с крыши на крышу

       С крыши его дома было видно, как дышит город, выдыхая килобиты информации в пространную вселенную.
Гудели машины, шумела толпа, облака, казалось, задумали испортить всю нахлынувшую прелесть по чужому
городу, всю оказавшуюся родной минуту тоски по новому и, уверенна, по неповторимому состоянию почти легкой,
почти невесомой нежонсти ко всему человечеству. Где-то далеко, где-то невозможно далеко был ее родной берег,
родной причал, родной свет в окне, но зачем пытаться разглядеть его там, где и нет сейчас места для него?
Она набрала воздух в слабенькие легкие, вдохнула так сильно, как только могла и готова была уже выкрикнуть,
что счастлива быть в этом холодном, в этом чужом краю, потому что так редко могла бывать в новых местах.
Звук сорвался с ее нежно-розовых тонких губ, пролетел малое растояние для крика счастия и рухнул с той самой крыши
вниз, разбившись об асфальт, о серую плитку чужого мира. Тонна радости осталась витать в воздухе, окутала пространство
маленького мира, вымученного за такой прилично долгий срок. и вот сечас случается то, что она так давно рисовала себе во снах
без малейшего намека на реальность. Нет, она конечно верила, что именно так все и будет, что именно здесь и именно с ним,
но, будем откровенны, мало верила.
       Сегодня ночью она не будет спать, она будет исполнять свои самые заветные желания: эта крыша, этот закат и, надеялась она, рассвет.
Уже появились первые бледные звезды, что-то неистово родное чувствовала она в их появлении, что-то неизменно правильное и нужное
именно сейчас. Почему-то уверенность в правильности всего происходящего не покидала ее. Да и что глупого и опрометчивого могло случиться
в том, что она так лелеяла, так берегла с самого первого дня их знакомства? Разве только то, что она не могла предполагать или просчитать. Необыкновенно чистый воздух высоток, необыкновенно странный чужой город, шумящий, дымящий, пугающий. Но верный и ждавший
ее столько лет. Она уже насладалсь всем происходящим, уже таяла на одном из проплывающих почти близко облаков. Они летели настолько рядом, что она хотела протянуть к ним руки, окунуться в их прохладную свежесть и ощутить всю прелесть их легкости. "Это было похоже на ядовитую усмешку, сколько не тянись не достанешь"-, думала она раньше. И вот, почти друзья, почти соседи. Увлеченно рассматривая чужую реальность,
она совсем забыла, что за спиной у нее стоял тот, кому были посвященны последние 2 года [почти] жизни и [почти] с ним.
       Он, [псевдо] родной, и немного странный для нее. Он был похож на молодого Бога, в своих огромных черных очках. Она была почти уверенна, что разгадала его, что вот-вот поймет, зачем именно на крыше почти_ночью ему нужны очки. Но сейчас не это было важно, не стоило занимать свою безумно ветренную голову таким сложным пазлом, как составление его по кусочкам. Он стоял рядом, держал ее за холодную белую руку своей большой и сильной, уверенно теплой и повеливающей рукой. Она даже не заметила, что он рассматривает ее лицо, ее проступившие от прохладного воздуха веснушки, ее неслабую дрожь в коленях от головокружительной высоты, что мягко улыбается каждому повороту ее головы, что его не интересует привычный закат. Только она.
       Она закинула голову к верху, закрыла глаза и расхохоталась. Слезы проступили на ее зеленовато-серых глазах. Для чего она это сделала, и сама понять не могла, но получала насладжение от такого дикого смеха, что даже испугалась в какой-то момент сама за себя. И лишь он стоял молча и смотрел, как она, этот невыонсимо маленький пушистый ребенок с огромными глазами, отражавшими свет звезд и блики фанарей, мучает себя. Он хотел принимать ее любую: странную, нелепую, инфантильную, порой наигранно неловкую и глупую. Для чего? Ему это нравилось.Он, кажется сам себе признался, что полюбил ее. И вот настало время, чтобы признаться ей. Всего-то нужно сделать шаг, и обнять ее.
       Сжать ее руку крепко, сильно, почти до судорожной боли, глотнуть воздух, соленый, от дыма сигарет, набраться смелости, которая пахнет бензином и собирающимся вот-вот разразится дождем и сделать шаг навстречу судьбе. Сейчас он не понимает, почему не хотел сделать этого раньше, но именно сейчас он так рад сделать это. Она замолчала, новерно почувствовав всю важность решения, которое услышит , замерла, и в оцепенении почти умерла от нескончаемо длинной секунды. Он не смотрел на нее, неловко притянув ее к себе, словно первый раз в жизни. Он действительно первый раз в жизни чувсвовал подобное, похожее на взрыв сознания, на далекое и пронзительное эхо первого поцелуя. Не хватало только смелости, чтобы поверить в то, что и она ждала этой минуты долго, чтобы отказаться от нее.
       Сколько нужно заплатить, назовите цену, которая устроит этот мир, за то, чтобы самому Богу стало легче в тайне признания? Сколько еще вздохов женского влюбленного до одури сердца должно случиться, чтобы он произнес слова, заветные, и не обязательно три, и не обязательно в правильной последовательности? Какую боль можно придумат, кроме это, чтобы разбить наконец время?
       Она не смогла больше надеяться, и не решилась отчаянно ждать, просто постаралась вырвать руку из плена его объятий, просто стало неловко умляюще смотреть на свое пустое отражение в его огромном мире темных очков. И что теперь: холод ночного, полузабытого мира, полурасстаившей крыши, полутусклого его очертания, и неизвестный ей город? А он так и не скажет то, ради чего она здесь, ради чего полюбила тоску, когда его нет, и смогла запомнить маршруты его ночного пути по автотрассам. Всегда она проигрывает гордо, как королева, и сегодня она лучше шагнет с крыши, чем спустится, вернется в мир без него. Или пусть в этот самый момент разразится небо и потоком огненного дождя смоет мир в бездну прошлого.
       Она попыталась, неловко потянула руку на себя, но он крепко сжимал ее, крепко крепко держал с своей, наверно потной от волнения руке. Очки только мешают, он отбросил их, они упали и дали трещену, что в общем и не важно, теперь она могла рассмотреть его глаза, его безумно глубокие, тоскующие, полные веры глаза. Она уже и забыла, что видела их когда-то, довольно давно, такими искренними. Время вечно, она пожалуй еще подождет, может он решиться, может поверит в себя и в нее? Он улыбнулся, сжал холодные губы, и обнял ее еще сильнее, чем держал за руку. Она только опустила глаза. Три, два, один - бились два сердца в такт.
- Люблю,- наконец сказал он, - только тебя, Л-Ю-Б-Л-Ю, - закричал, оглушил и рассмеялся свой нерешительности. Все стало таким простым и таким верным, он хотел этого, она ждала этого. - Л-Ю-Б-Л-Ю, - кричал он все громче и громче, чтобы мир услышал, чтобы каждый уголок вселенной отразился его радостью, его счастливой улыбкой. Она лишь тихо улыбнулась уголками губ, она это знала...