Фьола 1. Спасатели

 Этот день, поначалу не выделявшийся из череды таких же дней, наполненных вызовами на объекты и томительными паузами между ними, запомнился мне надолго. Возможно, этот день запомнился мне до смерти, срок, неведомо кем отсчитанный и отпущенный каждому в кредит в соответствии с его представлениями о ценности собственной жизни.
       Наше ведомство было создано, когда чрезвычайные ситуации в стране стали обыденными настолько, что падкий на юмор народ сочинил шутку: «А теперь прогноз погоды: сегодня в Ставропольском и Приморском крае ожидается прибытие министра по чрезвычайным ситуациям». Со временем работы у службы спасения только прибавилось: к природным и техногенным катализаторам бедствий прибавились фанатики всех сортов, словно сговорившиеся по мере сил сократить быстро растущую численность населения планеты. Наша страна не стала исключением, дураки-то в России во всю её историю не переводятся.
       Бугор, выдавая очередной наряд-задание, вскользь заметил:
       - И поосторожнее там, парни. Не ровен час, что-нибудь там и для вас припасено.
       Лишь на месте из ориентировки, данной лейтенантом, командующим оцеплением, стала понятна эта вскользь брошенная фраза. Утром в одном из общежитий студенческого городка раздался взрыв, обрушивший несколько лестничных пролётов здания. Когда прибывшая милиция начала наводить порядок в возникшей панике, прогремел ещё один взрыв.
       К общежитию были созваны сапёры, спецназ, медики и, конечно же, служба спасения. Но проникнуть внутрь оказалось невозможно по совсем неожиданной причине: завалами в фойе здания, как баррикадами, воспользовались студенты, выдвинувшие какие-то требования и угрожавших продолжить серию взрывов, если эти требования не будут выполнены.
       - Нам предстоит штурмом взять здание, расчистить изнутри завалы и впустить милицию, - Бугор был в раздражении и рубил слова, пряча взгляд под нависшими бровями.
       - Мы не легавые!
       - Какое нам дело до политики! Пусть сами разбираются!
       - Наше дело спасать, а не калечить!
       - Всё сказали? – командир повысил голос, прерывая шквал возмущения, вырвавшийся у Команды. – Это не установка, как вы, очевидно, неправильно поняли. Сегодня вам не нужно ни о чём думать и ничего планировать. Это приказ правительства, которое всё за вас решило и спланировало, - он обвёл взглядом группу в ожидании, не выскажется ли кто-нибудь ещё.
       Спасатели угрюмо молчали. В воздухе ощутимо запахло неприязнью. Понятно было раздражение Бугра: Команда так хорошо зарекомендовала себя в условиях ЧП, что рано или поздно на нас должны были обратить внимание чиновники. Нам и раньше намекали на возможность использования Команды в решении политических проблем. До сих пор нам удавалось открещиваться от заданий, дурно пахнущих. Но сегодня задание прозвучало, как приказ, не подлежащий обсуждению, выполнить который мы обязаны.
       - Противники режима, не желающие подчиняться его приказам, могут забрать трудовые книжки, - сарказм командира усиливался по мере нарастания напряжения. – Но помните: правительства приходят и уходят, а Команда остаётся, ибо нуждающиеся в нашей помощи будут всегда.
       - Ладно, Бугор, не гони, - сказал бригадир Старина. – Поможем, чем сможем. Только почему мы? Неужто не хватает спецназа, ОМОНа? При чём здесь спасатели?
       - Ни при чём. Просто студенты так хорошо забаррикадировались, что подобраться к ним снаружи оказалось невозможно. Кроме того, они пригрозили покончить массовым самоубийством в случае штурма. Поэтому силовики подняли руки и отказались штурмовать.
       - Вопрос можно? – поднял руку Крутой.
       - Вопросы разрешаются.
       - Ребята вооружены?
       - Выше маковки, - Бугор с ожесточением чиркнул ладонью по макушке.
       - Они же прихлопнут нас там.
       - Постарайтесь не дать себя прихлопнуть, - развёл руками Бугор. – На то вы и «крутые».
       От этого выпада Крутой, в обычной жизни просто Серёга Иванов, густо покраснел. Но напряжение начало таять. По мере того, как разговор приобретал деловую окраску, командир отходил. Перестали ершиться и спасатели. Задание однозначно не нравилось, но раз речь шла о спасении жизней молодых людей, его можно было рассматривать, как спасательную операцию. Это меняло дело.
       - Что мы будем иметь из защиты? – подал голос тёзка и однофамилец Крутого Серёга Иванов по прозвищу Кудрявый. (Собственно, это благодаря им, чтобы отличать одного от другого, в Команде появилась традиция награждать кличками, сопровождаемая торжественным ритуалом крещения и регистрацией нового имени в «Книге Славы» Команды).
       - ОМОН поделился бронежилетами. Самые модные: прочные и, главное, лёгкие. Довольны?
       - Как ёрш в желудке, - Кудрявый с силой дёрнул свой шикарный чуб всей пятернёй, что означает у него признак крайнего недовольства.
       - Побереги кудри, Иванов, - насмешливо сказал Бугор. – Рано полысеешь. Нам ещё не раз придётся решать сложные задачи. Так что привыкайте.
       - Если каждый раз такие, то уж увольте, - вспыхнул Серёга.
       - И уволим, - снова повысил голос командир. – Вы думаете, я в восторге от всего этого. Но кто-то же должен разрубить этот узел. Короче. Сегодня с наступлением темноты шесть человек с вертолётов высадятся на стены здания, то есть проникнут внутрь него через окна.
       - А с крыши нельзя? – донеслось из строя.
       - Молчать, - рявкнул Бугор. – Когда можно с крыши – лезут с крыши. Вы спуститесь с вертолёта. Подробные инструкции получат те, кого я отберу в двадцать один ноль-ноль. С собой берёте: альпийское снаряжение, таль для разбора завалов, компрессор с подушками для этой же цели, пластикат. Всё. Разойтись! – по-армейски скомандовал он.
       Спасатели, бурно выражая недовольство, вернулись к машинам
готовиться к непривычной и неприятной операции.
* * *
       В девять вечера Команда выстроилась перед командиром, экипированная по всем правилам чрезвычайной ситуации. Бугор критически осмотрел каждого, затем, приняв решение, назвал шестерых, кому предстояло выполнить задание. Причём остальные вздохнули с облегчением, чего никогда не случалось прежде.
       Среди названных фамилий была и моя. «Спасибо за доверие, командир», - подумал я, но предпочёл свою иронию держать при себе. Как-нибудь переживём и это.
       На площадке нас ожидали вертолёт и высокое начальство в мундирах и штатском под охраной нескольких автоматчиков в бронежилетах, с противогазами на боку. Как выяснилось из речи какого-то седого дядьки, в котором никак нельзя было угадать высокий чин, настолько потёрт был на нём серенький джемпер, натянутый поверх такой же серенькой рубахи, автоматчики были приданы для охраны как раз нам.
       - Сам, - многозначительно кивнул в сторону Серенького Крутой.
       Я пожал плечами: министр ЧС в жизни выглядел не так представительно, как в телевизоре. И это не способствовало пониманию нами всей серьёзности нашего задания, которую пытался подчеркнуть министр в обращённой к нам речи. Кто-то из наших высказал вслух своё возмущение:
       - Нам говорили, что стрельбы не будет. Зачем автоматчики? Сами разберёмся.
       Мягкий голосок старичка отчётливо зазвенел металлом, отчего вдруг сразу стало ясно, с кем мы имеем дело:
       - Вы здесь для того, чтобы выслушать и выполнить приказ. Разве господин Рябцев недостаточно проинструктировал своих людей? – глаза старичка гневно сверкнули в сторону Бугра. Тот пожал плечами, но промолчал. Министр продолжил: - Мы не хотим стрельбы и не хотим смертей. Перед нами стоит задача удержать от необдуманных действий сотни молодых людей, умных, энергичных и уже образованных, в которых государство вложило немалые деньги, и которые являются, таким образом, достоянием государства.
       Старичок перешёл вдруг на доверительный тон:
       - Органы охраны порядка не справились с поставленной перед ними задачей. Но и нам не выполнить эту работу без них. Это понятно? – Мы промолчали. – Ну, вот и ладно, - удовлетворённо кивнул министр и обернулся к чину в мундире:
       - Проинструктируйте отряд и начинайте выполнение задания.
       Инструктаж занял две минуты, в течение которых площадка стремительно опустела. Нам выдали по противогазу, которые понадобятся, когда спецназовцы начнут травить студентов усыпляющим газом. Под прикрытием спецназа мы должны будем проникнуть в вестибюль, разобрать завалы и впустить в здание ОМОН и медиков. Всё очень просто.
       Всё действительно оказалось очень просто. Студенты, которых мы встретили на средних этажах, куда проникли с вертолётов по верёвкам, не выказали ни беспокойства, ни радости. По-видимому,
здесь остались те, кого студенческая жизнь и политика правительства устраивали. Активно недовольные ожидали нас у чердачных лестниц и уже грохотали башмаками по ступенькам, сообразив, наконец, что их провели.
       Автоматчики пустили для острастки несколько очередей по пустым ещё лестничным маршам. Затем забросали лестницы гранатами с усыпляющим газом в надежде, что студенты не догадались надеть противогазы. Судя по тому, что стремительный грохот шагов стал замедляться, превращаясь постепенно в неуверенное шарканье, а потом и вовсе затих, надежды оправдались.
       Силовики, которых, как и нас, было шестеро, разделились. Трое побежали наверх, стремясь предотвратить возможные повторные атаки оттуда. Трое пошли с нами вниз, к баррикадам.
       Но не успели мы пройти и два этажа, как встретили препятствие, неожиданное и не предусмотренное никакими инструкциями: навстречу нам откуда-то с очередного этажа выбежала молодая женщина в белом халате и яростно набросилась на первого встречного.
       - Вы с ума сошли! Это же дети! Как вы смеете! – кричала она, ощутимо стуча крепкими кулаками в мой бронежилет, поскольку этим первым встречным на её пути оказался я.
       - Стас, справишься? – со смешком бросил на ходу Крутой, делая приличный круг в обход разъярённой дамы.
       Я успел перехватить за талию женщину, рванувшуюся было наперерез Сергею, и притянул к себе:
       - Успокойтесь, им никто не сделает ничего плохого, - попытался успокоить я её.
       В ответ услышал гневное:
       - Убийцы! Стреляете в детей. Я же не глухая, я слышала автоматные очереди. Вы убили их! – и она снова попыталась вырваться, чтобы помешать спасателям спуститься вниз.
       Я ещё крепче прижал её к себе, надеясь таким образом усмирить разъярённую женщину. Не тут то было. Она с ненавистью посмотрела на меня:
       - Вы не только убийцы. Вы ещё и насильники. Ведёте себя, как захватчики! Кто вам дал на это право?
       - Мадам, кто наговорил вам этих глупостей? – затянувшаяся борьба начала меня раздражать. – Где вы воспитывались, что не знаете простых вещей: в нашей стране студенты – достояние государства, их нельзя убивать. Нам нужно только удержать их от необдуманных поступков, - повторил я слова министра.
       Эти слова произвели волшебное действие. Женщина вдруг замерла. Ненависть в её взгляде сменилась беспокойством:
       - Простите. Я слышала выстрелы. Что с ребятами? И отпустите же меня, наконец, - она снова упёрлась кулаками мне в грудь.
       - Обещаете не мешать нам? – с усмешкой спросил я, продолжая удерживать её.
       - Покажите мне их, - она взглядом указала наверх.
       - Пошли, - я подхватил её, лёгкую, как пёрышко, на руки и бегом понёс на этаж, где лежали спящие бойцы студенческих отрядов. – Извините, но я спешу, - объяснил я свой поступок, прыгая через три ступеньки.
       Она ловко вывернулась из моих рук и кинулась к лежащим на ступенях студентам. Краткий осмотр удовлетворил её:
       - Как долго они будут спать? – спросила она, несколько успокоившись.
       Я неопределённо пожал плечами:
       - Милиция надеется, что достаточно долго. Мы успеем взять под контроль всё здание. А теперь извините, я спешу, - И я кинулся вниз, вспомнив свои обязанности, но остановился на бегу, словно наткнувшись на препятствие:
       - У вас есть противогаз?
       Женщина удивлённо посмотрела на меня:
       - Мы мирные люди…
       - Пошли вниз, - я схватил её за руку. – Там, возможно, нужен врач. А дышать будем по очереди.
       Она вырвала руку:
       - Сомнительное удовольствие. Но я пойду с вами. Там действительно может понадобиться моя помощь.
       Она так стремительно кинулась бежать вниз по лестнице, что я едва поспевал за нею. И вдруг её стремительный бег оборвался. Она чуть не рухнула с очередной площадки, ниже которой не было трёх лестничных маршей.
       При высадке нам не понадобились наши альпийские верёвки, и я чуть не выбросил свои, посчитав их ненужными. И правильно сделал, что не выбросил: с третьего этажа на первый можно было проникнуть только с помощью верёвок.
       Внизу раздавались звуки перестрелки, стихавшей к этому времени. Чуть позже я выяснил, какие происходили события, пока задержался наверху. Студенты оказались не столь наивными, как хотелось бы милиции: у защитников баррикад нашлись противогазы. Газовая атака на этот раз не принесла успеха. Но, пробившись под градом пуль к защитникам баррикад, спецназовцы дали волю своим эмоциям в рукопашной. И здесь ущерб здоровью защищённым противогазами студентам был нанесён значительнее, чем мирно уснувшим наверху более беспечным их товарищам. Три закалённых в подобных схватках бойца, преодолели сопротивление трёх десятков парней, вихрем пронеслись по их рядам, срывая поочерёдно противогазы с каждого. После чего студенты прекратили сопротивление, заснув на том месте, где их настиг дурманящий газ.
       Когда я со своей невольной спутницей спустился в вестибюль, путь к завалу был расчищен. Я отдал свой противогаз врачу, а сам рванулся, не дыша, к ближайшему омоновцу, чтобы взять противогаз у него.
       - Ты слишком увлёкся дамой, - сердито окликнул меня Старина, приподняв свою маску. – Быстрее настраивай таль.
       Я молча кивнул, надел противогаз и приступил к работе, искоса наблюдая за врачом. Не хотелось бы, чтобы её перехватили у меня мои «крутые» или, тем более, десантники. Все были заняты своими делами, и мне ничего не оставалось, как заниматься своими.
       Студенты поработали на славу: двери и окна вестибюля были завалены обломками лестничных пролётов, дверными блоками, шкафами, кроватями и прочей мебелью, батареями отопления, и всё это было прочно переплетено водопроводными трубами.
       - Чёрт! – выругался я в изумлении. – Как же это всё разобрать?
       Возившийся рядом Серёга Кудрявый понял по интенсивности моей неразборчивой под маской противогаза речи о её содержании, приподнял маску и сердито крикнул:
       - Меньше надо шашни крутить. Все уже всё знают, одному тебе нужно объяснять всё сначала.
       - Это он виноват, - огрызнулся я, указывая на Крутого. – Он просил её придержать.
       - Хорош трепаться, - вмешался Старина. – Стас, заряжай таль. Макс с Кудрявым приподнимут блок, талем зацепим и оттащим, - он захлебнулся парами ядовитого воздуха и быстро опустил маску, но я уже всё понял и побежал привязывать таль к колонне.
* * *
       Лестничным пролётом, приваленным к двери, словно бульдозером, мы выгребли завал на середину вестибюля. Десантники выскочили в открывшиеся двери, готовые стрелять в любого, кто окажется перед ними. За дверями, слава богу, никого не было. Можно было бежать к завалам у ворот. И в этот момент за спиной раздался выстрел и Макс, словно споткнувшись на бегу, уткнулся носом в землю.
       Мы совсем забыли о тылах. Увлечённые работой, мы забыли, где находимся. А за спиной осталось ещё много вооружённых студентов. Значительная группа «бойцов» спешила на помощь защитникам баррикад. И от первого же их выстрела пострадал ни в чём не повинный спасатель Макс («Максим», «Максимально» - Алексей Егоров).
       Разъярённые спецназовцы ринулись обратно в здание, поливая вестибюль очередями из автоматов. Завязалась новая стычка, более жестокая, чем предыдущие. Студенты, уже совершенно не понимая, что творят, ошалело продолжали палить из пистолетов даже тогда, когда упал ещё один десантник, которого не выручил бронежилет.
       Я наклонился над Максом, повернул его лицо к себе и увидел улыбку на лице:
       - Ничего. Нога. Сейчас отдохну, и пойдём дальше.
       Я успокаивающе махнул рукой своим. Те поняли и принялись за дело у ворот. Там работы было меньше. Справятся.
       За спиной продолжалась стрельба. Сверху подоспели остальные десантники, и на лестнице и под лестницей разгорелась яростная схватка. Сквозь треск выстрелов я услышал женский крик:
       - Прекратите! Что вы делаете! Мальчики, успокойтесь…
       Я оттащил Макса к стене, где он был недосягаем для пуль, и заглянул в вестибюль. Там шло позиционное сражение: двое омоновцев прятались внизу за колоннами, трое сверху стреляли из-за перил, а мальчишки из полуподвала беспрерывно палили по тем и другим, не давая им высунуть нос из укрытия. А посреди вестибюля символом бессмысленной революции стояла с заломленными в отчаянии руками, с растрёпанными волосами женщина-врач в распахнутом белом халате.
       Решив, что мои ребята справятся и без меня, я бросился к врачу, чтобы стащить её с баррикад вниз под защиту бетонных обломков. Но не успел. Она вдруг вскрикнула, схватилась за плечо и, побледнев, стала медленно оседать на пол. Я схватил её в охапку и нырнул в укрытие.
       - Вы опять совершаете надо мной насилие, - со слабой улыбкой прошептала она. Мне вдруг почудилось что-то неправильное в её речи. «Интересно было бы узнать, откуда она, где так говорят», - мелькнула неуместная мысль.
       - Вы ведёте себя, как ребёнок, к которому полезно иногда применить телесное наказание.
       Я оторвал рукав халата, пропитавшийся кровью широким пятном. Хотел было оторвать рукав платья, но поймал жалобный взгляд, ясно говорящий, что потеря рукава для его хозяйки равноценна потере руки, и отдёрнул руки. Осторожно закатал рукав, обнажив рану, промыл её, убедился, что ничего страшного, хотя и болезненно: пуля рассекла кожу почти до мышцы, придётся накладывать швы. Девушка всё это время тихонько постанывала, вскрикивая в ответ на мои неосторожные движения, а я приговаривал:
       - Не любите, видно, лечиться, а как других лечить – нравится, небось.
       - Я ведь никому не делаю больно, - с серьёзным видом возразила она.
       - Это вам только кажется, - проворчал я. – Потому что при взгляде ваших глаз любой теряет чувства, в том числе и чувство боли.
       - И девушки? – улыбнулась она моей шутке.
       - Девушки тоже. Они что же, не люди? – я подмигнул своей пациентке. – Ну, вот и всё. До свадьбы заживёт. Если, конечно, со свадьбой не торопитесь, - я вопросительно заглянул ей в глаза. Она поняла и произнесла насмешливо:
       - В этом мире я ещё не встречала мужчины, которого захотела бы видеть своим спутником.
       - В «этом мире»? А что, вы знаете и иные миры?
       Она пожала плечами и передёрнулась от ожёгшей боли. И отвернулась, давая понять, что разговор на эту тему ей не интересен. Правда, разговор и не мог дальше продолжаться. Наступившая, было, тишина, - видимо, у пацанов кончились патроны, - вдруг прервалась грохотом упавших ворот и топотом многочисленных ног. В здание ворвались толпы милиционеров, врачей и пожарников. Последних защитников баррикад, державшихся ещё на ногах, вывели в наручниках из вестибюля. Люди в белых халатах суетились вокруг раненых. Тут же в вестибюле появились пожарные лестницы, по которым милиционеры поднялись на верхние этажи.
       Я окликнул двух санитаров, пытавшихся перебраться через баррикаду:
       - Подойдите сюда. Здесь женщина нуждается в помощи.
       - Вы ранены? – недоверчиво спросил один из них, бородатый и коренастый, опуская носилки рядом с нами.
       - Кажется, да, - кивнула девушка.
       - У неё пулевое ранение навылет. Рану я перебинтовал, но требуется хирургическое вмешательство, - пояснил я ситуацию, которая, как мне показалось, обрадовала санитаров. Ещё бы: не нужно тащиться в здание, можно возвращаться к машине.
       Они принялись укладывать девушку на носилки. Она попыталась возражать:
       - Я могу идти сама.
       На что они, в сою очередь, вежливо и толково возразили:
       - Ну, зачем же вам идти, если мы можем донести вас, - уложили девушку на носилки и укрыли её одеялом.
       - Видите, не только я вынужден применять к вам силу, - шепнул я девушке, склонившись к её уху. – Это всё из-за вашего упрямства.
       Она кивнула и закрыла глаза. Мне нужно было спешить, и без того я сегодня оторвался от своей команды, посвятив себя ухаживанию за девушкой вместо работы. Бугор лишит меня сегодня премиальных. Но так просто расстаться с этой девушкой, притягивавшей меня к себе, словно магнит, было выше моих сил. Я устремился за носилками, уносившими её, и, на ходу наклонившись к девушке, шёпотом спросил:
       - Как тебя зовут?
       Она открыла глаза, в которых промелькнули последовательно удивление моей бесцеремонностью, затем лёгкое раздражение, затем нечто печальное, далёкое и необъяснимо загадочное. Она вдруг улыбнулась и прошептала в моё подставленное к её губам ухо:
       - Фьёла.
       - Виола? – переспросил я.
       - Как знаешь, - улыбка погасла, глаза снова наполнились печалью и безмерной усталостью и закрылись.
       - Прости, Фьёла, прости, - торопливо зашептал я. – Как бы тебя ни звали другие, я буду звать тебя Фьёлой. Я найду тебя. Меня зовут Александр.
       Она удивилась и открыла глаза:
       - Я слышала, тебя называли Стасом.
       - Я расскажу тебе при встрече, откуда это имя. На самом деле меня зовут Александром.
       Она улыбнулась, подарив мне надежду, и сказала:
       - Хорошо, я верю, Александр.
       Санитары прервали наш разговор, закатили носилки в машину и захлопнули двери. Я спросил у Бородатого:
       - Куда вы её повезёте?
       - Не знаю. Где найдём место.
       Объяснять, что это значит, не нужно. Знаю по опыту: больницы переполнены, машин не хватает. Не исключено, что по дороге прихватят ещё больного или двух, пока доберутся до больницы. «Всё равно найду», - упрямо подумал я.
       Проводив взглядом санитарную машину, я начал искать своих товарищей. И получил увесистый удар в плечо. Сердито обернувшись, я увидел не менее сердитое лицо Сергея Крутого:
       - Тебя сегодня убить мало, - набросился он на меня. – Ты не в себе? Бросил нас в здании, бросил раненого товарища под обстрелом, не стал разбирать с нами завал на улице. Разбирайтесь, мол, сами, а я любовь кручу, так, что ли? – он грозно поднёс кулак к моему лицу.
       - Ладно, успокойся, - раздражённо прервал я его излияния. Раздражение моё было тем более сильным, что я отлично сознавал справедливость упрёков, и, тем не менее, объяснял ситуацию, как видел её сам.
       - Заливай теперь, - недоверчиво протянул Крутой.
       - Заливай – не заливай, но её увезли на «скорой», - я махнул рукой в сторону, куда умчалась санитарная машина. – А как Макс?
       - Его тоже увезли на «скорой», - ответил Крутой. – Ладно, пошли. Ребята ждут, устали все, как собаки, домой уже пора.
       Я посмотрел на часы: один час ночи. С момента, когда мы влетели в окна общежития, прошло три часа, а кажется – больше. Спать не хотелось, усталости - как не бывало. Я с сожалением посмотрел в переулок, в котором скрылась машина, унёсшая Фьёлу. Сейчас бесполезно гоняться за нею. Завтра.
       Мы сели в машину, приехали в контору, где в прокуренном – дышать нечем – кабинете метался из угла в угол командир.
       - Команда задание выполнила, - отрапортовал Старина. – Потери – два человека.
       Бугор вскинул голову, недоумевающе осмотрел нас, пересчитывая по головам, и вопросительно посмотрел на бригадира.
       - Макс ранен в ногу и госпитализирован, - пояснил Старина. – Стас влюбился, потерял голову, и ему требуется серьёзная психотерапия.
       - Стас? – командир с удивлением посмотрел на меня. – Работать сможешь? – в его голосе не было насмешки, только понимание.
       - Смогу, Станислав Фёдорович, - бодро ответил я. Хотя сам уже не был в этом уверен.