Ангельское дыхание

Игорь Мерлинов «Ангельское дыхание»

***
Открываешь ты створки окна
На заре, словно память мою,
Где любовь бесконечно нежна,
Где тебя беззаветно люблю.

Во второй половине карнавала я отправился на одну горную кофейную плантацию, находившуюся на высоте четырёх тысяч шестисот двадцати футов над уровнем моря. Я был готов свыкнуться с головокружением и сухостью воздуха. В последние годы, работая торговым представителем одной экспортно-импортной компании, я убедился, что жизнь имеет особенную теплоту и накал в тех странах, где выращивают кофе. Всякий раз я спрашивал себя, растёт ли там, куда я еду, кофе, или нет.

Заходя на посадку, «Аэробус» медленно проходил над спокойными зеркальными океаническими водами, разделяемыми через сотню другую метров, словно расчёской, километровыми по длине невысокими волнами, плетущимися параллельно к берегу, над стрелой скоростной трассы, проложенной через залив, над упрятанными в джунглях со времён войны с японцами зенитными комплексами и над бараками и иксом взлётно-посадочной полосы покинутой американской военной базы.

Я знал, что праздненства будут продолжаться ещё несколько дней, поэтому перед поездкой в горы, я решил провести время в городе, разделив его между конфетти, водой и красотой королев Верхней и Нижней улиц и социальной сценой центральной части, которая укладывалась в периметр в несколько миль, и шесть часов которой полночь разделяла пополам.

***
Делишь ты мой рассвет пополам,
И внезапно я в нём превращён
Целиком в иллюзорный туман,
Целиком в восхитительный сон.

Продымленные стены бара «Ла Корона» были украшены двусмысленными плакатами из журнала «Афисионадо». Две мулатки в ярких шортах играли в бильярд. Звучала негромкая музыка, напоминающая о Кингстоне. Официантка принесла слабенькое пиво, названное в честь сложившего голову конкистадора.
Сидящая за соседним столиком белолицая брюнетка отозвалась:

- Меня зовут Наталия.
- Ты такая же Наталия, как я Дон Гордо или что-нибудь вроде этого. Я предпочитаю настоящие имена. Как насчёт «Короны» в обмен за знакомство?
- Ну, ладно. На самом деле я Анни.
- Это уже намного лучше.

Анни была одета в узкие джинсы и чёрную футболку, и могла бы сойти за скромную аспирантку, если бы босоножки не выдавали её. Впрочем, прогулки были явными «но-но» в это время, и добираться до гостиницы можно было только на такси или на патрульной машине. Скромный вид посетительниц «Ла Короны» отчасти удивил меня, но задним числом я подумал, что так проще слиться с публикой в ритме ночного города, да и как ещё должна выглядеть уважающая своих родителей католичка, оказавшаяся в соседней стране с краткосрочной туристической визой.

- Ты одна здесь?
- С сестрой. Её зовут Анхела.
- Сестра-сестра?
- Правда, она по-настоящему моя сестра.
- Вы часто вместе?
- Да как сказать...
- Круто, конечно.

Мы пересели на патио, в широкие кресла, расположенные в неосвещённой части. К нам присоединилась Анхела. Она была на два года моложе своей сестры и стройнее её на размер другой. Вечер складывался как никуда лучше. Пиво моё закончилось, и я перешёл на принесённое Анхелой кубалибре, думая взять ещё виски для дам и воду со льдом.

Вечер был довольно жарким, и я уже был готов к тому, что буду обливаться потом на открытом воздухе после выпитого. Мне действительно становилось всё жарче, но рубашка оставалась сухой и во рту становилось всё суше и суше. Я здорово устал и не очень представлял себе как дальше будут развиваться события. Наверное, сёстры меня утешат. Водитель стоявшего рядом со входом такси с тонированными стёклами вежливо открыл заднюю дверь для меня и сестёр.


***
Мятный голос возьму словно нить
И стежками к душе прикреплю.
Дай мне нитями сердце увить,
Дай мне сколько тебя я люблю.

Я пристально смотрел в зеркало над умывальником, разглядывая свои зрачки после неудачной попытки облегчиться. Я испугался, что увижу их узкими или, того хуже, разными по величине. В ванную комнату зашла обёрнутая в белое полотенце Анни с выцветшей голубой татуровкой в виде свастики на левой груди.

- Что это у тебя за ерунда такая?
- Расслабься, папик, не обращай внимания.

Анни ушла в душевую, а Анхела с откупоренной бутылкой аргентинского мерло развалилась в кресле, включив «Телелатино» на полную громкость.
Синий в шашечку вельвет кресел дисгармонировал с персиковыми стенами. В зеркалах отражались с улицы ветви пальм. Кондиционер сдувал жёлтый полусвет ночной лампы со стеклянного столика.

Сфокусированная в центре комнаты Анхела побеждала астигматизм и оставляла за спиной смутное изображение жакардового одеяла. Я видел её гораздо лучше и резче, чем в реальности, или часом тому назад. Я поймал себя на мысли, что моё восприятие как никогда лучше отражало реальность, и, если мне казалось, что две мои новоявленные спутницы нашалили немного, приправив мой кубалибре какими-нибудь тёртыми семенами или отваром, то этому уже не миновать и остаётся полагаться на стойкость организма. Посчитав в уме максимальный размер ущерба для пластика и «Американского Экспресса», который я могу нанести себе под присмотром этих двух красоток, пока весь дурман из меня не выветрится, я смело заявил, что, дескать, «мой дом – это ваш дом».

Кажется, что потом были заводные седалищные танцы, ещё что-то, потом уже не помню что, только как будно зашёл я на мертвую петлю да и завис, промелькнула какая-то коричневая паутина, и больше ничего.


***
Холодна как речная вода,
Горяча, словно воды в ключе,
Ты целуешь меня иногда,
То тепло, то сгорая в луче.

На следующее утро я очнулся в мягком кресле в холле незнакомой мне гостиницы. Я вышел на улицу, где яркий свет резал мне глаза. Напротив, у кафедрального собора, Боливар в бронзе переходил Анды. Над белой балюстрадой выкрашенной в терракотовый цвет гостиницы в морокканском стиле в картуше красовалась надпись «Отель Колумбия». Пройдя мимо бистро по узким улицам, я оказался на узкой площади возле белого театрального здания с надписями «Правосудие» и «Закон» по периметру третьего этажа, и черными зонтиками над окнами, напоминающими корабельные орудия. Зарядил тропический ливень, и я укрылся на квадратном портике со ступенями у здания французского посольства. Медная табличка гласила, что в неурочные часы приём у консульского работника производится со внутреннего дворика. Напротив меня остановился чёрный восьмицилиндровый пикап с приводом на все четыре колеса и затемнёнными стёклами. Водитель не выходил и не глушил двигатель. Казалось, что через стёкла кто-то меня пристально разглядывал. Мне стало совсем нехорошо, когда одновременно я вспомнил, что рассказала мне вчера Анни о подслушанном ею разговоре между какими-то иностранцами, и увидел надпись на лобовом стекле пикапа: «007». Бред какой-то. Выскочив под дождь, я бросился в переулок в сторону заднего крыльца посольства. Пикап, проскользив со свистом по мокрой брусчатке, тронулся за мной.

***
Словно розовой брызги воды,
Мне любовь - млечный по небу путь.
После сна умываешься ты,
Не даёшь моим чувствам уснуть.

Около одиннадцати вечера таксист высадил меня возле набережной. Перекрёсток был полностью безлюдным. Табличек с названиями улиц не было. Я простоял минут пять во влажной темноте, пытаясь понять куда сейчас мне надо идти. В небе голубыми буквами светились вывески банков. Наконец, я развернулся вглубь улицы и через несколько десятков метров оказался у входа «Хозяйки винного погребка» Из бара доносилось:

Frio, frio como el agua del rio
o caliente como agua de la fuente
tibio, tibio como un beso que calla
y se enciende si es que acaso le quieres

Привыкнув к табачному дыму и грохоту реггетона, я присел с бутылкой ледяной маргариты возле сцены, на которой под крики «покажи талию» только что завершился конкурс, в котором учавствовали пять девушек, а победила одна калиена в узких белых джинсах.

Я чуть не упал со стула, когда ко мне из темноты подошла выкрашенная в цвет порошка Марсела с хрустальным ожерельем над V-образным вырезом плотно облегающей лимонной блузки.

- Пойдём потанцуем?
- С удовольствием. Хочешь «Чиклетс»?
- Мятная?
- Как твоё дыхание.
- Ты мне нравишься.

К двум часам ночи в погребке яблоку негде было упасть, танцевать приходилось спиной к спинам кружащихся пар. Я увлёк Марселу в темноту патио, где можно было скрыться от шума колонок и оговорить время до рассвета под французские поцелуи.

***

Я любовь охраняю от слёз
Между глаз, как слезинку храня,
Чтобы плач мой теперь не унёс
Поцелуи твои от меня.

Узкая насыпь в две полосы противоположного движения уходила на несколько километров в море. Она была прошита нитью высоких пальм и безмолвием скамеек словно азбукой Морзе. Здесь и там ночная белошвейка вплела гирлянды синих и оранжевых огней над карманами марин. Серое привидение британского сторожевого катера томилось в заливе с отчаянием пустой гардеробной вешалки. Пенные манжетки береговой полосы были окраплены радужной флотилией всего разбитого и идущего по волнам.

Моя ладонь сплелась с холодной кистью Марселы. Вдали от горных долин и вечной весны родного города она чувствовала лёгкую дурноту, словно спустилась в трюм или котельную семиэтажного лайнера, распутывающего узлы зелёной воды по пути из Пунтаренас в Картахену.

У рыбного ресторанчика я купил корзинку цветов, распустил её и благословил цветы в плавание с освещённого пирса. Я сказал Марселе, что если встречу её когда-нибудь среди августовской кавалькады на её родине, то неприменно брошу цветы к её ногам.

Этой ночью Марсела сказала мне, что она хочет погасить светильник. Она оставалась в чёрном кружевном бюстгальтере и в полоске трусиков, сдвинутых на левую сторону. Марсела поднималась и опускалась надо мной медленно, вверх и вниз, словно ночная тень, и мне показалось, как после вспышки молнии и треска грома на меня посыпались несколько капель прошедшей мимо грозы.

***

Мы фонарик зажгём, может быть, -
Ты пленительна в свете огня -
Чтобы свет и во мне распалить
До тех пор, пока любишь меня.

На следующее утро дыхание, оставленное Анни и Анхелой окончательно растворилось где-то в стратосфере между двух Америк. Проходя возле наштопанного синими контейнерами «Мерка», там где пресная вода встречается с океанической, и чайки подбирают с пронзительным криком уморенную рыбу, я отдавался порывам солёного ветра с восторгом удачного беглеца с Алькатраса.

Сварной мост проплыл надо мной стальной тигровой шкурой конструкций, и мой временный арго уносил меня вдоль континентального раздела в открытый океан моих следующих десятилетий, туда, где четверть будет потрачена понапрасну, а остальное же достанется кубалибре и красавицам из Кали.

2008 г.