Донор скелета

Это было году в 70-м. Как сейчас принято говорить, "прошлого века", отчего чувствуешь себя сразу постаревшим на сто лет. Однако же в этом есть и своя неожиданная правда, если сравниваешь мораль и устои того времени с нынешним.

Как раз об этом моя маленькая история.

Я был студент одного престижного московского вуза. Поступить-то поступил, уехал в столицу, лишившись родительского надзора, и свобода действий, к которой не был приучен, подействовала на меня без пресса контроля крайне негативно. Так что издержки неожиданной неосознаваемой свободы я испытал лично на себе еще тогда. Перестал грызть гранит науки, стал кутить, насколько позволяли маленькая стипендия и еще более маленькие денежные переводы от родителей, играл в карты. И доигрался. После первой же сессии меня лишили стипендии. На сорок родительских рублей не разживешься.

Этой же проблемой были озабочены многие мои однокурсники – бездельники поневоле, лишившиеся родительского надзора.

- А ты знаешь, можно легко заработать большие деньги, - позевывая после удачной для него игры в преферанс со мной, с хитровато-равнодушным блеском в глазах сказал Витька.

Он был мой сокурсник, такой же балбес, и тоже провалил сессию. Но в карты играл лучше, я просадил ему последние рубли. Его финансовое положение стало предпочтительнее моего, поэтому он мог позволить поэкспериментировать на мне. Я понимал опасность таких идей, но все же совет показался кстати, ведь надежда всегда умирает последней.

- Только никакого криминала, - честно заявил я, подумав, что Витька предложит заняться фарцовкой или чем-нибудь в этом роде, а выпрашивать у иностранцев жвачку или сигареты, несмотря на всю свою относительную порочность того исторического периода, я был не готов.

- Нет-нет, все гораздо проще, - успокоительным тоном, с ноткой заинтересованного ожидания, произнес Витька.

Я заметил в его глазах нехороший блеск, и подумал, что все-таки его интересует не только моя картежная платежеспособность, и в его предложении может содержаться другой порочный личный интерес. Наверное, я прав, он просто пробует: если получится у меня, почему бы не попытаться и ему? Он был такой же худой от студенческого недоедания, как и я, но осознавал, что тайна чудесного финасового спасения сейчас нужнее мне.

- Ну? - спросил я. – Где деньги за так дают?

- В институте, - неожиданно сообщил Витька.

- Ну да...

- Не в нашем. В медицинском. Исследовательском.

- Ха-ха-ха, сперму, что ли сдавать? – нагло выпалил я. – Слышал про такое.

В курилке и на кухне такие же нищие студенты часто с тоской рассуждали о том, где бы сшибить лишний рубль. Игра в карты лишь создавала круговорот родительских переводов и стипендий, пополняя карманы немногих, и каждый раз, когда деньги заканчивались, к концу месяца, возникали разные версии финасового спасения. Среди них были и легенды о продаже спермы некоему медицинскому учреждению. Для чего – мы понимали плохо, но что-то где-то слышали. То ли для искусственного оплодотворения, то ли для исследований, то ли для производства хорошего мыла и крема. Никто так и не рискнул поискать это мифическое медицинское учреждение. Да и разговоры о нем были абстрактными, скорее для хохмы, как бы не о собственной возможности, а о чужой, и носили некий обличительный оттенок.

- Ну и вообще, - добавил я, - ты представляешь: онанизм! Да еще за деньги!

Витька молчал, о чем-то рассуждая. Он был умный и казалось, всегда что-то знал.

- Ну и в конце концов сколько там получится? Не литр же, - добавил я немного прагматичнее. - Что там можно заработать? И где?

- Сперма? Это хорошо, - непонятно задумчиво, с ноткой сожаления произнес Витька, и уточнил. – Это называется "донор спермы". Только, по-моему, в Советском Союзе такой услуги нет. Пока не берут. А жаль...

Было непонятно, о чем он сожалеет. То ли о невозможности самому поучаствовать, то ли об отставании СССР от передовых технологий в области медицины и физиологии. Мы учились в техническом вузе, который пытался внести свой вклад в борьбу с Западом, и были далеки от проблем соревнования с капитализмом на этом пугающем сомнительной моралью научном поле.

- Тогда кровь! – с надеждой продолжил я, полагая, что это более достойный участок деятельности студента-комсомольца, и Витька не произнесет ничего более страшного для моей морально ранимой натуры.

Про донорство крови я и раньше думал. Только не знал, сколько за это платят. По телевизору показывали доноров, их хвалили, это были большие сытые люди, значит, им за это платили хорошие деньги. Я вот только худой. Но крови в каждом человеке много, я читал.

Однако Витька остудил мой пыл.

- За кровь получишь шоколадку и суп. А тебе нужны деньги. Ты можешь стать донором скелета.

- Как это?! Ты с ума сошел?

Витька был явно доволен. Его абсолютное превосходство надо мной проявилось и в необычном знании, и в идее. Он знал нечто страшное и таинственное, что было неизвестно никому. Кроме того, он явно не боялся произносить такие ужасные слова, как будто в сдаче собственного скелета медицинскому институту не было ничего необыкновенного и будто он сам был готов пойти на это. Смелость за чужой счет так и перла из него. Я еще раз подумал, что он действительно хочет на мне поэкспериментировать, осознал тайну блеска его глаз. Ему были нужны и мои деньги, и мой вероятный опыт - я мог бы стать первопроходцем.

- А как это? Как я могу сдать скелет? По кусочкам, что ли? Сначала палец, потом что? Операции под наркозом?

- Ну ты идиот, - с тонким обличением сказал Витька. – Просто приходишь в институт и заключаешь договор о том, что после твоей смерти твой скелет поступает в распоряжение медиков.

- А зачем он им?

- Ну, будут изучать, - уверенно сказал Витька. - Или сделают учебный экспонат. Я вообще-то слышал, что можно продать даже тело. Его поместят в формалин...

- Нет, - сразу и уверенно прервал я. - Тело не хочу. Кто-нибудь узнает. А еще и член будут рассматривать. Он в формалине сморщится, как в холодной воде, и будет стыдно.

- Кому? – глубокомысленно спросил Витька.

- Ну... - сказал я. – В общем, нет. Скелет я продам, а тело нет. А где это покупают?

Тут он меня огорчил.

- Не знаю. Но точно знаю, что покупают.

- А вдруг им надо с каким-нибудь изъяном, зачем им простой здоровый скелет?

- Ты уверен, что твой скелет здоровый? – с недобрым прищуром окинул меня дерзким осуждающим взглядом Витька. – Ты же на занятиях по физкультуре кувыркаешься как мешок с говном. Точно говорю – у тебя с дефектом. Это хорошо.

Неприятная фраза одновременно и успокоила меня. Значит, шанс заработать есть.

- И сколько это может стоить? – спросил я, думая о том, что на самом деле мне фактически просто подарят деньги, ведь умру я еще неизвестно когда, а если умру, то мне будет все равно, что сделают со скелетом.

Дальше подумал: вот чтоб щупали и рассматривали мое голое тело в формалине я все-таки не хочу. А вдруг еще разрежут на части и кусочки выставят в анатомическом музее? Бог с ним, с членом, если рядом не будет головы, зато если, например, моя Лариска, сеструха, придет в музей и увидит мою ощерившуюся мертвую голову, с ней точно случится приступ. Она же тоже будет уже старой, с больным сердцем. Надо бы и ей посоветовать продать себя медицинскому институту. Будем рядом стоять и тогда ей не страшно. С другой стороны, есть и плюсы. Голова будет в формалине, и получится что-то вроде памятника. И мои дети – будут же у меня когда нибудь дети, станут приводить своих детей, моих внуков в анатомический музей, и показывать им мою голову в банке с формалином: "А это ваш дедушка". И меня будут знать в лицо не только по фотографии. Но тут я вспомнил, как выглядит улыбка трупа в гробу, подумал, что в жидкости она станет еще неприятнее, и окончательно отказался от мысли продать тело.

- Рублей 400, - прервал мои размышления Витька. – А если скелет с серьезным дефектом, то 600.

- Откуда знаешь?

- Знаю, - уверенно сказал Витька – так, как будто он всегда знал что-то больше и лучше меня, хотя был такой же бездельник.

- Вот если бы ты знал еще, где можно продать скелет, тогда и тебе цены бы не было, - с сарказмом сказал я.

- А чего тут не знать? – пожал он плечами. – Скорее всего, в Институте Склифосовского.

- Склихосовского?

- Склифосовского. Это выдающийся ученый, я точно знаю. Значит, там и скелеты изучают.

Такая магическая медицинская фамилия и витькино знание вселили в меня уверенность.

- А мне сколько могут дать?

- Тебе?

Он еще раз с прищуром окинул меня взглядом, и я ощутил противоречивые чувства. С одной стороны, мне хотелось побольше денег, с другой, я подумал, что чем меньше, тем лучше для моего здоровья.

- Думаю, рублей 450!

Я обрадованно ахнул. Сумма оказалась все равно приличной, почти фантастической по моим студенческим понятиям, но с другой стороны, такая оценка оставляла надежду и на мое физическое здоровье.

- А знаешь, где этот институт?

- Понятия не имею. Так ты позвони.

- А кому звонить?

- Кому-кому? Дежурному, конечно. Узнай по 09 и позвони.

Я сразу представил дежурного в серьезном исследовательском медицинском институте. Я подумал, что это не вахтер, а старый серьезный доктор в белом халате с круглым зеркалом на лбу. В зеркале дырочка для обследования пациентов. Таких докторов я хорошо помнил. Он по-доброму улыбнется и пригласит на обследование. Заглянет в горло, оценит меня и мой скелет, вытащит из сейфа пачку рублей. А мне останется только расписаться в ведомости и подписать завещание на использование скелета.

Ну на крайний случай отправит на комиссию, чтобы точнее оценить стоимость моего скелета. Я точно знал, что инвалидность определяет комиссия, а значит и выяснение дефективности скелета тоже могут поручить комиссии.

Эта мысль немного огорчила. Мне показалось, что придется поторговаться. Но я не знал, что лучше: убеждать докторов, что я кувыркаюсь как мешок с говном, а значит, мой скелет дефективный и дорогой, или все-таки рассчитывать на более приятную оценку моих физических данных, но менее оплачиваемую.

Решил отдаться на волю случая.

Телефон дежурного узнал быстро. Весь день томился сомнениями, а поздно вечером, как бы украдкой, позвонил.

- Здравствуйте, - сказал я в ответ на "Слушаю!".

Говорила явно старушка. Ну что ж, старушка-доктор ничем не хуже старика, разве что раздеваться будет неловко.

- Да, что вам надо? – ответила она.

Я почувствовал что-то не то в ее интонации, в голосе, и вообще в манере говорить, похожей на говор тети Дуни, уборщицы в студенческой столовой; мне показалось, что дежурный доктор, который оценивает и покупает скелеты у живых людей, должен говорить как-то иначе. Но решил не отступать. Очень нужны были деньги.

- Вы меня извините, - сказал я, и вдруг залился краской стыда.

Мне показалось, что те слова, которые я сейчас произнесу, не просто неловкие. В них таилось нечто невозможное для озвучания. Но решил не отступать.

Чтобы немного придти в себя, потянул время.

- Это институт Склихосовского? – спросил я.

- Склифосовского, Склифосовского. Я вас слушаю, - немного раздраженно произнесла бабка. – Говорите, молодой человек.

По голосу мудрая женщина определила мой возраст. Я испугался, что мне сразу откажут из-за долгого срока реализации завещания о скелете. Но как-то же надо произнести стыдные слова о нем. Отступать некуда. На том конце слушают. Если помолчу, сейчас бросят трубку.

- Я слышал, что ваш институт покупает у живых людей их скелеты, чтобы потом исследовать. Вот хочу продать свой.

На том конце возникла пауза. Старушка покашляла, помолчала, а потом вдруг очень строгим правильным учительским голосгом очень четко произнесла:

- Молодой человек. Кто вам сказал такое?! Официально заявляю: в Советском Союзе никто не продает и не покупает ничьих скелетов.

Повисла неловкая пауза.

- А особенно живых, - добавила дежурная и бросила трубку.

- Значит, не туда позвонили, - сказал мудрый Витька так, как будто мы звонили вместе с ним.

У меня после интонации дежурной почему-то возникло ощущение преступления, и я больше никуда не звонил. И почему-то несколько дней ждал вызова в деканат и с заискивающим испугом поглядывал на секретаря комсомольской организации.

Но все обошлось. Никто кроме Витьки ничего не узнал. Но с ним я больше не советовался по деликатным вопросам и перестал играть в карты.

Впрочем, через несколько месяцев я бросил тот вуз, вернулся домой, и с Витькой больше никогда не встречался. Может он и нашел тот институт и даже продал свой скелет. Кувыркался он уже тогда как цирковой артист...