Фьёла 5. Бездна

       Я падал бесконечно. Перед глазами проплывали разноцветные круги. Сквозь их многоцветье с трудом проникали звуки, напоминавшие то рокот прибоя, то грохот обвала. Несколько раз я натыкался на непреодолимые препятствия, разбивавшие моё тело на мириады осколков, распылявшие его на атомы, развеивавшие эти атомы в пространстве. И каждый раз, просачиваясь сквозь преграды, атомы моего тела вновь собирались вместе, создавая каждый раз новые комбинации, лишая меня чувства моего «Я», экспериментируя над моим сознанием. Я пережил за время падения множество рождений и смертей, видел себя эмбрионом, окружённым питательной средой бесконечности, видел себя песчинкой в потоках себе подобных песчинок, стремившихся к общей цели, к слиянию в одно целое, родившее бы новую жизнь; я видел себя бесконечностью, состоявшей из мириад звёзд, рассыпавшихся на отдельные частицы и снова устремляющихся к соединению. И с каждой новой преградой моё падение в бездну теряло свою стремительность, словно тело моё вязло в чём-то упругом и липком, пока совсем не застыло в какой-то неопределимо тонкой субстанции, не дающей понятия о месте и времени моего нахождения.
       Постепенно окружающее меня пространство начало отступать и приобретать привычные формы. То есть, я начал понимать, где верх, где низ, и что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Я лежал на спине на чём-то мягком и подвижном, а надо мною в высоком чёрном небе начали постепенно, как на проявляющейся фотопластинке, проступать звёзды. Некоторое время я прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, в своём ли теле нахожусь после всех недавних превращений. А когда понял, что все части тела на месте, и голова саднит именно там, где меня ударило нечто после падения, решил, что пора бы и осмотреться. Моя обычная интуиция теряла силу в этом непонятном мне пространстве. В звёздах улавливалось нечто знакомое, хоть я и не уверен был, что все они находились на том же месте, на котором я видел их вчера. Вокруг царила темнота тропической ночи, лишь изредка нарушаемая мерцанием, напоминавшим слабое северное сияние, совершенно неуместное при движении тёплого воздуха. Каждый всплеск такого сияния сопровождался мелкой вибрацией пространства вокруг меня. Именно пространства, а не воздуха, потому что каждый раз при этом я на мгновение терял ориентацию. И каждая такая вибрация приводила в движение и без того податливую почву подо мною, отчего я скатывался всё ниже и ниже.
       Я вспомнил, что ещё недавно падал в пропасть, глубина которой должна была составлять не меньше четырёх километров. Я моментально представил себе, что какая-то перемычка между стенами этой пропасти остановила моё падение, предотвратив неминуемую гибель, и вот теперь она осыпается из-за продолжавшихся толчков. Реакция моя, как всегда, сработала быстрее разума. Я встрепенулся, чтобы найти опору понадёжнее, чем песчаный склон, и тут же песок наказал меня за это, осыпавшись сразу на много метров. Я покатился кувырком. Вслед за мной скатывались слои песка. И снова я испытал чувство непреодолимого ужаса перед падением в бездну и неминуемой гибелью.
       Но вдруг моё тело наткнулось на какую-то преграду, вполне физическую и ощутимую. Песок потёк мимо меня. Я попробовал сгруппироваться, осторожно опираясь на свою неожиданную опору, как вдруг ощутил под рукой движение.
       - Не шевелись, - услышал я шёпот Макса.
       - Макс, дружище, это ты? – также шёпотом спросил я и
       - Не щекочи меня, - раздался вдруг возле самого уха шёпот другого, родного мне голоса.
       - Фьёла, родная, - я потерял осторожность и круто развернулся лицом к ней. От этого движения мы все трое дружно поплыли по песчаному склону ещё ниже.
       - Чёрт неуклюжий, говорили же тебе, - раздался сердитый голос Макса.
       - Слушай, а что здесь происходит? – как ни в чём ни бывало спросил я, забыв свой прежний ужас перед бездной. – Чем вы тут занимаетесь, пока я пребываю в бессознательном состоянии?
       - Нашёл время спросить, - хохотнула Фьёла. – Ты, Саша, в своём репертуаре.
       То, что она назвала меня не Стасом, неожиданно убедило меня в том, что в данный момент Фьёла не чувствует себя в рабочей обстановке и в последние секунды жизни решила дать себе волю, а значит, у меня есть повод для ревности в эти последние секунды жизни. Это воодушевило меня и с криком:
       - Так не доставайся же никому, - я начал грести песок ногами, подталкивая вниз свою вероломную подругу. И мы тут же рухнули с двухметровой высоты на каменистую площадку.
       - Ну, дурак бешеный, - обиженно проговорил Макс, потирая ушибленные конечности.
       - Зато теперь мы можем спокойно двигаться, - беспечно отозвалась Фьёла. – И можем осмотреться внимательнее.
       - Так что, всё-таки, происходит? – ещё раз спросил я.
       - Ты о нас с Максом? – кокетливо переспросила Фьёла.
       - Я о нас всех. Вы заметили на небе звёзды? А ведь мы упали в полдень и должны были падать не больше минуты.
       - Заметили, - Фьёла вдруг посерьёзнела. – Пока ты валялся в беспамятстве, мы уже кое-что обсудили.
       - И что же?
       - Во-первых, то, что я, наконец-то, попала домой.
       - Ну, да, - присвистнул я.
       - Да. Я это знаю. Во-вторых, дома моего больше нет.
       Я не рискнул спросить, каким образом она узнала, что находится в своём мире. Тем более не хватило духу задавать нетактичный вопрос, почему она считает, что её мира больше нет. Катастрофа, приведшая нас сюда, в сочетании с её рассказами о предстоящем конфликте между соперничающими странами, подсказали мне, что её дом и близкие действительно могли погибнуть в войне, если она началась.
       - И что нам теперь делать? Это, надеюсь, вы тоже обсудили? – перевёл я разговор на другую тему.
       - Обсудили, - вздохнул Макс, не дождавшийся ответа Фьёлы. – Ждать конца теперь уже наверняка. Только в отличие от почти моментального конца в бездне, нам предстоит теперь медленно умирать в этой песчаной пустыне.
       - Так мы не в расщелине? И этот падающий песок сыпался не в пропасть? – я почти задохнулся от возмущения. – Так чего же вы там валялись на бархане? – мой голос пылал обличительным гневом.
       - Не валялись, а обсуждали стратегические планы, - строго сказал Макс. – А валялся ты в совершенно бессознательном состоянии. И нам пришлось дожидаться, пока ты придешь в себя. Дождались на свою голову.
       - Вы что же, не могли выбрать более подходящего места для ожидания? И меня перенести, чтобы не свалился вам на голову, - проворчал я.
       - Нам и самим нужно было придти в себя после всех этих превращений и разделений на множество Максиков и Фиалок, - возразил Макс.
       - Так вас тоже… того? – изумлённо спросил я, затрудняясь подобрать слова. – Распыляло?
       - Распыляло. Ты, значит, тоже что-то чувствовал?
       - Так вот как происходит переход в мир иной. А вы уверены, что это не преисподняя? Уж больно здесь темно.
       - Скорее, Чистилище, - мрачно пошутил Макс. – Ещё недавно здесь так сверкало, что я жизни невзвидел.
       - А что тут было? Я видел какое-то мерцание…
       - Ничего себе, «мерцание». Здесь был ад кромешный, потом всё успокоилось, вот я и решил, что это, скорее, Чистилище. Сидим теперь, ждём решения своей участи.
       Я вскочил на ноги и бодро скомандовал:
       - Подъём, Спасатели! Нужно идти навстречу опасностям.
       - Сядь, Саша, - подала вдруг голос Фьёла. – Посиди и не шуми. Рейе сказал, чтобы мы не трогались с места, пока он не разрешит.
       Я присвистнул:
       - Так у тебя здесь ещё кто-то есть? Ничего себе я залетел.
       - Перестань, - она оглушила меня приказом, как хлыстом. – Я слушаю его, а ты мешаешь.
       - Ничего не понимаю, - проворчал я, но, как всегда, противостоять такому её напору не посмел.
       Я присел спиной к спине Макса и шёпотом попросил через плечо, почти взмолясь:
       - Расскажи толком, что происходит. Я, похоже, пропустил самое интересное.
       - Да уж, тут ты, дружище, маху дал, - добродушно усмехнулся друг Макс. – Здесь такое творилось: «судный день», архангелы с копьями против архангелов с трезубцами… Короче, слушай…
       И Макс рассказал мне то, что видел сам и понял из объяснений Фьёлы.
       Сразу после начала падения Макс не испытывал ничего, что отличалось бы от свободного падения. В отличие от меня, летевшего, как тряпичная кукла с балкона, он быстро сгруппировался, и, уворачиваясь от падающих вокруг предметов, спланировал к Фьёле, взял её за руку и заставил принять такое же положение, как и он. Хоть и бесполезное без парашютов занятие, но хоть как-то отвлекало от предстоящего ожидания смерти в этом долгом падении.
       В какой-то миг с ними стало происходить что-то непонятное: неприятное ощущение невесомости от свободного падения сменилось мягким покачиванием, как на воздушной подушке. Проносящиеся снизу вверх стены, движение которых указывало, что падение на этом не прекратилось, стали стремительно разбегаться. Мало того, постепенно движение превратилось в горизонтальное. Мягко, словно лёгкой паутиной их тела окутало нечто, разделившее их на атомы. Это было странно, сохранять сознание (у Макса и Фьёлы, в отличие от меня, сознание сохраняло свою ясность) и знать, что тела не существует, осталась лишь какая-то энергетическая субстанция, связи которой позволяют сохранить сознание.
       - Мы очутились вдруг внутри острия воронки, - продолжал рассказывать Макс, - закружившей наши тела и выплюнувшей через свою горловину на кучу песка. Падение было довольно ощутимым. Тела приобрели вдруг свою массу и со всего маху ударились в бархан, от чего он осыпался на несколько метров, засыпав некий диск, пылающий светом тысячи звёзд. Может быть, это были «искры из глаз» от удара о песок, неясно. Но диск был, я видел очертания диска. Он сверкал до нашего падения и погас, как только мы упали.
       Фьёла увлекла Макса к этому диску. Она тоже заметила его и по какому-то наитию сразу же нашла в наступившем после ослепительной вспышки мраке. А найдя, прильнула к его ещё тёплой поверхности, как моряк прильнул бы к родимой земле, сойдя на берег после долгого плавания. Она замерла так на какое-то время, предоставив Максу размышлять о превратностях судьбы, приведших к неожиданному спасению в, казалось бы, определённо смертельной, стопроцентно безвыходной, ситуации. Это был какой-то сто первый процент. Даже не случай, а чудо, что мы до сих пор оставались живы. А в том, что мы живы, Макс не сомневался ни секунды, несмотря на множество разнообразных ощущений за последние секунды.
       Пока он так размышлял, в чёрное небо над головой с жутким визгом ввинтились мириады «светлячков» и устремились к горизонту, посылая на землю тучи чёрных стрел, от которых земля содрогалась. Навстречу им с земли поднялся рой таких же «светлячков», и между ними завязалась неравная схватка. Неравная, поскольку встречных «светлячков» было заметно меньше. Зато их действия были заметно эффективнее. Из них снопами вырывались искры навстречу противнику, заставлявшие последних гаснуть и чёрным порошком осыпаться на землю на фоне всеобщего зарева. Один из таких погасших «светлячков» выпал в нашу сторону. Приближающаяся песчинка вырастала в громадных размеров мяч. В последнее мгновение Макс успел разглядеть, что это был не мяч, а кувыркающийся диск. В следующее мгновение диск ожил, засветился, превратившись в шаровую молнию, моментально вышел из пике и свечой устремился в небо, где, вспыхнув в последний раз яркой звёздочкой, исчез.
       Бой продолжался несколько секунд, на протяжении которых всё вокруг вибрировало. Макс чувствовал, как дрожит твёрдая поверхность под ним. Песок со склонов бархана стал осыпаться всё сильнее и сильнее, и в конце концов они с Фьёлой заскользили по поверхности, на которой лежали, увлекаемые всё более плотными слоями песка.
       С большим трудом Максу удалось прильнуть к диску, на котором, казалось, не за что было уцепиться. Он упёрся ногами в какие-то неровности уже на самом краю и сумел удержать Фьёлу.
       - Спасибо, - шепнула она и снова замерла.
       Небо становилось всё темнее, зарево тускнело. Одинокие «светлячки» рассыпались во все стороны, помигав нам на прощанье. Всё вокруг замерло.
       Фьёла вдруг пропела что-то незнакомое Максу и неожиданно для него зарыдала. Макс никогда не видел рыдающей «железную Виолу», поэтому растерялся и старался утешить, как мог, гладя её волосы. Она, вроде бы, стала успокаиваться.
       - Всё кончено, - проговорила она сквозь слёзы.
       И снова затихла. Окончательно успокоившись, она рассказала о том, что вернулась в свой мир, казавшийся до сих пор таким благополучным. И в тот же миг мира не стало.
       Война началась внезапно, и в несколько минут всё было кончено. То, чему стал свидетелем Макс, было последним аккордом. Оборонявшихся было мало против армады нападавших. Но зато как эффективно они уничтожали врагов. Каждой тысяче самолётов Йены противостоял один ас. И они уничтожили половину армады. К несчастью, этого оказалось недостаточно. Родины Фьёлы больше не существовало.
       Ещё она рассказала Максу и вовсе удивительные вещи. Во-первых, в диске, на котором мы лежали, находится живой человек. Это пилот, один из защитников. Его сбили ещё в первой схватке, несколько минут назад. Сейчас он пытается установить связь с машиной, которая утратила сознание от гравитационного удара. Он видел нас, когда мы упали, и, увидев, как мы боремся с падением, решил нам помочь. Если ему удастся оживить машину, он отправит нас обратно на поверхность. Вернее, нас двоих. Узнав, к своему удивлению, что одна из нас его соотечественница, установившая с ним контакт через чувствительные приборы диска, он предположил, что где-то на островах могли остаться их соотечественники. И предложил ей участвовать в их поиске. И Фьёла решила остаться.
       - Потом она попросила меня не двигаться и не мешать ей, - продолжал свой рассказ Макс. – Оказывается, она ещё и специалист по мозгам этой машины. Её мама строила когда-то нечто подобное.
       - Я знаю, - кивнул я.
       - А что дочка работала в лаборатории на одном из предприятий, знаешь?
       - Этого не знаю, - признался я с удивлением.
       Сколько ещё тайн откроется в этой женщине?
       - Ну так вот. Они на пару «лечат» машину, которая, как сказала Виола, впала в депрессию и не хочет летать. Если вылечат – вернёмся домой.
       Я выслушал рассказ Макса с глубоким отчаянием, нараставшим по мере того, как до меня доходил смысл сказанного. Я видел, как нечто страшное, неодолимое, вырастает между мной и Фьёлой. И хотя мне было понятно несчастье Фьёлы и бедствие, постигшее её страну, моё Эго протестовало против того, что я теряю Фьёлу. Ведь если этот парень отремонтирует свою машину и отправит меня домой, то Фьёла всё равно останется в своём мире, пусть даже таком несовершенном. Наш мир такой же несовершенный, чужд ей и вреден для здоровья. А они с этим, кажется, она назвала его Рэйем, останутся где-нибудь на своих колониях, если те не подверглись разрушению. Или уйдут к врагам, как это ни противно для них. Всё же для них этот вариант приемлемее, чем жить в нашем мире.
       С трудом я взял себя в руки и спросил Макса:
       - Похоже, я долго был без сознания?
       - Да нет, не очень. Сражение началось через пару минут после нашего падения. А затем, я и до пяти сосчитать не успел, всё было кончено. У этих ребят отличная реакция. Этот парень, что нас подобрал, нас же и стряхнул своим падением. В секунду он успел заметить нас, оценить моё достоинство и притащить в свой мир. И всё это притом, что ему самому досталось в драке. Пожалуй, его реакция почище твоей будет, а значит, - он толкнул меня в бок, - не видать тебе больше Виолы, как своих ушей.
       - Отстань, - я в раздражении вскочил на ноги. – Без тебя вижу. Но ещё посмотрим, что это за жук. Пусть только вылезет из своей личинки.
       - Ну-ну, - скептически пробасил Макс.
       Я подошёл к Фьёле.
       - Извини, - сказал я, осторожно опускаясь рядом, стараясь не помешать и не вызвать её гнева.
       - Ты не виноват, - ответила Фьёла. – Виноват мой мир, разрушивший своё благополучие и втянувший тебя в свои неприятности.
       - Я не могу помочь тебе ничем, даже сочувствием, - прошептал я ей на ухо. – У меня сейчас не хватает эмоций, чтобы жалеть тебя больше, чем себя.
       Она встрепенулась:
       - Я не нуждаюсь в жалости. Для памяти о моих родных и соотечественников жалость лишь оскорбительна, - затем, только сейчас поняв мои последние слова, презрительно сказала: - А тебе-то за что себя жалеть? Боишься, что Рьейе не сможет отправить тебя домой? Или, что я достанусь ему? Да уж лучше здесь с ним, чем с таким, как ты, - она вдруг истерически рассмеялась, и так же неожиданно смех её перешёл в рыдание.
       Я не удивлялся такому необычному в других условиях состоянию Фьёлы. И лишь пытался успокоить, как умел, лаская её плечи, шею и волосы. Она, в конце концов, затихла и, всхлипывая, сказал ещё раз: - Ты не виноват. Прости.
       Затем, окончательно успокоившись, добавила сухо:
       - Здесь, в машине под нами, сидит один из наших защитников. Я не осуждаю его за то, что он не принимал участия в последнем бою. Он был сбит ещё в первой волне атаки. Он делает всё, чтобы оживить память своей мыслящей машине. Для нашей страны это уже бесполезно. Но он ещё может помочь тебе и Максу вернуться домой.
       Сейчас мы вне времени и пространства. Пространственный кокон, в который нас выбросили гравитационные удары йенов, сворачивается. Какое-то время машина ещё сможет удерживать пространство вокруг нас, пока есть энергия в её генераторах. Сознание её раздвоено гравитационным ударом, но генераторы работают. Если Рьейе вернёт память машине, то он сможет управлять ею и мы вернёмся в естественное пространство. Если же нет, то ты можешь быть счастлив тем, что атомы наших тел Космос поглотит одновременно, и они будут когда-нибудь встречаться друг с другом. А может быть, станут основой для какой-нибудь молодой звезды.
       В темноте я попытался разглядеть черты лица Фьёлы, чтобы понять, шутит она или говорит всерьёз. Мне не удалось этого сделать в абсолютной темноте. Но каким-то своим изумительным чутьём Фьёла угадала мои мысли и выговорила, как несмышлёнышу:
       - В этом наши миры одинаковы: невежественные люди всегда приписывают религии непонятные им явления. В данном случае нет места для шуток. Как только не станет пространства, в котором мы сейчас находимся, время разбросает энергетические частицы наших тел по Космосу. Но во что действительно можно верить, так это в то, что в Мировом Хаосе какие-то из частиц действительно могут встретиться. По верованиям моих предков, растворившиеся в Мировом Хаосе частицы любивших друг друга при жизни тел узнают друг друга при встрече после смерти и вновь объединяются, чтобы стать основой для новой жизни.
       Я взял в ладони её лицо и приблизил к своему, коснувшись носом её носа:
       - Так ты всё-таки любишь меня, - почти неслышно прошептал я, и в своём шёпоте сам услышал не вопрос, а утверждение.
       - Глупенький, - она легонько оттолкнула меня. – Я ведь говорила, что в моём мире девушка сама выбирает себе друга. Можешь верить в это всё время, отведённое тебе для физической жизни.
       Так я и не понял загадочную свою подругу. Уточнить не успел: окружающий нас мрак посветлел, давая нам разглядеть друг друга, и я увидел возле своего лица как всегда насмешливые глаза Фьёлы без тени той глубокой печали, которая однажды выдала в ней тоску по утраченной родине. В следующее мгновение она уже легко вскочила на ноги и убежала от меня.
       Я оглянулся ей вслед и увидел в пятне света в стороне от диска силуэт мужчины. Фьёла подбежала к нему и обняла за плечи. Что за отношения выражал этот жест в их мире, я не знал, и снова уголёк ревности загорелся в моей душе. Я попытался прислушаться к их речи, но ничего не слышал, хоть они и стояли совсем близко от меня. Наверное, они общались на своём безмолвном языке, как до этого через обшивку «летающей тарелочки».
       - Вежливые люди не шепчутся в обществе, - пробормотал я.
       Они услышали моё ворчание. Фьёла, спохватившись, подвела лётчика ко мне. Подошёл и Макс.
       - Я могу поблагодарить своего спасителя за спасение моей бессмысленной жизни? – вежливым тоном, стараясь не выдавать Фьёле своего сарказма, спросил я, глядя на лётчика.
       Вблизи он показался смазливым юнцом. К моему удивлению, он был ростом не выше Фьёлы и казался подростком по нашим меркам. Облегающий комбинезон из неопределённого материала платинового цвета, нашпигованный всевозможными трубочками в многочисленных карманчиках, катафотами и перемигивающимися даже сейчас индикаторами делал его похожим на школьника на московском маскараде, нарядившегося в фантастический костюм, созданный его же необузданной фантазией. Непокрытая голова с вьющимися светлыми волосами и миловидным личиком довершала впечатление несерьёзности, никак не отвечающее моим понятиям о внешности лётчика-аса. Его вид меня разочаровал, и он уже не казался мне соперником.
       - Моё дело – защищать жизнь, - тем временем переводила Фьёла. – Но если большой друг Фьёлы разочарован, я могу оставить его здесь.
       - Ух ты, - выдохнул Макс. – Он что же, всё это сказал в нескольких свистах?
       «Речь» лётчика, в отличие от мелодичного «пения» Фьёлы, действительно была похожа на птичье бормотание с множеством присвистов.
       Фьёла строго посмотрела на Макса:
       - Не в «свистах», а в звуках, - поправила она. – Его речь действительно стремительнее моей. Это привычка лётчиков, которым необходимо быстро обмениваться информацией в условиях полёта. Это ещё не всё, - добавила она, повернувшись ко мне. – Он успел ещё сказать, что чувствует раздражение Стаса и понимает его причины, - при этих словах я понял, что краснею. Хорошо ещё, что свет неяркий и пришельцу незаметна моя мимикрия. – Поэтому он просит не придавать значения совпадению, поставившему его на пути друзей Фьёлы. Уф, как сложно с вами разговаривать, - вздохнула Фьёла, закрыв глаза. – Это уже не его мысль, это я от себя.
       Наш громоздкий язык показался и мне до нелепости тяжеловесным на фоне их лаконичного обмена информацией.
       - Ничего, научимся, - успокоил я Фьёлу. – Ну а пока, как я понял, благодарность наша ему не нужна. Ну и ладно, сами спасатели, сами благодарности никогда не ждём. А вот если он и без слов всё понимает, то почему не согласится на лёгкий поединок? – я угрожающе пошевелил плечами.
       - Зачем? – удивилась Фьёла. – Он знает, что сильнее тебя. Тебе что же, мало всего, что ты уже узнал от меня?
       - Стас, вспомни Кудрявого, - вмешался Макс, - не лезь на рожон. И мы, и он здесь не по своей воле. Успокой свой пыл, бычок. У тебя и вправду мысль отстаёт от мускулов.
       Лётчик вновь обменялся с Фьёлой несколькими фразами. Та пересказала нам:
       - Рьейе торопит. Ему не нравится ваш способ обмениваться информацией, занимающий много времени, и суетливые, ни к чему не ведущие ритуалы, в то время, как у его машины каждый бит энергии на счету. Садитесь в машину, да поживей, полетим домой.
       Макс толкнул меня к «тарелке». Но я не нуждался в понуканиях. Мы быстро вошли в машину следом за хозяевами. Люк за нами закрылся, а пол поднял нас в уютную кабину в форме шара диаметром всего в два метра, с креслом посередине и с решётчатой полкой по окружности. От пола до вершины сферы было метра полтора, поэтому, когда подъёмный механизм поднял нас в это помещение, нам всем поневоле пришлось сесть на пол, поскольку стоять, даже согнувшись, оказалось невозможно. Причём как-то неуловимо водитель этого аппарата оказался в кресле, сразу же прищёлкнутый ремнями. Со всех сторон к нему протянулись всевозможных размеров и диаметров шланги, а в руках оказался совершенно непрозрачный колпак.
       Лётчик обернулся к Фьёле и кивнул ей, как мне показалось, ободрительно. Фьёла взяла нас за руки и лёгким нажатием пальцев разместила нас полукругом позади водительского кресла.
       Я с удивлением посмотрел на неё. Фьёла, казалось, совершенно забыла о том, что мы с Максом не понимаем её без слов. Но она не обратила внимания на немой вопрос. Тогда я позволил себе высказать его вслух:
       - Он пристёгнут, а как же мы удержимся, когда аппарат начнёт кувыркаться?
       - Сиди и помалкивай, спасатель, - улыбнулась Фьёла. – Ничего с тобой не случится, если будешь держаться за меня. Прижми затылок к полке, чтобы не ушибиться.
       Лётчик надел свой шлем и положил руки на решётку.
       В ту же секунду кабину дёрнуло вверх. Мы почувствовали, что, поднимаясь, кабина опрокидывается. Но, замерев на какой-то высоте, она, покачиваясь, вернула нас в прежнее привычное состояние, когда пол находится под ногами, а за спиной – надёжная стена, на которую можно опираться. По обшивке зашуршал песок, и я понял, что диск поднялся в воздух, а мы, как в гондоле, раскачиваемся в его кабине. И подивился вслух тонкости стенок, пропускающих шум песка.
       - Ну и глуп же ты, - не удержалась Фьёла, - это приборы передают звук.
       - Действительно, сам бы мог догадаться. Но раз уж я глуп, скажи мне бестолковому, как он видит дорогу.
       - Так же, - лаконично ответила Фьёла. – Будут вопросы посерьёзнее, спрашивай. А нет, так уж помалкивай, я сама скажу, что тебе надо будет знать. Не мешай, я говорю с Рьейе. Всё, мы летим, - добавила она после короткой паузы.
       Я хотел было провозгласить нечто торжественное, вроде «Поехали!», но прикусил язык, потому что нашу «гондолу» дёрнуло так, что в глазах потемнело. И тут же, без всякого перехода, нас разметало на куски, на атомы, на элементарные частицы. Я испытал почти то же знакомое чувство, что и при падении в эту бездну, с той лишь разницей, что не было бредовых видений вроде смертей и рождений. Сознание оставалось ясным. И даже не видя и не чувствуя своего тела, я знал, что это кратковременное состояние сопровождает переход из одного мира в другой.
       Время и пространство перестали существовать. Остался лишь Мировой Хаос. И в этом Хаосе блуждали атомы наших тел, встречаясь друг с другом и сталкиваясь. И мне было приятно, что где-то атомы, принадлежавшие Фьёле, встречаются с моими, узнают друг друга и радуются встрече. При этом мне было откуда-то известно, что Фьёла знает о моих мыслях и ей приятно, что я подумал об этом.
       Внезапно мы снова ощутили свои тела. Я почувствовал тёплое пожатие пальцев Фьёлы. Я поднял глаза на Фьёлу, она улыбнулась в ответ. И замерла вдруг, прислушиваясь с напряженным вниманием, с темнеющим от гнева лицом. Нежное пожатие пальцев сменилось судорожным.
       Я понял, что происходит что-то страшное. Любовные грёзы отлетели на дальний план.
       - Что? – спросил я. Макс тоже встревоженно выпрямил спину, словно пытаясь сквозь стены вглядеться в тот грозный окружающий мир, который видел сейчас лётчик и о котором он сообщил Фьёле.
       Фьёла отняла у нас свои руки и с бессильной злостью несколько раз стукнула по своим коленям, пытаясь физической болью заглушить душевную боль, причинённую ей словами Рьейе. Видя, что я продолжаю вопросительно смотреть на неё и скулы мои каменеют, она с такой же злостью стукнула по моему колену. Затем, чтобы никому обидно не было, досталось и Максу. Благо, далеко тянуться не надо. С интонациями, каких я ещё не слышал от этой непредсказуемой женщины, она произнесла, как будто ни к кому не обращаясь, хотя слова её предназначались именно нам:
       - Наш мир ещё глупее вашего. Природа изобрела лишь один способ подарить человеку жизнь. Человек же, глупейшее из созданий Природы, изобрёл миллионы способов отнимать её друг у друга. И что самое страшное, он изобрёл способы уничтожить саму Природу, чтобы ничто уже не нарушало покой мёртвого мира.
       Вы тоже научились убивать друг друга. Вы тоже научились уничтожать природу. Вас тоже ждёт такой же конец. Так зачем? Зачем вам обратно в ваш мир? Всё равно вы уничтожите его.
       Я попытался взять её руку в свою, чтобы успокоить. Но она с силой выдернула руку, почти крича:
       - Я спокойна. Спокойна настолько, насколько может быть спокойна мать, знающая, что она научила своих детей убивать, и убивающая их, чтобы они не убивали других.
       Мы с Максом переглянулись. Заметив наши взгляды, Фьёла сказала чуть тише, но с той же яростной силой:
       - Познакомив вас с этим аппаратом, я познакомила вас с мыслью, что его можно построить. Значит, раз зародившись, эта мысль будет развиваться, пока не воплотится в то, что вы видите.
       - Я, например, пока не понимаю, что может сделать летательный аппарат без оружия на нём, - робко заметил я.
       - Дурак! – презрительно бросила она. – Такой же, как все, кто, изобретая всё более мощное оружие, думали, что облагодетельствовали мир, удерживая его от войны. Этот аппарат и есть самое совершенное оружие, какое мог найти человек в существующем мире. Оружие, энергия которого разлагает существующий мир из пространства и времени на четыре составляющие, из которых Природа с таким трудом создавала колыбель человека и его самого.
       - Да что же случилось? – всё ещё ничего не понимая, взмолился я. – За что ты нас обвиняешь в ещё не совершенном преступлении?
       - Что случилось? – Фьёла с яростью посмотрела на меня. – Что случилось? – она вдруг обмякла. – Действительно, что случилось. Всего лишь перестал существовать народ, желавший дружить с Природой, сотрудничать с ней. Его уничтожили люди, нет – «нелюди», возомнившие себя царями над природой. А значит, рано или поздно они уничтожат и её, не понимая того, что Природа – это они сами.
       Передохнув, она стала рассказывать уже совсем тихо, словно обессиленная вспышкой ярости:
       - Мы летим над материком, на котором существовала ещё недавно цветущая страна. Теперь здесь на тысячи миль вокруг лишь голые камни. И никаких следов цивилизации, и никакой растительности, никаких живых существ. Если не считать отдельных стервятников, только так я могу перевести слово, произнесённое Рьейе, стервятников, рыскающих над материком в поисках островков, в которых ещё теплится жизнь, и уничтожающих их. Иногда происходят столкновения с не погибшими по каким-то причинам, как Рьейе, бывшими «защитниками». Мы уходим от таких столкновений, потому что Рьейе хочет доставить нас домой.
       - Почему же он до сих пор этого не сделал? – удивился Макс. – Я думал, честно говоря, что мы сразу окажемся там.
       Фьёла устало закрыла глаза и, словно читая лекцию, объяснила:
       - Мы были в другом мире. Ни в нашем, ни в вашем. Если ты заметил, мы говорили о коконе, который удерживается лишь энергией нашей неисправной машины. Когда Рьейе подобрал нас, он вернулся в свой мир, поскольку дорогу обратно знает даже сумасшедшая машина, а оставаться в расщелине было опасно, так как это оставляло связь между нашими мирами, и поэтому доставляло неприятности людям твоего мира. Но второй удар, нанесённый Йеной, выбросил нас в другое место, откуда машина, знающая дорогу домой, опять вернула нас в эту пустыню. Теперь же Рьейе ищет точку, в которой он нас поймал. Ему нужно найти её, ибо в противном случае он может не попасть именно туда, куда нам нужно. Ведь в мире столько параллельных измерений, сколько существует ядерных комбинаций со дня сотворения. И можно попасть на Землю в то же место, в то же время, из которого вас извлекли, но в этом измерении может оказаться, что Фьёлы никогда не было, Стас сейчас спит спокойно и ни о каком землетрясении и не слышал. Или в другое, где не Стас, а Кудрявый наткнулся на женщину в белом халате, но они не упали в пропасть. Тебе бы приятно было, вернувшись домой, застать ещё одну меня, но в объятиях Сергея? – она улыбнулась, взглянув на меня.
       - Откуда ты всё знаешь? – удивлённо спросил я, видя, что Фьёла закончила. – Раньше ты о таких вещах не говорила.
       - А раньше я об этом и не знала, - возразила Фьёла. – Мне об этом сейчас Рьейе рассказал.
       - Зато он очень много знает, - сердито заметил я, раздражённый таким явным преимуществом соперника.
       - Он приглашает тебя остаться и научиться тому, что знает он, - засмеялась Фьёла.
       - А откуда он знает, о чём мы говорим, ведь он не знает нашего языка? Ты ему сказала?
       - Не будь таким сердитым, - Фьёла снова взяла нас с Максом за руки. – Он не понимает твоей речи, но чувствует твои эмоции. И я ему объяснила, в чём дело. А теперь приготовьтесь. Мы отправляемся. Не хотелось бы промахнуться, поэтому спрячьте свои эмоции и не мешайте водителю.
       Очередной, уже последний для нас с Максом, переход в мир иной прошёл не так эффектно, как предыдущие: ко всему привыкаешь, даже к самому необычному. И когда все «выверты» закончились, мы с Максом уже собрались выходить, но к нашему удивлению, водитель всё так же сидел неподвижно в своём кресле, Фьёла сидела зажмурившись и не отвечала на наши нетерпеливые жесты. Наконец, она не выдержала и проговорила скороговоркой:
       - Не мешай. Я помогаю вести машину. Рьейе незнакома эта местность, и он уже напугал нескольких аборигенов. Сейчас приедем.
       Когда мы, в конце концов, остановились в каком-то овраге, Рьейе выпустил нас на свободу, и мы, кряхтя и постанывая, вытягивали свои длинные конечности, Макс, оглядываясь кругом, поинтересовался у Фьёлы:
       - Куда мы попали?
       - Туда, откуда упали, - ответила она сердито.
       - А где трещина?
       - Её затянуло.
       - Так где же мы появились?
       - Почти в центре города.
       - Какого города?
       - Да твоего, конечно же, - уже с раздражением проговорила Фьёла.
       - Просто я не понял насчёт аборигенов. Кто они такие? – наивно поинтересовался Макс.
       - Местные жители. Такие же, как и ты со Стасом, дикари. Ещё вопросы есть?
       - Вопросов нет. Премного благодарен, - обиделся Макс.
       - А у тебя вопросы есть? – резко обернулась ко мне Фьёла.
       - Если можно, на прощанье один вопрос к Рэю, - попросил я.
       - Только к нему?
       - С твоего позволения.
       Фьёла что-то сказала, и Рьейе, до этого отрешённо стоявший под раскрытым лепестком своего диска, подошёл к нам.
       - Спрашивай.
       - Спроси его, как они допустили, что их разбили. Ведь с твоих слов я знаю, что угрозы следовали ещё несколько лет назад. За это время можно было подготовиться.
       На этот раз перевод затянулся. Фьёла долго что-то напевала лётчику, тот, опустив голову, отвечал. Фьёла продолжала говорить. Похоже, в их разговоре появились какие-то свои недружелюбные нотки. Девушка всё настойчивее и резче бросала свои фразы, изредка для убедительности указывая вдаль, на разрушения, произведённые недавним землетрясением. Возможно, хотела показать, что неумная война в другом измерении принесла вред и этому миру. Лётчик отвечал всё резче и громче, всё увереннее поднимая голову, почти с вызовом. И я понял, что пора вмешаться.
       - Похоже, мой вопрос задел за живое, - я взял их за плечи и с силой развёл по сторонам. Это оказалось трудно, но осуществимо. – Говори, что происходит, - почти приказал я раскрасневшейся Фьёле.
       Фьёла что-то резко чиркнула лётчику, тот легко вырвался из моего объятия и ушёл в свою машину.
       - Я сказала ему, чтобы он подождал меня. Дома мы договорим, - резко, почти властно проговорила Фьёла, выдавая какую-то кастовую разницу между нею и лётчиком. Но не это заинтересовало меня в первую очередь.
       - Значит, ты твёрдо решила улететь? – жалобно спросил я.
       - Ты же не будешь удерживать меня, - почти с вызовом сказала Фьёла.
       - Если бы я мог…
       - Не трать время зря и не порти впечатление о себе. Ты и так много потерял в моих глазах за последнее время.
       - Ещё бы… - я встрепенулся, но Фьёла тут же охладила меня.
       - У тебя был один вопрос, вот на него я сейчас и отвечу тебе. И не держи меня больше, а то мне придётся причинить тебе боль.
       Я отпустил её. Фьёла села на обломок трубы, валявшийся неподалеку, и лицо её как-то сразу угасло, выказав крайнюю усталость. Она подозвала Макса:
       - Садись, Алёша, и слушай тоже. Вам обоим это полезно знать. Расскажете своим, расскажете всем. Но так, чтобы вам поверили.
       - Клянёмся, - ответил Макс за двоих.
       Фьёла насмешливо взглянула на него:
       - Рейе назвал бы это суетливыми ритуалами. Ну и бог с вами. Я уже рассказывала Саше, что на моей планете цивилизация развивалась двумя путями: более древняя страна углубляла своё духовное развитие, совершенствуя способности человека, всё больше сливаясь с природой. Это не значит, - уточнила она, - что мы не пользовались техникой. Наоборот, в пределах разумного айтны добивались технического совершенства, не противоречащего природным способностям. Но, например, средства передвижения служили у нас только для путешествий на дальние расстояния. На короткие айтны научились перемещаться без технических средств.
       Вторая, более молодая страна, пошла по пути развития техники. Как я теперь понимаю, эти люди, выходцы из айтнов, заселивших новые земли, были не столь энергичны, как казалось айтнам, умилённо глядя вслед переселенцам. Они оказались ленивыми и вместо самосовершенствования избрали путь потребления, для чего и изобрели предлог уйти в ещё необжитые края. Там они применили свою энергию, запасённую тысячами поколений айтнов, чтобы разрушить местную природу, изготовив из всего, что было под рукой, миллионы механических рабов. Роботов, как у вас говорят.
       И вот теперь у Йены заканчиваются природные ресурсы. Она обратилась к Айтне за помощью. Но наши старожилы мудро ответили, что тот, кто научился потреблять, должен научиться создавать, чтобы не нарушать извечные законы, пусть даже в Природе технологической. Йены, не научившиеся создавать, не удовлетворились ответом и, испугавшись грядущего преимущества духовной цивилизации, если у них не будет возможности строить новые машины, послали ультиматум, а вслед за ним демонстративное предупреждение, жертвой которого я стала.
       После этого встревоженный Совет директоров попытался вести переговоры с безумцами, пытался даже идти на некоторые уступки. И, по словам Рьейе, практически не принимал мер для усиления своей технической мощи, опасаясь неизбежного нарушения природного баланса и возможного раздражения оголодавшего, а может быть, наоборот, как у вас говорят, «с жиру взбесившегося» соседа. Рьейе как раз и вызвал меня на спор тем, что обвинил мою мать в числе одной из таких хранителей традиций. Рьейе был одним из тех, кто твердил о необходимости создавать мобильные самолёты, малоэнергетичные, но зато эффективные в бою. А моя мать установила тенденцию развития мощной летательной техники, предназначенной для комфортабельных путешествий, оказавшейся в итоге неповоротливой и разгромленной в первые минуты войны.
       Враг напал вероломно, собрав армаду своих роботов, запрограммированных на самоуничтожение на чужой территории. С ними нужно было вести бой в подпространстве. А у нас не хватило сил для этого. Они застали нас врасплох и повели войну на полное уничтожение всех айтнов, не давая шансов опомниться и отомстить. Они вышвырнули нас из нашего пространства и времени, создав на заселённом некогда месте новую материю. Эффективный способ избавиться от противника, не утруждая себя уборкой трупов и разборкой развалин. Представляете: на месте побеждённой страны, которую нужно было бы чистить, лечить, кормить – бесконечная пустыня.
       Правда, её ещё нужно заселить, засадить лесами. Но в отсутствии потенциального противника они теперь обладают неограниченной свободой и неисчерпаемым запасом времени. Если, конечно, не уничтожат сами себя так же, как уничтожили мою страну.
       Вот и всё. Теперь Айтны нет. На базальтовых скалах, открывшихся на месте бывшей цветущей страны, победители будут строить свои железобетонные пещеры.
       Когда она закончила свой рассказ, мы с Максом некоторое время молчали, переваривая услышанное. Наконец Макс сказал со вздохом:
       - Да-а, история повторяется не только во времени, но и в параллелях. Человек – везде человек. Как сказал кто-то из классиков: «Человек человеку – волк».
       - Ты ведь знаешь нашу историю? Тебе не нужно объяснять, что значит эта фраза.
       Фьёла утвердительно кивнула. И тут я решительно повлёк её к «тарелке»:
       - У Рьейе мало времени, а у его машины – энергии. Так что спеши в свой мир, восстанавливай руины. Но только пообещай, что будешь помнить обо мне.
       Она молча кивнула, сунула мне в руку значок спасателя и, не оборачиваясь, вошла в машину. Через мгновение люк закрылся, раздалось едва заметное басовое гудение, постепенно перешедшее в пронзительный визг, а затем и вовсе исчезнувшее. «Тарелочка» рванулась с места и, моментально набрав умопомрачительную скорость, исчезла, едва не воткнувшись в склон оврага и послав нам на прощанье вспышку ослепительного света.
 
* * *

       Мы постояли немного. Говорить было не о чем. Хочется верить, что и Макс испытывал те же чувства, что и я, при расставании с этой удивительной девушкой. Тем не менее, он первым начал нетерпеливо топать на месте, разогревая замерзающие ноги, и тянул меня за рукав, пытаясь оторвать от видения.
       В конце концов, он привёл меня в чувство. Мы стали озираться по сторонам, чтобы сориентироваться, куда мы попали. На то место, где мы вели спасательные работы, закончившиеся для нас таким «замечательным» приключением, этот овраг не был похож. Там пропасть просматривалась на сотни метров в обе стороны. Здесь же овраг сразу терялся за изгибами. По-видимому, для высадки это было самое удобное место, поэтому Фьёла привезла нас сюда. Значит, нужно было просто выбраться наверх и сориентироваться на местности. Что мы и сделали.
       Правда, это оказалось довольно нелегко. Грунт уплывал из-под ног и осыпался, вызывая оползни, заполнявшие дно оврага. Кроме того, мешали хитросплетения многовековых отходов человеческой жизнедеятельности. А кое-где из грунта сочились подземные воды, вызывая плывуны.
       Наконец, перепачкавшиеся и уставшие, мы выбрались на горизонтальную поверхность. Пройдя вдоль оврага в сторону города, мы убедились, что трещина в породе закрылась почти везде, лишь в некоторых местах оползни никак не могли заполнить глубочайшие колодцы, образовавшиеся после перемещений земной коры туда и обратно. Туда бесконечным потоком устремлялись грунтовые воды, неся за собой плывуны и вместе с ними – пласты земли. Возле таких мест суетились машины, безуспешно пытавшиеся устроить какую-нибудь пробку над этими бездонными сосудами.
       Через полчаса мы вышли к тому месту, где недавно спасали людей из висевших над бездной вагонов. Там уже вовсю работали железнодорожники: строили виадук через образовавшийся овраг и восстанавливали железнодорожное полотно к нему. Работы велись, по-видимому, очень споро, поскольку подходили к концу. И всё же…
       - Интересно, какое сегодня число, - озабоченно спросил Макс, высказав вслух вертевшийся у меня вопрос.
       - Спроси у них, - кивнул я в сторону работавших.
       - Иди ты, - плюнул Макс.
       Нашей Команды уже и след простыл, как исчезли все следы нашей деятельности, поэтому многие, знавшие наши эмблемы, с удивлением оглядывались вслед донельзя испачканным спасателям, отставшим от своей бригады.
       Я подошёл к одиноко стоявшему путейцу, что-то сосредоточенно высматривающему в небе, и тоже стал изучать облака над головой. Путеец оглянулся и спросил:
       - Ты тоже видел?
       - Что? – неосторожно спросил я.
       - А чего же здесь околачиваешься? – осерчал вдруг железнодорожник.
       - Шёл мимо, вижу человека, которому нечего делать, решил ему помочь. Но галкам вроде рановато быть.
       - «Галкам». Тут такое творится. Грозе тоже вроде рано быть, а ведь поди ж ты: хлопнуло в небе, я голову поднял, смотрю – несётся вроде как шаровая молния, и – прямо на меня. Я аж опешил. А она вдруг раз – в сторону. И снова хлопок. И уж потом в землю ушла. Я теперь как посмотрю, так всё кажется, что в том месте, откуда эта «молния» шарахнула, облака светятся.
       Я ещё раз посмотрел наверх и успокоил рабочего:
       - Кажется. Я когда на «шаровую» смотрел, мне долго тоже потом светлое пятнышко мерещилось. Это молния так в глазу фотографируется. Появится солнце – проверь. Тот же эффект.
       - А-а, ну тогда ладно, - успокоился железнодорожник. – А то я уж чёрт знает что подумал. Но уж молния, значит, точно не померещилась. А то все надо мной смеются, не верят. Вроде рядом были, а никто ничего не видел и не слышал.
       - Бывает, - посочувствовал я. – Они там работой увлеклись, по костылям колотят. А скажи, земляк, можно ли где у вас умыться. Мы тут после спасателей немного задержались, помогали «каверзны» заделывать, да испачкались, неудобно через город добираться.
       - Ничего себе: «немного задержались», - неодобрительно покачал головой рабочий. – Сами три дня, как уехали, а вас без подмены на три дня… - и он снова показал своё неудовольствие, сдобрив его крепким словцом. – А умыться можно вон там, - он указал на стоявший на рельсах вагон.
       Я вернулся к Максу и сообщил ему последнюю новость.
       - Три дня? – переспросил он. И мрачно добавил: - Хорошо, если только этим обойдётся.
       Я вопросительно посмотрел на него. Он объяснил:
       - Помнишь, Виола говорила про множество измерений?
       Я кивнул. Он продолжал:
       - Так вот я и говорю: хорошо, если мы вообще попали в своё измерение.
       - Если она не шутила, - возразил я.
       - Ты когда-нибудь видел, чтобы Виола шутила?
       - Я видел.
       - А я – нет, - и он перекрестил себя и плюнул через плечо. Оправдался, заметив мой насмешливый взгляд: - Так, на всякий случай.
       - Ты лучше скажи, как Бугру будем объяснять, - тоскливо спросил я.
       - Да так и скажем: так, мол, и так, позволили себе нарушение техники безопасности, вследствие чего сорвались в пропасть и попали в мир иной, где Виола встретила своих родственников и решила остаться. А нас они отправили на Землю.
       - Трепло, - бросил я сердито. – Птаха.
       - Ну и что, - возразил он. – Зато и не соврали, и правды не сказали.
       - Ладно. Что-нибудь придумаем. Как думаешь, значок отдавать?
       - Отдай. Но вот что ты будешь отвечать, когда тебя при этом спросят: как это ты, товарищ, успел снять значок с нашей боевой подруги, пока вы вместе падали в пропасть? – ехидно спросил он.
       - Ты тоже не объяснил, почему мы вернулись, а Фьёла – нет, - мрачно огрызнулся я. – Хорошо, значок оставлю себе на память. Но ты – молчок. Лады?
       Мы хлопнули по рукам.
       Так в раздумьях и воспоминаниях мы добрались три часа спустя в контору Команды. Все были на месте и при известии о нашем появлении сбежались в раздевалку.
       - Откуда? Как? Мы вас уже почти похоронили.
       - Облазили всё, что могли. С вертолёта пытались высветить дно у этой канавы. Какое там!
       - Где вы были-то? Почему не дали о себе знать?
       - А где Виола? Дома? Переодевается?
       Мы отмывались, переодевались и отмахивались:
       - После расскажем. Дайте в себя придти.
       - Ладно, отдохните, - наконец сжалились над нами бойцы. – Пусть отдохнут. Разойдись, мужики. Устали ведь, в самом деле, парни. Только к Бугру зайдите. Он весь вне себя. Успокойте старика.
       Всё больше мрачнея, мы пробились сквозь строй спасателей и побрели к Бугру. С каждой минутой становилось понятнее, что сказать нам нечего. Красивая ложь никак не придумывалась, а правде все равно никто не поверит.
       Старика мы застали в деловой озабоченности: звенели телефоны, переключались лампочки на картах, а он что-то записывал в телефонную книжку, отмечал в журнале и тут же переносил в компьютер. Реакция на наше появление была довольно спокойной:
       - Явились, голубчики. А мы вас уже в «нетях» записать хотели. Давайте, отчитывайтесь, если не хотите три дня прогула получить.
       Мы молчали, опустив головы, что привело Бугра в раздражение:
       - Отвечайте, когда с вами разговаривают.
       Видя, что я готов играть в «молчанку», Макс взял инициативу на себя. Щёлкнув каблуками и встав навытяжку, отрапортовал:
       - Разрешите доложить: отсутствовали три дня по причине перехода в иной мир с целью поиска родственников.
       Бугор вскинул брови:
       - Ну и как, нашли?
       - Никак нет. Потому сочли возможным вернуться.
       - Почему вдвоём? А Виола?
       Макс опустил голову и виновато вздохнул:
       - Виола нашла. Поэтому не вернулась.
       Старик побагровел, в сердцах бросил ручку на журнал:
       - Спасатели. Герои. Сосунки. Бабу не уберегли, - отрывисто бросал он слова упрёка. Мы лишь понуро молчали.
       Шеф встал, вышел из-за стола и подошёл к нам, разглядывая снизу вверх наши виновато опущенные лица. Затем неожиданно сгрёб нас в охапку и прижал обоих к своей широкой груди:
       - Простите, ребята. Простите. Спасибо, что остались живы. Жаль. Очень жаль Виолу. Хорошая девка была. Это я виноват. Не додумал. Не доглядел. Вам-то внизу думать некогда было.
       Он отвернулся, пряча невольные слёзы. Вернулся к столу и сел, уже взяв себя в руки.
       - Как сами спаслись, рассказывайте. С вертолёта видели, что вы рухнули в щель с большим пластом земли. Как получилось, что вы живы? Ведь мы всей бригадой до ночи ползали по стенам разлома, пытались осветить дно. Куда там. Сколько хватало глаз – ни одной зацепочки, где можно было бы выжить. Опускались на несколько сот метров. К ночи, решив, что мы сделали всё, что могли, собрали вещи, помянули вас добрым словом, а заодно недобрым помянули ту нечистую силу, что разверзла эту пасть. Я вас пока числил в без вести пропавших. Сегодня уже хотел докладывать о гибели, а тут – вы, живые и здоровые, с румянцем на щеках и никакой трёхдневной щетины.
       Мы с Максом невольно схватились за щёки. Да, трёхдневной щетины не было. Но и бритыми не назовёшь. Мы переглянулись: шутки бездны, парадоксы времени?
       Макс продолжал отвечать за двоих, поскольку я всё так же угрюмо отмалчивался. Бугор не приставал ко мне с вопросами, по-своему расценив моё состояние. Тем временем Макс говорил:
       - Трудно сказать абсолютно точно, но когда кусок земли, на котором мы высадились, отвалился и мы полетели вниз, я, чтобы хоть чем-нибудь развлечься, стал планировать вдоль стены, стараясь не кувыркаться, чтобы не расшибло голову раньше времени. Поэтому, видимо, я и оказался не там, где вы меня искали. Стас такого сделать не мог, поскольку ему голову садануло чем-то сразу же и он летел камнем вниз. Но на нём было много верёвки, и он был зацеплен ею к большому камню, - Макс оживлённо врал, всё больше входя в азарт. Даже попытался показать, к какому большому камню я, якобы, был прицеплен. В Подмосковье таких валунов, наверное, отродясь не бывало.
       - И вот этот камень застрял между стенами пропасти, и Стас целёхоньким и невредимым повис под ним, так что вы его сверху и не видели. А я его видел, потому что удачно приземлился несколько в стороне на земляную пробку.
       - Удачно? – хмыкнул Станислав Фёдорович. Сказка ему явно нравилась.
       - Ещё бы неудачно, ведь это позволило мне появиться сейчас перед вами. Правда, память мне отшибло надолго, а когда наутро очнулся, смотрю, невдалеке от меня этот висельник болтается, - он показал на меня.
       «Ну, за висельника ты мне ещё ответишь. А пока ври дальше».
       - И представьте себе, до валуна по верёвке добраться может, а вокруг него, чтобы выше – никак. В общем, вдвоём, общими усилиями выбрались, Станислав Фёдорович. А вот Виолу, - Макс сокрушённо развёл руками, - вернуть не смогли.
       - Ладно. Себя не вините. Всю вину я на себе носить буду. Даю вам два дня на то, чтобы придти в себя. А потом – пожалуйте в Команду с рапортом о случившемся, но без лирики и фантазий. Будьте здоровы, - и жестом Командир отпустил нас.
       Ну вот: «без фантазий». А мне казалось, что он поверил басням Макса. Что же теперь, написать ему правду? Правду, в которую всё равно никто не поверит, но которую Фьёла просила довести до землян?
       А и пускай себе не верят. Мне-то что за дело. Я напишу, пусть читают и делают выводы.
       Расставаясь у порога дома, где жил Макс, он сказал мне на прощанье:
       - Не печалься, Стас. Главное, что мы вернулись домой в своё измерение. В то, в котором ты её встретил, и в котором ты о ней будешь помнить.
       - Спасибо, дружище Макс, - я с чувством тряхнул его руку. – Память – это то, что связывает нас навеки. Будь здоров.