Культурный шок

(Лехе и всем тем, кто не знавал Адидаса)

Я не доктор Геббельс и потому не хватаюсь за пистолет, когда слышу слово культура. Я вспоминаю вот это.

Нам с Лешкой Суховым было по девять лет, когда мы начали приобщаться к «наскальной живописи» - писать и рисовать на заборах. В общем, метить ареал пребывания, как кошки и собаки - наш двор.
Лешка был сыном профессора. По происхождению. Но, как только Лехе исполнилось четыре года, профессор съехал на отдельную жилплощадь, прихватив с собой домохозяйку Оксану, и, по-жизни, от профессора остался только надменный взгляд его мамаши, фигурой напоминающей богомола. Она смотрела на нас - друзей сына - с высоты своего огромного роста, как на мелких насекомых. Но компотом угощала. Сваренным из жирного украинского чернослива, который Леха насыпал в здоровенную кастрюлю из забытого Оксаной пятидесятикилограммового мешка.

Леху в нашем присутствии она называла исключительно Алексеем. И явное продолжение в виде отчества типа Викторович повисало над нами многозначительной паузой. Это было обращение навырост, как и Лехины треники, которые он подкручивал сверху и прятал получившуюся складку под рубашкой навыпуск.
Так вот.
Однажды Леха, подойдя к только-только высохшей свежеотремонтированной стене спортивного зала нашей школы, взял в руки кусок красного кирпича и решительно вывел первую букву – «П».
И остановился.
Я стоял на атасе.
- Леха, давай быстрей, чего ты?
- Слушай, а как правильно пишется пи**а или пе**а?
- …

Я и сейчас не уверен в правописании, но тогда я совершенно отчетливо понял, что имею дело с культурным человеком.