Лист 1

Перебирая не так давно свой архив, я обнаружил немало заметок, связанных с писателями…


Ростовский поэт Аршак Тер-Маркарьян - сейчас он живет в Москве - некоторое время работал литературным консультантом при Доме Писателей.
Рассказывали, что если стихи приносила молодая привлекательная женщина, то Аршак Суренович, морщась, пролистывал ее рукопись и говорил:
- Вы совершенно не умеете писать стихи. Но это ничего. Я вас научу. Пойдемте, это недалеко...

***

Ростовчанин Бажен Петухов создал прецедент, который пока никто побить не смог. В 19 лет он, автор двух поэтических сборников, вступил в Союз писателей.
Обычно провинциальный литератор удостаивается этой «чести» годам к пятидесяти.
Чаще всего - много позже.
 Невозможно передать, какую обильную пищу это дало для сплетен в литературной и окололитературной среде!
Если перечислить все гадости, которые про Бажена, его творчество и ближайших родственников говорили, то не сомневаюсь, читателей долго будет коробить от одного словосочетания – «донской писатель».
Лично меня больше всего поразило публичное выступление поэтессы Элеоноры Леончик.
Потрясая книжками Петухова, она не говорила, а кричала:
- Вот я, лауреат такой, такой и сякой премии, к сорока годам смогла выпустить всего одну книжку! Потом и кровью выпустила! За свой счет! И что? Да ничего! А тут какой-то мальчишка издал две книжки в Москве и его приняли в Союз писателей!.. Я вас спрашиваю - где справедливость на свете?!

***

О ростовском поэте Данииле Долинском говорят: знаменитый, почти классик.
Вот только никто не может сказать, что он такого-эдакого великого - написал. Обычно вспоминают, что Даниил Маркович много занимался переводами.
Автор этих строк не поленился и посмотрел в справочнике «Писатели Дона».
Библиография переводов занимает несколько страниц.
И какие фамилии! Сплошь литературные генералы из бывших республик Северного Кавказа, Закавказья, Казахстана…
То есть, произведения, которые выходили солидными фолиантами и громадными тиражами, а через несколько лет, как неликвид, шли под нож.
Немало больших поэтов в годы советской власти зарабатывали на жизнь переводами – Ахматова, Пастернак, Маршак…
И все-таки в историю литературы они вошли не как русификаторы Шекспира, Бернса, Киплинга…
Несмотря на переводы, ставшие хрестоматийными, Ахматова, Пастернак, Маршак и многие другие создали свои оригинальные произведения.
Стихотворения же Долинского, автора трех десятков поэтических сборников, явно не отмечены большим талантом.
Так неужели все-таки он стал знаменитым благодаря только переводам некогда высокопоставленных и влиятельных авторов?
Оказывается, все намного проще. И курьезнее.
В середине пятидесятых стала восходить звезда Окуджавы.
Долинский был знаком с Окуджавой. Они воевали вместе, были фронтовыми товарищами.
Булат - человек скромный - когда слышал комплименты и похвалы, смущенно бормотал что-то вроде:
- Не такие уж мои стихи и хорошие. Есть такой поэт в Ростове – Даниил Долинский. Так он пишет намного лучше меня…
Это запомнили.
И чем популярнее становился Булат, тем знаменитее его фронтовой товарищ…

***

В отделе поэзии Ростиздата, было это в конце восьмидесятых, работал Леонид Юдин.
Стал он готовить поэтическую книгу-кассету.
Для тех, кто не знает: это пять брошюр разных авторов, но в едином серийном оформлении и как бы завернутые в общую бумажную обложку.
Какая грызня началась среди донских поэтов - как молодых, так и именитых, чтобы попасть в кассету!.. Это коротко и словами рассказать невозможно. Надо еще руками показывать, ногами брыкаться и совершать телом малопристойные движения.
Одним из авторов должен был стать Сергей Парецков.
Радоваться, казалось бы, надо, но, узнав, что его издадут в книге-кассете, он якобы пришел в издательство и стал орать на редактора:
- А кто вам разрешал? Я не хочу печататься под одной обложкой с ЭТИМИ графоманами!..
- Ну, твое дело, - сказал Юдин. - Не хочешь – как хочешь...
И с этими словами вернул рукопись Парецкому.
Уже в дверях Сергей Парецков произнес задумчиво:
- Я знаю, почему вы меня не печатаете! Вы меня не печатаете потому, что я - не еврей!
Пойми после этого загадочную русскую душу...

***

Как-то главный редактор журнала «Дон» Виктор Петров рассказывал мне, что когда-то в середине восьмидесятых, во-о-он в том сейфе (выразительный жест) полгода лежала рукопись «Мастера и Маргариты».
Больше всего меня в этом рассказе поразило одно обстоятельство.
Петров гордился не тем, что журнал «Дон», а не «Москва» в принципе мог опубликовать великое произведение, а то, что опальная рукопись полгода лежала в сейфе, и никто не настучал!
Это что, оговорка по Фрейду?

***

Как-то в ростовском отделении Союза Писателей состоялось заседание, на котором рассматривалась жалоба какого-то малоизвестного киргизского или казахского автора, обвинявшего донского прозаика Моложавенко в плагиате.
Часа три писатели обсуждали, имел ли место факт плагиата и что вообще считать плагиатом…
Зачитывали фрагменты из произведений обоих авторов, ругались…
Никак не могли прийти к единому мнению.
В конце концов, кто-то встал и возмутился:
- Чем мы тут занимаемся? Кто знает и читает этого Моложавенко? Кто читает этого… казаха? Я вообще о его существовании узнал только сегодня… Вон Шолохов, говорят, спер громадный роман. И ничего! Даже Нобелевскую премию по литературе получил!

***

Виталий Семин умер внезапно. Пятьдесят лет ему было - всего-навсего. Затравило донское писательское болото, завидуя известности, которая пришла к нему в шестидесятые.
В архиве Семина остались дневниковые записки. Они до сих пор не опубликованы. Слишком уж едкие и точные характеристики он дает тем донским литературным чиновникам, которые его травили и не давали работы.
Большинство из них живы до сих пор.
Рассказывают, что в последний день своей жизни Семин с женой вышел на улицу - пройтись, а то что-то ему не здоровилось.
Жена сказала:
- Посиди на скамейке, а я в магазин загляну...
Вернулась, а он уже... все.

***

Автор милицейских романов Павел Шестаков написал приключенческий роман «Взрыв».
Поскольку в романе рассказывалось о деятельности советских разведчиков, Павел Александрович должен был завизировать рукопись в КГБ.
Донским чекистам роман понравился. Шестаков «добро» от них получил и, немного помявшись, спросил:
- У меня в романе наш человек, засланный в гестапо, принимал участие в расстреле одной подпольщицы. Он пытался ее спасти, но не смог и потом всю жизнь корил себя... А как на его месте повел бы себя профессионал?
Чекист - был он в звании подполковника - усмехнулся и ответил:
- Его внедрили в гестапо для выполнения ответственного задания. Пытаясь спасти эту девушку, он был близок к провалу. Его задание имело большее значение для страны, чем жизнь этой рядовой подпольщицы. Поэтому он не имел право устраивать какие-либо активные действия, чтобы спасти ее...
Шестакова словно облили холодной водой. Он поблагодарил за консультацию, взял папку с рукописью и ушел.
А в целом донские чекисты ему понравились - милые такие, тихие, вдумчивые...