Фьёла 6. Эпилог

       Я закончил своё повествование и отнёс его в редакцию молодёжного журнала. Редактор через несколько дней позвонила мне и сообщила:
       - Мы берём ваш рассказ. Но вот только окончание у него несколько мрачновато. Вы не могли бы переделать его немного? Не хотелось бы, чтобы у молодёжи оставалось ощущение безысходности.
       Я едва сдержался, чтобы не нагрубить.
       - Простите, мадам, но я не умею создавать историю. Я написал так, как случилось на самом деле, и не вижу смысла что-то переделывать.
       - Я не хотела вас обидеть, - поторопилась сгладить свою нетактичность дама. – Но ваша история показалась мне настолько фантастичной, что я решила, будто она вымышлена.
       - Чистая правда, от начала до конца, - проворчал я.
       - Хорошо, хорошо, - согласилась она. – Вы позвольте только нам дать комментарий в том смысле, что это исключительная история. И ещё. Раз вы были участником описываемых вами событий, о которых, кстати, не сообщалось в газете, вы позволите взять у вас эксклюзивное интервью?
       - Насчёт «рассказа», как вы его называете, делайте, как считаете нужным. Я написал его как раз для молодёжи. А вот интервью я давать не расположен. Хоть убейте. До свидания, - я бросил трубку.
       Нервы у меня расшалились. Хотелось всех послать к чёрту, отключить телефон, напиться и умереть. Как только я получил аванс за ещё не опубликованный рассказ, сразу начал осуществлять свой план. То есть, накупил на все деньги спиртного, заперся в квартире, отключил телефон и посылал всех к чёрту через запертую дверь.
       Запасов хватило на месяц с небольшим. Протрезвев и почувствовав, что трезвую голову снова заполняет гнетущая пустота, я привёл себя в порядок и пошёл в редакцию, в надежде выклянчить ещё деньжат. Но редактор развела руками:
       - Ничем не могу помочь. Ваш лимит исчерпан. Гонорар будет выплачен после реализации номера.
       Пришлось уйти не солоно хлебавши. Прослонявшись бесцельно целый день по городу, я вернулся в свою пустую, неухоженную холостяцкую квартиру. Даже в таком виде мне всё в ней напоминало о Фьёле. Кровать. Боже мой! Лучше не смотреть. Аж сердце заходится. Кухня. Чем лучше? Здесь всё хранит её аромат. Книги, которые она собирала, чтобы ликвидировать пробелы в моём образовании. Я полистал одну из них и бросил на столик – зачем всё это теперь? Телевизор. Я столько раз смотрел запись последней нашей ночи, что теперь и телевизор ассоциируется только с нею.
       Я бросился на кровать и обнял подушку, на которой она спала.
       Так жить нельзя, думал я. Если жить, то не здесь, не в этой квартире. И даже не в этом городе. Уехать куда-нибудь в Гренландию или Антарктиду, где ничто не будет напоминать о ней, где борьба за существование вытеснит её из памяти. Убить себя я не могу: она бы не одобрила такой поступок. А мой сегодняшний вид она одобрила бы? Сомнительно. Нужно всё-таки привести себя в порядок, продать квартиру и уехать отсюда далеко-далеко. Может, шеф поможет где-нибудь пристроиться. У него много знакомых в труднодоступных местах.
       Стемнело. Я долго лежал не в силах уснуть и размышлял о своём существовании. По мере того, как зрело решение в голове, существование всё больше наполнялось смыслом. Однако созреть окончательно моё решение не сумело.
       Далеко за полночь в мозг впился противный тонкий звук. «Ну вот, допился, в голове звенит», - подумал я, безуспешно пытаясь вытряхнуть звон из ушей. Звук нарастал, затем резко, так что зазвенела посуда на полках и на полу, превратился в гул. Я понял, что это не в ушах. Это за окном. Встал и подошёл к окну. За окном, чуть повыше перил моего балкона бешено вращался огненный диск.
       Я протёр глаза. Нет, на галлюцинацию не похоже. Сердце дрогнуло: я вспомнил, как вращался, улетая, дисколёт Рьейе. Неужели оттуда? Как, каким образом? Да таким же, каким ушли от нас Рьейе и Фьёла. Неужели ко мне? Я стоял, заворожённый диковинным зрелищем, не в силах пошевелиться.
       Диск замедлил вращение, гул ослабевал. Наконец, диск перестал вращаться и замер. В стенке распахнулась щель, как диафрагма фотоаппарата, и из внутренностей диска вытянулась блестящая дорожка, плавно опустившаяся на перила моего балкона.
       Я вышел на балкон. Сердце бешено колотилось, в мозгу вертелись обрывки фраз, напоминающих детские просилки. Но просить я боялся, чтобы не прогневить своего ангела-хранителя несбыточными желаниями. Казалось, время замерло. Или, может быть, этот диск умеет останавливать время вокруг себя? Чёрт их знает, этих йентов, что они ещё умеют.
       Внутри диска зажёгся свет и осветил стоящую в проёме Прекрасную Даму. Она скользнула вниз по дорожке. Я едва успел принять протянутую руку и подхватить упавшую ко мне в объятия Даму. Я не видел ещё её лица. Но в этом теперь не было необходимости. Она прижалась ко мне всем телом, и я перестал сомневаться: божества наших миров вняли моим мольбам, объединили свои усилия и устроили мне встречу с Фьёлой. Сердце болезненно сжалось: стоило ли тратить столько усилий ради мимолётного счастья.
       Я почувствовал, как дрожит моя красавица, и догадался пригласить её в дом, где должно было быть теплее. Но едва войдя в комнату, Фьёла распахнула окно, выговаривая сердито:
       - Великий Хаос, как ты дышишь этим смрадом. Что ты сделал со своей квартирой, - она включила свет, обернулась и всплеснула руками: - Как это называется, Александр? На что ты похож? И во что ты превратил своё жилище? Боже мой, кому я решилась доверить свою судьбу.
       Я молчал, мрачно разглядывая свою гостью. Одета она была хоть и не обычно, но богато и изысканно. Платье из тяжёлой чёрной ткани, напоминающей наш бархат, свободно падало от самых плеч до пола. Высокий, выше макушки, воротник из тонкого кружева воронкой расходился от плеч вокруг головы, оставив открытым лишь лицо. Золотистые волосы собраны в немыслимую конструкцию, вздымающуюся, словно фонтан, над чёрным воротником.
       Шикарно, нечего сказать. Но для чего это всё?
       Видя мою неподвижную мрачность, Фьёла миролюбиво сказала:
       - Прости, это была шутка.
       Она подошла ко мне и положила руки мне на плечи.
       - Ты ведь обещал не убиваться, если наш союз распадётся. Где же твоё твёрдое слово?
       - Обещать я мог, что угодно, лишь бы понравиться тебе, - возразил я. – Но кому нужно стало моё твёрдое слово, когда ты улетела от меня в свой мир, и, по-видимому, навсегда.
       - Тебе, - сказала она серьёзно. – Тебе – в первую очередь.
       - Ну, прости, - развёл я руками. – Больше не буду. Я уже решил для себя своё будущее. Надеюсь больше не огорчать тебя.
       - Вот и хорошо, - Фьёла обернулась к окну и помахала кому-то невидимому, наблюдавшему за нами. В тот же миг дорожка от моего балкона убралась внутрь диска, диафрагма захлопнулась, диск начал вращаться и, скакнув вверх, растворился в чёрном небе. Мы остались одни, без свидетелей.
       Фьёла обошла комнату, поглаживая предметы, мимо которых проходила, зашла на кухню, в ванную. Везде был беспорядок. Она морщила нос и хмурила брови в зависимости от состояния вещей и помещений. Обойдя всё, она остановилась у кровати, разгладила мятую подушку и произнесла:
       - Ну вот, я и дома.
       - Добро пожаловать, - несколько запоздало и чуть иронично ответил я.
       Фьёла расстегнула брошку, стягивающую воротник, и платье, словно по волшебству разошедшееся по шву, с мягким шорохом упало на пол. Следом за платьем рассыпалась и сложная причёска. Фьёла осталась в одной рубашке из прозрачной газовой ткани. У меня перехватило дыхание, но я остался недвижим, словно статуя Комендора. Фьёла подошла совсем близко и заглянула мне в глаза.
       - Ты сердишься? – спросила она так, словно не было расставаний, страданий и тревог, будто я обиделся на невинную шутку.
       - Нет, я не сержусь, - ответил я почти искренне, ведь я не сердился, я был просто вне себя. – Я рад, что ты навестила меня. И я всегда был рад тому, что тебе удалось вернуться на родину, вернуться к своим землякам, которые могут составить для тебя то счастье, которого не могу дать тебе я.
       - Ты всегда был слишком добр ко мне, - её слова прозвучали несколько печально. – Не сердись, Саша, согрей меня, я совсем замёрзла.
       Я подхватил её на руки, отнёс в кровать и закутал в одеяло. А сам лёг рядом, не раздеваясь. Фьёла достала руку из-под одеяла и стала гладить мои волосы, мешки под глазами, многодневную щетину.
       - Ты плохо выглядишь, - сделала она открытие. – Чем ты занимался всё это время без меня?
       - Любовью.
       - Это новость, - она приподнялась над подушкой, чтобы лучше видеть меня. – С кем же?
       - С тобой, - ответил я, - с кем же ещё. После тебя мне на других смотреть тошно.
       - Как это со мной, - она тряхнула головой, пытаясь понять, о чём я говорю.
       Я лениво повернулся к тумбочке, достал оттуда пульт и включил телевизор с единственной передачей, которую я смотрел в последнее время: запись нашей последней ночи. Фьёла странно посмотрела на меня, смысл её взгляда остался для меня загадкой. Потом сказала шёпотом почти в ухо:
       - Дурачок, ты не туда смотришь. Я же здесь, возле тебя, живая и тёплая. Иди ко мне, - не дожидаясь, пока я сдамся, она начала расстёгивать на мне рубашку. Я сделал над собой усилие, чтобы привести себя в форму, разделся, выключил свет, залез под одеяло и обнял Фьёлу. Но большего сделать был не в силах. Фьёла не стала настаивать, прижалась ко мне и начала легко массировать мне затылок, отчего сознание моё вдруг стало проясняться. Всё-таки она – удивительный человек.
       - Ты надолго? – спросил я глупо, чтобы хоть что-нибудь спросить, ведь я не сомневался в ответе. – Или до утра? Рьей не обидится, что ты пришла ко мне?
       - Я вернулась навсегда, Саша. И я прощаю тебе твою глупость и последние слова только потому, что ты всё-таки дикарь.
       С меня слетели остатки столбняка. Я сосчитал до десяти, чтобы убедиться, что не сплю. Затем вскочил и зажёг свет, чтобы видеть её лицо. Фьёла улыбалась, зажмурив глаза от яркого света. Улыбалась так, как улыбалась при первом нашем свидании, когда я сумел сделать ей приятное. И я понял, что она не шутит.
       - Милая, прости меня, я действительно дикарь, варвар, болван, называй меня, как хочешь, - я почти кричал на неё. – Прости, но после всего, что было, я не верил и до сих пор не верю, что это не сон. Что, проснувшись поутру, я не увижу твою подушку пустой, как это было последний год. Прости, я дикарь и не умею контролировать свои чувства, как это принято у вас.
       - Ты знаешь, я тоже стала дикаркой, познакомившись с тобой. И тоже не хочу сдерживать свои эмоции и контролировать свои чувства. Ты мне стал дороже моих соплеменников, таких холодных и расчётливых, поэтому я вернулась. И вообще, после того, что Йена сделала с моей страной, они мне стократ противнее. Я не смогла бы спокойно жить среди них. Рэй решил помочь мне. Он после возвращения обратился к йентам с предложением исследовать каверзы в пространстве, возникшие после бомбардировки Айтны. Они поверили ему, так как мы доказали, что можно попасть в другое измерение и вернуться. Он – ас, каких почти нет в Йене, они ведь больше полагаются на автоматы. Ему почти ничего не стоило улизнуть из-под наблюдения, прихватить меня с собой и проникнуть сюда. Видел, как быстро он исчез? Это действительно мастер.
       Я спросил обеспокоенно:
       - А что если вашим йентам захочется покорить ещё и наш мир?
       - Едва ли у них это получится. Рэй не захотел доверить секрет построенного им аппарата учёным. Мы сбежали, как только аппарат был готов, причём о его готовности никто не догадался, пока мы не забрались в него и не запустили двигатель. Правда, Рэй и так обогатил их науку некоторыми нашими знаниями. Это была его маленькая плата за возможность воспользоваться лабораторией и материалами. Рэй не хочет давать секрет путешествия сквозь пространство в руки наших американцев (она впервые назвала страну своего мира на русский манер). И даже зная теперь, что такое путешествие возможно, они не смогут вычислить ваши координаты среди миллиардов вариантов. Рэй ведь наткнулся на вас чисто случайно: падая в своём корабле на землю, он засёк скорость сворачивания пространственно-временного кокона вокруг аннигилируемой поверхности. Поэтому ему ничего не стоило вернуть вас домой, затем привезти меня к тебе. Возвращаться на Йену он не собирается. Ему там тоже противно. Где он будет теперь, он не сказал мне, а может, и сам ещё не знает.
       - Можешь считать, Фьёла, что я всё понял насчёт сворачивания какого-то кокона, - с серьёзным видом прокомментировал я её популярный рассказ. – Но главное, что я понял – это то, что ты действительно вернулась.
       - Не называй меня больше Фьёла. Её больше нет, как нет больше Айтны, нет моих родных и друзей. Отныне существует только Виола Одина, жена Александра Одина, жительница планеты Земля и страны Россия, - провозгласила она торжественно.
       - Клянусь отныне быть верным мужем Виолы Одиной, носить её на руках и исполнять мелкие прихоти. Крупные прихоти, - я развёл руками, - не проси, обещать не буду.
       - Хорошо, не буду просить, - она засмеялась. – Исполни одну только маленькую прихоть: поцелуй меня. Я так соскучилась по тебе, милый.
       Весь следующий день мы потратили на приведение в порядок нашего жилища. Благодаря усилиям Фьёлы в него вернулись уют и тепло. Через день мы вдвоём пришли в Контору к шефу, который, на наше счастье, оказался на месте. Увидев наши счастливые физиономии, командир протёр глаза:
       - Вот уж не чаял увидеть вас когда-либо, да ещё вместе. Я ведь уже похоронил память о вас, Виола. Простите меня великодушно. А заодно и этого слабонервного, который своими руками зарыл свой талант в землю, - он пренебрежительно кивнул в мою сторону.
       Но я нисколько не обиделся. Я был великодушен и не обратил внимания на мелкий выпад в мой адрес (тем более, что он был вполне заслуженным).
       - Стас Фёдорович, позвольте вам представить мою жену, Виолу Одину.
       Бугор изобразил изумление, поднялся из-за стола и вышел к нам:
       - Что ж, поздравляю. И тебя, Виола, поздравляю. Хотя тебе скорее нужно посочувствовать: за этим оболтусом нужен глаз да глаз, - старик явно был обижен на меня.
       - Ничего, я справлюсь, - кивнула Виола. – Скажу вам по секрету, у меня тоже есть к нему претензии.
       - Всё-всё-всё! – закричал я. – Кругом виноват. Обещаю исправиться со вчерашнего дня.
       - Так-то оно лучше будет, - проворчал старик.
       - Станислав Фёдорович, - Виола заискивающе улыбнулась, - если есть возможность, простите нам наши прогулы и разрешите снова работать у вас, - мы оба замерли в ожидании реакции шефа.
       Лицо командира просветлело:
       - Что касается вас, Виола…, простите, как вас по батюшке?
       - Никак. Просто Виола.
       - Хорошо. Просто Виола. Что касается вас, Виола, то ваше место мы для вас сохранили.
       - Спасибо, Станислав Фёдорович, - Виола расцеловала старика, который, хоть и проворчал: «Ну, это уж совсем ни к чему», был доволен. Затем обернулся ко мне:
       - А вот, что с тобой делать, я не знаю, - он задумчиво потёр подбородок. – Стасом ты теперь не можешь быть. Имя Стас заслужить надо.
       - Стас Фёдорович, допустите только! Я горы сверну…
       - Ну, дурное дело не хитрое. Горы мы не дадим тебе сворачивать, но какая никакая работёнка найдётся.
       - Спасибо, Стас Фёдорович, - я с чувством затряс его руку.
       - Спасибо, Станислав Фёдорович, - Виола снова бросилась его целовать.
       - Ну уж, будет, будет, - отмахивался он от Виолы, - смотри, уже муж молодой на меня волчонком глядит.
       - Ничего с ним не случится. Я ему верну с процентами.
       - Тогда ладно, тогда можно ещё. Чтобы ему потом больше досталось, - Бугор развеселился, был в ударе и даже достал из сейфа бутылку коньяка. – Как ты думаешь, ничего, если мы выпьем по двадцать капель по такому случаю? – спросил он разрешения у Виолы, подчёркивая, что её мнение имеет вес.
       - Пожалуй, можно, - после некоторого колебания согласилась она. – Мы ведь ещё и свадьбу не справили. Хотя, судя по количеству пустых бутылок, которые я обнаружила у него в доме, он отметил все праздники на двадцать лет вперёд.
       - Понял?! – шеф многозначительно посмотрел на меня. – Но сейчас, раз Виола разрешила, выпьем за вас, ребята. И за наше общее дело.
       Ещё через день я позвонил в редакцию.
       - Вы насчёт денег? – осторожно поинтересовалась редактор.
       - Нет, спасибо. Хотя они мне сейчас нужны, как никогда. Я насчёт счастливого конца для моего рассказа.
       - Что передумали?
       - Я же говорил вам, что я ничего не выдумал в этой истории. Не было счастливого конца, я и не писал о нём. Теперь мне есть, что написать. Так что, принимаете?
       - Неужели вернулась?! – воскликнула женщина. В этом возгласе было столько радостного удивления, что я готов был расцеловать её.
       - Да, вернулась. Спасибо вам за вашу искреннюю радость. Простите меня, но я был в таком состоянии, что не поинтересовался вашим именем-отчеством.
       - Людмила Константиновна.
       - Спасибо, Людмила Константиновна.
       - Ну и как вы теперь смотрите на то, чтобы дать интервью нашему журналу?
       - Честное слово, ничего не имею против. Только тогда уж приходите в контору Команды спасателей, - я продиктовал адрес. – Мы все вам дружно обо всём расскажем: кто, что и как видел. Там мне не дадут соврать.
       - Так вы вернулись к своей работе?
       - Да. И Виола тоже.
       - Тогда я вдвойне и даже втройне рада за вас обоих.
       - Спасибо на добром слове. И всего вам доброго.
       Вот такой получился у этой истории «хэппи энд». Сейчас поставлю последние точки и пойду к своей Виоле. Нам ещё так много нужно сказать друг другу. Но это уже тема для другого рассказа.


06.06.2005