Корова

Изначально судьба этого теленка казалась столь же очевидной, сколь и безоблачной. Вроде бы ничто не могло помешать малышу мерно идти по дороге, утоптанной копытами многих поколений его предков. Подрасти, нагулять вес, а там - первый бык, первый отел, молоко, молоко, молоко...

Однако далеко не каждую беду можно предсказать, исходя из поверхностного взгляда на грубые материальные декорации того, что мы привычно называем заезженным словом "жизнь"... Есть еще внутренние условия - сотни невидимых глазу нитей, связей и перемычек, которые по сути и составляют реальную основу нашего существования. Иногда... А может быть, всегда причины беды прячутся именно там.

Теленок был страшно стеснительным и не верил в собственные силы. Это заставляло его то завышать, то занижать собственную самооценку, и превращало его видение мира в нечто такое странное, такое иллюзорное...

Такое фатальное.

"Это они - прекрасные и сильные (или гадкие и низменные - в зависимости от настроения) могут встречаться с быками, телиться и соревноваться в удоях", - думал теленок. "Но не я. Ведь я...".

- Что-то грустная у нас телочка, - сказал один скотовод другому. - Давай отдадим ее на молокозавод.

Так наш теленок попал туда, где не было ничего естественного, ничего милого сердцу. Там точно так же ели, пили, телились и доились, но все это было так холодно, так механизированно... Оно ничем не походило на ту жизнь, к которой вольного деревенского теленка готовили с самого рождения. Автоматические поилки, доильные аппараты... Зоотехники со шприцами, в которых белела гадкая мутноватая жидкость.

И однажды теленок сбежал. Это случилось очень скоро после судьбоносного решения скотоводов. Еще до первого отела.

Первая ночь в лесу обдавала нежное, начинающее дебелеть тело молодой телочки холодом и сыростью. И неясно, чем кончилась бы эта ночь - тем, что белые косточки малышки обглодало бы голодное зверье, или тем, что на рассвете ей накинули бы на шею веревку поднятые по тревоге работники молокозавода... Если бы из-за ближних кустов неожиданно не вышел крупный спокойный волк.

Это неправда, что волки с ходу накидываются на все, что сколько-нибудь отличается внешним видом от хищника. То есть в ранней волчачьей юности оно, может быть, и так, но с возрастом... С возрастом волки матереют и становятся гурманами как в еде, так и в связях. Недоброжелатели возразили бы - волки просто становятся хитрыми. Что ж, и они были бы в чем-то правы.

Не будем описывать, как - это долгая история. Зафиксируем только факт: со временем телочка превратилась в большую взрослую корову. В которой на первый взгляд не было ничего необычного... Но только на первый.

Корова жила с волком. Жила в заброшенном сарае, дорогу к которому она запомнила когда-то давно, в детстве.

Когда первый шок после побега прошел и корова осознала, что жить вроде бы можно, ее голову вновь стали посещать болезненные, изрядно пропахшие иллюзиями, но в то же время имеющие веское генетическое основание мысли.

"Теперь у меня все в порядке. Так значит, я наконец могу все это - телиться, давать молоко...".

Она только раз поделилась этими мыслями с волком. Который (как вы уже догадались) ответил прямо и просто:

- Ты что, сдурела, что ли? Я же все-таки волк.

И больше они к этой теме не возвращались. Точнее, не возвращался волк. Корова же... Ну, вы понимаете.

Она смирилась. Не только внешне, нет. Со временем она смирилась даже внутри. И даже волк с его острой звериной чуткостью (к сожалению, заточенной под понимание совершенно других видов животных) не догадывался, почему его подруга грустна.

Почему она жутко неряшлива и срет там, где живет. Почему она долго, без удовольствия пережевывает тонны жухлой травы, обрастая чем-то, лишь отдаленно напоминающим нормальный здоровый коровий жир. Почему она...

Эх.

Жизнь - штука, очень лояльная к сильным и очень жестокая к слабым. Первым она даже в самых безнадежных ситуациях рано или поздно подкидывает шанс все исправить. Вторым - иллюзию такого шанса.

Однажды утром корова проснулась и поняла, что что-то в этом мире переменилось. Нет, внешне все оставалось прежним: то же солнце светило на небе, те же деревья окружали заваленные черным навозом развалины старого сарая. Но все же... Впрочем, оставим эти описания романистам. Вы уже все равно поняли, о чем я говорю.

- Я смогу, - произнесла корова в пустоту, и с ее мягких губ свалился застарелый пласт привычной вонючей жвачки.

С этого дня она перестала обжираться, стала выходить в туалет за пределы сарая, и однажды даже прикрикнула на пробегавшую мимо белку - что было совсем нехарактерно для нее-прежней.

А главное - корова сперва тайно, а потом все смелее и смелее мечтала о прекрасном быке, которого она мельком видела на мероприятиях, посещаемых ей в рамках какой-то мелкой муравьиной общественной деятельности.

"Этот бык... Эта любовь... Мы будем вместе... У меня будет много прекрасных телят с нежными розовыми носиками...". Казалось, что несчастная корова, запоздало познавшая прелести подросковой влюбленности, уже видит эти носики, тычущиеся в ее старое, усохшее в бесплодности вымя.

Однако надо было действовать. Корова изо всех сил постаралась вернуть себе привлекательность, утерянную за долгие годы прострации и горя. Она почти полностью избавилась от обезобразившего ее бока жира, она... Да в принципе, ничего больше она и не сделала. Ладно. Это тоже было достижением для нее.

Долго ли, коротко ли, пришло время избавляться от волка.

- Прощай! Наша встреча была ошибкой! - ошарашила она его в самый неподходящий момент, и сама одурела от собственной смелости. Впрочем, самой ей это одурение было воспринято ни много ни мало как крылья, выросшие за спиной.

Да, коровы тоже летают. Правда, только в собственных мечтах. К счастью (заметим в скобках) только в собственных мечтах...

Когда серый хвост надоевшего и поплешивевшего за годы совместного проживания сожителя скрылся за деревьями, корова почувствовала, что наступает самый главный момент ее жизни. Начальный момент жизни, если на то пошло. Ведь до этого она...

А, что вспоминать. Что вспоминать прошлое, когда впереди маячит Он - прекрасный племенной бык, который по всем законам любовных историй, передаваемых мирным коровьим племенем из уст в уста, должен был появиться на пороге сразу после того, как она произвела в своей жизни все эти эпохальные изменения. Сбросила жир. Выгнала волка. Научилась шугать белок.

Однако время шло, эйфория проходила, а прекрасный племенной бык с букетом цветов, венчающим элегантные точеные рога, все не появлялся на пороге сарая. Почему не появлялся? Для коровы это было загадкой. Несмотря на весьма солидный возраст, она не знала, что любовные истории, столь любимые ее тучными плодовитыми товарками и ей самой - сломанной, отвергнутой, но все же хранящей в своих генах всю память коровьего рода... Эти истории не имели никакого отношения к реальной жизни. Они были ложью от первого до последнего слова.

Корова не понимала, но она все видела. И постепенно начинала чувствовать какую-то страшную неправильность в сложившейся ситуации. И злилась...

Постепенно окружающие стали замечать, что посвежевшая было корова подозрительно осунулась и все чаще начинает заговариваться... Она то пыталась хвастаться худобой, вставляя чуть ли не философские сентенции о необходимости здорового питания к месту и не к месту. То злобно шипела что-то про волка...

Да, волк теперь стал для нее воистину воплощением вселенского зла. Всю свою боль, всю свою безнадежность она вложила в этот, по сути совершенно случайный, образ.

Вскоре кто угодно, спроси его о сложившемся положении дел, без каких-либо подсказок и намеков мог бы сказать, что для несчастной коровы в жизни остались лишь две хлипенькие подпорки. Худоба, которая по каким-то странным внутренним законам (опять странные внутренние законы, которые решают все...) давала ей надежду на приход быка. И - агрессия в отношении волка, которая...

Она боялась признаться в этом даже самой себе. Эта агрессия давала ей надежду на его возвращение. На этот раз не по внутренним законам, а по простому детскому принципу: девочка надувает губки и обзывает хулиганом, мальчик обращает внимание.

Но в данной ситуации не действовало ничто. Один не приходил, другой не возвращался. Ни чудесные воздушные надежды на уютный дом с множеством телят; ни ставшая уже привычной уверенность в том, что хотя и постаревший, но оставшийся самим собой волк - он всегда рядом и всегда поможет... Ни то, ни другое не появлялось в ее жизни.

Только аляповатое, уже не верящее само в себя хвастовство - и агрессия, дикая первобытная агрессия самки, спрятанная глубоко в дряблом измученном теле старой коровы.

Они затягивали ее, словно болото.