Дети играли в войну

Дети играли в войну...

Одно время они с радостью играли между собой, но вскоре ситуацию переменило одно обстоятельство, сделавшее их игру куда более интересной. Неподалеку от детской площадки на лавочку присел солдат. Настоящий солдат - в каске, с автоматом и с прочей причитающейся атрибутикой. Солдата привели в данную точку пространства какие-то дела, уж конечно никак не связанные с детской площадкой, но по трагическому, как выяснилось позднее, стечению обстоятельств эта площадка оказалась рядом. Поэтому вояке пришлось мириться с тем, что детвора почти сразу же сделала его главным объектом своей активности.

- Паф-паф-паф! - кричал розовощекий мальчик с игрушечным автоматом, галопом проносясь в опасной близости от солдата и дурея от собственной смелости.

"Шлеп!", - вторил мальчику комок грязи, удачно запущенный из-за ближайшего дерева его менее храбрым, но более рациональным товарищем.

Скрежетал по асфальту мел, вычерчивая портрет солдата не в самом выгодном свете...

- Он такой дурак! - щебетали девочки, изо всех сил стараясь, чтобы военный их слышал. - Я ни разу не видела, что бы он катался на горке или на качелях, честное слово. По-моему, он вообще не умеет этого делать, вы представляете!

- Да конечно не умеет, - снисходительно присоединялся к разговору вальяжный паренек, принадлежащий к породе тех недорослей, которые ради дешевого, но фактически гарантированного авторитета предпочитают общаться исключительно с детьми младше себя. - Вы видите, он даже автомат свой ни разу в руки не взял. Я уже видел таких придурков, которые считают, что игрушками надо пользоваться только как украшением, чтобы не дай бог не попортить.

Девочки восхищенно притихли, а паренек продолжал:

- Наверное, у него мамка строгая, говорит - "не попорть автомат, не испачкайся!"... А он слушается.

- Да-да, конечно же, мамка! - поддакнула одна из девочек, осмелев.

- Я не понимаю, неужели какая-то мамка может быть важнее, чем мнение окружающих, - задумчиво проговорила вторая, тем самым засвидетельствовав, что отныне версия о строгой родительнице будет признаваться "окружающими" за непреложную истину. - Его же все ненавидят, вообще все! Как он так живет...

Девочка закатила прекрасные голубые глаза. Недоросль кинул на нее осторожный взгляд и приятно задумался. Пожалуй, стоит сегодня вечером сделать в туалете то, что он совсем недавно научился делать... Проясняясь, взгляд паренька медленно перенесся на солдата. Недоросль презрительно ухмыльнулся, подумав о том, что этот-то придурок, конечно, не знает, что такое настоящая мужская жизнь! Вообще-то самый старший обитатель детской площадки не страдал от недостатка объектов, перед которыми можно почувствовать свое превосходство, но этот солдат безусловно был наиболее... Как это сказать, деликатесным, что ли.

Голубоглазая прелестница хитро посмотрела на паренька, и в ее взоре на мгновение отразилось неведомое ей самой будущее: грязное и тесное пространство за гаражами, заедающая ширинка, страх и отвращение, которые через пару часов навек сменятся (и компенсируются) печально-злым осознанием собственной взрослости и избранности...

Тем временем в зоне непосредственных боевых действий наступило странное затишье. Причины перемены обстановки стали ясны после того, как в кустах за спиной солдата обозначились две худенькие фигурки, старательно подтаскивающие к скамейке тяжелое металлическое ведро...

"Плюх!".

- Ап... Вот же ****ь!

И хохот, разом брызнувший со всех сторон.

Военнослужащий ловким движением ухватил за шиворот неосторожно приблизившегося пацана, ткнул его носом в землю, несильно, но ощутимо... Отшвырнул в сторону... Уселся обратно, и, не обращая внимания на поднявшееся кругом ликование, задумался.

Естественно, он понимал, что имеет дело с детьми. Всего лишь с детьми, против которых действовать открыто - глупо и чревато многими неприятностями, а затевать партизанскую войну - опять же глупо и, мягко говоря, недостойно. Что же касается полумер, то солдату было ясно, что в случае с этой мелочью любые его полумеры потянут как минимум на тяжкие телесные. А если спуститься до того уровня, на котором не потянут... Солдат невесело ухмыльнулся, представив, как он, тряся амуницией, станет гоняться по площадке за увертливыми мальчишками и кричать "паф-паф!", прерываясь только на то, чтобы посоревноваться в умении раскачиваться на качелях.

- Да он же тупой! Вот Сева умный, Сева придумал до колонки дойти и воды взять. А как мы ведро сперли! - делился впечатлениями кто-то неподалеку. - Эта тупорылая скотина сидит и не знает даже, где колонка находится, и где дядя Миша ведра хранит...

- Ну конечно, проще сидеть и делать вид, что ты самый умный, чем реально сообразить дойти до колонки, или разведать, где в крыше сарая с ведрами щель... - подключился к разговору недоросль. Речь его звучала раскатисто и вальяжно, почти как речь школьного учителя математики... Пожалуй, этот паренек держался даже увереннее, чем многие его ровесники, общающиеся не с малыми детьми, а между собой (правда, о существовании этих ровесников недоросль почему-то всю жизнь старался не вспоминать).

- Жалкий человек, - почти равнодушно заключил он.

Тем временем солдат тщательно проанализировал ситуацию, которая привела его на эту скамейку. В конце концов он рассудил, что данная точка пространства казалась наиболее подходящей для выполнения его задач лишь раньше, когда он не знал о существовании детской площадки и когда сама ситуация (в подробности которой мы с самого начала решили не вдаваться) была несколько иной.

Солдат встал со скамейки и как-то совершенно буднично направился прочь.

Однако отойдя на некоторое расстояние, он улыбнулся, словно приветствуя какую-то хорошую мысль... Так улыбаются люди, решая позволить себе некоторое ребячество.

Солдат свернул в сторону от дороги, бесшумной тенью проскользил по кустам и вскоре оказался на очень удобной позиции позади детской площадки. Он вскинул автомат и несколько раз прицельно выстрелил по некоторым особо запомнившимся беловолосым головкам.

После чего развернулся и стал уходить, уже не заботясь об оставленной за спиной местности. Солдат знал, что начальство вряд ли возрадуется, узнав о совершенно ненужном, с точки зрения постороннего человека, насилии. Но и серьезных мер вряд ли приходится ожидать... Слишком неочевидна его шалость.

А где-то в неведомых сферах неуловимо менялась картина будущего... Из книги судеб вычеркивалась запись о голубоглазой девочке возле грязной стены гаража, и вместо нее появлялось изображение черных могильных камней... Таких камней, на которых всегда останавливается взгляд гуляющего по кладбищу человека. Останавливается, чтобы сердце на мгновение упилось печально-сладостным: "надо же, какой молодой!". И чтобы в памяти ненадолго запечатлелся образ мальчика или девочки, чья фотография, кажется, была какой-то безжалостной рукой выдернута из школьного альбома и, посеревшая от ужаса, впечаталась в холодный черный гранит.