Святая вода

       Интересно..., а Бог вообще слышит?..

***
Поле погрузилось в темноту. Холодный ветер свистел меж длинных озябших трав. Худенький мальчик, укутавшись в чёрную шерстянную кофту и натянув на голову капюшон, бежал, спотыкаясь, по грязной сырой земле, держа в руке белую металлическую кружку, а другой прикрывал её сверху, будто боясь расплескать что-то. Спутанные мутные травы обвивали его ноги, и он еле держался, чтобы не упасть и не разлить содержимое кружки...

***
- Ванюша..., - слабым голосом шепнула бледная женщина и протянула сыну маленькую морщинистую ручку, - таблетки кончились... не могу... дышать, - выговорила она, сжимая руками слабую грудь, - но ты не ходи к доктору, сынок...
Двенадцатилетний мальчик с тёмными взъерошенными волосиками серьёзно посмотрел матери в глаза и стиснул её горячую руку.
  - Лучше... в церковь...
- Доктор в соседнем доме, мам..., - угрюмо заметил мальчик и отвернул к окну слезящиеся глаза. – Что ты вообще говоришь?.. До церкви через поле бежать... А тебе уже лекарство принять надо, - умные глубокие глаза мальчика укоряюще посмотрели на мать.
- Нет, Ваня... Господь спасёт нас... Он меня вылечит... он видит нас... не отрекайся от него, Ваня... Мне приснилось..., что он укорял меня, что я отреклась от него, - из водянистых глаз бедной женщины потекли слёзы, - он говорил..., он спасёт нас, Ваня!.. Надо только мне...святой воды... выпить..., - она закашлялась и больше уже не могла сказать ничего определённого. Закрыв лицо ладонями, она всхлипывала, и только вырывалось из её груди :
- Иди, сынок... Бог простит...

Усталое солнце погасло, и деревня укуталась в ночь. Худой мальчик, понурившись, сидел у кровати матери и слушал её слёзы. Затем он медленно встал, поцеловал мать в бледные измученные щёки, стиснул в ладонях белую кружку, единственную в бедном захудалом их жилище, и вышел за дверь.

***
Когда Ваня добежал до середины поля, уже стояла глубокая ночь, поднялся ветер и хлыстал ему в спину. Он не верил, что святая вода может спасти кого-либо, но он верил в свою мать и готов был выполнить всё, что она попросит. Не смотря на свой ранний возраст, он уже многое понимал и чувствовал. Его мать была больна несколько лет, но её спасали таблетки, с их помощью она дышала.
С самого детства сына, она пыталась научить его искренней вере, но мальчик рано начал думать самостоятельно и со сдержанной подозрительностью относился к вещам подобного рода.
Их маленькая семья жила очень бедно. Мальчик работал на огороде и таким образом обеспечивал себя и мать едой. На новые вещи средств не было, поэтому убранство их домика было очень скудным.
Ваня очень переживал за мать и старался делать всё, что она захочет, чтобы не расстраивать её. И сейчас, когда она попросила святой воды, мальчик знал, что без таблеток мать долго не протянет, но не мог отказать ей и терпеть её слёзы.
Его пальцы окоченели от мороза, и он, сжав в них кружку, подносил их ко рту и дышал на них горячим дыханием. Он старался не обращать внимания на свою усталость и на темноту, обнявшую пространство своими большими толстыми ладонями.

***
Увидев вдали золотой купол церкви, мальчик угрюмо уставился на него, и сердце его застучало чаще и больнее. Он представил мать, через силу дышащую и умирающую в одиночестве на своей узкой и жёсткой постели. Мысль о том, что он не может сейчас оказаться рядом, принести ей таблетки и спасти её жизнь, висящую на волоске, потихоньку убивала ребёнка изнутри. Обречённо смотрел он на церковь, которая дарила ему ложную надежду на спасение, которая словно отделяла его от единственного родного ему существа.
Силы его иссякли, и он еле плёлся по размытому полю, вдыхая запах безразличия и торжественности, холода и блеска.
Он вспомнил ясные солнечные годы, когда мать была ещё здорова, и водила его в церковь, а когда они заходили внутрь, старухи, толпящиеся у входа, желчно перешёптывались и злобно впивались взглядом в мать и сына. Ему тогда становилось жутко не по себе, и он скулил, как щенок, прося мать покинуть церковь, и успокаивался, только когда оказывался на свободе. Затем они долго шли через поле, и он рвал синие маленькие цветочки, похожие на слезинки, для молодой матери, и когда она держала его букетики в руках и нюхала свежий приятный запах, Ванино сердечко стучало чаще и он прижимался к худенькому телу матери, чувствуя её тёплые мягкие губы на своих нежных волосиках.

***
Он уже подбегал к деревне, когда окровавленные руки рассвета постучались в небо и вялое жёлтое солнце стало подниматься над землёй. Его одежда испачкалась, руки были в грязи, и истощённая детская грудь вздымалась от недостатка воздуха. Искусанные губы пересохли, его мучила жажда, но он донёс почти полную кружку святой воды за исключением того, что пролилось в течение дороги. Ворвавшись в дом, он подлетел к кровати матери и приник губами к её пылающему голубому лбу, стиснул её синюю горячую тонкую ладонь и затряс её :
  - Мама!.. Мама!.. Я пришёл!..
Женщина подняла свинцовые веки и открыла заплывшие глаза. Судорожно схватив кружку дрожащими пальцами, она выпила её маленькими глотками, и Ваня видел, как сильно и резко вздрагивал её кадык.
Почувствовав, что его лоб горит, мальчик поднялся с материной кровати и лёг на ковре у окна, сжавшись в комок, пытаясь согреться и превозмочь жар. Уже сквозь болезненный сон он услышал слабый благодарный голос матери :
- Спасибо тебе..., сынок... Теперь я точно выздоровлю... Господь поможет... Господь спасёт...

***
Измождённый ребёнок проспал два дня. Когда он проснулся, почувствовал дикую пустоту в желудке, и еле ступая по деревянному полу, подошёл к матери, лежащей на кровати.
- Мам..., - шепнул он, трогая её за плечо. Мерзкий холод почувствовал он в пальцах, прикоснувшихся к материному плечу. Он содрогнулся, приблизил лицо к лицу матери и увидел, что оно будто бы окаменело, и лишь сладкая улыбка застыла на её губах, будто скрывая в себе надежду на то, что Господь всё-таки спасёт...
Она умерла тихо, с теплом в сердце, забытая людьми и миром, жившая ради маленького сына и непоколебимо верившая в Бога...
Долго стоял окаменевший мальчик перед постелью матери, и ни один мускул не дрогнул на его лице за это время. Потом, будто бы не веря в реальность, он попытался было позвать своего самого близкого человека снова, бросился к ней в истерике, дёргал её за руки, целовал ей мёртвые щёки, гладил по волосам и рыдал навзрыд, не зная, что делать и не представляя своего будущего без неё. Он остался один в этом огромном мире, давно уже покинутый всеми людьми и теперь уже, наверное, и самим Богом, о котором так трепетала его больная мать.
Уставший и истощённый, ребёнок двенадцати лет прислонил худое осунувшееся лицо к животу мёртвой матери и заснул...