Обращение

За всю свою жизнь я так или иначе хоронил многих близких мне людей. Первым умер мой дед, отец отца, когда мне было три года. Я помню деда, суровый был мужик, прошедший всю Великую отечественную, кавалер ордена Ленина…
В 86-м умер мой отец. До сих пор мне никто четко так и не сказал, отчего он скончался, была ли его смерть естественной или нет. На похоронах отца я не был, о его смерти я узнал спустя полтора месяца: когда он умирал (или его убивали?), я в это время находился в детском санатории. И врачи строго-настрого запретили матери сообщать мне о смерти отца. Лишь по приезду домой я и узнал, что его больше нет. Было мне тогда девять лет.
В 2000-м году покончил жизнь самоубийством мой друг Олег по прозвищу Батя. Мы вместе учились в Барнауле, в СПТУ-45, в группе КМТ-31/32, на киномехаников. Вместе прошли годовой ад Потока(район города Барнаула) и прилегающего к нему Яме (кто был и знает, тот поймёт…). Не был я на его похоронах, жена Олега сообщила о его смерти только через два месяца. Жили мы в разных городах, сотовой связи в те времена еще не было, общались в основном письмами.
В 2006-м убивают друга Фиксу. Я видел убийц, я мог быть убитым вместе с Игорем до кучи (когда-нибудь я соберусь с духом и напишу отдельную тему о Фиксе)…
В феврале 2007-го от передозировки умирает мой корифан-малолетка Иван Салат. Его я знал с самого рождения, малышом я его нянчил, жили дверь в дверь. Общались, выпивали, несколько дел провернули с ним на взаимном доверии. Что его отличало от остальных балбесов, так это полнейшее понимание меня и моей болезни. Ни разу, никогда, трезвым или пьяным, накуренным или обдолбанным, он ни словом меня не оскорбил. Никогда, ни разу. Наоборот, мы с ним помогали друг другу чем могли и умели. И за это понимание я Ивана безмерно уважал. И доверял ему. И он никогда меня не кидал. Что, согласитесь, в характере приблатненного пацана, сыне матерого уркагана, с сопутствующим воспитанием, весьма редко встретишь…
Через месяц, в марте 2007-го, от страшной болезни умер мой старший корешок Серега Шмель. Это он учил меня премудростям компьютерной техники. Это он надоумил меня писать и скидывать в Интернет. Это благодаря ему появились мои миниатюры… Было ему ровно сорок лет, в начале года он, наконец-то, получил бессрочную вторую группу инвалидности. Мучился он инфекционным менингитом, перенес операцию по удалению доброкачественной раковой опухоли, а потом его парализовало. Парализоанным он и умер…

Я два раза встречался с хиромантами. В первый раз от предсказаний немолодой тетки я просто посмеялся. Во второй раз мне смешно уже не было ни грамма. Потому что парень-хиромант буквально слово в слово повторил предсказанное ранее теткой. Друг друга они не знают, это я первым делом проверил…
Две поздних женитьбы, двое поздних детей, далеко за восемьдесят лет жизни, какая-то охуенная болезнь в районе шестидесяти лет, еще кое-что по мелочи – ВСЁ СОВПАЛО!!!
Когда мне всё это повторили во второй раз – мне стало откровенно тоскливо. Да что там – откровенно хреново мне стало…
Фикса никогда больше не попросит меня ни о чем, а я – его. Никогда больше мы с ним не покуролесим. Никогда больше не предупредим друг друга об опасностях, подстерегающих его или меня. Никогда больше он не приедет ко мне, а я – к нему (разве что на могилку…), не покурим вместе, обмениваясь новостями и анекдотами. Не будет больше совместных хохм, посиделок и работ. Ничего больше не будет…
Отец… Плохо, что его не стало слишком рано. И он не видел, как я рос, как менялся, как чего-то добивался. Да, многих проблем и в помине не существовало бы, будь он живым и здоровым. Отец мог бы (как и любой другой) что-то подсказать, о чем-то предупредить, чему-то научить, от чего-то предостеречь, а то и оградить…
Олег Батя больше не напишет мне письмо, не пожелает традиционной «удачки!», не поделится восторгом от своих детей. Никогда больше мы с ним не будем вспоминать наши злоключения на Потоке (чтоб он, сука, высох). Никогда больше мы не будем встречаться раз в год на краевых соревнованиях по бодибилдингу и не будем хвалиться своими спортивными достижениями…
Иван Салат больше не предложит совместных афер, которые заканчивались удачно и безнаказанно исключительно благодаря взаимным доверию и честности. Никогда больше он (как и Фикса) не скажет хмурым и битым жизнью и зоной типам, представляя меня им:
- Это мой друг и сосед. Кто хоть мизинцем его заденет – будет иметь дело со мной, а по ходу дела я того поимею…
Никогда больше я не приду к Шмелю домой, и мы вместе никогда больше не будем пить чай, и потом не будем выкуривать по кубинской сигаре, кои в немалом количестве Шмелю присылала из Испании его сестра. Никогда больше Шмель не будет учить меня разбираться в компах. И не будем больше мы делиться свежими фильмами, клипами, музыкой и прочей мишурой…
Я никогда больше не позову их в кино бесплатно, я никогда больше не буду ремонтировать их обувь, я больше никогда и ни в чем им не помогу, мы не будем больше вместе пить и дебоширить, шабашить и калымить. Мне будет не хватать простого с ними общения, вот что… Таких друзей, как Батя и Фикса, как Салат и Шмель, мне уже никогда не встретить…
И если только есть ТОТ свет, если только кто-нибудь из них меня ТАМ встретит – я перво-наперво набью ему морду, от души, с оттяжкой, с досылом корпуса, чтоб звон пошел. За то, что не сумели ЗАДЕРЖАТЬСЯ в мире живых. За то, что посмели УЙТИ так рано и вперед меня… А потом скажу:
- Ну, здравствуй, друг. А вот и я…