Роды литературы
Для трех тысяч малышей (тысяча пятьсот двадцать два мальчика и тысяча шестьсот две девочки – подсчитал акушер в специальном журнале) – Зиновий Серафимович был первым встреченным существом вне утробного мира.
- Хао, Земляне. – Пытались сказать радостные младенцы трепеща в руках акушера. Но, ни вербальных, ни тем более, невербальных методов общения, взрослые дяди и тети, увы, не понимали.
Зиновий Серафимович оставил в покое обглоданный палец, прикусил кулак и принялся расхаживать по своему небольшому кабинету, выстукивая каблуками размеренный ритм.
Полчаса назад, ему позвонили «свыше» (а это значит, что дело принимает серьезный оборот). Со стороны акушера звучали лишь невнятные наборы звуков, изображающие готовность и понимание. Больше о разговоре сказать, к сожалению, нечего.
В дверь осторожно постучали, заглянула медсестра-ассистент.
- Зиновий Серафимович, привезли.
- Ох, горе то… - Запричитал тот и заторопился к пациенту.
В родзале было как никогда людно, вдоль стен, группками кучковались зеваки, оживленно что-то обсуждая, несколько фотографов и оператор крупной ТВ-компании привели Зиновия Серафимовича в состояние киселя. Неспешно он начал пробираться сквозь толпу, и наконец, увидел роженицу.
На вид роженице лет 40-45, крепкого телосложения, борода, аккуратно обрамляющая лицо, рыжеватого цвета, чуть с проседью виски, и топорщащиеся страданием два голубых глаза.
Да... На своем веку пришлось перевидать много рожениц: были и чуток бородатенькие, и рыженькие, и с такими вот испуганными глазами, но чтоб мужик??!!
Зиновий Серафимович остановился в нерешительности.
- Как? – Вертелся в голове вопрос.
– Что? – Извечные вопросы человечества встали пред многоопытным акушером весьма и весьма деликатным образом.
Но нужно было решаться, Зиновий Серафимович решительно приблизился к роженику (странно, такого слова даже нет в словарях – невесело подумалось акушеру).
- Ну-с, готовы стать «мамочкой»? – Беспристрастно проговорил акушер.
Рожающий блуждал взглядом по окружению, словно искал поддержки, наконец, заметив особу в белом халате, немного успокоился.
- Доктор, понимаете…
- Постараюсь. – Едко вставил акушер.
- Я беремен мыслию. Понимаете, я пишу, мое имя довольно известно в творческих кругах, и какой-то период был у меня очень продуктивным. – Он нервно заерзал на кушетке, глаза его загорелись. – Понимаете, доктор, каждый месяц я издавал по одному роману! Каждый месяц! – Пациент в исступлении откинул голову, вытер со лба пот, облизнул сухие губы.
- И чем же я вам могу помочь? – Поинтересовался видавший виды Зиновий Серафимович.
- Вот уже больше года не могу написать ни одного нового текста. Да что там тексты – больше двух строчек – и то не пишется! Помогите, а? Я обращался уже во все инстанции, делал примочки из конского щавеля и уксуса, ходил к бабкам-ворожкам, занимался любовью с проститутками, пил водку ( хотя я и не пью) с простым народом. – Шум в зале поутих, все слушали бедолагу, работала камера, щелкали фотоаппараты. – Я пытался заново переиграть старые сюжеты, но издатели от них отказывались. Доктор, я в отчаянии! Помогите!
Зиновий Серафимович, не меняя позы, слушал, и вдруг вскипел. Что-то с ним произошло. Незримые метаморфозы психических процессов вот-вот готовы были брызнуть из старого заслуженного акушера. И они брызнули.
- Что- то мне это совсем не нравится. – Четко и негромко проговорил для начала акушер, почему-то с прибалтийским акцентом. – Да вы что там, вообще обнаглели, а? – Медленно вскипал Зиновий Серафимович. – Вы что, вообще, у себя там, в интеллигентах зажрались до опупения, милейший? – Акушер уже вопил, да так, что весь роддом мгновенно притих – Знали, такое с ним иногда случается.
- Не потерплю!!! – Зиновий Серафимович грозно топнул ногой. – Да вы хотя бы вагину себе приобретите для начала, а потом уже суйтесь ко мне! – Писатель испуганно часто заморгал глазками, уголки рта медленно поползли вниз, по щеке сбежала одна, но суровая, выстраданная слеза.
- Пошли бы вы отсюда, гнида! – И медсестра, стоявшая в углу, вздрогнула – ругательств от Зиновия Серафимовича не слышали никогда.
- Помилуйте, помогите, спасите. – Залепетал писатель, роняя еще одну слезу. – Помогите мукам страждущего, ну хоть как-нибудь. Я вам… Да я про вас роман напишу!
Чайник Зиновия Серафимовича выпустил накопившийся пар, постепенно приходило успокоение. Тем более, ему всегда хотелось запечатлеть себя для потомков.
- Эхэхэ, что с вами поделать. Давайте попробуем. – В зале зашушукались, кто-то хихикнул, но тут же затих.
- И чем же вы хотите обремениться? – Любовным романчиком, детективом, исторической сагой?
- Эх, какой там, рассказец бы для начала.
- Рассказец. – Задумался акушер. Он взял в руки щипцы, повертел в руках. – Ну, будет вам рассказец.
Что случилось потом, увы, остается для нас тайной. Камеру заставили выключить, фотографов препроводили за дверь, да и простых зрителей, кроме самых близких друзей писателя, тоже вывели.
Нам остается лишь догадываться…
Но на следующий день, известный писатель все-таки родил роман, который имел фантастический успех.
А акушер, Зиновий Серафимович, через неделю уволился – ушел на заслуженный отдых.
По вечерам он сидит в плетеном кресле, с сигарой в зубах, слушая классическую музыку.
И время от времени принимает роды на дому…
Свидетельство о публикации №208051700034