Кирпичные капли дождя

Бесконечной стеной они осыпаются с неба, армада маленьких, острых камней. И каждая капля дерет и царапает. И оно ненавистно, это унылое чудище-оккупант всепланетного, промозглого свойства. Этот меланхоличный, чопорный немец, тщательно покрывающий весь мой мир ровным тонким слоем воды.

С заунывным спокойствием, с профессиональной уверенностью гробовщика вколачивает он по периметру своего рукотворного серого купола, нагло и плотно натянутого на любимый и естественный ультрамариновый мелкие сапожные гвозди... непрерывной дробью тра-та-та-та-та... аккуратно - по краям и хаотично, повсеместно по всей поверхности - для прочности.

Как будто по чьей-то нелепой инструкции пропитывает он все то, что может впитать жидкость. До отказа. И со стылым лицом и терпением безумца размазывает вертикальными полосами - будто пальцами - грязь по летним запыленным засухой стеклам. И как будто даже слышится скрип вдоль неровных капельных дорожек...

Он вандал и грабитель, он пленил мое буйное, хохочущее и беснующееся в безоблачных небесах солнце, и заполнил все вокруг своим странным, занудным чувством отталкивающего, малоприятного, непременно возведя своё чуждое в ранг безусловной красоты. Всеобъемлющая серость, шуршащая мириадом капель тишина, мутно-целлофановый мир вокруг. Всё сущее выглядит будто через полиэтиленовый экран или пленку. И охота протереть глаза, и нет никакой возможности избавиться от этой странной навязанной близорукости.

Он самый нахальный вор. Он украл и спрятал на виду время - оно где-то рядом, оно здесь, но его не найти. И слово "час" марионеточно болтается в воздухе, прямо над головой, где-то под лампочкой, вот он! Но заворожен мир, и мысли нет задрать голову кверху. Сатрап! Он сам спокоен и сух в смысле скупости выражения чувств и мыслей, и беззастенчиво тычет вдаль изящным длинным указательным пальцем гениального пианиста, мол, держи вора, вам - туда...

Да и черт с ним, со временем! Сыграй же эмоцию! Ударь вдохновенно! всеми десятью пальцами! в три октавы! Пусть резанет! Пусть разверзнутся небеса, пусть грохочет, сверкает и хлынет! Пусть закрутится разухабистый ливень-свистопляс! Пусть город утонет в воде! Пусть лужи закипят и станут безбрежными! Пусть рвутся фонтанами внутриподъездные трубы-стоки! Грохочи в небесах - покатывайся!

Нет - изучает ритм и метроном, подчеркнуто внимательно и отвратительно прилежно. Он будто бы углублен в свои мысли, притворно-сосредоточенно, как издевающийся над публикой злобный скоморох. Играет на натянутых нервах. И звуки тоньше, и мелодия интересней, но хочется выть, не попадая в эти ноты.

И капля за каплей бесконечно вонзается углами в лицо, сквозь стекло, слой за слоем нерегулируемо-пескоструйно снимая тонкие покровы кожи.
И обнаруживая под ними чужую маску.