Доменик Бретодо отправляется купить цыпленка

Наперед зная ответ, я все же осторожно спрашиваю отца:
- А какая игрушка у тебя в детстве была самой любимой?
Он угрюмо отвечает, жуя курицу:
- Никакая.

Отец редко разговаривает со мной. Он считает меня неудачником, который не там ищет. Что именно ищет, и где это там? Поясняет - работу, женщину, судьбу. Отец мечтает, чтобы я остался в родном городе, пошел работать на автозавод и женился на "обычной девке из нормальной семьи". И желательно чтоб девка была с квартирой.

- У нас в детстве не было никаких игрушек, - мрачно говорит отец, - мы и конфет обычных не видели, только фантики за Лутаем подбирали.
Лутай - это мальчик из отцовского детства. Родители этого мальчика были большими «шишками» на заводе, часто ездили в Москву и привозили оттуда разные сладости.

Мой отец родился в 1946 году, мать - на год позже. В разговоры о "счастье" мать благоразумно не встревает, предпочитая отмалчиваться. Зато она хорошо помнит свою любимую игрушку:
- Это была большая красивая кукла с фарфоровой головой, которая умела говорить "мама". До этого у меня были только сшитые бабушкой страшные тряпичные пупсы с нарисованными лицами. Увы, новая кукла "прожила" совсем недолго. Кто-то нечаянно уронил ее на пол - хрупкое лицо разбилось, выпали глаза... Я долго плакала, и папа привез мне другую куклу, но та говорить уже не умела.

Потом я начинаю вспоминать свои собственные игрушки. Была у меня заводная обезьяна - коричневая, облезлая. Умела кувыркаться. Казалась мне очень зловещей. Был рижский автобус на батарейках. Танцующая собака на веревочках и пружинках. Механическая курочка. Пластмассовый паровоз... Чепуха все это. Самыми любимыми были "машинки с открывающимися дверцами". Пластмассовые масштабные модели. Четыре или пять таких машинок родители как-то привезли из Москвы. Все они в короткий срок исчезли - просто потерялись во время прогулок или были разобраны мной на детали. Осталась одна - синенький поцарапанный "Фиат-125". Этот чудом выживший "Фиат" участвовал в кульминациях всех моих детских игр - на нем всегда, в самый последний критический момент, на страшной скорости из-за поворота вдруг вылетали "наши" - жутко скрипя тормозными колодками, визжа шинами, стреляя на ходу из всего имевшегося у них огнестрельного оружия. вылетали и восстанавливали попранную врагами свободу, совесть, честь и вселенскую справедливость.

"Наши" были со мной всегда, а теперь их нет. Наверное, синий "Фиат" все-же не выдержал многолетней изнуряющей битвы на стороне добра, и однажды, потеряв управление, сорвался с обрыва, и исчез в бездонной пропасти... Маленький "Фиат" с беспомощно вращающимися колесами, не способными зацепиться за шелковый утренний воздух. все наши погибли, и я остался совсем один в этом мире.

Я не люблю курятину, хотя в еде малоразборчив - жую все подряд. Я люблю примитивную музыку Тирсена, но не люблю фильм "Амели". Иногда я встречаю на улице людей, которые знают меня, и которых я вижу словно в первый раз. Наверное, это люди из моего прошлого, того, которое я почему-то совершенно забыл. Забыл, не прикладывая к этому ни малейших усилий. Возможно забыть прошлое - означает бросить вызов будущему? Не знаю...

В моем прошлом не было ничего такого, что очень хотелось бы забыть. Но нет и того, что очень хотелось бы запомнить. Ничего особенного. Только постоянный шум ветра в тополях, пустые, залитые солнцем улицы заводских окраин, альбом с марками, старый транзисторный приемник, трансформаторная будка, велосипед "Уралец", булочная на углу, беспомощная лягушка, выброшенная из бочки с живой рыбой. Эта же лягушка погибшая под колесами автомобиля. Детская больница, увиденный из окна покойник в кузове грузовика, статуя Горького в городском саду, мороженое с шершавыми палочками, жвачка "Ну Погоди!", соседка Рита, премьера "Танцора Диско", рассказанная Ритой в лицах (сам фильм я не видел)... магнитофон "Весна-202", кассеты с Челентано, плывущий по Волге теплоход, красивая молодая мама.
- Мама, - говорю я, - пойдем на танцы.
Танцы происходят вечером, на корме. Под сияние разноцветных ламп пары кружатся в медленной Simphony группы Space. Мама где-то там, среди танцующих. Музыка переполняет меня - я стою в стороне, опершись на перила (ведь настоящие мужики не танцуют), и смотрю на первые звезды и пенные струи, быстро убегающие из под кормы куда-то вдаль. Мне десять лет и в этот короткий момент я абсолютно счастлив.