Главы 14 и 15. О последнем препятствии и счастливо

Глава 14. О последнем препятствии и счастливом избавлении

– …Но отчего же ты говоришь, что я исполнил своё предназначение? – спросил человек. – Я весь век занимался простой работой и жалел, что у меня не хватает ни талантов, ни возможностей заняться чем-то большим!
Усмехнулся Привратник.
– А помнишь, как когда-то в детстве ты подрался с сыном водоноса? И тут появилась его мать и спросила тебя: кто первый начал? И ты взял вину на себя, хотя и не был зачинщиком драки. Из того мальчишки получился великий и мудрый правитель, и, наполнив сердце любовью, немало славных дел свершил, и вспоминал при этом твой поступок. Тебе кажется, что ты ничего не исполнил и не сделал, но само то, что ты, простив зло, совершил добро и тем предотвратил большее зло, позволяет тебе войти в эти Высокие Врата!
       Из древнеиранской мифологии


1

– Федя! – позвала Татьяна. Она уже прилегла. Сладко вытянувшись, натянула одеяло до подбородка.
– Наклонись.
Она высвободила руки и неожиданно обняла его за шею и поцеловала в губы:
– Спасибо.
Он неловко вывернулся:
– За что?
– Объяснить или сам поймёшь?
Он присел около и вопросительно-выжидательно на неё посмотрел.
– Если бы не ты, у нас бы всё погибло, да? – продолжала она.
– Не обязательно. И почему только мне спасибо?
– Да… И Виктору Ивановичу. И Костику… Только я одна пока… не у дел.
– Ну почему же? Ты…
– Я знаю, я – вредная! – шёпотом, словно раскрывая страшную тайну, молвила Танюша.
– Ладно. Спи! – поднялся он.
Она рассмеялась:
– Непривычно… Подушка и одеяло пахнут тобой… И… – нахмурилась она. – Здесь была какая-то женщина!
– А… Это Хранительница Судеб. Я видел сон… Ладно, пойду разбираться с компьютером! – строго прибавил он.
– Федя! Скажи, отчего ты порой… даже всё время такой желчный, придирчивый? Ведь внутри себя ты совсем другой!
И она внимательно посмотрела за его правое плечо…
«Учимся, – подумал Апраксин. – Мы все понемногу друг у друга учимся. Нас свели сюда для того, чтобы мы друг у друга учились».

«Суд»…
«Сужать» – сводить вместе.
«Суженая». «Суженый»…
Судьба.

Её собственные херувимы, маленькие, совсем крошки, лукаво поглядывали из-за ушных раковин.
– Хорошо, я буду спать, – сказала она. – Чувствую: вечером и мне может представиться работа.
– Это ничего, что я буду по клавишам стучать?
– Стучи… Конечно стучи! – она вновь сладко потянулась и повернулась к стенке. – Мне это так привычно…
И моментально заснула.

Преображенский рудник. Урал.
Кристалл крокоита обладает особыми свойствами… Впрочем, объяснять долго. Основной пульт устройства Машины Времени и Пространства и дистанционные пульты в качестве основного ядра содержат именно эти кристаллы. Мягкие, из электропроводной резины, лапки во время работы непрерывно обнимают, ощупывают кристалл крокоита со всех сторон. Беда, что крокоит – минерал, хотя и красивый, но очень мягкий. Лапки постепенно стирают его в пыль.
Во время происшествия основной пульт работал на полную мощность. От первоначального кристалла фактически ничего не осталось. Вот здесь и должен пригодиться тот кристалл, что доставил Ивин.
Апраксин протёр тряпочкой резиновые лапки, вставил крокоит в гнездо и захлопнул крышку. Осторожно включил компьютер.
Программа в этот раз должна перенаправить портал в иную точку. Он пощёлкал клавишами устройства и поднял глаза на экран.

СИГНАЛ ОТСУТСТВУЕТ. РАБОТА НЕВОЗМОЖНА – светилось там…

Расклад карт Таро Горгоны тоже результата не дал. Теперь не одна, итоговая, но все карты расклада оказались одинаковы что с лицевой, что с тыльной стороны – и там, и здесь на каждой светился пустоглазый и змееволосый лик Медузы…

2

– Как невозможно? – воскликнул Ивин.
– Вот тебе на… – растерялся Орлов. – Не понос, так золотуха…
И только Таня ничего не сказала.
– Твой… привезённый тобой кристалл, – обращаясь к Ивину, объяснил Апраксин, – очевидно, уральский. Берёзовское или Преображенское месторождение, так?.. неважно. Аппарат до сего времени работал на тасманийских кристаллах. Чуть-чуть иная структура атомов, возможно в этом дело… Я, конечно, могу вставить в основной и дистанционный пульты старые кристаллы, но это только обломки. У нас будет… минуты три… пять от силы. Этого хватит на то, чтобы зашвырнуть в это чёртово логово Виктора… и кого-то… может быть, всех вас вместе. Мне же оставаться за пультом. Как только кристаллы окончательно превратятся в пыль – дверь захлопнется и, похоже, навсегда.
– То есть… – в глазах Танюши стоял ужас. – Ты навсегда останешься здесь? Один? Вне времени?
– Ну почему же один? И здесь люди живут…
Херувимы за её плечами метались туда-сюда, туда-сюда. Она соображала.
– А может быть нам в эти пять минут проникнуть в витрину какого-нибудь минералогического музея… – начал было Ивин.
– Рискованно. А вдруг опять подвернётся не то? И потом. Перестройка программы всё равно займёт какое-то время. Мы снова рискуем остаться здесь, на этот раз – все вместе.
– Позвонить дежурному электрику? – попробовал пошутить следователь и сжал виски ладонями:
– Опять эта «дежа вю». Ты ещё сказал: «все мы сейчас древние»… Никак не могу отделаться.
– А почему бы и нет… Есть предложение!.. – бодрым тоном сказал Апраксин и все облегчённо вздохнули.
И замолчал, размышляя…
– Ну что, не тяни! – позвал Орлов.
– Вот что. У нас с вами, как ни верти, в запасе как минимум сутки. Перед нами – накрытый стол. Это – кувшины с лучшим хиосским вином. Это – козий сыр. Это – зелень. Это – тушёное мясо в горшочках. Это – приправы. Это – хлеб… Всего в изобилии! Предлагаю: поступить подобно древним грекам и отдать вначале должное тому, что посылают боги! Быть может, за едой да за дружеской беседой выход найдётся сам собой!
– «Будем пить, веселиться и не думать о проклятых персах»? – рассмеялся Ивин. – По Аристофану?
– Именно!


3

– Многое из того, что мне тогда случилось увидеть, я начинаю понимать только сейчас.
Интроскоп показал мне только изображение. Но, проглядывая те картины, которые возникали на его экране, я всякий раз ловил себя на ощущении, что слышу речь и остальные звуки, обоняю запах цветов, ощущаю дуновение ветра...
Собственно, того будущего, (по крайней мере в том виде, как его рисовали фантасты), не существует.
Нет в нём ни огромных городов с небоскрёбами, ни гигантских космодромов, ни целиком синтетической пищи. И люди – отнюдь не великие гении мысли. Обычные, живые, очень человечные люди.
Дело в том, что они живут везде. Каждый волен выбрать для проживания себя, своей семьи, своего рода любую планету и любую эпоху в любом разделе пространства и времени. Это, конечно, не означает, что живут они раздельно друг от друга. Просто средства коммуникаций развились настолько, что не имеет никакого значения, проживает ли реальный человек с вами по соседству или же в ином канале времени, на другом конце Вселенной в эпоху протерозоя. Каждый имеет возможность в любое время связаться с каждым и никто никуда не теряется. Отсутствует принуждение в том, куда и кому селиться. Люди стали свободны в выборе и потому исчезло такое понятие как страны и границы. Есть объединения по интересам, но отсутствует какое бы то ни было стремление к власти, ибо это превратилось в бессмыслицу.
Сама собой решилась проблема питания. Один и тот же огурец или баранью ножку можно продублировать несчётное количество раз. Как по Библии: «пять хлебов и две рыбы». Правда, предпочитают они готовые блюда, которые, впрочем, можно легко видоизменять (вроде того, как ты, Фёдор, можешь менять настройку рабочего стола в своём компьютере). И ассортимент блюд тоже не ограничен – кухня любой эпохи и народа всегда к вашим услугам.
Так же, как и одежда. Так же, как драгоценности. А денег у них нет, да и зачем они при таком раскладе?
Кстати, насчёт компьютеров. И иной современной техники.
Они научились обходиться без всего этого. Те фокусы, которые демонстрировали вам мы с Танечкой – это прообраз «техники» будущего. Нет кнопок, нет клавиш. Есть лишь воображение и желание. А как сформировать окружающее пространство, они знают с детства.
Дети живут и воспитываются в семье. Никаких «заводов по производству людей», естественно, нет. Есть школы, их много, существуют и центры подготовки специалистов по разным областям знаний…
Вы, быть может, спросите, а существуют ли у них такие вещи, как дипломы, экзамены, знаки отличия, награды?
Нет.
Общество это состоит из людей, подобных тем, кто сидит сейчас со мной за одним столом. В нём ничего и ни от кого не скроешь, это так же бессмысленно, как рядиться в бутафорский маскарадный костюм – всем и всё сразу видно и понятно.
Вы, быть может, спросите: а как быть с личными тайнами?
Отвечу: так же, как у нас, здесь, сейчас с вами. Я же не лезу в голову Фёдора для того, чтобы узнать, каковы на деле его чувства по отношению к Танюше…
Основой общества будущего потому является свод этических правил. Они достаточно просты, они основаны на идеях множества учёных и мыслителей, на идеях духовных учений, на лучших идеях, направленных на оздоровление и сохранение человека как личности. «Не совершай ничего такого, что бы повредило личному достоинству другого человека». А остальное – вытекает из этой мысли.
Разумеется, существуют исключения. Например, в человеке от природы заложена определённая программа агрессивности. Исключи эту «перчинку» насовсем – и потеряют смысл многие иные жизненно важные программы.
Для того, чтобы было удовольствие, скажем, при проведении футбольного матча «болеть» за ту или другую команду, болельщик должен быть слегка агрессивен. Не говоря уже о самих футболистах…
Для того, чтобы доставить удовольствие женщине и продлить род, мужчина от природы обязан проявлять хоть какую-то агрессию. Иначе не включатся его телесные механизмы… Можно, конечно, размножаться и «в колбочке», превратив общество в нацию тупоголовых импотентов, но… а может, вообще прекратить этот процесс как таковой? Неинтересно…
Не будучи агрессивным, учёный не сделает открытия. Исследователь не проникнет в тайну. Альпинист не взойдёт на вершину…
В принципе, та небольшая доля инстинктов, которая от природы заложена в теле человека – не более, как стимулы. Да-да, именно стимулы – в том значении, о котором мы говорили с тобой, Фёдор, и я понимаю это. Это те катализаторы, пусть порой и вызывающие негативные ощущения, но тем не менее, вызывающие цепную реакцию, толкающие человека к активным действиям. Мы с Виктором прочли твою рукопись, Танюша. Помню, как резанула меня эта грязная фраза про «черномазую сучку». Негатив? Безусловно. Вредный? Опасный? Но если он подталкивает человека к совершению полезных действий?
Посему в обществе существует, например, Комитет Иллюзий. Это – подразделение Единого Комитета Этики. Нет, никому и ничего эти органы не навязывают, они целиком консультативны. То есть, они лишь выслушивают, обсуждают, советуются, рекомендуют… в принципе, стремясь поддержать в обществе необходимое равновесие между телесным и духовным, между земным и небесным в мышлении и поведении человека. Каждый волен по-своему понимать эти советы, и применять их тоже по своему разумению. Однако, каждый в то же время понимает, что рекомендации ему даются не впопыхах, не по «служебной необходимости» (кстати, они не знают, что это такое), но основаны прежде всего на сочувствии и желании помочь, а во-вторых – основаны на тщательнейшем анализе ситуации с привлечением знаний, накопленных людьми за все тысячелетия их существования.
То есть, искусство управления этим обществом состоит в том, чтобы научить каждого управлять, в первую очередь, собой.
 И самая обширная и интересная задача, которую они перед собой ставят – это изучение, в первую очередь, самого человека. Себя!
Себя – во все эпохи. Себя – в различных ситуациях. Себя – в любом обличье…
Да, я сказал, что они – бессмертны?
Ваш постулат, дорогой Фёдор Николаевич, о том, что… метаболизм человека продолжается и тогда, когда он выходит в иное пространство-время… (кажется, так?), оказывается, неверен. Оказывается, что, например, находясь здесь, мы не стареем, ибо мы вышли из того природного ритма, который ведёт наш организм к его физической смерти. Поэтому, пользуясь твоим аппаратом, можно не только бесчисленное количество раз съедать одно и то же яблоко. Можно раз за разом выходить на один и тот же уровень природного развития и самостоятельно регулировать процессы как старения, так и омоложения.
Да, и еще! Я присутствовал на съезде своих воплощений! (имею в виду – воплощений в человеческом теле, поскольку бывают и другие). В будущем с лёгкостью возможно и это…
Хотя… возвращаясь к началу, какое же это «будущее»? Получается, оно не просто будущее, оно «всехнее»!
Не берёт ли человек на себя тем самым функции Господа Бога?
А кто сказал, что именно к такому порядку вещей не ведёт нас Господь?
У них нет ни священников, ни жрецов, ни каких-либо иных служителей культа, чьи институты в своё время возникали из необходимости выделить определённое количество людей для того, чтобы вести службы, отправлять обряды, молиться. Они все теперь, сами по себе, жрецы, священники… называйте, как хотите. Сам образ их жизни – постоянные обряд и молитва… Каковы их молитвы? В первую очередь, добрые пожелания: тем, кого любим и помним, тем, кого любим, но в силу как-то причин не помним, далее – тем, кого помним, но почему-то не любим, и, наконец – тем, кого и не любим, и не помним, но… вот здесь вступают этические принципы, в первую очередь – терпимость к чужому мнению. Свою голову на чужие плечи не приставишь… Да, а последнюю просьбу можно охарактеризовать как: помоги, Господи, и мне, дураку, тоже! Шутить они любят.
Воспринимая единство с Богом, это общество, как единый человек, нацелено на дальнейшее изучение как Вселенной, так и себя.
И один момент. Рано или поздно, в этом обществе окажемся мы все, кто когда-либо жил, живёт или будет жить… Слишком дорогая вещь – человеческая душа, чтобы её деятельность прерывалась, пройдя всего лишь одну небольшую жизнь. Посему, и они незаметно живут во всех эпохах, и со временем предлагают людям разных эпох посетить «свою». Или даже остаться насовсем… хотя это, согласитесь, не так интересно – постоянно оставаться на месте.
Они берут людей из разных эпох. И не обязательно в момент смерти; здесь могут быть разные варианты…


4

– Прости, пожалуйста, – перебил Орлов. – Я здесь, по долгу службы, всё пытаюсь сообразить: какие же преступления возможны в таком обществе? Убийство? Бессмысленно. Обогащение? Глупо. Стремление к власти?
– Прежде, чем адепт… назовём его так… попадает в общество, его проверяют. Если он болен психически (ну, чисто физиологически) – его лечат. Но всё равно потом он проходит определённый этап. Этот этап – виртуальный мир. Поскольку спешить ему некуда, а все его желания в этом мире неуклонно исполняются, и даже в прогрессии, есть возможность последить за его поведением. Допустим, человек жаждет власти. Хорошо, бери власть. Вначале над одной Вселенной, потом больше, потом больше… Как, дорогой, приятно тебе? Немногие выдерживают более пятидесяти лет календарного срока… А сексуальные психопаты? Пожалуйста, виртуальные красотки…
– Извини, Костя, – перебил на сей раз Апраксин. – Я вспомнил одного институтского приятеля. У него на каждый день недели была отдельная женщина. К его чести, надо сказать, ни одна не знала о существовании четырёх остальных. А по выходным он, совершенно измочаленный, приходил к маме и говорил: «Мамочка, спаси меня!» Как говаривал, помню, Сергей Сергеич, на коня вскочить можно, на два – сложно, на табун – невозможно…
– Разумеется. Наши желания тоже имеют предел. И это ими понято, и понимается, и не осуждается. Самое большое преступление в этом мире – это унижение человеческого достоинства. Правда… и наказаний в этом мире нет. Его просто отправляют обратно – до той поры, пока найдут средство с ЭТИМ бороться… Хотя… как это я лихо завернул: «до той поры». Нет её, «поры»…
– А как же любовь? – спросила Татьяна.
– Любовь – во главе всего.
– А как быть с женской ревностью? Может быть, избранник твой, пребывая в нескольких телах…
– Это тоже как-то решается…
– Ну, а что ты высмотрел в этом агате? – спросил Апраксин.
– Он – тоже своеобразный «интроскоп». Только более совершенный. Я увидел в нём… за эти краткие секунды… Аню. И её письма ко мне. Она их пишет и рвёт, пишет и рвёт… Помню строчку из последнего: «думаю, такой низкой женщине, как я, не место рядом с таким великим человеком, как ты…» В самое сердце…
– Ну, время поправить ситуацию есть.
– Да, конечно, разумеется… Да, я всё думаю: если этот агат – тот же интроскоп, то зачем мне всё это тиуновское сооружение из проводов и лампочек?
– Не скажи. Во-первых, его надо отобрать у Оскара и иже с ним. Во-вторых… а пускай Тиунов его доработает! Вопросы к самой сути процесса есть? Вопросов нет.


5

После этой фразы грустное молчание разлилось за вечерним, накрытым по-праздничному столом.
– Отвернитесь! – неожиданно приказала Татьяна.
Решительно встала со своего места. Когда она разрешила «можно смотреть», мужчина увидели, что она сменила джинсы и рубашку на ту же зелёную тунику, в которой днём прогуливалась за скалами.
– Я поняла в чём дело, – строго произнесла она. – Фёдор Николаевич, дай мне кристалл.
Апраксин вынул из гнезда и подал ей кристалл крокоита.
– На нём – заклятье, – объявила она. – Заклятье наложено женщиной. Наложено таким образом, чтобы это нельзя было разпознать. И снять его должна именно эта женщина.
– Откуда такая уверенность? – спросил Апраксин.
Она не ответила. С силой прижала кристалл к груди (Апраксин хотел вскрикнуть: «ну, ну, не сломай только!»
– Не бойся, не сломаю!
На её лицо было невозможно и жутко смотреть в эту минуту. Оно менялось на глазах. Скользнув ко входу, она рывком распахнула дверь, настежь. Сырой туманный воздух вторгся в помещение.
– Видите? – вскричала она, указывая за порог. – Полнолуние!
Никто из них не понял, при чём здесь полнолуние. Но… все кивнули головами.
– Тебя… проводить? – нарушил общее молчание Ивин.
И услышал в ответ:
– Наш единый и великий посредник – Луна! Богиня Смерти не нуждается в иных посредниках, чтобы говорить с Богиней Войны!
Повернулась к Апраксину. Её лицо было страшно.
– Скажи мне «чок-чок», о Великий Маг!..
И шагнула за дверь, в лунно-туманную опаловую мглу.

6

Где она была и с кем беседовала – об этом мы, до поры, до времени умолчим…
Скажем лишь, что по прошествии некоторого времени, в течение которого ожидавшие её возвращения мужчины не проронили ни одного слова (как будто пресловутое «чок-чок» было сказано не Тане, а им троим), она появилась на пороге хижины.
В её протянутой ладони играл огненными гранями крокоит. Другую руку, в кулачке которой был крепко зажат какой-то небольшой предмет, она прятала за спину.
Апраксин, не говоря ни слова, принял из её руки кристалл.
Вставив его в гнездо и, перекрестившись:
– Господи, благослови!
– включил компьютер. Поколдовал над программой, после чего осторожно запустил устройство.
На этот раз в портале появились часы. Но то были часы совсем иные.
Это были гигантские золотые стрелки часов на Спасской башне Кремля. И показывали они без четырёх минут десять.
– Ого! – сказал Апраксин. – А мы хорошо идём, с ха-арошим запасом!
– Нет уж, – сурово молвил Орлов. – Теперь – только до утра, и не более.
И сразу же после этого у него в кармане зазвонил его неотлучный «мобильник».
– Ничего себе берёт! – удивился следователь. – Раньше такого вроде…
– Да! – крикнул он в трубку. – Денис? Что… Как? Как моторы заглохли? Что, одновременно все? И… Что? Почему забыли? Как это «забыли»? Как можно забыть адрес, ведь мы сколько раз с тобой… Что ты мне какую-то ерунду несёшь? Денис!..
– Погоди-ка, Витя, – вмешался Ивин. – Можно я с ним сам поговорю?..
И… в точности орловским голосом, перехватив трубку, скомандовал:
– Денис! Запомни, а лучше запиши, чёрт возьми: Торговая площадь семь! И вспомни сам. Уже вспомнил? Молодец! Теперь попробуй завести мотор! Завёлся? Замечательно! Значит и остальные заведутся! Всё, дальше как договаривались, жду внутри, конец связи!
– Свершилось! – сказал с облегчением Апраксин и откинулся на стуле.
– Погоди, – сказал Орлов. – Погоди-погоди… Какого же размера эти часы? Я не помню, каков точно диаметр циферблата на Спасской башне… но здесь он точно раза в три-четыре больше! Так что, твой прибор теперь может не только переносить в пространстве-времени, но и увеличивать-уменьшать предметы!
– Впредь мы будем использовать только уральские крокоиты! – Фёдор Николаевич довольно улыбался.
– Она…тоже так умеет… – грустно молвил тонкий голос.
Они совсем забыли про Татьяну!


7

– Теперь ты можешь не свистеть мне танго «Маленький цветок», – тихим голосом доложила она, и по щекам её двумя ручейками проливались слёзы.
– Пожалей меня.
Апраксин подошёл к ней, сжавшейся в комочек под холодным и сырым ночным ветром. Неловко обнял за плечи, потом провёл ладонью по её рассыпавшимся, влажным, в искорках звёзд волосам:
– Ну, успокойся, всё позади…
– Я… оправдала своё предназначение?
Он хотел ответить словами, но только кивнул: о да, конечно!..
– Ты… должен повесить это мне на шею. Взнуздай меня!..
Она протянула ему предмет, который до этого держала в кулаке. Это был кулон на золотой цепочке. В середину кулона искусно вправлен большой голубовато-зелёный камень – аквамарин. Как раз под цвет её глаз.
– Мы… мы с нею обменялись. Тот, «куриный божок», оказывается, был талисман на то, чтобы выручить человека из беды. Этот – чтобы найти свою вторую половинку. Он ей больше не нужен…
Когда он исполнил просьбу и осторожно расправил её волосы, она грустно произнесла:
– Никогда не думала, что мириться бывает тяжелее, чем сражаться. Мы с нею о многом успели переговорить. Мы побывали в самом сердце мира, там, где перекрещиваются дороги добра и зла. Она мне на многое открыла глаза…
С этими словами она уткнулась носом в Апраксина. Он обнял её за плечи (интересно, почему женщины на ощупь всегда такие влажные?) и всё хотел увести подальше от ветра…
Внезапно он увидел, что стоит она босиком, и что ноги её перепачканы в глине.
– Я омою твои ноги, – неожиданно для самого себя сказал он. – Я согрею тебя. Я брошу пить, и курить тоже брошу.
Она подняла на него глаза:
– Легко ты сегодня даёшь обещания. Впрочем… ты знаешь, больше всего я бы сейчас хотела, чтобы мы друг друга понимали. Чтобы мы друг друга понимали в эту ночь, сейчас. Да, согрей меня… И поцелуй. Пожалуйста!

Ему припомнилась песенка «Париж, Париж…», её часто исполняли в кафе «Цицернак» вначале по-французски, затем по-армянски и по-русски:

Люблю, люблю,
       предел испытаньям настал в серд-
       це,
Люблю, люблю,
       все звёзды цветами
       в твоём венце,
С тобой, с тобой,
       в погоне, в погоне
       за этим днём,
Любовь, любовь,
       я понял, я понял
       зачем рождён…

       И она тоже слышала эти наивные, хрупкие слова самодеятельного поэта… И в мире царствовала Любовь.

Друзья их, догадавшись, к чему клонится дело, с пониманием переглянулись и, похитив со стола один из кувшинчиков хиосского, пару стаканов и кое-что из съестного, тихо-тихо покинули дом, не забыв прикрыть за собою дверь.
А Влюблённые, казалось, не заметили этого. Меж их сердцами тихо мерцал волшебный камень аквамарин.
– Тум-бутум! Тум-бутум!.. – доносил с моря звуки барабана полуночный ветер…

И на этом мы пропустим целую главу, в которой могло бы говориться о том, что случилось этой ночью. Главу под номером 15, а этот Аркан, согласно обновлённому Таро Горгоны, говорит о тайнах и тайных желаниях, и об их осуществлении… словом, о том, что посторонним знать не обязательно.
Как говорится в апокрифическом Евангелии от Филиппа:
«Дом человека – Храм, куда доступны все. Спальня человека – место Святое, куда заходят лишь избранные. Постель его – Святая Святых, куда даже избранные приходят тайно…»