдесят восемь лет Иван... Ладно, ладно, не делай такие глаза. Поговорю с Мишей, обещаю, выяснить его намерения.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Уф-ф-ф... Наконец-то! Я вся уже взопрела от нашего разговора.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (встает, подходит к креслу, обнимает жену). Я еще такой же жаркий, как в молодости?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ты по-прежнему глуп. Не балуй, прическу испортишь. Ты и с Анной побеседуешь, да?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (возвращается на свое место). Хорошо, присылай Аню... Ну, что там у тебя еще припасено? Выкладывай?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Дмитрий и Светлана...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Звучит примерно как Адам и Ева, или Руслан и Людмила.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Тебе бы всё шуточки... А тут дело серьезное.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Слышал я о нем. Кажется, замешана новая секретарша, только она принята на работу уже после моего отъезда в Женеву. Вчера видел ее, неплохая, порядочная молодая женщина.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. У тебя все порядочные, но откуда тогда берутся стервы?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Наташа, что за ужасный лексикон?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Зато, - точный!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Но, ты же совсем не знаешь эту Нину!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. И знать не хочу. Поговори со Светланой и с Дмитрием, пусть образумится хотя бы ради сохранения семьи.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Ты меня сегодня под завязку нагрузила: поговори с тем, с этим...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Иван!..
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Шестьдесят восемь лет Иван.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Опять за старое! И когда я тебя научу слушать меня?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. По-моему я свыше сорока лет только этим и занят.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Шутник... (грозно) Ты поговоришь?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Куда бедному крестьянину деваться? (видит грозное лицо жены, поднимает руки вверх). Ладно, сдаюсь.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (встает). Надеюсь на твой отцовский инстинкт. Не подведи.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Будь спокойна, голубушка.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ВЫХОДИТ.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Похоже, мне сегодня не удастся поработать. Пропадет выходной.

       ВХОДИТ АННА.

       АННА. Папа, меня мама прислала...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Знаю, для душещипательной беседы. Садись, голубушка.
       АННА (садится). Если о моих взаимоотношениях с Мишей, то разговора, предупреждаю, не получится.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Не ерепенься, дочка. Мать тут меня напугала...
       АННА. У нас всё нормально, только Миша в последнее время вовсе стал витать в облаках. Понимаешь, он меня пугает.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Чем же именно?
       АННА. Отсутствием четких реалий жизни. Мы с ним вчера были в молодежном дискуссионном клубе. Он там такое наговорил!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Я весь внимание.
       АННА. Начал он с утверждения, что все люди - братья, только еще не осознавшие данный постулат.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Похвальная мысль.
       АННА. Далее Миша развел собственную концепцию переустройства мира.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Вот как! Не томи!
       АННА. Он съехал на свою излюбленную педагогику. Мир, оказывается, можно переделать, воспитав в соответствующем духе подрастающее поколение.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Что здесь плохого? И я так понимаю.
       АННА. Папа! Но Миша хочет практически осуществить свои бредни!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Бредни? Аня, о чем ты говоришь?
       АННА. Но он же - блестящий физик-ядерщик! Мог бы и докторскую защитить, но не хочет!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Михаил - мой любимый ученик, и я горжусь им.
       АННА. Но он хочет похоронить себя в глуши! Оказывается, где-то, где и тепла настоящего нет, вроде бы создается школа, как говорит Миша, "нового типа". И он взялся возглавить ее!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Если бы я это мог...
       АННА. Не поняла. Ты, папа, поддерживаешь эту дикую идею? Говори!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (пытается обнять дочь). Аня, голубушка...
       АННА (отшатывается). Нет, ты не можешь понять меня!

       АННА ЗАКРЫВАЕТ ЛИЦО РУКАМИ И УБЕГАЕТ ИЗ КАБИНЕТА, ВХОДИТ
СВЕТЛАНА.

       СВЕТЛАНА. Здравствуй, папа. Отчего Аня выскочила отсюда, как ошпаренная?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Она разошлась со своим женихом по принципиальным вопросам.
       СВЕТЛАНА. И что же это за вопросы?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Понимаешь, Света, мы с Михаилом давно задумали, ну, помнишь, я тебе до поездки в Женеву рассказывал?
       СВЕТЛАНА (садится). Как же? Помню! Насчет школы воспитания нового, облагороженного человека?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Да.
       СВЕТЛАНА. Я поддерживаю эту идею, хотя... не думаю, что дело дойдет до практического решения. Знаешь, как у нас всегда? Поговорили, пошумели и - забыли!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (встает). Сейчас не будет так! Я на симпозиуме договорился с лордом Девисом о помощи. Лорд очень заинтересовался нашей школой. А тут и разрешение открыть ее вовремя подоспело. Миша утвержден директором, это уже я настоял. Ни мама твоя, ни Аня этого не знают.
       СВЕТЛАНА. Того, что лично ты сыграл здесь воистину роковую роль?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Да. Ух, и попадет же мне сегодня!
       СВЕТЛАНА. Папа, я тоже хочу туда!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (садится). Куда?
       СВЕТЛАНА. В вашу школу!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Света, ты серьезно?
       СВЕТЛАНА. Серьезней не бывает.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Это связано с Дмитрием?
       СВЕТЛАНА. Да. Ты, конечно же, наслышан об истории с его секретаршей?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. В общих чертах.
       СВЕТЛАНА. Брак наш распадается. И самая главная причина в том, что у меня не может быть детей.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (кладет ладонь на плечо Светланы). Мне жаль, дочка.
       СВЕТЛАНА. Папа, я решила отпустить мужа на все четыре стороны.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. А любовь?
       СВЕТЛАНА. Она в прошлом. Я увидела, что рядом со мной... машина! Человек-робот, все мысли и чаяния которого подчинены карьере. Он мечтает занять твой пост!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Плох тот солдат...
       СВЕТЛАНА. Нет, не защищать родину или еще какие-либо высокие помыслы движут Дмитрием, а самые что ни на есть примитивные: стать генералом от науки!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Не всем же быть идеалистами. Конкретные, пускай даже не такие уж высокие цели, тоже имеют право на существование. Бессребреники и чересчур принципиальные, обычно, не практичны и зачастую их начинания глохнут на корню. Практики от жизни имеют динамизм, напор и неплохо двигают дело вперед.
       СВЕТЛАНА. Да, когда они любят свое дело, когда оно становится неразрывной частью их жизни. Но у Дмитрия это не так. Разве бездушный карьерист сможет принести такую же пользу обществу, как порядочный человек?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Это несравнимые категории...
       СВЕТЛАНА. Папа! Не увиливай от ответа! Ты же всегда учил нас, своих дочерей, безусловной честности и принципиальности.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. И не только вас, но и своих единомышленников по науке.
       СВЕТЛАНА. Так как ты оцениваешь Дмитрия?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. В твоих, голубушка, страстных тирадах есть большая толика правды.
       СВЕТЛАНА. Наконец-то! Признался!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. А я ничего и не скрывал. Просто, я всегда против категорических оценок, против деления людей по принципу: черное-белое.
       СВЕТЛАНА. Мама не такая.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Не суди строго ее. Мама хочет добра тебе, Ане, вот и квохчет над вами, как наседка над цыплятами (озирается). Вот, если бы она услышала... Анна в чем-то похожа на нее.
       СВЕТЛАНА (смеется). А я на тебя! Меня в детстве, помню, часто называли: "папенькина дочка".
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Аня еще молода, даст Бог, переменится, хотя и в таком качестве характера она не так уж плоха.
       СВЕТЛАНА. А кто говорит это? Ана - моя сестра, она часть меня, часть того большого мира, который и называется жизнью.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Спасибо, что правильно понимаешь, однако, ты так и не рассказала, что тебя, лично, тянет в нашу с Михаилом школу?
       СВЕТЛАНА. Любовь к детям, которую я никак не могу реализовать.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Понимаю...
       СВЕТЛАНА. А потом, я начала тяготиться чопорностью отношений в университете. Вся эта закулисная возня, мелкие склоки - все надоело. Хочется чего-то чистого, непосредственного, что только и может дать общение с детьми.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Причем, не просто с детьми, а с мальчиками и девочками, имеющими свой, свежий взгляд на жизнь, который только надо еще более укрепить, не дать обыденному превратить наших учеников в обывателей, одиозных потребителей информации и всех тех псевдоблаг, что нынче предлагает цивилизация и неповоротливая школа.
       СВЕТЛАНА. Папа! Это же счастье участвовать в подобном эксперименте, который впоследствии можно будет распространить и на общеобразовательную школу!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Я рад, дочка, за твое понимание, за отзывчивость твоего сердца.
       СВЕТЛАНА. Я пойду.

       СВЕТЛАНА УХОДИТ, ВХОДИТ МИХАИЛ.

       МИХАИЛ. Я приветствую светило науки!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (встает, подходит к Михаилу, берет его под локоть). Шутить изволишь. Вот взматереешь через некоторое время, и сам станешь настоящим светилом. Я, что? Звезда на закате.
       МИХАИЛ. Мы еще повоюем вместе!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Вот он, юношеский ригоризм. Почему надо воевать, нельзя ли просто сосуществовать?
       МИХАИЛ. Вы, думаете, старое, косное так легко сдаст свои позиции?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (отстраняется, любуясь своим учеником). Я, к слову, тоже не очень быстро пришел к истинному пониманию вещей. Как ты знаешь, участвовал во всех ядерных проектах. В создании смертоносного оружия, к сожалению, велика и моя роль.
       МИХАИЛ. Да, но вы тогда не знали всей опасности этих проклятых бомб. И нашей стране, в общем-то, нужен был сдерживающий щит.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Вот ты меня и оправдал... Однако, давай присядем, побеседуем обстоятельно о нынешних наших проблемах. Начнем, извини, с бытовых, семейных (он и Михаил садятся). Наталья Васильевна обязала меня поговорить с тобой... Нет, нет, я не намерен уговаривать тебя непременно жениться на Ане...
       МИХАИЛ. Спасибо за это. А я уж думал...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. И напрасно. Ты меня, голубчик, не один уже год знаешь.
       МИХАИЛ. Ровно четыре.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Вот видишь!
       МИХАИЛ. Тем не менее, я считаю, это не дает вам, Иван Семенович, никакого права вмешиваться в мою личную жизнь.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. И я так, Миша, считаю, но не Наталья Васильевна. Ты же знаешь, я в некотором роде подкаблучник. К тому же, мне перед супругой еще придется ответ держать, и я должен поговорить с тобой, а ты волен поступать, как знаешь.
       МИХАИЛ. Я решил поступить по велению сердца.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (обрадовано). Значит, ты - с Аней?
       МИХАИЛ. Простите, Иван Семенович. Я только что разговаривал с ней и сделал окончательный выбор: я уезжаю, чтобы самому попробовать начать строить новую жизнь.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. А с Аней?..
       МИХАИЛ. С ней у нас ничего не получится: она, видите ли, "не намерена похоронить себя в глуши".
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (барабанит пальцами по столешнице). Понятно. Впрочем, голубчик, я рад за тебя, за твой осознанный выбор. Наталье Васильевне представлю отчет: мол, не сложилось. Ну, да ладно. Давай переведем разговор на более приятную тему. Ты читал аннотации выступлений участников женевского семинара? Я тебе их вчера давал.
       МИХАИЛ. Да, английским я неплохо владею и должен сказать, что некоторые доклады впечатляющие. Особенно ваш, Иван Семенович.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Ты хочешь польстить старику.
       МИХАИЛ. Нет. Вы же знаете, что я всегда привык говорить правду, хотя это многих шокирует.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Знаю. Так что тебе понравилось?
       МИХАИЛ. Понравилось то, что впервые дело воспитания молодежи переводится в практическую плоскость. И все-таки, пока это всего-навсего эксперимент.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Да. Но он пройдет одновременно во многих странах!
       МИХАИЛ. Мне понравился и девиз форума: "Ученые - детям!"! А вашу речь я читал по сети интернет.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Ну, и как?
       МИХАИЛ. Здорово! Особенно впечатлило вступление (цитирует). "Человечество стоит не только на перепутье веков и тысячелетий, оно находится на перепутье духовного и нравственного возрождения. Грядет подъем настоящей культуры - не того суррогата, что зачастую дают сейчас литература и искусство, когда в погоне за сиюминутностью и конъюнктурой забыты направляющие вехи настоящей, глубокой мысли".
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (растрогано). Спасибо, голубчик.
       МИХАИЛ. Также мне по душе и тезис о том, что мир наш един и неделим. И постепенно народы многих стран, в том числе и в России, начинают понимать общность всей многообразной и многоликой семьи человечества.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Мне уже попало за это выступление. Недавно звонили, как говорится, "из компентентных органов" и сделали внушение. Россия, мол, всегда идет, и будет идти своим, особым путем.
       МИХАИЛ. Какие болваны!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Я тоже так считаю. Однако, в одном из наших журналов уже готовится обличительная статья. Вчера на работу позвонило начальство оттуда (поднимает указательный палец вверх) и предупредило, что ряд тем от нас забирают и передают однопрофильным коллегам.
       МИХАИЛ. Ну и пусть! Институт перестанет всецело работать на оборонку!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. А финансирование, рабочие места? За такой реорганизацией все-таки стоят люди.
       МИХАИЛ. Пушки вместо масла? Что может быть безнравственней?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Пока нет договора о повсеместном разоружении, контроле над производством и распространением любого вида оружия, пушки не проигнорировать. А наше, изделие, к сожалению, намного пострашней их.
       МИХАИЛ. Вот видите, а вы уговорили меня остаться поработать! Как я хочу поскорей уйти из своей опостылевшей лаборатории!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (вздыхает). А мне куда уйти? Разве что туда, откуда нет возврата.
       МИХАИЛ. Иван Семенович! Вы еще нестарый человек. Вот, обживемся в новой школе и пригласим вас по весне к нам. Прочитаете обширный цикл лекций...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Если раньше не получу обширный инфаркт. Шучу, Миша.
       МИХАИЛ. У вас кожаные шутки.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Кожаные? Это как понять?
       МИХАИЛ. А как хотите. Запомните, я не приемлю подобный пессимистический тон.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Сдаюсь! Обязуюсь жить вечно.
       МИХАИЛ. Всецело поддерживаю ваше начинание. Так держать!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Есть, так держать!

       ОБА СМЕЮТСЯ.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Как насчет чая, голубчик? По глазам вижу, что хотите.
       МИХАИЛ. Пожалуй, не повредило бы...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Я сейчас отправлюсь на кухню, приготовлю.
       МИХАИЛ. Зачем вы? Может, я схожу?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Э, нет, Миша. Надо и мне прогуляться, хотя бы и до кухни, засиделся я здесь с утра.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ УХОДИТ. МИХАИЛ ПОДХОДИТ К ШКАФУ, РАССМАТРИВАЕТ КНИГУ. ВХОДИТ ИВАН СЕМЕНОВИЧ С ДВУМЯ НЕНЦАМИ, ОДЕТЫМИ В МАЛИЦЫ. ЭТО - ТАУЛИ, СВОДНЫЙ БРАТ ПАВЛА ЕФИМОВИЧА И ШАМАН. У ШАМАНА НА ПОЯСЕ АМУЛЕТЫ, В РУКЕ БУБЕН.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. К нам гости?
       МИХАИЛ. К нам?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. К Изумрудову (машет рукой). Впрочем, сейчас у нас всё общее.

       НЕНЦЫ РАСКЛАНИВАЮТСЯ.

       ШАМАН. Добрый день, добрый человек.
       МИХАИЛ. Здравствуйте... А почему вы сразу решили, что я добрый человек?
       ШАМАН. По глазам видно. У тебя душа через них светится.
       ТАУЛИ. Ты верь ему. Это - наш шаман, к тому же наш с Павлом родственник.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Располагайтесь, дорогие гости. Я мигом, чай принесу и что-нибудь перекусить. А там, смотришь, и Павел Ефимович должен прийти.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ УХОДИТ.

       ШАМАН. Какой прекрасный человек!
       МИХАИЛ. Еще бы! Сам академик Гуров!
       ТАУЛИ. А где Паша?
       МИХАИЛ. Я слышал, он в больницу пошел.
       ТАУЛИ. Он болен?
       МИХАИЛ. Да. На днях скорую помощь вызывали, уколы Павлу Ефимовичу делали.
       ШАМАН. У него душа болит, простора хочет, а в городе чумы из камня. Нам и олешек негде было оставить.
       МИХАИЛ. И что же с оленями стало?
       ШАМАН. Отвезли туда, где звери находятся в клетках.
       МИХАИЛ. А... В зоопарк.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ИВАН СЕМЕНОВИЧ С ЧАЙНИКОМ И ПОДНОСОМ, НА КОТОРОМ ЧАШКИ И БУТЕРБРОДЫ.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (ставит поднос на стол). Уже познакомились? (обращается к ненцам) Да вы разденьтесь.

       НЕНЦЫ РАЗДЕВАЮТСЯ.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (указывает им рукой на диван). Прошу к столу.

       ВСЕ ЧЕТВЕРО УСАЖИВАЮТСЯ ЗА СТОЛОМ. НАЧИНАЕТСЯ ЧАЕПИТИЕ.

       МИХАИЛ. Вы в гости к Павлу Ефимовичу приехали?
       ШАМАН. Подготовить его к последнему путешествию.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. К последнему путешествию? Так это...
       ШАМАН. Да. Уход за горизонт.
       ТАУЛИ. Хорошо умирать весной.
       МИХАИЛ. Но сейчас еще зима!
       ШАМАН. Звуки бубна (показывает бубен) принесут Паше говор весны.
       МИХАИЛ. Как страшно...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Страшно умирать с нечистой совестью, с сознанием невыполненной работы здесь, на земле.
       ШАМАН. Правильно говоришь. Ты тоже шаман?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Нет.
       МИХАИЛ. Он - ученый.
       ШАМАН. А... Ты книги пишешь о всяких непонятных вещах?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Да. И я готов отказаться от них, так как правда и истина лишь в самой жизни.
       ТАУЛИ. Ни от чего нельзя отказываться. Вот Паша отказался от кочевья, уехал в город, а в итоге - один. И фамилию себе другую взял.
       ШАМАН. Нет, он не один. Мы здесь! (встряхивает бубен) И, еще - я вижу совсем рядом с ним большую родственную душу.
       МИХАИЛ. Это его дочь, Тамара. А фамилия у ее отца сценическая.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Тамара? Жена Виктора Петровича Точилина?
       МИХАИЛ. Она самая. Ой!.. Я, кажется, проболтался.
       ШАМАН. Нам можно сказать, мы все тут не чужие.
       ТАУЛИ. Значит, у брата имеется дочь... Теперь есть кому прикрыть глаза, чтобы больше не смотрели в небо. И это сделает самый близкий ему человек.
       ШАМАН (всматривается в зал). У вас такой большой чум. О, нет, по-вашему - дом.
       МИХАИЛ. Здесь сразу несколько квартир.
       ТАУЛИ. Это общежитие? Наши дети в интернате тоже в таких просторных квартирах живут.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Нет, просто... случилось землетрясение, и все мы стали жить вместе.
       ТАУЛИ. Понимаю. Как родственники.
       ШАМАН. Все люди - родственники, хотя и разные. Близкие - похожи друг на друга. У дальних - свое сходство (обращается к Ивану Семеновичу). В вашем доме сколько этажей?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Семь.
       ШАМАН. Как в небесной стране.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. А что это за страна, голубчик?
       ШАМАН. Весь мир делится на три части: подземная, где живут духи-карлики, срединная - здесь живем мы, и небесная, состоящая из семи этажей. Там обитают небесные, бесплотные люди.
       МИХАИЛ. Интересная космогония.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Да, довольно своеобразная.
       ТАУЛИ. Это правда. Шаман может пребывать в любой части мира.
       ШАМАН (встряхивает бубен). Я вижу... Вы, сидящие здесь, как чистые помыслами духи, принесете огромную пользу людям.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Голубчик, я стар!
       ШАМАН. Ты проживешь долго и счастливо. А этот (указывает
бубном на Михаила), которого ты называешь своим учеником, сверкнет и сгорит, как падающая звезда.
       МИХАИЛ. Я умру?
       ШАМАН. Все мы уходим телом в мир подземный, а духом в небесный.
       ТАУЛИ. Честному человеку умирать совсем не больно. Больно плохо жить.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Таули! Шаман! Какими судьбами?
       ШАМАН. Мы пришли на помощь.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. А... понимаю. Вы хотите дать мне возможность увидеть весну.
       ТАУЛИ. Да, брат.
       ШАМАН. Ты увидишь ее! Ровно через месяц мы опять приедем сюда.

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Ч Е Т В Е Р Т О Е Д Е Й С Т В И Е

       В Т О Р О Й П Р О Л О Г

       На сцене одинокий столб с тусклым фонарем и мощным репродуктором-"колоколом". Слышны обычные звуки вечернего города: поп-музыка, визг автомобильных колес тормозящих автомобилей, вой милицейской сирены.

       ПЕРВЫЙ ГОЛОС. На кого прешь, падла?
       ВТОРОЙ ГОЛОС. Отдай пузырь! По хорошему прошу!
       ТРЕТИЙ ГОЛОС. Че орете, козлы? Спать не даете!
       ПЕРВЫЙ ГОЛОС. Поспишь в могиле, бабка!

       Хлопает форточка, устанавливается тишина. Появляются двое прохожих. Вдруг оживает "колокол": "Граждане Угрюмовска! Сегодня в очередной раз произошло нечто удивительное: наш уважаемый Виктор Петрович Точилин добровольно сложил с себя обязанности народного депутата и отказался от предвыборной борьбы за пост мэра нашего славного города". Репродуктор хрипит, замолкает.

       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ. Слыхал, Серега? Какая фигня...
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ. Этот Точилин, прямо псих какой-то. От такой кормушки отвалился, совсем как в кино. За это стоит добавить. Да и холодрыга тут...
       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ. Точно, пошли, Серега. А то, смотришь, и продавщицы, лярвы, откажутся исполнять свои функции.
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ. Не... Такой расклад, Васёк, не для нас. Постой, но откуда ты таких заковыристых слов нахватался?
       ПЕРВЫЙ ПРОХОЖИЙ (указывает рукой на "колокол"). Оттуда.
       ВТОРОЙ ПРОХОЖИЙ. А... Из погремушки...

       ПРОХОЖИЕ УХОДЯТ.

       РЕПРОДУКТОР ОПЯТЬ ВЕЩАЕТ: "Вчера был похоронен человек, спасший наш город от трагедии, повторяющей судьбу Чернобыля. Этого молодого ученого-ядерщика звали Михаилом..." Репродуктор вновь хрипит и замолкает.

       На сцене вновь три квартиры, пострадавшие в результате локального землетрясения. Но уже стоят носилки с кирпичами и ведрами, а также лестница-стремянка, ожидающие строителей, которые должны возводить разрушенные перегородки. На сцене НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА И АННА.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Аня, перестань изводить себя. Мишу уже не вернешь.
       АННА (ходит). Это я виновата в произошедшем: уговорила его вернуться в институт.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Что ты, девочка моя? Зачем говоришь такое? Он сам полез в реактор, никто не заставлял.
       СВЕТЛАНА. Если бы не Миша, атомной катастрофы нам не миновать. Лаборатория совсем близко от города, даже не представляю, что бы могло произойти.
       АННА. Но почему он?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. А потому, что в каждой бочке затычка!
       АННА. Мама!..
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Да, доченька.
       АННА. Ты всегда недолюбливала Михаила. Вот и сейчас...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Что, сейчас?
       АННА. Ты клевещешь на него! Миша был умным, тактичным...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ага! Чуть ли не клещами вырвали из него согласие на брак.
       АННА. Брак!.. Слово какое-то пошлое, мещанское. Об этом ли стоит сейчас говорить?
       СВЕТЛАНА. Я согласна с тобой, сестра.
       АННА. Я приняла важное решение: поехать в Першино, чтобы продолжить дело Михаила. Пойду к отцу, посоветуюсь с ним. Уж он-то меня наверняка поймет.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ИВАН СЕМЕНОВИЧ.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Я все слышал, Аня, и рад за тебя.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Рад?.. Иван, ты, что, совсем офонарел? Что Аня там, на краю света делать будет? Замуж за эскимоса выйдет.
       СВЕТЛАНА. Там ненцы живут.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (отмахивается рукой). А... Какая разница!

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Я, кстати, ненец. Правда, наполовину.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Вот и пойте (поет). "Увезу тебя я в тундру, увезу одну...", а дочек моих не трогайте.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Они и мои.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Молчи! Светлана, к счастью, опомнилась, решила не покидать родительский дом.
       ПАВЕЛ СЕМЕНОВИЧ (Светлане). Вы передумали?
       СВЕТЛАНА. Мы с мужем проконсультировались через Интернет, мне было предложено внеутробное зачатие. Правда, стоит оно немалых денег...
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Ребенок из пробирки. Понятно...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ничего вам не понятно! Да и кто вы такой, чтобы вмешиваться в нашу жизнь.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Такая же, как и мы, жертва локального землетрясения. Хорошо, если бы оно прошло во всех домах, сломав перегородки не только в них, но и в сердцах, в душах.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (с суровым презрением). Философ...
       АННА. А мне рассуждения отца нравятся! Посмотрите на наш Угрюмовск: повальное пьянство, отсутствие элементарной культуры, халатное отношение к работе, грязь, нищета. Кому, как не нам, представителям интеллигенции, если мы считаем себя таковыми, строить новый город, новую жизнь не только в нем, но во всей России, во всем прекрасном, но неухоженном мире.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ДМИТРИЙ.

       ДМИТРИЙ. И я всецело поддерживаю Ивана Семеновича и тебя, Аня. Хотя Светлана не поедет в Першино, однако нашего ребенка, мы будем воспитывать по-новому.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Это как же?
       СВЕТЛАНА. В духе благородства, стремления к доброте и постоянному самоусовершенствованию. Чтобы наш малыш был в чем-то похож на Мишу.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (иронично). Вы хотите привить будущему малышу те качества, которых у вас обоих не совсем хватает. Впрочем, как говорят в народе, мечтать не вредно.
       СВЕТЛАНА. Мама!.. Да, мы с Дмитрием оказались не дотягиваем до стандарта внутренних качеств Михаила, но все же решили начать всё сначала.
       АННА. Сначала? Как прикажете понимать?
       СВЕТЛАНА. Не было со стороны моего мужа никакой измены.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Ты веришь ему? Мужики все таковы! Так и норовят под юбку любой девке заглянуть.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Наташа, ты совсем рехнулась? Я, что, по-твоему под юбки всю жизнь заглядывал? Нет, в электронный микроскоп, в показания приборов...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Тебе, Ваня, вредно волноваться. Ты - из породы последних могикан...
       АННА. А Миша? Кто посмеет бросить камень в память такого человека?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (вздыхает). Мой лучший ученик...
       ДМИТРИЙ. Да, он был самым лучшим среди нас. Признаю, я всего лишь администратор в науке, а Миша...

       ДМИТРИЙ МАШЕТ РУКОЙ, ОТВОРАЧИВАЕТСЯ. СВЕТЛАНА ПРИЖИМАЕТСЯ К ЕГО ПЛЕЧУ.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Вот видите, сколько таких людей: раз, два, - и обчелся!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Наташа, если ты не замолчишь, я завтра же подам заявление на развод!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (испуганно). Что ты, Ваня?.. Прости, я не со зла...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Хорошо, но если еще раз откроешь рот...
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Молчу, молчу...

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ УХОДИТ В СВОЙ КАБИНЕТ.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (всплескивает руками). Как его разобрало, впрочем, Мишу он всегда любил... Пойду успокою Ивана Семеновича, ему так вредно волноваться...

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА УХОДИТ. ПОЯВЛЯЮТСЯ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ И ТАМАРА.

       ТАМАРА. Иван Семенович шел, держась за сердце.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Михаил был для академика, как сын родной. А для всех родителей всегда страшна потеря ребенка.
       АННА. Папа так любил Михаила...
       ДМИТРИЙ. Мишу все любили.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. И для нас он был небезразличен. За эти недолгие полтора месяца, мы успели по-настоящему оценить прекрасные душевные качества молодого человека (Дмитрию). Как же все-таки произошли разгерметизация защитного контура реактора и отказ системы защиты?
       ДМИТРИЙ. Как всегда, в результате нашей дремучей халатности, надежды на пресловутый авось. Сейчас в лаборатории работает следственная бригада, которая и выяснит истинные причины аварии и найдет виновников, ее допустивших.
       СВЕТЛАНА (обеспокоено). Надеюсь, ни ты, ни отец, как руководители института, в этом не виноваты.
       ДМИТРИЙ. Мы с Иваном Семеновичем давно предоставили свои соображения по поводу безопасности в министерство. Но... там сослались на нехватку средств, уверили, что ректор такого типа абсолютно надежен.
       АННА. Надо было нажать, потребовать!
       ДМИТРИЙ. Писали, звонили, отправляли факсы.
       АННА. Значит, недостаточно действовали!
       СВЕТЛАНА. Аня, успокойся, ни отец, ни Дмитрий в этой аварии не виноваты.
       АННА. Виноваты! Хотя бы косвенно!.. (всхлипывает)
       СВЕТЛАНА. Пойдем, полежишь у себя в комнате.

       СВЕТЛАНА ОБНИМАЕТ ЗА ПЛЕЧИ СЕСТРУ, ОБЕ УХОДЯТ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Как жаль, когда из жизни уходят самые молодые, самые лучшие.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ УХОДИТ.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Мне его тоже жаль: в чем и душа-то держится.
       ТАМАРА. Ты жалеешь Павла Ефимовича? Иван Семенович, понятно: академик! И Михаил - герой! А тут, простой в общем-то человек, пьяница, по твоим брезгливым понятиям.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Не суди так строго, Тамара. Я за последнее время тоже многое понял. Мы, депутаты, в некоторой степени оторваны от обычных людей. Между нами перегородки в виде корпоративной или партийной принадлежности, хотя... имеется одна, всеобщая категория: человек, причем, кто бы он ни был по национальности, вероисповедованию или положению в обществе.
       ТАМАРА. Ты, Виктор, не перестаешь удивлять меня.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Я рад.
       ТАМАРА. И мы вместе поедем в Заполярье?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (Целует жене руку). Да, моя королева.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ И ТАМАРА УХОДЯТ.

       СВЕТЛАНА. Я завидую им. У нас всё по-другому. Мы с тобой неисправимые прагматики, вечно боимся кардинальных перемен.
       ДМИТРИЙ. Что ж, такова наша судьба: прожить ровно, без особой пылкости.
       СВЕТЛАНА. Но это же довольно скучно.
       ДМИТРИЙ. Зато надежно.
       СВЕТЛАНА. Пойду, гляну, как там отец. Да и мама, видимо, принимала валериану. Папа впервые в жизни повысил на нее голос.

       СВЕТЛАНА УХОДИТ, ПОЯВЛЯЕТСЯ ТАМАРА.

       ТАМАРА (показывает рукой на кирпичи и стремянку). Скоро закончится наше проживание под одной крышей. С одной стороны, даже жалко...
       ДМИТРИЙ. И мне будет многого в жизни не хватать. Я, как увидел тебя здесь, рядом, вначале понадеялся, что вновь повторится то, что было когда-то.
       ТАМАРА. Ты фактически бросил меня!
       ДМИТРИЙ. Каждый из нас сделал свой, осознанный выбор.
       ТАМАРА (насмешливо). Ну, еще бы! Ты в тот момент уже повстречал дочь академика. Знаешь, чем Виктор отличается от тебя?
       ДМИТРИЙ. Чем?
       ТАМАРА. Он способен НА ПОСТУПОК.
       ДМИТРИЙ. А я, выходит...
       ТАМАРА. Я тебя не осуждаю. Ты, Дмитрий, продукт своего времени, безжалостного, в какой-то степени лишенного четких моральных критериев. Нет, на явную подлость ты не способен, но в нужный, ответственный момент всегда сумеешь увильнуть от ответственности, предоставив свободу действия таким, как Михаил. Скажи, ты мог войти в активную зону вместо этого мальчика?
       ДМИТРИЙ. Мог. Но...
       ТАМАРА. Понятно.
       ДМИТРИЙ (горячо). Ничего тебе не понятно! Да, я присутствовал при этом проклятом эксперименте и собирался ТУДА...
       ТАМАРА. Всего лишь собирался.
       ДМИТРИЙ. Не иронизируй, Тамара. Миша сказал, что знает участок поражения лучше кого-либо. Более того, он неожиданно так сильно оттолкнул меня, что я упал и ударился головой об корпус пульта управления. Когда пришел в себя, Миша уже скрылся за стальной дверью.
       ТАМАРА. Так оно было на самом деле?
       ДМИТРИЙ. Да. Это документально зафиксировано в показаниях нескольких свидетелей. А вот и шишка на затылке до сих пор осталась, сама можешь пощупать.
       ТАМАРА. Не вижу необходимости. Впрочем... я верю тебе. Да и разве бы стал с тобой разговаривать Иван Семенович, произойди всё иначе?
       ДМИТРИЙ. Спасибо. Согласен, я не герой. Но в тот страшный момент, пожалуй, мог стать им. Конечно же, мое состояние можно квалифицировать, как состояние аффекта...
       ТАМАРА. Прости, Дмитрий, за мои излишние нападки.
       ДМИТРИЙ. Ничего, Тамара, я и сам знаю свою истинную цену.

       ДМИТРИЙ УХОДИТ.

       ТАМАРА (ходит по сцене). Поговорили... Впрочем, я хотя бы выяснила, что в свое время любила не какого-то слизняка.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Долго же ты с ним любезничала. Я успел все свои дела по телефону уладить.
       ТАМАРА. Не ревнуй, Виктор. С Дмитрием мы в свое время расстались сразу и навсегда.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Это была твоя первая любовь?
       ТАМАРА (глухо). Да.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. А я? В какую схему вписываюсь?
       ТАМАРА. В самую наилучшую: я люблю тебя, особенно после последних памятных событий.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. И я тебя. Тамара, знаешь, почему я занялся политикой?
       ТАМАРА. Просвети, милый.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Милый... Звучит, как музыка. Особенно, когда ты сама рассказала мне о ваших с Дмитрием былых отношениях. И ко мне несколько лет назад пришла безумная любовь, но... Она, ее звали Лена, ушла от меня с заезжим иностранцем. Впрочем, Джим - неплохой мужик. Однако, в тот момент я поклялся себе, что тоже наживу кучу денег, подобающее положение в обществе, в общем, ты наверняка меня понимаешь.
       ТАМАРА. Понимаю. Ты, очевидно, очень сильно любил свою Лену.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Да. Плохо лишь одно, что жена увезла с собой нашего ребенка.
       ТАМАРА. Вот как? Ты обо всем этом ничего мне не рассказывал.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Я не знал, как сложатся наши с тобой отношения. Даже после свадьбы у нас с тобой не было ясного и полного взаимопонимания.
       ТАМАРА. Оно появилось лишь недавно, после землетрясения.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Почему люди с таким большим трудом отыскивают точки душевного соприкосновения?
       ТАМАРА. А может быть это и хорошо. Легкость не может быть истинным воспитателем чувств.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. А я думаю, что тот, кто легко живет, обладает более правильным внутренним зрением. Он и умирает легко, с сознанием полностью выполненного долга, как Михаил.
       ТАМАРА. Не скажи, Тамара. Миша сильно мучался, еще бы, схватил такую чудовищную дозу облучения.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Я не имел ввиду физическую сторону. Перед своим уходом из депутатов я поставил вопрос о том, чтобы одну из улиц нашего Угрюмовска назвали его именем.
       ТАМАРА. Надеюсь, Виктор, твои бывшие коллеги отнесутся к этому предложению с должным пониманием.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. И я надеюсь. И, напоследок, приятная новость...
       ТАМАРА. Не томи душу, выкладывай!
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Мы с тобой зачислены в штат впервые создаваемого в заполярном поселке театра!
       ТАМАРА. Виктор! Я так люблю тебя! Постой, а как же Павел Ефимович?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Надо надеяться, что старик выкарабкается. Правда, в больнице скорого выздоровления не обещали.
       ТАМАРА. Я очень хотела бы этого. Он мне совсем, как родной отец.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. А он и есть...
       ТАМАРА. Что, есть?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Ничего. Все мы друг другу близкие родственники.
       ТАМАРА. Как представители одного вида?
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Да, хоть мы и называемся homo sapiens, но пока еще не так далеко ушли от прочих животных. В нас кипят низменные чувства и страсти, и лишь отдельные людские особи могут высоко взлететь в жертвенном порыве своего духа.
       ТАМАРА. Как Миша... Пойдем, поставим в церкви свечи за упокой его души.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Пойдем.
       
       ТАМАРА И ВИКТОР ПЕТРОВИЧ УХОДЯТ.

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       На сцене во фронтальной части (на территории квартиры Изумрудова) стоит чум. На сцене НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА и ИВАН СЕМЕНОВИЧ.

       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Что-то долго их нет.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Скоро приедут.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. На оленях?
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Нет. Оленья упряжка - транспорт не для города. Эти животные совсем не выносят не только вид, но и запах цивилизации.
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Жаль. Представляешь, летит она по нашему Угрюмовску, как будто везет Санта Клауса. Вот где для детей радости.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Санта Клауса? О чем ты, голубушка? А почему не нашего, исконно русского Деда Мороза?
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. А потому, что Дед Мороз на лошадях ездит. Простой вещи не знаешь, а еще академик!
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (шутливо поднимает вверх руки). Сдаюсь!
       НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Павлу Ефимовичу особый уход нужен, женский, что там эти его родственники ненцы могут сделать? Пойду пельмени приготовлю (уходит).
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (задумчиво). Вот и Наташа совсем другой стала, намного лучше, человечней. А всё - локальное землетрясение, недаром поговорка гласит: "Нет худа без добра". Впрочем, разве из гибели Михаила можно извлечь хоть каплю хорошего?

       ВХОДИТ АННА.

       АННА. Можно, папа. Всё связано в этом мире. И жертва собственной жизни во имя блага людей - яркий пример для других.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Аня?.. Я рад, что ты не ожесточилась сердцем.
       АННА. Мы скоро школу поедем строить, о чем мечтал Миша.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Кто это, вы?
       АННА. Я, Виктор Петрович и Тамара.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Вот как? А им-то, какое дело до школы?
       АННА. Хотят быть с людьми. На этой стройке ненцев обучать будут, создадут бригаду из бывших оленеводов.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. И зря. Отрыв от корней ни к чему хорошему не приведет.
       АННА. Папа, ты ретроград. По-твоему и женщинам надо, как в старину, стоять у кухонной плиты и ожидать мужа.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Не ерепенься, голубушка. Все меня начали нынче поправлять, видимо, становлюсь совсем стар.
       АННА (обнимает отца). Что ты, папа? Разве твои годы – уже старость? Вспомни примеры из мировой истории.
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ. Утешила... Пойду к себе в кабинет. Теперь, когда я полностью на пенсии, у меня есть время заняться чистой наукой.

       ИВАН СЕМЕНОВИЧ УХОДИТ. ПОЯВЛЯЕТСЯ СВЕТЛАНА (ОНА С СУМОЧКОЙ).

       АННА. Света, ты куда-то собралась?
       СВЕТЛАНА. Да, в университет. Через час у второкурсников семинар по ядерной физике.
       АННА. Ненавижу ее!.. Прости...
       СВЕТЛАНА. Ничего, ничего... Я тебя отлично понимаю, как и твое желание уехать в Першино.
       АННА. А ты? Помнишь? Загорелась!
       СВЕТЛАНА. Но быстро остыла. Скоро я поеду в Москву, и у меня к концу года наконец-то будет ребенок!
       АННА. Я рада за тебя, осуществится мечта твоей жизни (отворачивается).
       СВЕТЛАНА. Опять я бестактна, влезла со своей радостью.
       АННА. Это я так... Понимаешь, все мне здесь, в Угрюмовске, напоминает о Мише, о его последних мучительных днях жизни.
       СВЕТЛАНА. И как все ты, Аня, сумела перенести?
       АННА. Я увидела простор, бесконечность жизни, перетекающей из одной формы в другую. Как говорит шаман, Михаил сейчас в небесном мире, он смотрит на меня, и мне нельзя подводить его светлую память, надо быть всегда достойной ее.
       СВЕТЛАНА. Да, и для меня это землетрясение, казавшееся ранее диким, ненужным, дало многое. Я наконец-то стала воспринимать жизнь такой, какая она есть, довольствоваться уже имеющимся малым, зато надежным.
       АННА. Какие мы с тобой разные!
       СВЕТЛАНА. А разве это плохо? Представь, если бы все люди были одинаковыми, словно рожденными из одной пробирки? Постой, о чем я? У меня же будет ребенок как раз из пробирки!
       АННА. Не придумывай. Ты сама станешь матерью. Это просто искусственное оплодотворение.
       СВЕТЛАНА. Верно, чего это я вдруг испугалась? Мне сейчас волноваться совсем ни к чему. Я пошла, Аня.
       АННА. Счастливо.

       СВЕТЛАНА УХОДИТ.

       ГОЛОС НАТАЛЬИ ВАСИЛЬЕВНЫ. Аня!..
       АННА. Да, мама!
       ГОЛОС НАТАЛЬИ ВАСИЛЬЕВНЫ. Иди сюда!

       АННА УХОДИТ. ПОЯВЛЯЮТСЯ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ И ТАМАРА.

       ТАМАРА. Все никак не могу привыкнуть к этому жилищу (указывает рукой на чум).
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Мне в своих депутатских поездках приходилось бывать в стойбищах оленеводов, но чтобы в квартире... Это там, в Першино, смесь урбанистических конструкций с подобными местными сооружениями. Причем чумы преобладают: ненцы не очень-то охотно поселяются в предлагаемые им дома.
       ТАМАРА. И, видимо, правильно делают, не хотят лишиться своей самобытности. Мне иногда кажется, что я чем-то связана с ними.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. В тебе говорит интуиция, внутренний голос.
       ТАМАРА. О чем это ты все время намекаешь, никак пока не могу в толк взять?
       ГОЛОС АННЫ. Идут!
       ТАМАРА. Пойдем к себе, не будем им мешать.

       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ И ТАМАРА УХОДЯТ, ПОЯВЛЯЮТСЯ ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ И НЕНЦЫ, ПОДДЕРЖИВАЮЩИЕ ЕГО ПОД РУКИ.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ (расстроганно). Спасибо вам... Не надо меня держать, я сам дойду.
       ТАУЛИ. Как скажешь, брат.

       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ, ПОКАЧИВАЯСЬ, ВХОДИТ В ЧУМ.

       ГОЛОС ПАВЛА ЕФИМОВИЧА. Совсем, как когда-то в детстве.
       ШАМАН. Мы рады, что и ты рад.

       ШАМАН И ТАУЛИ ШИРОКО РАСПАХИВАЮТ ПОЛОГ ЧУМА. ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ СИДИТ НА ТЮКЕ, ПОКРЫТОМ ОЛЕНЬИМИ ШКУРАМИ. ПОСРЕДИНЕ ЧУМА ЖЕЛЕЗНАЯ ПЕЧКА. ОБИТАТЕЛИ ДРУГИХ КВАРТИР ПОГЛЯДЫВАЮТ ИЗ-ЗА ЗАНАВЕСОК. ШАМАН БЕРЕТ В РУКИ БУБЕН. ТАУЛИ САДИТСЯ.

       ШАМАН. Павел, ты находишься у порога вечности. Склоним перед ней головы.

       ШАМАН, ТАУЛИ И ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ СКЛОНЯЮТСЯ В ПОЛУПОКЛОНЕ. ПОЯВЛЯЕТСЯ ДМИТРИЙ.

       ДМИТРИЙ. Мне позвонила Аня, и вот я здесь.
       ВСЕ, СТОЯЩИЕ ЗА ЗАНАВЕСКАМИ (дружно). Тс-с-с...
       ШАМАН (бьет в бубен, приплясывает). О, великая сила нашего предка-оленя, помоги мне войти в мир светлых духов! (закатывает глаза) Мир небесный, я вижу тебя!
       ТАМАРА. Я где-то уже слышала эти заклинания.
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Еще бы!
       ТАМАРА. Опять?
       ДРУГИЕ, СТОЯЩИЕ ЗА ЗАНАВЕСКАМИ (дружно). Тс-с-с...
       ШАМАН. Великая сила нашего предка, помоги раздвинуть границы земного мира для находящихся в чуме!
       ТАУЛИ. Вижу!..
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. И я вижу...
       ШАМАН. Вот он простор!.. Таули, ты уже в нем. А ты, Павел? Ага, появился! Рассказывай!
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Передо мной тундра. Весна, кое-где в оврагах лежит снег, но уже белыми пятнами на зеленом ковре рассыпаны цветы морошки. Солнце льет тепло, и ему радуются куропатки, гнездящиеся в кустах. Поморники и гагары садятся на гладь озера. Красиво...
       ИВАН СЕМЕНОВИЧ (изумленно). Надо же, камлание как действует!
       ВСЕ, СТОЯЩИЕ ЗА ЗАНАВЕСКАМИ (дружно). Тс-с-с...
       ШАМАН. Ты видишь того, кто идет к тебе навстречу?
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Вижу. Идет Тамара!
       ШАМАН. Да, к тебе, Павел, приближается родная дочь.
       ТАМАРА. Дочь? Я его дочь? Что это значит?
       ВСЕ, СТОЯЩИЕ ЗА ЗАНАВЕСКАМИ (дружно). Тс-с-с...
       ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (держит порывающуюся бежать к чуму жену). Скоро все узнаешь.
       ШАМАН. О, великая сила нашего предка-оленя, я благодарю тебя! Отпусти наш дух обратно в земной мир (хватает бубен, бьет в него).
       ТАУЛИ. Я уже вернулся.
       ШАМАН. Павел! Павел!
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Я здесь... Это правда?
       ШАМАН. Все было правдой.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Выходит, Тамара ЗНАЕТ?
       ШАМАН. Душа наша всегда и обо всем знает. Зови свою дочь.
       ПАВЕЛ ЕФИМОВИЧ. Тамара!
       ТАМАРА. Отец! Я здесь!

       Э П И Л О Г

       Город Угрюмовск. На сцене одинокий столб с тусклым фонарем и репродуктором-"колоколом". Воет ветер. Вдруг репродуктор вновь оживает: "В полярном поселке Першино открылась школа саморазвития для маленьких ненцев. Дети оленеведов решили просить руководство области присвоить их школе имя ее организатора, погибшего в аварии на атомном реакторе одной из лабораторий города Угрюмоска..." Репродуктор хрипит, замолкает. Слышится посвист ветра.

       З А Н А В Е С




       


Рецензии