Купание розового коня, гл. 3

Но Вена была потом, а прежде, чем попасть за границу, нужно было пройти через эмоциональный стресс, который много лет позже всё возвращался ко мне во сне, и я просыпалась от слез.

На вокзальной платформе стояли провожавшие нас родственники. Какая-то заторможенность и чувство нереальности происходящего, как будто это не мы, а съемки фильма, радуешься, что тебе повезло принимать в этом участие, и параллельно возбужденной радости - предвкушение поездки в отпуск. Вот сейчас сядем, поедем, наглядимся и приедем обратно, и нечего тут слезы лить! Глаза ловили взгляды родных, которые думали, что мы больше никогда не увидимся. И сознавая это, также воспринимали всё не реально, а вроде бы репетируя - как могло быть ужасно больше никогда не увидеть.

И все эти разрешения родных с дикими справками из жэка - " мы такие-то не имеем материальных претензий к отъезжающему такому-то, печать" - это тоже все делалось как в какой-то условной игре, которая вот-вот закончится и можно будет пойти на кухню и пить чай.

Родственники моего мужа выезжали вслед за нами несколькими месяцами позже и, встречаясь с ними глазами, мы играли уже в другую игру: мы не расстаемся, и все приключения впереди - до встречи. Наша общая, почти физическая оторванность от настоящего, которое уже в эти минуты стало прошлым, объединяла нас. Прошли годы, и мне удалось вытащить мою маму и жену моего брата с детьми. И я радуюсь этому по сей день. Поезд тронулся, мы прилипли к окну и платформа стала медленно уплывать, набирая скорость, и мне казалось, что я стою у окна не двигаясь, а прошлое уплывает назад. Прощай, моя Первая половина жизни!

Наши три чемодана, утрамбованные до предела осколками уже прежней жизни, наивными вещами, якобы нам нужными в путешествии в Новую жизнь, и нас самих поезд выплюнул в Чопе на вечерний мороз, и, войдя в переполненный вокзал, мы удивились пару, который стоял над толпой. Это было дыхание людей в нетопленном вокзале, и холод прокрался под пальто за несколько минут.

Шла большая проверка багажа. Вдоволь поиздевавшись над нашими чемоданами, вывернув их наизнанку, таможня разрешила упаковать все обратно. Но не тут то было! Вещи, возмущенные таким наглым обращением с ними, не хотели упаковываться обратно в чемодан. Чтобы не мешать следующим, мы сбросили все на пол и то, что не вместилось, лихорадочно завязали в простыню с наивными розовыми цветочками. До отхода поезда в другую жизнь оставалось ровно 10 минут. Три огромных чемодана, которые мне было не под силу тащить, сумка в правой руке, и ребенок - в левой, бежать нужно было к началу состава, а он стоял в конце длинной платформы. Мой муж взял узел в зубы, да-да, в зубы и, прихватив два чемодана, пытался бежать за мной и сыном. Я, оглянувшись, запомнила его так на всю мою оставшуюся жизнь, и именно это заставляло меня просыпаться от слез через много лет.

Я никогда не прощу этого бесчеловечной системе, которая правила жизнью моей родины. Послушайте, ведь это не ужасы войны, это мирное время, когда, казалось бы, самое страшное уже позади, прошли через сталинщину и все такое прочее, и по большому счету – ну, подумаешь, бежит человек с узлом барахла в зубах, даже вроде бы смешно...

Я никогда, никогда не забуду, как человек, который ничем не обидел этот строй, работал как вол и жил как собачка в квартире величиной с собачью будку, решив поменять место жительства на этой планете, в цивилизованное время, бежит с узлом в зубах.

Строй грохнулся и сейчас уже некому сказать, к сожалению,- поцелуйте моего мужа в... ниже поясницы!

Пробегая вдоль забора, отгородившего платформу от улицы, я увидела своего брата в проеме выломленной доски, он ехал с нами, помочь, но охрана не впустила его на вокзал - вокзал был уже почти заграница. Я помахала ему рукой, и это был последний раз в жизни, когда я видела брата, тремя годами позже он погиб, попав под машину. Прощай мой младший братик, прощай, любимый мой…

Вена встретила нас таким морозом, что перехватывало дыхание. Праздничное предновогоднее настроение, убранство улиц и магазинов, надменно дефилирующие венские дамы в длинных шубах, без головных уборов, с красивыми прическами, вся эта роскошь придавала этой, полу реальной ситуации еще большее сомнение, что это явь, а не сон. Ну, напрягитесь и представьте себе человека, который тридцать с "кусочком" лет прожил за забором и знал о загранице только по художественной литературе, да и то каждый на свой лад... Это была сказка, и возбуждение не давало уснуть ночами, и начиналась какая-то эйфория, где ты путал сон с явью.

Нас поселили в гостинице "Доме вон Мадам", которая оказалась каким-то странным заведением, с очень пышнотелыми, одетыми в темно синий бархат, с открытыми декольте дамами, в основном, блондинками. Зал и бар были обшиты бардовым бархатом, и глаза у дам были бархатные, и звучала бархатная музыка, и по лестнице с поручнями, обшитыми бархатом, наш провожатый повел нас на второй этаж, где бархата уже не было, но были чистые комнаты, в которых стояло по две огромных кровати и стол с четырьмя стульями. Комнат было шесть или восемь, я уже не помню.

- Господа! - бархатным голосом обратился к нам сопровождающий, из наших, русский, задержавшийся в Вене, чтобы подработать. - Господа! - я, как дурочка, не удержавшись, прыснула в кулак. Живьем слово "господа" я услышала впервые. До этого только в книгах читала. И жизнь мне в эту минуту показалась еще более нереальной, как будто я попала в девятнадцатый век.

- Спать будете по две семьи в одной комнате, к сожалению, мест не хватает, и мы надеемся, что вы поймете сложившуюся ситуацию, - с ноткой сожаления сказал инструктор...

Мы господа были не гордые и разместились еще с одной семьей - папа, мама, сын, и получилось - две мамы, два папы и два сына, что было очень удобно. Все рождественские каникулы мы ждали разрешение на въезд в Италию, так как все учреждения, включая ХИАС, были закрыты. Благодаря этому, мы сумели на наши последние гроши попасть в Венскую оперу и послушать, стоя на галерке, "ТОСКУ"! Сейчас никого ничем не удивишь, люди ездят куда хотят, и это большое счастье. А тогда мы, у которых было сто долларов в кармане на новую жизнь, почувствовав себя богачами, кинулись в театр.

Мы чревоугодничали, покупая йогурты с фруктами, которые пробовали первый раз в жизни, и показалось нам это райской едой.

Даже мое черное пальто, на которое наклеились все пушинки от подушек - так как было холодно ночами и я укрывалась им - даже это пальто не портило мне настроение!

Мы вспомнили, что у нас есть номер телефона отца одного из наших знакомых и позвонили ему, чтобы передать привет от родственников. Через минут сорок, в комнату постучался пожилой мужчина и возбужденно радостным тоном сказал: "Я был рад услышать от вас о моих родичах и рад видеть вас, и собирайтесь, и поедем ко мне, и будем встречать новый год!»

В эту ночь я пила шампанское, стоя на балконе маленькой, но уютной, квартирки и смотрела на ночную Вену, потрясающей красоты.

И в эту же ночь, мы с мужем, опьянев, признались шепотом друг другу в любви и увидели по телевизору, первый раз в жизни, передачу из Парижа, где кордебалет с длиннющими ногами, приставленными к потрясающим торсам и головкам, показывал нам, что жизнь - это ничего более, чем волшебная сказка.


Купание розового коня, гл.3