Всевидящее око
Выбежал солдатик из котельной, а снаружи холод лютый бичом щелкает, обратно в сырой теплый мрак загоняет, солдатик туда - а там Око на трубе сидит, смеется - где твоя мамка? - солдатик обратно - а там бич по воздуху страшные песни высвистывает, заметался солдатик на лестнице, и вдруг видит вдалеке - в пыли морозной, в тумане, в сумерках, идет-бредет вся в снегу и метели его мамка, в халате, в шлепанцах, с большой тарелкой дымящихся пельменей. И зовет протяжно так: "Вася, Васенька, сынок, Васятка..."
Чудом увернулся он от бича морозного, да бросился навстречу, "мама, здесь я, здесь" кричит, и бежит, только слезы на щеках застывают. Соскользнуло Око с трубы, выплыло в дверной проем, и кричит вслед, хохочет: "Эй, дух, вернись, это не твоя мамка, это снежная королева, не ешь ее ледяные пельмени!"
Да не слышит Васька, налетел на мамку, выхватил тарелку, и давай пельмени в рот совать, а пельмени не хотят, чтобы Васька их глотал, они у него во рту бегать начинают, от зубов и языка уворачиваться, у них руки, ноги вырастают, они начинают брыкаться, обратно изо рта вылезти норовят. А мамка говорит:
- Чай ты сынок не голоднай, вона пельмени мои ледяные выплевывашь?
- Да пельмени у тебя мама сильно самостоятельные, видно не ты их лепила, не ты их варила.
- Ой не я, - согласилась мамка, - не я.
- А кто?
- Ты, Вася, ты...
- Я? - удивился простодушный дух.
- Головка от х.., - сказал подходя ближе солдат второго года службы Семенцов, - что ты тут сука, бормочешь? И с размаху дал духу в зубы. Он давно заметил его, отчаянно жестикулирующего в полном одиночестве на пустом, заснеженном плацу, и стоя на крыльце курил и наблюдал.
- С какой роты? - хрипло поинтересовался Семенцов, - на дурку косишь?
Дух лежал молча на асфальте, с которого сильный ветер сдул снежное покрывало. "Асфальту холодно", - подумал он.
Как маленькое атомное солнце, грозно сверкая зраком, выплыло из недр доисторической котельной грозное Око, подплыло к Семенцову, и зыркнуло.
- Ох..ел совсем? - спокойно так поинтересовалось, - сам только из фазанов, что дедушкой стать не терпится?
- Не понял, - протянул Семенцов, медленно перекатывая во рту папиросу "Наша Марка", - ты чего за духа заступаешься, стреманая лампочка?
- Тупой ты, Семенцов, - сказало Око, - такой тупой, что даже меня не боишься. Я тебе сейчас в штанах пожар устрою. Нет, потом, а сейчас давай штаны снимай, быстро, быстро...
- Пожалей, - одними губами сказал резко побледневший Семенцов, - я чухан, ты - солнце. Не позорь.
- Изыди, - шепнуло Око.
Семенцов исчез в крутящемся белесом тумане как воспоминание.
Вставай, Вася, иди в роту, повторяло Око, и поднялся бедный дух, и поплелся в роту, и пришел туда и никто его не трогал. А потом лег на свою кровать и спал спокойно до самого подьема.
Спи, Вася, спи, говорило Око, я за тебя асфальт погрею, авось снег растает, и вырастет сквозь асфальт травка, а то может и колосок ржаной взойдет, если хорошо погреть, да портянкой пахучей прикрыть от ветерка, глядишь взойдет солнце-колос, с ракету космическую величиной, и срубят солдатики тот колос топорами, да смелют гусеницами танковыми в муку, да напекут солдатского хлебушка грубого, да будут есть, а муки много будет, все вокруг будет в муке, вот как сейчас - белое-белое. А то без хлебушка солдат воевать не сможет, а так он мякиша в ствол своей пушки натолкает, да как стрельнет по всему миру сразу, и полетит тот мякиш прямо в город Москву, и упадет на москвичей, и все погибнут, а солдатик рассмеется, завернет оставшуюся горбушку в чистую портянку, положит в вещь-мешок, и пойдет встречать поезда, какой на родину, а какой с родины. Все одно куда ехать солдату. Главное чтобы хлеба было побольше.
Свидетельство о публикации №208051600424