Часть 3
«Голгофа, или продолжение дневника преподобного Грегори»
Глава 1
Вволю наплакавшись, Кристин Рамбаль-Коше уснула в мягком кресле автобуса, который изредка подбрасывало и перетряхивало на ухабах, отчего девочка стукалась головой о стекло большого бокового окна. Уже давным-давно наступила ночь, и автобус мчался к границе, где должна была произойти переправа через Керченский пролив на пароме.
Иногда, пробуждаясь от глубокого сна, Кристин поднимала голову и тревожно смотрела в окно, охваченная нехорошим предчувствием, ища глазами что-то в темноте. Но все вокруг казалось спящим и спокойным, и девочка опять погружалась в тяжелый сон.
Ничто не нарушало ночного покоя, когда автобус, прибыв к границе на контроль, остановился на небольшой асфальтированной площадке возле одноэтажного выбеленного здания. У входа ярко горел фонарь, и наблюдательный человек смог бы заметить, как со стороны нескольких высоких деревьев к автобусу метнулись две черные тени. Водитель ненадолго вышел, и ничто не помешало им открыть двери и войти в автобус, полный спящих пассажиров.
– Старайся никого не потревожить, – шепнула одна «тень» другой, крадясь между сиденьями. – Нельзя, чтобы нас засекли.
– Я понимаю, – вторила ей другая «тень». – А если девчонка испугается и закричит?
– Все предусмотрено. Зря, думаешь, Хэлланд снабдил нас оружием?
– Фу! От одного его имени меня бросает в дрожь. Хэлланд!… Он же не велел нам убивать девчонку?!
– Мы и не будем. Жертвами падут те, кто встанет на нашем пути. Смотри в оба. Вот она!
– Ты уверен? Хэлланд говорил, что с той девчонкой нужно быть начеку, а эта… гляди, она такая маленькая и хрупкая. Лапочка! По-моему, это не она.
– А я говорю тебе – она! И не спорь со мной! Вечно у тебя на уме какие-то глупости…
– Не шуми. В детстве я мечтал стать поэтом.
– Замолчи! – шикнула первая «тень», заметив, что девочка просыпается.
Конечно же, эти хитроумные тени явились сюда с намерением похитить Кристин Рамбаль-Коше по приказу Хэлланда, не желавшего расстаться со своей местью.
Кристин, услышав странные звуки, открыла глаза и уставилась на своих похитителей. Девочка была ошеломлена их появлением и столь странным интересом к ее скромной персоне, однако у нее хватило бы ума закричать, если бы первый похититель не зажал ей рот. Второй просто стоял и смотрел, пораженный блеском глаз девочки, казавшихся тогда темными.
– Что ты стоишь, – зашипел первый. – Помоги, она меня укусила! – он с силой встряхнул ребенка. – Хватит, слышишь? А то хуже будет.
Но Кристин, чувствуя, что похититель чуть ослабил хватку, еще сильнее вцепилась зубами в его руку.
В девочке проснулись все животные инстинкты: она защищалась, как маленькая тигрица, кусаясь, отчаянно пинаясь и царапаясь. Но второй похититель, наконец, очнулся, и с его помощью первый справился с сопротивлявшейся девочкой, перебудив, однако, при этом весь автобус. Спросонья пассажиры ничего не понимали. Кто-то начал ругаться, но никто не соизволил помочь бедному ребенку.
Первый выволок Кристин из автобуса и ударил ее так, что девочка отлетела в сторону, повредив себе, помимо больной ноги, еще и руку. Сидя на земле, Герцогиня почувствовала, как у нее из носа течет кровь, и осторожно коснулась своих разбитых губ. От боли у ребенка непроизвольно лились слезы из глаз, – сил сопротивляться больше не было.
Похитители легко схватили девочку и запихнули ее в автофургон, стоящий неподалеку. Мотор завелся, и машина, развернувшись и проскрипев колесами, помчалась к переправе.
Кристин очнулась в небольшой светлой комнатке, лежа на теплом деревянном полу. Девочка с трудом приподнялась и села, осматривая пустую комнату, похожую на бумажную коробку из-под игрушек.
В этот момент щелкнул замок в деревянной двери, и, отворив ее, в комнату вошел Хэлланд, а следом за ним – незнакомый человек.
– Оклемалась? – ухмыльнулся этот человек, наклоняясь к ребенку.
Незнакомец был высоким и худощавым; его хитрые темные глаза окинули Кристин оценивающим взглядом.
– Как она вам? – поинтересовался Хэлланд, прислонившись к стене.
– Честно говоря, не очень, – незнакомец выпрямился и заложил руки за спину. – Я представлял ее более крупной и сильной с огромной головой, а в реальности… Чем эта малютка не угодила вам?
– Это вопрос, скажем, личный. Вы чего-то опасаетесь? Разве вам впервой похищать детей и оперировать их?
– Оперировать? – вздрогнула девочка, испуганно раскрыв глаза.
– Не бойся, детка, – улыбнулся незнакомец, поглядывая на Хэлланда. – Тебе это не грозит.
– Но кто вы?
– О, доктор Каховский к вашим услугам. Хотя я не совсем доктор, а всего лишь безработный ассистент…
– Моя работа вас не устраивает? – вспыхнул вдруг Хэлланд, подходя к девочке и рывком ставя ее на ноги.
– Нет-нет, что вы, – спохватился Каховский, натянуто улыбнувшись.
– Тогда что же?
– Ничего. Просто, я подумал, вы несправедливы…
– Несправедлив?
– Но она еще совсем ребенок…
– Ребенок? Она? Нет, это собачье отродье!
– Не смейте так говорить обо мне! – возмутилась Кристин, но напрасно.
Хэлланд, словно хищник, оскалив зубы, одним ударом отшвырнул и без того побитого ребенка в угол. Кристин отчаянно трясла головой, сидя на полу и пытаясь привести в порядок мысли. Ее еще никогда так не били, ее вообще никто ни разу не ударил, если не считать драк с евпаторийскими мальчишками.
Девочка с откровенным ужасом взирала на Хэлланда, и Каховский, казалось, тоже был поражен.
– Вы могли сломать ей шею, – негромко сказал он, нервно потирая руки.
– Нет, – возразил беспощадный Хэлланд. – Вы еще не знаете моей силы.
– Где я? – осмелилась спросить девочка.
– В России.
– Но… Почему меня выкрали? Мой дядя будет искать меня.
– Нет, не будет. Ты никому не нужна, драгоценная Герцогиня, – Хэлланд расхохотался. – Ты никто, и ты никому никогда не будешь нужна, никому, кроме меня.
– Но… Зачем я вам?
– Скоро узнаешь. Идемте, Каховский.
Они ушли, заперев дверь. Кристин с трудом встала и, подойдя к окнам, осмотрела их. Побег был невозможен: на окнах были хорошие решетки. Девочка опустилась на пол и, тяжело вздохнув, тихонько заплакала.
Глава 2
Хэлланд похитил Кристин! Я, будучи в то время в Евпатории и все еще служа церкви, никак не мог даже предположить этого, не то, что поверить. Обо всем я узнал спустя месяц от самого организатора, и, признаюсь, какое-то время был страшно рад всему этому, хотя понимал, что этот поступок безбожен.
После всего, что со мной произошло, я не мог больше оставаться простым капелланом в Евпатории, мне было проще сбежать вслед за Хэлландом под предлогом срочного кратковременного паломничества и прислуживать этому человеку, а не церкви.
Хэлланд имел что-то вроде поместья в Краснодарском крае. Эта территория, конечно, мало походила на поместье. Где-то на отшибе находилось небольшое здание из красного кирпича, напоминавшее не то пивоваренный завод, не то средневековый замок, спроектированный каким-то странным архитектором, не имеющим вкуса. Это рыже-красное здание окружали многочисленные гаражи и сараи, а чуть дальше шел высокий железный забор с колючей проволокой – ограда впрямь как у тюрьмы!
Сюда-то и привез Хэлланд свою пленницу. Поговаривали, что здесь расположена секретная исправительная колония или химическая база, но на самом деле все обстояло куда хуже.
У Кристин захватило дух при виде этого несуразного каменного здания. Большинство окон было просто выбито, крыша явно протекала, двери давно не красили, а на полуразвалившемся боковом фасаде кто-то умело вывел белой краской «Голгофа».
Весь внутренний двор был завален мусором, который убирался раз в месяц, и Кристин пришлось выбирать себе дорогу, чтобы не испачкать свои и так немного пыльные сапожки.
Все это время Хэлланд обращался с девочкой вполне сносно, не считая устных оскорблений. Он привел, пленницу в большую полупустую комнату, которая, по-видимому, считалась здесь столовой. На зов мужчины появилась грузная неповоротливая женщина в грязном переднике, за нею семенила худенькая невысокая девочка, ежеминутно убирая за уши пряди своих темных вьющихся волос, выбивающихся из-под косынки.
Эта женщина была не кто иная, как управительница этого поместья – хозяйка Элоиза или, как ее здесь называли, тетка Элоиза, а девочка с ней – ее родная племянница Люси.
– Что вам угодно, милейший? – сердито спросила Элоиза Хэлланда.
– Что за тон? – взвился тот. – Не забывайте: Вы здесь всего лишь работаете.
– Да-да, простите, господин Хэлланд. Что вы хотели?
– Я привез вам нового ребенка, девочку.
– Для дела или для работы?
– Для работы, конечно же. Вот эта девочка.
Элоиза скептически оглядела Кристин и сморщила нос:
– Интеллигенция.
– Вот как? – ухмыльнулся Хэлланд в привычной для него манере. – С чего вы взяли?
– Видите, как она держится? Какой надменный вид! Вы ее сюда прямо с королевского приема привезли? – женщина противно рассмеялась, и Кристин сразу же возненавидела ее. – Ничего. Здесь из строптивых быстро выбивают спесь.
– Так вы берете ее?
– Как я могу ослушаться вас, господин Хэлланд. Естественно, беру. Нам не помешают лишние руки.
– Прекрасно, я приеду вновь через месяц. Прощайте.
Хэлланд ушел, оставив Кристин один на один с Элоизой. Это была та еще женщина! Хэлланд знал, куда отдавал ребенка.
Элоиза принесла ведро воды и тряпку и подала их девочке.
– Вот. Вытри-ка пыль, – строго сказала женщина.
Кристин брезгливо поморщилась и с беспокойством посмотрела на свое чистое шелковое платье темно-синее платье.
– Что? – переспросила девочка с растерянным видом.
– Окна. Вытри пыль. И пол тоже грязный, – Элоиза сердито уставилась на Герцогиню.
– Я не буду! – воскликнула та. – Я не служанка.
Девочка отшвырнула от себя тряпку и поставила ведро на пол, расплескав воду.
– Да как ты посмела ослушаться меня, – разозлилась Элоиза и ударила Кристин.
Девочка испуганно захлопала глазами и вся сжалась в комок, ожидая повторного удара, но его не последовало. Люси вовремя подбежала к Кристин и, схватив ее за руку, дернула в сторону и шепнула:
– Лучше повинуйся, а то хуже будет.
– Но я не умею делать то, что от меня сейчас просят.
– Не умеешь вытирать пыль? Мыть полы? – Люси пораженно открыла рот и вытаращила глаза. Для нее эти дела были элементарными: она с младенчества только и делала, что мыла да убирала.
Кристин почувствовала себя неловко.
– Быстро за работу! – прикрикнула на детей Элоиза.
Люси убежала, а Кристин с озадаченным видом стала протирать стекла и подоконники. Получалось у нее неплохо, но Элоиза все же наградила ее напоследок подзатыльником.
Девочке хотелось плакать, но, сдерживаясь, она продолжала свою работу. К тому времени, как все было мало-помалу закончено, на улице стемнело. Внезапно Кристин услышала топот, двери в столовую распахнулись, и вошла Элоиза, звеня колокольчиком. На этот звон стали сбегать разные дети: маленькие и постарше, здоровые и больные, все одетые в неприятную поношенную одежду. Они окружили большой стол в центре комнаты в ожидании чего-то. Кристин продолжала бы так же растерянно стоять, если бы не Люси, заметившая ее и потащившая за собой.
– Как тебя зовут? – спросила девочка у Герцогини.
– Кристин Рамбаль-Коше.
– Как? Кристина?
– Да. Можно и так. А тебя?
– Я Люси. Ты голодна? Сейчас мы будем ужинать. Я ничего не ела с самого утра.
– Вот как? Почему?
– Здесь есть только завтраки и ужины.
– И все? Там, где я жила раньше, было пятиразовое питание: завтрак, второй завтрак, обед, полдник и ужин, но я обычно только обедала и ужинала, так как мне не хотелось есть, а точнее у меня просто не было времени не еду.
– Ты много работала? – с сочувствием покачала головой Люси
– Работала? – не поняла сначала Кристин. – Нет, я вообще никогда не работала, только занималась, то есть училась.
– Училась? Но ведь это глупо!
– Нет. Вовсе не глупо. Мои родители были очень внимательны к моему образованию, а мне нравилось учиться.
– У тебя были родители? – еще больше удивлялась Люси. – Они тебя тоже чему-нибудь учили?
– Конечно. Как быть красивой, как вести себя в обществе… Мой отец учил меня французскому языку и науке жизни, а мама – игре на фортепиано и живописи, – Кристин заметно погрустнела.
– Где же они теперь, твои родители? – Люси положила руку на плечо Герцогини.
– Они умерли.
– Поэтому ты здесь?
– Да, но, наверное, они видят меня с неба. А что это за место? Здесь так мрачно и гадко.
– Мы живем здесь из милости, благодаря господину Хэлланду. Мы работаем и за это получаем еду и ночлег. Здесь хороший приют для тех, кто не нашел себе место в жизни.
– А кто все эти дети?
– Беспризорники. Сироты. Потерявшиеся цыганята. Калеки, выброшенные на улицу и не нужные никому.
– Ужасно! Это ошибка, что я попала сюда. У меня есть дядя, который меня ищет и ждет.
– Правда? Ты его уже не увидишь, раз ты здесь.
– Я сбегу отсюда.
– Не выйдет. Я позже объясню почему.
Кристин сердито покачала головой и снова посмотрела на других детей. Каждый из них принес себе на чем сидеть: кто стул, кто табуретку, трое мальчишек тащили длинную скамейку. Люси с Кристин тоже сели к столу.
Вскоре Элоиза позволила другим девочкам принести на больших подносах еду. В столовой раздался радостный возглас, и дети с аппетитом принялись есть.
Люси уплетала за обе щеки, а Кристин не нашла в себе сил съесть хоть ложку. Дело в том, что на ужин подали странную и непонятную смесь полусгнившего картофеля, жирного мяса, каких-то несвежих овощей и черствый хлеб. Герцогиня с недоумением смотрела, как все с жадностью едят это.
– Попробуй, – посоветовала ей Люси, заметив ее отвращение. – На самом деле такая еда не так плоха, как кажется. Мы всегда едим такое. Тебе придется привыкать.
– О нет, – сморщилась Кристин. – А что подают на завтрак?
– Кашу. Чаще всего овсянку, только она тоже не лучшего качества.
– Хэлланд не беден. Почему он не обеспечит свою «ферму» хорошей продукцией? – искренне удивилась Кристин, широко распахнув глаза.
– Господин Хэлланд делает это, – объяснила Люси, – но Элоиза жалеет продуктов для нас, запирает их в погреба и, только когда они сгниют, дает их нам. На самом деле господин Хэлланд очень добр к нам: каждые полгода он привозит нам новую одежду, только Элоиза не всем дает ее. Господин Хэлланд добр!
– Да уж воистину, – фыркнула Кристин. – А я всегда жаловалась на блюда в моем прежнем доме. Я любила только пирожные, мороженое, коктейли, фрукты и разные сладости. Но сейчас я бы с удовольствием съела жареную курицу.
– Твои слова для меня – китайская грамота, – буркнула Люси, подчищая треснутую тарелку и грызя хлеб. Если ты не хочешь есть, может, отдашь это мне?
– Да, пожалуйста, кушай на здоровье…
Кристин пододвинула свою порцию Люси и опять стала разглядывать уже повеселевших детей. Все они начали быстро расходиться кто куда.
– А где вы спите? – поинтересовалась Герцогиня у Люси.
– Кто где. Наверху полно пустых комнат. Большинство из них, правда, заперто, не знаю почему. Но есть еще чердак. Пойдем к тетке Элоизе. Она подберет что-нибудь для тебя.
Элоиза отправляла детей спать, провожая их криками и шлепками. Она дала пощечину Кристин, прежде чем та успела заговорить.
– За что? Я в чем-то провинилась? – возмутилась девочка, потирая покрасневшую щеку.
– Что ты так пищишь, плутовка? – прорычала Элоиза, замахиваясь на Люси.
– Меня зовут Кристин. Я хотела осведомиться у вас о своей спальне.
– Что? – не поняла женщина. – Марш спать!
– Но где? Где мне спать?
– Тебе негде спать? – снова не поняла Элоиза, трясясь за ухо какого-то мальчишку.
– Да, сударыня.
– Хм. А! Так ты новенькая! Да, – закивала головой женщина. – Припоминаю. Ну, пойдем. Я покажу тебе твое место.
Элоиза повела Кристин на третий этаж и указала на дверь в конце темного узкого коридора. Кристин, устав подниматься по крутой каменной лестнице с качающимися перилами, неуверенно ступила в темноту и, замирая от страха, приблизилась к двери.
– Мне туда? – робко спросила девочка, кладя руку на ручку двери.
– Да, там свободно. Утром приступишь к работе. А сейчас лучше выспись. Ничего не трогай и не броди по дому без дела.
– Да, сударыня.
Элоизе очень хотелось ударить Кристин напоследок, так, на всякий случай. Но женщина сдержалась, польстившись на вежливое «сударыня». Никто еще не называл ее так.
Кристин не привыкла быть такой послушной, но все, что случилось с ней за последнюю неделю, выбило ее из сил, заставив быть осторожнее.
Девочка вошла в указанную ей комнату и замерла на месте. Она еще ни разу не видела такой убогой обстановки: в углу возле окна стояла железная кровать с матрасом, набитым соломой, напротив – маленький стол, накрытый потертой клеенкой, и расшатанный стул. Кристин сразу почувствовала сквозняк: дверь была распахнута, а окно разбито.
Герцогиня несмело приблизилась к столу и медленно провела по нему ладошкой, затем так же медленно, словно боясь упасть, подошла к окну. Тусклый свет одинокого подвесного фонаря позволил разглядеть унылый двор: прямо под окном стояли полные баки с мусором, чуть поодаль – какой-то сгоревший сарай и ржавый каркас автомобиля, по которому лазила тощая полосатая кошка.
– Никогда не думала, что в России так плохо, – прошептала Кристин и, упав на кровать, разрыдалась.
Глава 3
Она не помнила, как уснула, но утром ее разбудил звонкий колокольчик Элоизы, звавший на завтрак.
Кристин с трудом нашла путь в столовую: она долго плутала по темным коридорам ужасного холодного дома, казавшегося мертвым. Ночью девочку продуло, и она немного кашляла и шмыгала носом.
Тетка Элоиза, громко выругавшись, не забыла наградить Кристин подзатыльником за опоздание. Люси поздоровалась со своей новой подружкой и подвинула ей тарелку с подгоревшей кашей.
– Знаешь, мне что-то не хочется кушать, – поморщилась Герцогиня, отворачиваясь от каши.
– Опять? – изумилась Люси. – Как ты будешь работать, не подкрепившись?
– А в чем будет заключаться моя работа?
– Не знаю. Это ферма: здесь много работы. Нам дают поручения.
После завтрака Люси вывела Кристин во двор, где Элоиза отчитывала кого-то. Она громко кричала, а этот «кто-то» довольно-таки смело возражал.
В конце концов, Элоиза ударила ребенка и, развернувшись, пошла прочь. Кристин разинула рот от удивления: наказанный был мальчишкой-подростком с костылями. Его лицо и руки сплошь покрывали шрамы и жуткие раны.
– Кто это? – заикаясь, спросила Кристин у Люси, несущей ведра с кормом для животных.
– Хромой Ким, – ответила та, подавая девочке одно из ведер. – Он наш король. Он, как и я, здесь с самого начала.
Кристин вздрогнула и побледнела при слове «король» и внимательнее посмотрела на хромого.
– Пойдем, – потянула ее Люси, нетерпеливо кривя губы. – Будешь вместе со мной кормить поросят, а потом пойдем чистить конюшню.
– Здесь есть лошади? – обрадовалась Кристин. – Я умею за ними ухаживать.
Люси сердито посмотрела на нее. Она считала, что новая девочка ничего не умеет полезного делать, а только таращит глаза по сторонам и задает глупые вопросы.
– А что случилось с этим мальчиком? – поинтересовалась Кристин, спеша за Люси и оглядываясь на Хромого Кима.
– Он пытался сбежать отсюда.
– Вот как? И… что же дальше?
Люси недовольно вздохнула, сердясь на Кристин, но все же стала объяснять.
– Раньше он был таким же, как и все остальные дети. С ним все было в порядке, не считая его тяжелого характера. Год назад он пытался бежать отсюда. И как только могла прийти к нему в голову эта бредовая идея?! Вот теперь он расплачивается. Хорошо еще, что доктор Каховский помог ему вопреки приказу господина Хэлланда.
– А кто сотворил такое с Кимом? – нахмурилась Герцогиня, качая головой.
– Ты действительно хочешь знать?
– Да, конечно.
Люси привела Кристин в другой дворик, где стоял небольшой низкий деревянный сарайчик, окруженный решетчатым железным забором. Люси взялась за маленькие ворота и силой дернула их. Кристин подошла поближе, чтобы лучше видеть.
На неприятное лязганье железных ворот из сарая стремительно выскочили какие-то огромные черные чудовища. Кристин в ужасе отскочила в сторону и грохнулась на землю.
– Кто это? – пролепетала девочка, потирая лоб.
– Собаки, – спокойно отвечала Люси. – Шесть черных лохматых озлобленных псов.
Кристин присмотрелась к животным. Да, это действительно были собаки, только очень крупные и страшные. Они рычали и клацали зубами, бросаясь на ворота.
– По ночам их выпускают, – сказала Люси, странно улыбаясь. – В ту ночь Ким не учел этого и получил по заслугам. Эти псы его чуть не загрызли. Вот почему я не советую тебе бродить здесь по ночам или сбегать. Эти собаки беспощадны.
Кристин встала и испуганно посмотрела в темные выпученные глаза бешеных собак: белки были налиты кровью, а в расширенных зрачках светилась безумная ярость.
Герцогиня едва держалась на ногах от ужаса. Этот убийственный собачий взгляд парализовал девочку. Ей представилась ночная темнота, из которой появляются эти голодные псы, чтобы убить ее.
– Бедный Ким, – прошептала Кристин и обхватила себя руками, будто бы защищаясь.
– Пошли, – позвала ее Люси. – Нам нужно работать. Мы должны работать!
– Да-да. Работать… Ненавижу!
По щекам Герцогини побежали жгучие слезы, но девочка, утерев их, отправилась на ненавистную ей работу.
Голгофа… И кому только пришло в голову вывести на кирпичной стене это слово? Впрочем, оно вполне точно характеризовало поместье Хэлланда. На самом деле это было что-то вроде секретного склада, где Хэлланд встречался со своими торговыми партнерами и заключал свои черные сделки.
Детей здесь держали, словно рабов, заставляли их выполнять грязную работу, таскать тяжести, не давая им практически ничего взамен, кроме плохого жилья и гнилой пищи, и при этом их зверски избивали, превращая невинных крошек в диких зверей, всегда готовых вцепиться кому-нибудь в горло исподтишка.
Конечно же, и крошку Кристин постигла та же участь: она целыми днями без отдыху выполняла разные поручения Элоизы: мыла полы, посуду, стирала, убирала мусор, кормила животных. Но ведь девочка не была приучена к тяжелому физическому труду: ей прочили будущее в высшем свете, обучая наукам и светским манерам. Могла ли она выполнять всю непосильную работу хорошо и правильно? Из-за сквозняка в комнатах Кристин постоянно мерзла и не переставала болеть.
Разве избалованный ребенок сможет есть то, что подавали здесь на завтраки и ужины? Организм девочки быстро стал истощаться, и она слабела прямо на глазах, изматывая себя тщетными попытками сопротивляться жестокой судьбе. Это не так-то трудно сломить ребенка, каким бы сильным и выносливым он ни был. От побоев Элоизы у Кристин постоянно болело все тело, а несносные дети еще добавляли девочке синяков и ссадин. Герцогиня каждый вечер рыдала навзрыд, доводя себя до истерики. У девочки началась депрессия и единственным выходом, как считала Кристин, была смерть, но крошка была так слаба и измучена, что даже умереть у нее не хватало сил. По вечерам она валилась с ног от усталости, по ночам ее мучили кошмары и бессонница, следствием чего были хроническое недосыпание и полуобморочное состояние.
Бедное дитя! Хорошую же месть уготовил ей Хэлланд! Мое сердце разрывалось от боли за малышку Кристин, но помочь ей я ничем не мог. Я и сам стал пешкой в чужой игре и был противен сам себе. Только сейчас до меня дошел смысл многих слов Герцогини. Я сам подписал себе приговор, начав преследовать ее, ведь именно тогда я перестал быть святым и обрек себя на вечные муки. Голгофа… Не одна Кристин попала туда, я тоже вынужден был страдать…
Однажды утром Кристин несла ведро с водой для лошади, и ее внимание в который раз привлекла белая надпись на стене.
– Голгофа, – вслух прочитала девочка, поставив ведро на землю. – Что бы это могло означать?
– А тебе неизвестно? – раздался насмешливый хрипловатый голос откуда-то сзади.
Герцогиня испуганно обернулась, ища глазами владельца голоса.
– Кто здесь? – громко спросила Кристин и тут увидела хромого Кима, косо улыбавшегося ей.
– Ты новенькая, верно? – с легкой усмешкой уточнил, подходя ближе к девочке. – Потому ты и не знаешь смысла этого слова?
– Не смей говорить со мной таким тоном, – возмутилась Кристин. – Я Герцогиня!
– Ах, простите, – Ким, несмотря на свою хромоту, шутливо поклонился, но косая ухмылка не сошла с его лица. – Все мы здесь герцоги и герцогини. Ясное дело: ты не исключение. Нас осыпают золотом и драгоценностями.
– Перестань, – взмолилась Кристин, хватая Кима за руку. – Все, что ты говоришь, – ложь, но я сказала тебе правду. Я Герцогиня, поверь мне.
Хромой Ким внимательно посмотрел на девочку и поймал ее ручку, отчаянно царапавшую его. Его удивила необыкновенная нежность этой ручки, несмотря на то, что ей приходилось много работать. Разглядев глаза Герцогини, Ким перестал ухмыляться и строго спросил:
– Кто ты? Откуда ты? Тебе здесь не место. Ты не такая как остальные.
– Верно, потому что я Герцогиня, я ведь уже сказала тебе.
– Но… Эти манеры и речь… Как ты сюда попала? Ведь ты не из бедных, я вижу.
– И это тоже правильно. Раньше у меня было много денег… Но сейчас я все потеряла, все, кроме титула, как сказал бы мой папа. Я Герцогиня.
– Это все Хэлланд! Будто ему мало бродяжьих детей, он тащит уже таких, как ты. Чудовище, а не человек. Когда-нибудь я убью его.
Кристин, подняв голову, испуганно посмотрела на Кима.
– Это твоя выдумка, верно? – тихо спросила Герцогиня, кусая губы.
– Что? – не понял Ким.
– Голгофа. Это ты придумал?
– Да, я. Это означает место страданий и мук, согласно Библии, а мы все здесь как раз страдаем.
– И я тоже, – подтвердила Кристин.
Хромой Ким широко улыбнулся ей, и его лукавые зеленые глаза заблестели: ему очень понравилась эта забавная девчушка, даже несмотря на ее смертельную бледность и удивительную хрупкость.
Кристин от постоянных слез уже разучилась улыбаться. Она хмуро смотрела на мир вокруг себя и на Кима в этот момент, однако, когда он улыбнулся, Герцогиня не смогла не ответить ему. Ее ярко-красные губы расплылись в лучезарной улыбке, прямо-таки ослепив Кима. Он был очарован девочкой и, если бы не работа, мог бы проболтать с ней до вечера. Впрочем, расстался он с Кристин только потому, что боялся подвергнуть ее наказанию: сам он смог бы снести любые побои.
– Мы друзья, правда? – с надеждой спросила Герцогиня, уходя.
Хромой Ким кивнул ей и поспешил отвернуться, чтобы девочка не увидела слез, выступивших на его глазах.
Глава 4
Месяц пролетел как один день. Вскоре приехал Хэлланд, и все в Голгофе засуетились, стараясь угодить хозяину.
Кристин же, напротив, была тише воды ниже травы, боясь встречи с убийцей своего отца. Элоиза на какое-то время позабыла о девочке, и та с упоением отлынивала от работы, исследуя закоулки огромного двора.
Так, пробираясь между кучами мусора, Герцогиня очутилась возле большой собачей конуры, которую когда-то показала ей Люси. Девочка резко остановилась, так как возле железного заборчика стоял, задумчиво глядя куда-то в сторону, незнакомый мальчик. Он был точно не из Голгофы – об этом свидетельствовал его ухоженный вид. Одет мальчик был в хороший дорогой костюм и держался как настоящий аристократ. Вот кого не ожидала повстречать Герцогиня возле страшной псарни.
Мальчик прислонился к забору, и цепь, скреплявшая створки звякнула. В ту же секунду из конуры появились черные псы. Кристин молниеносно подскочила к незнакомцу и оттолкнула его от забора, на который с яростью кинулись злые псы. Мальчик, казалось, совсем не испугался собак, его больше впечатлило поведение незнакомой девочки, посмевшей коснуться его грязными руками.
Кристин и сама всему очень удивилась, глядя на недовольное лицо мальчика. Девочку рассердило его пренебрежительное отношение к ней, и она горделиво выпрямилась, сверкая глазами.
– Что ты здесь потеряла? – грубовато спросил незнакомец, внимательно оглядывая Кристин.
– Я вас спасла, сударь, а вы… – от обиды девочка не знала что ответить.
– Постой-ка, – задумался «сударь». – До чего же ты странная. И хотя мы незнакомы, мне кажется, я тебя знаю. Ты мне кого-то напоминаешь. Да, вспомнил. Мне говорили, у нее тоже были удивительные зеленые глаза, как у тебя…
– Ах, вот куда ты пропал… – послышался знакомый хриплый голос.
Кристин с ужасом поняла, что Хэлланд их обнаружил. Девочка не знала бежать ей или остаться защитить этого мальчика. Она насторожено смотрела на Хэлланда, но к ее большому удивлению, мальчик, нисколько не боясь, преспокойно подошел к мужчине и сказал ему:
– Я хотел посмотреть на наших псов.
И тут Герцогиня все поняла. Как же она сразу обо всем не догадалась: тот же самый профиль, тот же тонкий орлиный нос, те же серые глаза. Ну конечно, этот незнакомый мальчик был сыном Хэлланда, кем же иным? Кристин еще больше испугалась.
– Что с тобой, Луис? – спросил вдруг мужчина, положив руку сыну на плечо. – Ты что-то хочешь у меня спросить?
Но Луис молчал. Внезапно Хэлланд заметил Кристин, и на его лице появилось сердитое выражение. Мужчина стал постукивать по земле хлыстом для верховой езды, который он все время носил с собой.
– Она тебя обидела, Луис? – спросил он у сына, приближаясь к перепуганной девочке.
– Она? – удивился тону отца Луис. – Нет. Мы просто немного поговорили.
– И зря. Ведь, это та, о ком я тебе рассказывал.
– Правда? Это она? – мальчик был изумлен и, слегка заикаясь, обратился к Герцогине. – Я вас почти узнал, если бы не ваши уловки, Кристин Рамбаль-Коше.
Девочка молчала, не сводя глаз с Хэлланда.
– Запомни, Луис, – говорил тот. – Это твой главный враг. Не верь ее невинному виду. Ее отец убил твою мать. Если ты не будешь бдителен, эта девочка, повзрослев, убьет тебя.
– Нет! – вскричала Кристин, ужаснувшись последней фразе Хэлланда. – Я не хочу убивать, как вы! Я вовсе не убийца!
– Как она искусно лжет, – расхохотался мужчина. – Ее отец научил ее этому. Зачем же вы, дитя, вцепились в меня в ту ночь?
– Но вы убили моего отца!
– Это было не убийство, а месть – правосудие!
– Тогда при чем здесь я?
– Я не хочу, чтобы вы навредили моему сыну и убили его.
– Но, отец, – вмешался Луис, усмехаясь. – Как она сможет навредить мне? Посмотрите на нее. Вы думаете, я не осилю это маленькое хрупкое создание? Она же словно фарфоровая кукла!
– Только с виду…
– Я Герцогиня, – твердо произнесла Кристин. – Это не я, а вы, господин Луис Хэлланд, похожи не фарфоровую куклу. Куклу в руках вашего бездушного отца.
– Что?! – взревел Хэлланд, сжимая хлыст для верховой езды в своих руках.
– Отец, что вы делаете! – взвизгнул Луис, увидев, как мужчина с размаху ударил хлыстом девочку один раз, второй, третий…
На глазах мальчика Хэлланд избивал многих людей и многих детей, но ни один из этих побоев не произвел на Луиса такого сильного впечатления, как этот. Он чуть было сам не кинулся под руку отцу, желая защитить девочку.
Сердце ребенка болезненно сжималось. «Это неправильно, неправильно!» – крутилось в голове мальчика. Он окаменел и не мог ничего ни сделать, ни сказать.
Хэлланд, тяжело дыша, наконец, остановился. Кристин, вытирая ладошкой текущую по шее кровь, незаметно отползла. Ее душили рыдания и мучила жуткая боль.
– Идем, – строго сказал мужчина Луису, но тот медлил.
– Сейчас, – отвечал мальчик, желая, чтобы отец побыстрее ушел.
– Луис, иди сюда. Я запрещаю тебе помогать ей! Ее отец повинен в смерти твоей матери.
– Знаю, я сейчас…
Луис, присев на корточки, нагнулся с Кристин и, взяв ее за подбородок, заглянул в ее полные слез глаза.
– Я Герцогиня, – слабо прошептала девочка, глядя в серые глаза Луиса. – Вы знали это…
– Знал, – так же тихо отвечал мальчик. – Но вы теперь уже больше не Герцогиня. Вы всего лишь беспризорная бродяжка, замарашка, не более.
– Нет…
– Хватит. Я люблю своего отца, и я лучше предам вас, нежели его, так как его боль мучительнее для меня, чем ваша. В конце концов, всему виной ваш отец…
– Уходи…
– Да, я уже ухожу, не беспокойтесь. Я вас ненавижу.
Луис встал и не спеша пошел вслед за отцом.
– За что? За что? – рыдая, шептала девочка. – Ты обещал мне блестящее будущее, папа, но его нет, и тебя тоже нет!
Последние слова Кристин прокричала, подняв голову к хмурому небу.
– Тебя нет! Мне внушили, что бы ни случилось, терпи – это испытание. Это твои слова, папа! Но здесь, в Голгофе, все по-другому. Это не испытание, это наказание, наказание за грехи, вот только не пойму, за какие?
Герцогиня снова зарыдала, лежа на холодной сухой земле, но спустя какое-то время она почувствовала, что что-то изменилось. Перестав плакать и прислушавшись, девочка поняла: небо плакало вместе с ней! – это был дождь. Кристин встала на ноги и поняла, что всего-навсего пошел дождь, но для нее он имел огромное значение. Дождь – это спасение, это прощение и помощь. Дождь смоет всю грязь с земли, все грехи с людей. Дождь отбивает всю необходимость плакать. Да! Кристин прошла несколько шагов и вдруг рухнула на колени и сжала руки в замок на груди: сил почти не было. Она возвела глаза к небу, подставляя лицо холодному дождю, и ей вспомнились дожди в Евпатории.
О, там было все не так. В середине жаркого солнечного дня мог грянуть гром и разразиться гроза. Дождь длился всего несколько минут, но он лил как из ведра, и за это время вы успевали промокнуть до нитки вне укрытия.
Кристин любила дождь и не боялась грозных раскатов грома и сверкающих извилистых молний. Но никогда еще она не радовалась дождю так, как сейчас, хотя это был совсем тихий маленький дождик, но чувство было таким, словно вместе с этим дождем с плеч свалился тяжелый груз.
Внезапно пришла мысль о Франции.
«Да, – подумала Кристин. – Как я могла забыть? Я должна служить Франции, ведь я Герцогиня. Если я забуду о ней, забуду о том, кто я, я забуду и о своем отце, а этого я не желаю. Франция примет меня, спасет и защитит, и отныне я ничем не запятнаю ее чести и своей, так как я часть своего отца, я часть Франции. Я Герцогиня!»
Так, последние слова отца Кристин стали для нее смыслом жизни, и она поклялась себе отомстить Хэлланду за все.
Глава 5
Жизнь продолжалась, и Кристин не заметила, как из герцогини она превратилась в такого же раба, как и все другие дети, голодного, больного и озлобленного.
Она привыкла к плохой пище, ее не заботило то, что от холода теряли подвижность ее пальцы. Близилась осень, а девочка все еще продолжала ходить в шелковом летнем платье, совсем испорченном от работы. Зачем теперь все то, чему ее учили в Евпатории? Разве теперь это имеет какое-то значение?
Герцогиня не могла спать по ночам от холода и пугающего собачьего воя (черные псы ведь бродили на свободе прямо под окнами). Но стоило только девочке слегка задремать – ей начинали сниться кошмары: она брела по какому-то туннелю, опираясь на влажные каменные стены. Каждый новый поворот лабиринта пугал своей непредсказуемостью. Девочке снились змеи, пауки, насекомые, какие-то чудовища с человеческими лицами. Но хуже всего были зловещие черные псы: даже во снах Кристин не оставляло чувство, что эти собаки где-то поблизости, поджидают ее, чтобы разорвать на кусочки. Ребенка не покидали страх и ужас. Девочке приходилось бояться и жизни наяву, и «жизни» во сне.
В конце концов, Кристин привыкла к плохому обращению и побоям, однако это не облегчило ее страданий, слезы и постоянные истерики – все повторялось чаще и чаще.
И все же Кристин Рамбаль-Коше в кое-чем не походила на других детей Голгофы. Ее унижали и оскорбляли, но чувство собственного достоинства и превосходства никогда не покидало девочку. После каждого позорного падения, она поднималась вновь, мужаясь и крепясь, словно маленький горный цветок, поднимающий свою головку после страшной бури или урагана.
Кристин не забывала о том, что она Герцогиня, даже будучи отвергнутым рабом. Иногда во время бессонницы девочка бродила по пустынному полуразвалившемуся дому, который казался мертвым. Она ни о чем не думала – не было сил, но мудро заставляла себя вот так ходить, опасаясь, что ее больная нога когда-нибудь откажет. Впрочем, трудно было назвать это ходьбой: крошка была похожа на привидение. Она с трудом переставляла ноги, продвигаясь в темноте со скоростью улитки и глядя в никуда широко распахнутыми слезящимися глазами.
Как-то раз Кристин набрела на старую двустворчатую дверь на верхнем этаже, которую раньше не замечала. Повинуясь внутреннему зову, девочка хотела открыть ее и войти, но дверь была заперта. Это не удивило ребенка: в этом жутком доме около сотни комнат, и половина из них – заперты. Герцогиня по привычке собиралась продолжить свой путь, но что-то остановило ее, что-то, что было там за дверями.
Девочка снова подергала дверь – заперто. Что же там такое? Кристин прижалась лбом к двери, пытаясь в щель между створками что-нибудь разглядеть. Там была маленькая комнатушка, заваленная коробками. Кристин увидела каменную лестницу, ведущую куда-то наверх. Девочка на секунду задумалась: куда могла подниматься эта лестница? – верно, в башенку на западном фасаде. И все же странно… Ведь там за дверью не было ничего особенного, почему же ее, Герцогиню, так манит эта лестница? Пока не было ответа…
С тех пор Кристин каждый вечер «навещала» эту таинственную дверь, иногда даже разговаривала с ней. Из дверной щели веяло холодом, но это не пугала девочку, а, напротив, притягивало, и ей очень нравился специфический запах, исходящий из комнаты, которая была для ребенка чем-то вроде друга. Кристин стала любить сидеть на полу, прижимаясь к деревянной двери, сидеть и отдыхать, вспоминая свою беззаботную жизнь в Евпатории. Там ей нравилось смотреть на мир «сверху», взбираясь повыше: девочка никогда не сидела как положено. Она залезала на подоконники, столы, комоды, спинки стульев и кресел. Так «наверху» легче ощущать силу и власть, не злоупотребляя ими. А в Голгофе Кристин пришлось учиться выживанию и терпению. Нужно было быть тихой и неприметной, чтобы спрятаться от зла. Вот почему девочка полюбила сидеть на полу, неважно каменным или деревянным он был. И потом с пола легче было «воспринимать» небо: Кристин иногда устраивалась возле окон для «беседы» с небом, ибо оно было единственным, во что девочка по-настоящему «верила».
Кристин была достойна самого лучшего и, несомненно, получила бы это, если бы Грегори не был «падшим ангелом» и соизволил бы тогда спасти ее… Изредка приезжая в Голгофу, капеллан испытывал угрызения совести при виде страданий бедной Кристин, но он все равно бездействовал… «Падший ангел».
Очередной приезд Хэлланда не обошелся без слез Кристин. Мужчина как обычно отлупил девочку ни за что на глазах собственного сына, который на этот раз, казалось, совсем не сочувствовал девочке, о чем свидетельствовал его равнодушный вид и холодный, как у отца, взгляд.
Герцогиня, рыдая, прибежала к своей таинственной двери, словно ища защиты и поддержки у нее. Вздрагивая, девочка прижалась мокрой щекой к древесине, и с ее губ невольно сорвалось «ненавижу». Потом Кристин еще долго продолжала шептать себе: «Ненавижу. Ненавижу их всех до единого. Придет время, и я отомщу. Отомщу за все. Я убью их! Всех до единого!»
Герцогиня не заметила, как уснула. Сон ее был неспокойным, и вскоре девочка почувствовала, как чья-то рука осторожно трясет ее за плечо. Кристин проснулась, открыла глаза и чуть было не закричала от ужаса, увидев возле себя некто странного. Это был всего лишь Хромой Ким, а ей показалось, что ее посетило чудовище.
– Не пугайся, – взмолился Ким. – И не кричи, я тебя не обижу.
Юноша уже привык, что его изуродованное шрамами лицо всех так пугает. Но Кристин, поняв, что это ее друг, быстро успокоилась. Здесь в Голгофе нужно было уметь совладать с чувствами и не выдавать их.
– Что ты тут делаешь? – опасливо осведомился Ким, согревая окоченевшие руки девочки.
– Я спала, – отвечала Герцогиня. – Ты меня разбудил… А что ты тут делаешь?
Кристин устремила на него свои ясные грустные глаза, и юноша даже в темноте различил их удивительную красоту. Он улыбнулся, не решаясь открыть правду.
– Тебе известно, что там за дверями? – догадалась девочка. – Скажи мне, пожалуйста, прошу тебя!
– Не лучше будет увидеть все своими глазами? – слукавил Ким, извлекая из кармана ржавый ключ. Он протянул его девочке, позволяя ей самой отпереть дверь.
– Я никому не показывал этого сокровища, – говорил Ким. – Но ты… Ты ведь Герцогиня. Думаю, ты оценишь то, что находится за этими на вид обыкновенными дверями.
– Благодарю тебя, – прошептала Кристин, с замиранием сердца входя внутрь.
В комнатушке было темно, и Герцогиня тут же споткнулась о коробки. Девочка, повинуясь интуиции, сразу пробралась к лестнице и побежала наверх. Ким, прикрыв дверь, последовал за ней.
Наверху была еще одна комната побольше той, что внизу. Она была вся заставлена стеллажами и деревянными ящиками. Кристин не поверила глазам, когда увидела то, что хромой Ким называл «сокровищем». Девочка застыла посреди комнаты, не зная, за что схватиться в первую очередь: здесь повсюду были книги! Книги! То, чего Кристин так не хватало; то, что позволит ей хотя бы в мыслях вернуться к прошлой жизни; то, что откроет ей путь к знаниям.
Герцогиня с благоговением приблизилась к книжному шкафу. На полках не было ни пылинки: Ким хорошо заботился о своем сокровище. Кристин взяла одну из книг: Виктор Гюго «Отверженные». Что ж, пусть это будет первая книга, которую она, Кристин Рамбаль-Коше, прочтет из этой тайной библиотеки. Девочка обернулась к Киму, который все это время внимательно наблюдал за ней, и, склонив голову на бок, спросила:
– Ким, почему ты поверил мне, что я Герцогиня?
– Разве это не так? – юноша тоже взял в руки толстую книгу и, опустившись на один из ящиков, открыл ее на помеченной странице.
– Так. Но почему?
– Что почему? Почему ты Герцогиня?
– Нет, почему ты понял это?
– Хм! Я наблюдал за тобой с первого дня, как ты здесь появилась. Я видел многих детей, которых приводил Хэлланд. Здесь оставались лишь избранные – нужные этому живодеру. Все эти дети – бродяги, не более. Для них главное – ночлег. Разве не странно будет, если кто-нибудь из них будет отстаивать свою честь и свои права?
– Но они же и понятия не имеют, что такое честь!
– Верно. Именно поэтому твое поведение показалось мне сперва нелепым, но потом я все понял, расспросив о тебе Люси.
– А, эту девочку, которая сопровождала меня везде в первые дни. Да, я ей все тогда рассказала.
– А она, в свою очередь, мне. Но в твоем поведении было странным кое-что еще.
– Что же?
– Ты всегда, даже несмотря на свое унизительное положение, держалась так, словно ты королева: совершенно прямо, не наклоняя головы и глядя в глаза врагам. В тебе словно есть стержень, который не дает тебе согнуться даже под ударами плети Хэлланда. Не возражай, мне все известно. Ведь тебя нельзя сломать, ты снова восстановишь силу духа, и с каждым таким разом в тебе будет все больше расти ненависть и жажда мести, верно?
– Да, Ким, – расплакалась Кристин. – Ты меня изумляешь своими способностями угадывать людей. Я всегда хотела делать также. Но раньше я любила людей. Мне нравилось знакомиться и общаться с ними.
– А сейчас?
– О, сейчас я ненавижу их, всех. Все, чего мне хочется – это спрятаться и больше никогда их не видеть.
– Понимаю, – Хромой Ким ласково погладил усевшуюся возле его ног девочку по голове, желая утешить. – Когда-то я чувствовал то же самое.
– И что же?
– Да, я хотел спрятаться, но не стал. Стоит только подчиниться этим бесчеловечным особам, и они сживут тебя со свету. Нет, нельзя их слушаться, понимаешь? Нельзя! Нужно показать им, что ты сильнее, нужно бороться с ними.
– А если ты слишком слаб?
Ким заговорщицки сощурил глаза и, взяв девочку за подбородок, наклонил к ней голову:
– Ждать.
– Ждать? – удивилась Кристин, испугавшись зловещего блеска зеленых глаз Кима.
– Да, если нет сил, нужно ждать, ждать, пока они не появятся, и готовить план
– План чего? – снова удивилась девочка.
– План мести, чего же еще?
Герцогиню передернуло. Хромой Ким чем-то напоминал ей Хэлланда, и единственным отличием сейчас было то, что Ким не был несправедлив.
– Чьи это книги? – полюбопытствовала Кристин, снова в восхищении обводя глазами комнату и проводя рукой по переплетам всех книг.
Хромой Ким усмехнулся и, открыв форзац своей книги, показал его девочке.
– Хэлланд, – прочла вслух она и ужаснулась. – Хэлланд? Какой кошмар! Всюду я на него натыкаюсь. Мне страшно!
– Когда-нибудь я убью его, – успокоил ее Ким.
– А если он придет сюда?
– Нет, не придет. Он давно забыл об этой комнате. Она заперта, а ключ утерян.
– Утерян? Как? Он же у тебя!
– Я имею в виду, для Хэлланда он утерян.
– Тогда хорошо. Я хочу почитать.
Хромой Ким кивнул.
– Книги – это самое лучшее, что было у меня в Евпатории, – продолжила Кристин. – Я могла читать, сколько захочу, ведь книги меня многому учили. Если я прочту все эти книги, я смогу победить Хэлланда и отомщу ему.
– Как это? – удивился Ким.
– Но ведь у меня никогда не будет такой грубой физической силы, как у Хэлланда, зато по части ума… Я перехитрю его.
Ким рассмеялся.
– Ты рассуждаешь совсем как ребенок. Сколько тебе лет?
– Десять, – ответила Герцогиня, а потом, немного помолчав, добавила, глядя юноше прямо в глаза. – Они отняли у меня детство и сделали меня изгоем.
Хромой Ким пораженно открыл рот и, тяжело вздохнув, прошептал:
– Я убью его. Всех убью, на кого покажешь.
Глава 6
Печальную осень сменила сердитая зима. Погода еще больше испортилась: дул пронизывающий ветер, шел дождь со снегом, холодало…
Детей Голгофы радовал первый пушистый снег, тающий на земле и превращающийся в серую жижу. Но вот Кристин снег совсем не нравился. Он казался девочке колючим и неприятным. Попадая на ее нежные ручки, снег обжигал ее, словно раскаленные угли. Теперь, спасаясь от холода, Кристин много двигалась, и это изматывало ее, ведь крошка была так слаба.
С первым снегом в Голгофу заявился и Хэлланд, прихватив с собой преподобного Грегори. Капеллан с нетерпением ждал встречи с Герцогиней, и его привел в ужас ее измученный вид. Луис Хэлланд тоже прибыл в поместье вместе с отцом. Проходя по снежной дорожке, мальчик остановился возле Кристин и внимательно посмотрел на нее. Герцогиня оторвалась от своей работы – уборки талого снега со двора и, гордо распрямившись и повернув голову, подняла глаза на Луиса. Что читал в них этот пока еще неиспорченный мальчик? Боль? Страх? Грусть? Мольбу? Или… вызов? Так или иначе, Хэлланда разозлил бы этот взгляд, и Грегори поспешил отвлечь мужчину, чтобы тот не заметил двух детей, безмолвно глядевших друг на друга.
Зато этих детей увидел Хромой Ким, работавший поблизости, он тоже выпрямился и пристально посмотрел на Луиса. Тот, почувствовав на себе чужой взгляд, отвернулся от Герцогини и уставился на Кима. Мальчики смотрели друг на друга в упор, словно враги. Кристин вспомнила, что именно так смотрели друг на друга ее отец и Хэлланд в ту роковую ночь.
Хромой Ким и Луис: два короля из разных слоев общества, равные по качествам друг другу. Зеленый глаза Кима сверкали презрением, в них ослепительным огнем горело желание поговорить по душам с соперником, а Луис в ответ сиял своими равнодушными, но внимательными серыми, словно пасмурное небо, глазами. Какими разными и в то же время похожими были эти «короли». Ни на один из них никогда бы не сдался, но если Ким был вспыльчив и горяч, то Луис предпочитал сохранять спокойствие и хладнокровие в любой ситуации. Ким не любил ждать, но ему приходилось все время делать это, Луису же не было в этом необходимости: он мог получать желаемое по первой просьбе, однако, несмотря на это, он все время чего-то ожидал в своем непоколебимом равнодушии.
Хэлланд обходил свое поместье, говоря с каждым ребенком. Все сгибались перед ним в низких поклонах, дрожали и благоговели, словно он был сам Господь-Бог. Хотя кое-кто все же посмел воспротивиться ему и уже в который раз. И это, к счастью, была не малышка Кристин, нет. Непокорный Хромой Ким, кинувший в лицо деспотичному хозяину какое-то оскорбление. Хэлланд, разумеется, побил его. Герцогиню, желавшую защитить друга, в последний момент удержала осторожная Люси. Когда Хэлланд приблизился к Кристин, Люси еще раз сделала девочке внушение, чтобы та не дерзила, а иначе достанется всем. Но Хэлланд, выместивший всю злобу на Киме, на этот раз пощадил девочку.
– Что, наша маленькая Рамбаль-Коше уже больше не бунтует? – ехидно спросил мужчина, глядя на тощего больного ребенка. – Похоже, Элоиза хорошо постаралась и выбила из тебя всю спесь.
Кристин молча смотрела в глаза своему мучителю. Заметив это, Хэлланд, казалось, удивился:
– И откуда эта идиотская манера так смотреть на людей? – спросил мужчина сам у себя. – Ну, ничего. Я не расстраиваюсь. Скоро уже никто не скажет тебе, замарашка, как красивы твои глаза, потому что они перестанут такими быть. Они уже и так померкли.
Хэлланд расхохотался и отправился дальше.
У Кристин сдали нервы, и она заплакала. Увы, ей никогда не научиться терпеть этого невозможного человека. Сквозь слезы девочка увидела Хромого Кима, хмуро качавшего головой и одними губами шепнувшего:
– Не верь ему. Нужно ждать, Герцогиня.
Девочка, не оборачиваясь, почувствовала, как к ней медленно приближался преподобный Грегори.
Я встал за ее спиной, и она тихо спросила:
– Я все время думаю, Грегори, чем вас привлекает этот страшный человек? У него есть много денег, но когда у меня было столько же, вы меня ненавидели. Он злой и беспощадный, он не верит в вашего Бога. Я знаю, вы моего отца считали таким же, но его вы ненавидели. Тогда почему вы дружите с Хэлландом?
– Я с ним не дружу, – возразил удивленно я.
– Но вы с ним вместе!
– Я его боюсь не меньше вас, дитя.
– Вы боитесь меня? – девочка медленно повернула голову.
– Раньше боялся. Но сейчас я хотел сказать, что боюсь его так же, как вы.
– Поэтому вы следуете за ним? Теперь вы уже больше не капеллан. Вы променяли свою рясу на службу Хэлланду. Зачем?
– Что за странный вопрос, дитя.
– Перестаньте меня так называть! Я Герцогиня, что бы вы там не говорили. Я все равно сильнее вас. Вы могли бы быть моим другом, а не его. Когда я вас звала вас, вы за мной не пошли!
– Вы меня звали?
– Да, звала, но вы так глупы, что не поняли этого.
– Вы забываетесь, дитя. Ведь вы – ребенок!
– Я больше не хочу им быть. Хэлланд заставил меня отречься от этого так же, как и вас от вашей церкви и сутаны. Но кое-чего он не учел.
– Чего же?
– Вам я не скажу. Чтобы вы тут же проболтались Хэлланду! Ни за что!
Девочка отвернулась и принялась за свою работу. Меня поразило то, что, сердясь на меня, она не кричала. В Евпатории эта девочка постоянно оглушала меня своим возмущенным звонким голоском. Что же заставляло ее здесь сдерживать свои эмоции и говорить так вкрадчиво, тихо, но не менее выразительно? А может, она действительно перестала быть ребенком? Или, может, девочка просто вынесла хороший урок из того, что с ней произошло?
Глава 7
Все шло своим чередом. На смену изнурительной зиме пришла весна, а затем и лето. Солнце стало чаще освещать унылые неуютные комнатушки детей Голгофы. Кристин хотелось вдохнуть полной грудью свежий весенний воздух, насыщенный запахом талого снега, но она не могла. Прячась на заднем дворе за сараями и прислушиваясь к веселому пению птиц, порхающих по веткам деревьев, девочка чувствовала, как грудь, не давая продохнуть, сдавливает что-то вроде железного кольца. Хотелось смеяться, веселиться вместе с солнцем и птицами, но не было сил. Весна давала много энергии, но ее не хватало разбитому сердцу.
Несмотря на плохое содержание, Кристин росла, развивалась и изменялась. От долгих усердных упражнений и постоянной беготни туда-сюда девочка наконец перестала хромать и ее нога поправилась. Крошка часто болела, но, благодаря своей непоколебимой тяге к жизни, она быстро поправлялась, и все ее болезни закаляли организм, делая его сильнее и выносливее. Из своей старой одежды Кристин давно выросла. Элоиза дала ей колючий темный свитер, коричневый комбинезон с курткой и высокие резиновые сапоги – таков был типичный наряд ребенка в Голгофе, неподходящий ни для летней жары, ни для зимнего холода. Красивые роскошные локоны ребенка были отстрижены, отчего девочка была похожа на мальчишку.
Все дни напролет Кристин работала, а по вечерам занималась в тайной библиотеке вместе с Кимом. У Кристин были просто феноменальные способности: она все быстро схватывала и легко запоминала, а ее усердие и любознательность словно бы подхлестывали девочку, заставляя искать все больше новых знаний и заучивать наизусть отрывки из книг, содержащие в себе полезные сведения.
Хромой Ким тоже был не глуп. Он, казалось, обладал не дюжим жизненным опытом и способностью подчинять себе людей. Да, ему трудно приходилось с взрослыми, но дети Голгофы его прекрасно слушались, причем он никогда никого не бил и никогда не кричал: хватало всего лишь взгляда или повелительного жеста. Кристин вскоре поняла, что в Голгофе Ким – полноправный король и все ему подчиняются, когда нет более сильного владыки – Хэлланда.
Ким не выделял никого из детей: все были равны при нем, все, кроме Герцогини, которой он благоволил. Юноша уделял девочке много внимания и защищал ее от нападков Элоизы и детей. Иногда Кристин казалось, что она снова попала в игру «Средневековье», принятую в Евпатории. Девочка снова чувствовала себя «королевой», и это смягчало все ее страдания. Хромой Ким невольно подчинял себе всех, кроме Герцогини. Кристин долго гадала «ее» он король или нет, потом все же решила, что Ким – король для этих детей, а у нее должен быть другой повелитель. Девочка не допускала мысль о том, что с королем можно дружить. Король требует полного подчинения себе, а дружба – это равенство. Кристин считала, что быть равной королю она сможет лишь став королевой, а ее настоящий титул был «герцогиня». Все эти детские «теории» никак не вязались с реальной жизнью…
Однажды у нас с Кристин зашел разговор об Эрике.
– Быть может, именно этот голубоглазый мальчик и был королем, – усмехнулся я, после того, как девочка призналась, что продолжает играть в свое «Средневековье».
– Нет, – она уверенно качнула головой.
– Почему же нет?
– Я его очень любила, но все же он не мой король. Скорее это я считалась для него королевой, будучи всего лишь Герцогиней.
– Но ведь ты защищала его от врагов.
– Верно, он был слишком наивен, добр и застенчив. Я не могла не защищать его.
– Тогда в чем же дело?
– Истинный король сам может справиться со своими врагами.
– А я помню, как ты уверяла меня, что будешь спасать короля от заговора его врагов.
– Я была очень сильной, и мне так казалось. Но сейчас, когда я в плену, я думаю, это ему придется прийти мне на помощь.
– Вот как? И ты надеешься, что он вызволит тебя из Голгофы?
– Нет, у него более важная миссия, которая мне пока неизвестна. Ким был прав, назвав это место Голгофой. Я здесь потому, что должна искупить свои грехи и очистить душу перед небом.
– Перед небом? А может перед Богом?
– Нет, бога не существует, я верю в себя и в небо. Я знаю, существуют дух, правящий этим миром – люди назвали его богом, но необязательно, что он таков, каким его рисуют. Для меня этот дух – небо.
– Но я мог бы исповедать вас, дитя, и отпустить вам все грехи.
– Все-все? Так не бывает. Меня забавляет то, как вы со мной говорите. Раньше вы обращались ко мне на «ты», когда злились и хотели унизить, а на «вы» – когда преклонялись предо мной. Сейчас все наоборот: вы такой добрый, когда говорите мне «ты», а от вашего «вы» веет холодом и враждебностью.
Девочка задумчиво посмотрела мне в глаза, а потом, отвернувшись, продолжила свой монолог.
– Мне не нужен посредник между мной и небом. Я сама могу с ним говорить, а оно меня и без вас прекрасно слышит и понимает, и я его понимаю. Тем более что вы больше не священник. Зачем вы им стали? Черное одеяние вам совсем не идет.
– А белое?
– И белое тоже. Мы бы подружились, если бы вы никогда не были священником.
– Нет, Герцогиня. Не приписывайте мое не одобренное вами поведение моему призванию. Я был бы самим собой, и не будучи священником.
– Да, и вы бы все равно отняли у меня Эрика.
– Отнял?
– Да, после встреч с вами, он мне только о вас и говорил. Это и было причиной моего негодования, а еще то, что вы пытались подчинить меня себе.
– Мне понятно это. Эрик стоил тебя. После твоего отъезда он словно сошел с ума. Он грубил всем подряд, дрался с уличными мальчишками…
– Дрался? – Кристин была так поражена, что отвлеклась от смешного поросенка, которого кормила.
– Удивляешься? Мы все тоже удивлялись. Мальчик коренным образом изменился.
– И?
– Он твердил, что ты предала и бросила его.
– Эрик возненавидел меня за это и захотел мстить?
– Да, откуда ты знаешь?
– Похоже, все в мире происходит по одному сценарию. Эрик изменился…
– Верно. Почему ты на меня так странно смотришь?
– Меня все ненавидят, кроме Кима. И вы тоже?
– Я бы не назвал это ненавистью.
– Тогда что же? Это явно не любовь.
Я рассмеялся и покачал головой.
– Я не знаю, Герцогиня, право, даже не предполагаю, что бы это могло быть.
– А зачем вы клеймили меня?
– Клеймил?
Кристин встала и подошла ко мне.
– Посмотрите.
На левой щеке девочки я увидел тонкий белый шрам, тянувшийся вдоль уха к шее.
– Теперь мне придется вспоминать о вас перед тем как подойти к зеркалу. Впрочем, в Голгофе нет зеркал. Зачем вы это сделали?
– Не знаю. Зачем ты сердила меня?
– Я хотела, чтобы вы, как и все, признали, что я Герцогиня.
– Сейчас я признаю это.
– Но почему? Почему вы делаете сейчас то, чего не желали сделать ранее? Это весна на вас так действует?
– Сейчас лето, а не весна.
– И что? Тогда тоже была весна, когда мы встретились, и, тем не менее, вы возненавидели меня. Почему?
– Откуда мне знать?
Кристин осуждающе покачала головой.
– Если я исчезну, вы меня снова возненавидите?
Я кивнул, и по спине у меня пробежал холодок. Я не переживу, если она опять оставит меня в одиночестве. Я не хочу снова потерять этого незабываемого ребенка.
Кристин внимательно посмотрела на меня, пытаясь отгадать мои мысли, и в солнечном свете я снова уловил это чарующее сияние, исходившее от ее не то синих, не то изумрудных глаз. Моя душа наполнилась страхом, радостью и трепетом одновременно. Хэлланд был не прав: эти загадочные глаза всегда будут поражать своей красотой каждого, кому выпадет счастье заглянуть в них.
Глава 8
Время летело, как птица. В свободные вечера Кристин по-прежнему читала и занималась вместе с Кимом. Открыв в девочке прекрасные знания математики, тот принялся составлять для подружки примеры и задачки, занимавшие Кристин порой до самого утра. Странно, что девочке не пришло в голову поинтересоваться, откуда у Хромого Кима такие глубокие познания в точных науках. Впрочем, в библиотеке было полным полно книг по всем наукам, вплоть до теологии, от которой Кристин воротила нос и морщилась, смеша Кима.
Не нужно упоминать, что жизнь Герцогини в Голгофе сопровождалась постоянными побоями, тяжелым трудом, слезами и истериками. И ничего нельзя было поделать. Кристин не могла не ненавидеть мир, принесший ей столько страданий.
Однажды в очередном приступе буйства Герцогиня принялась выбивать в своей комнате острые осколки разбитого стекла, все еще держащиеся в раме. После этого руки девочки, разумеется, были в крови, и это, как ни странно, успокоило ее. Что за странное желание возникло у ребенка тогда – видеть кровь, капающую на пол. В другой раз Кристин поспешила бы обработать свои порезы и перевязать руки, но тогда она просто стояла, чувствуя на своем лице дуновения ветра, и смотрела, как с рук стекает алая липкая жидкость.
– Точно так же я смотрел на кровавые тела собак, – услышала Герцогиня голос Кима за спиной.
– Что? – обернулась она, пряча руки.
– Раньше этих собак было десять, – Хромой Ким указал пальцем на видневшуюся в окне крышу собачьей конуры. – Сейчас их шесть.
Юноша разорвал простыню с кровати Кристин, на которой она почти не спала, и принялся перевязывать девочке руки.
– Расскажи про собак, – попросила Кристин.
– Рассказать, как я убил их?
– Ты их убил? – Кристин недоверчиво поджала губы: ей трудно было представить, чтобы ее добрый заботливый Ким кого-то убил, несмотря на его слова.
– Да, я убил четырех в ту ночь, когда им вздумалось напасть на меня.
– Когда ты пытался бежать отсюда?
– Откуда тебе это известно?
– Люси сказала.
– Зачем?
Этот вопрос и не требовал ответа. Кристин виновато опустила голову и тихо проговорила:
– Люси предостерегла меня, чтобы я не пыталась бежать. Она привела в пример тебя, Ким.
– Ясно.
– Но ведь сбежать еще можно, – взмахнула рукой девочка и тут же сморщилась от боли. – Собак можно приручить!
– Вот как?
– Да, любое существо можно приручить, дав ему то, чего ему не хватает.
– Этим зверюгам не хватает крови.
– Нет, неправда. Я ненавижу их, но, наверное, в душе они добрые.
– Настолько добрые, что при встрече с ними мне пришлось убить четырех из них.
– Но как?
– Я стащил с кухни нож. Собирался перелезть через забор, когда эти чудовища вынырнули из темноты и вцепились в меня. Они нападали все разом, но мой нож был острее их зубов. Я убил их, жаль, что не всех.
– Почему не всех?
– Хэлланд не позволил. Кто бы стал сторожить его «казармы»?
– Почему псы самого Хэлланда не трогают?
– Хэлланд – хозяин, как и его сын. Псы не глупы: они знают это. Каховский за ними ухаживает и кормит их: его они тоже не трогают. По-моему, этот доктор – единственный, кого по-настоящему уважают эти черные бесы.
– Каховского? Странно.
– Когда у меня отобрали нож, псы продолжали терзать меня, но я, как ты, замерев, видел только, как эти черные чудовища истекают кровью.
– Но я никого не убивала. Это моя кровь.
– Знаю, – Ким указал на кровавые разводы на уцелевшем стекле. – Зачем ты это сделала?
– Пыталась добыть крови для собак, – процедила Кристин и решительно направилась вниз.
Звенел звонок к вечерней трапезе – нужно было торопиться, пока другие дети не разберут всю еду. Герцогиня обычно не очень-то спешила к этому неаппетитному ужину, но сейчас еда ей нужна была для другой цели.
Хромой Ким догадался о планах этой девочки и поклялся себе проследить за тем, чтобы собаки не причинили ей вреда.
Шесть злющих псов выскочили Кристин навстречу, стоило ей только коснуться железной ограды. Девочка поспешно отскочила и, вздохнув, уселась на землю в недосягаемости от собак, но так, чтобы они ее видели. Черные псы продолжали кидаться на ограду, рыча и клацая зубами.
Кристин просидела возле собачьей конуры около часа, прежде чем собакам, наконец, надоело тщетно скалить зубы, и они спрятались обратно в конуру. Но один пес все же остался возле ограды. Он лег на землю и уставился на девочку, не побоявшуюся так дерзко заявляться во владения черных псов.
Еще с полчаса девочка и пес изучающе глядели друг на друга, а потом неожиданно бросились друг к другу. Оказывается, этот пес тоже нуждался в друге. Кристин ласково гладила собаку, а та радостно облизывала девочке руки. Тут Герцогиня вспомнила, зачем она сюда собственно пришла, и достала из кармана несколько кусков мяса, завернутых в платок. Черный пес с жадностью набросился на мясо, а, проглотив ее, благодарно, лизнул руку девочки. Он был добр и отзывчив, если вспомнить, как совсем недавно он с яростью кидался на ограду, мешавшую ему загрызть ребенка.
– Я назову тебя Чернышом, – прошептала через ограду в ухо псу Кристин. – Ты будешь королем среди своих.
Начинало темнеть, и девочка, встав с колен, собралась уходить. На прощание она помахала Чернышу рукой.
Хромой Ким, прятавшийся в кустах и все видевший, смог только пробормотать:
– Невероятно! Немыслимо…
Глава 9
Кристин сквозь сон услышала грохочущие шаги и с трудом открыла глаза. Опять она, устроившись на полу в коридоре возле окна, не заметила, как уснула. А Элоиза была тут как тут.
– Что ты здесь делаешь, маленькая плутовка! Сколько раз я тебе говорила: спать нужно строго в отведенной комнате, а не здесь. Пошли-ка со мной!
Элоиза силой притащила девочку в подвал. Массивная дверь с грохотом захлопнулась, и Кристин осталась в темном подвале одна, запертой. Спустя какое-то время, когда глаза девочки привыкли к темноте, Герцогиня различила силуэты каких-то зверьков, снующих по полу между ящиками с припасами и бочками.
– Крысы! – взвизгнула Кристин, прижимаясь к двери.
Вот уже в который раз Элоиза запирает ее в этот подвал в наказание, а она все не может привыкнуть к его обитателям. Кристин пожурила себя за страх, к тому же крысам сейчас не было до нее дела: им удалось разгрызть один из ящиков, и теперь они с удовольствием пожирали его содержимое. Девочка любила животных, но на это бесчисленное скопище голодных крыс она смотрела с отвращением.
– Откуда они только берутся! – воскликнула она и нерешительно пошла вглубь подвала.
В замочную скважину в двери приникал свет, но, отойдя от входа на несколько шагов, Кристин потонула в темноте. В подвале было холодно и сыро, но этот холод отличается от простой зимней стужи: казалось, от него вело тайнами и древностью. Где-то размеренно капала вода. Кристин долго не решалась отойти от двери хотя бы на шаг, причиной тому были вездесущие крысы, но сейчас они были заняты трапезой, и девочка решила обследовать подвал. Он казался безмерным.
Кристин шла очень осторожно, прислушиваясь к звукам и принюхиваясь. Из всех углов слышались шорохи – девочка замирала на месте от страха. Этот подвал напомнил ребенку ночные кошмары.
Казалось, вот-вот откуда-нибудь появятся змеи или какое-нибудь чудовище. Кристин продолжала идти, направляемая каким-то интуитивным чувством. Она уже научилась понимать свои подозрения и следовать им. В зловещей темноте подвала было что-то, что могло иметь для Кристин немаловажное значение, и девочка прекрасно осознавала это. В прошлый раз больше года назад ее также влекла дверь, за которой потом обнаружилась тайная библиотека. А что же теперь манило девочку, заставляя пробираться неизвестно куда в кромешной тьме?
Внезапно Кристин остановилась и, как могла, напрягла слух. Ей показалось, что она слышала чьи-то голоса, и на секунду девочка испугалась, что это Элоиза вернулась за ней, но страхи были напрасны, так как жестокая женщина обычно продерживала наказанного ребенка в подвале всю ночь до самого утра. Герцогиня продолжила свой путь, но через пару шагов уперлась в стену.
– Ну нет, – рассердилась она. – Так нечестно!
Неужели вся тайна была заключена в этой тупиковой каменной стене? Кристин нахмурилась: ей снова почудились голоса. Подвал был завален каким-то хламом и ящиками, которые вряд ли могли чем-то бы заинтересовать девочку. Она уже, было, повернула назад, как вдруг сквозь шорохи и капание воды возможным стало различить детские стоны.
– Плач! – воскликнула Кристин, вглядываясь в темноту. – Кто-то плачет!
Но ничего, что могло бы послужить зацепкой, не бросилось девочки в глаза, и она решила действовать на слух. Но это было не так-то просто: детский плач эхом отдавался от безмолвных каменных стен, отчего казалось, что в подвале находиться целый десяток плачущих детей.
Герцогиня вскоре поняла, что искать что-то в этом подвальном погребе бессмысленно: за его стенами было кое-что еще, возможно, другой подвал, куда был заточен, как и Кристин, этот плачущий ребенок.
– В чем здесь секрет? – усиленно думала девочка. – Где-то находится тайный ход, ведь подвалы должны сообщаться. Где же? Где же…
Снова послышался угрожающий шорох, и мимо Кристин пробежала огромная крыса. Девочка едва успела спрятаться за одним из ящиков: еще не хватало, чтобы это серое хвостатое существо укусило ее. Крыса, почуяв чужое присутствие, замерла, и Кристин пришлось перестать дышать, чтобы не обнаружить себя. Когда грызун двинулся в сторону девочки, та в ужасе стала забираться все дальше за деревянные ящики. Совсем скоро отступать стало некуда, и Кристин, нащупав рукой какой-то твердый предмет, запустила им в бесстрашную крысу. Та, сдавшись, пустилась наутек.
Герцогиня с облегчением вздохнула и прижалась спиной к стене, возле которой она оказалась. Что-то все равно было не так. Кристин это чувствовала, но никак не могла понять, в чем дело. Она повернулась боком к стене, и в одночасье все стало ясным.
Стена, точнее ее часть, не была каменной! Это было хорошее жесткое дерево. Кристин обнаружила маленькую дверцу и не без труда открыла ее. Внутри было темно, еще темнее, чем в самом подвале, однако Герцогиня, ощупав пол и стены, не побоялась залезть в открывшийся ей туннель.
Сперва девочке так и пришлось ползти на коленях: потолок был совсем низким, но потом последовали сырые каменные ступени, и туннель значительно расширился. Теперь можно было идти во весь рост. Стало светлее, и Кристин уже могла видеть и пол, и стены – необходимость продвигаться на ощупь отпала. Детский плач стал лучше слышен, и помимо него Герцогиня различала мужские голоса, показавшиеся ей знакомыми.
Когда стало совсем светло от маленьких электрических лампочек, вмонтированных в потолок, Кристин поняла, что попала на какой-то склад: всюду были огромные коробки с печатями и надписями на иностранных языках, словно в этом помещении хранили телеаппаратуру или какое-то оборудование.
Склад был большим – пришлось прятаться за коробками, чтобы не попасться на глаза. Кристин продвигалась все дальше, не испытывая ни малейшего страха, а только волнение. «Продажа оружия – вот как Хэлланд зарабатывает свои грязные деньги», – негодующе предположила девочка. Скоро она снова очутилась в туннеле, откуда доносились голоса. Кристин увидела железную решетку, за ней располагалось небольшое помещение, похожее на лабораторию. Напротив еще за одной решеткой было что-то вроде медицинского кабинета.
Герцогиня укрылась за выступом стены и, разглядывая предполагаемую лабораторию, прислушалась к разговору, доносившемуся из «медицинского кабинета».
– Заказ должен отбыть завтра, – негромко сказал один голос.
– Когда же его выполнять? – так же тихо вторил ему другой.
– Сегодня ночью.
– Но почему такая спешка? Нас засекли?
– Нет, но эти несносные сыщики рыскают повсюду. Чем быстрее справимся, тем лучше. Мне уже надоели эти бесконечные детские вопли.
– Ничего! Уже через полчаса вы их не будете слышать. Ребенок умрет на операционном столе, как всегда.
– Хорошо. Выполняйте! Оперируйте, а я ухожу.
– Не можете смотреть, как я провожу эти операции?
– Нет. У меня много других дел.
Говоривший, по всей вероятности, развернулся и направился к выходу – Кристин, притаившаяся за углом, услышала шаги. Железная дверца в решетке скрипнула, и девочка увидела человека в черном. Она не могла не узнать его, ведь это был не кто иной, как Хэлланд.
Кристин чуть не умерла от страха: ее сердце билось, как у перепуганного кролика. Что было бы, если бы Хэлланд заметил девочку? Но мужчина был очень занят и спешил уйти.
Герцогиня выглянула из-за стены и увидела фигуру Каховского, ассистента, с которым девочка познакомилась в первый день после ее похищения Хэлландом.
– Так значит и он помощник и друг Хэлланда? – возмущенно прошептала Кристин. – Ну почему он так легко подчиняет себе всех людей? Почему все они служат ему, а не мне? Почему все так любят зло? Сначала Грегори, потом Луис, а теперь еще и этот странный доктор Каховский! Я ненавижу тебя, противный Хэлланд! Ненавижу!
Кристин заплакала, и ее рыдания были бы услышаны Каховским, если бы их не заглушили крики несчастного ребенка, принесенному в жертву черному рынку и деньгам.
Герцогиня все поняла, сидя за выступом стены и хорошо видя всю операцию, искусно проведенную Каховским. Другого ребенка испугал бы вид крови и человеческих внутренностей. Никто бы из детей не выдержал этого неописуемого зрелища и поспешил бы убежать, но Кристин, сознавая бессилие чем-нибудь помочь жертве и каменея от ужаса, досидела до конца операции и ни разу не отвела глаз. Лицо Каховского было непроницаемо и невозмутимо. Когда он закончил, Кристин вскочила и, не заботясь о тишине, стуча каблуками по каменному полу, со всех ног помчалась прочь.
Каховский, подозрительно прищурившись, повернул голову на звуки, но не пошел проверять, был ли там кто-то еще, а лишь загадочно скривил губы.
Добравшись до подвала Элоизы и уже не думая о крысах, Герцогиня упала на пол, и девочку тут же стошнило. Теперь Кристин понимала смысл своих кошмарных снов о подземельях, кишащих всякими чудовищами. Оказывается, интуиция подсказывала девочке о том, что творилось под землей Голгофы.
Глава 10
Похоже, жизнь в этом чудовищном поместье делала Кристин Рамбаль-Коше совсем безумной. Зациклившись на ненависти и мести, девочка абсолютно утратила способность здраво мыслить. Соглашусь, жить на свете трудно, руководствуясь только лишь не проходящим страхом и слепой ненавистью ко всему. А Кристин и вправду стала ненавидеть все подряд. Девочка таяла у меня на глазах, и я уже не узнавал милого румяного личика. Кристин, казалось, перестала быть собой, быть ребенком, верящим в волшебство, словно ее подменили. Она ненавидела людей, потому что разочаровалась в них и, уничтожив свою любовь к ним, страдала по их вине. Девочка также ненавидела и природу, окружавшую ее – почему? – только потому, что та продолжала существовать сама по себе, никак не реагируя на страдания девочки. Ребенку хотелось грозы, когда светило солнце, смирившись с холодом, Кристин никак не могла привыкнуть к теплу. Герцогиня даже свою ненаглядную Францию ненавидела за то, что та была в недосягаемости и ничем не проявляла свою обещанную защиту и помощь.
– Хочу, чтобы мир превратился в безжизненную пустыню, – часто повторяла девочка, глядя на меня безумными глазами. – Хочу, чтобы все было выжжено этим дурацким солнцем. Кому оно здесь светит? В Голгофе любят полумрак, так пусть это солнце всех убьет! И я тоже, тоже хочу умереть!
Кристин рассказала мне о своих ночных «приключения» в подземельях и в заключение заявила, что спустится туда снова
– Вы безумны, дитя, – сказал я, бледнея.
– Не волнуйтесь, Хэлланд меня даже не увидит, – равнодушно пожимая плечами, возражала мне девочка.
– Это невозможно.
– Почему?
– Хэлланд чует вас на расстоянии.
– Если бы это было правдой, я бы сейчас не стояла здесь перед вами. Думаете, он пощадил бы меня? Ненависть не бывает великодушной.
– Конечно, вы так далеко зашли в своей ненависти, дитя!
– Не дальше Хэлланда! Я его уничтожу! Ненависть поможет мне.
– Ненависть не самый лучший советчик и помощник. Каковы ваши планы? Не забывайте, что Хэлланд уже с вами сделал.
– Научил ненавидеть и мстить?– Кристин зло усмехнулась и сощурила глаза. – Мне еще придется соревноваться в этом умении с его сыном.
– Меня пугают ваши слова, дитя.
– С чего бы это?
– Каким будет результат?
– Увидим.
Боже, какой жестокой и злой она становилась, взрослея. У меня было дурное предчувствие, но я не посмел остановить и образумить ребенка. Я как всегда струсил, надеясь на Бога, и, наверное, потому был проклят им. Я чувствовал, что скоро все кончится и кончится не лучшим образом. Я все предвидел, по крайней мере, считал, что предвижу, но… Бездействие – вот, что всегда ведет к проигрышу, к трагичному концу.
В подземной лаборатории никого не было, в операционной – тоже. Кристин осторожно прокралась к решетке, желая войти внутрь. Это была на самом деле лаборатория. В центре стоял огромный покрытый черной клеенкой стол с множеством штативов, колб, мензурок и пробирок с жидкостями. Вдоль стен располагались высокие шкафы с книгами и препаратами.
– А вот и змеи с пауками, – не удержалась от восклицания Кристин, увидев террариумы с рептилиями. Здесь действительно жили ядовитые змеи, а также ядовитые пауки.
– Совсем как во сне, – покачала головой девочка, с трепетом касаясь пальчиками стекла террариума с гадюкой. – Здесь вправду жутко и опасно.
Послышались шаги, Кристин юркнула под стол. В лабораторию вошел Каховский, неся с собой клетки с цыплятами и кроликом. Он поставил их на пол, а сам подошел к столу и занялся проведением опытов.
Кристин, прячась под столом, слышала звяканье стекла и бормотание мужчины. Она прочла немало книг по химии, и кое-что из речей ассистента было понятно ей. Кажется, Каховский трудился над приготовлением какого-то специфического яда.
Девочка осторожно выглянула из-под стола, желая получше узнать о роде этого яда, изготовляемого Каховским. Ассистент, закончив свою работу, с ехидной улыбкой посмотрел на темную жидкость, плескавшуюся в бутылочке в его руке, и, отправив эту бутылочку в карман, принялся кормить змей. Мужчина отпер принесенные им клетки и стал бросать бедных цыплят рептилиям на съедение, улыбаясь при этом так, словно его забавляли страх и мученья пушистых птичек, однако Кристин, с ужасом наблюдавшая все это, узрела в улыбке Каховского сожаление и подумала, что доктор, наверное, чувствует себя таким же обреченным «цыпленком» при змее – Хэлланде.
Герцогиня во все глаза смотрела, как умирают птенцы в считанные секунды после падения в террариумы, сраженные ядом змей. Девочка не успевала заметить, как кусает змея свою жертву: казалось, реакция рептилии была молниеносной – она убивала цыпленка прямо «на лету».
Среди питомцев лаборатории была и болотная черепаха. В отличие от своих собратьев она раздирала жертву на куски, не считая нужным убивать ее, прямо живьем. Увидев это, Кристин решила, что ее мучитель Хэлланд все же больше походит на эту черепаху, нежели на змею.
Кролик, принесенный Каховским, был брошен к гремучей змее, но та была явно не голодна и потому не сдвинулась ни с места, несмотря на громкие постукивания ассистента по стеклу. Бедный кролик в страхе забился в угол террариума, поняв свою участь. Его тонкие кроличьи уши дрожали, выдавая его безмерный ужас, все его пушистое маленькое тельце содрогалось.
Каховский оставил привередливую гремучую змею в покое и вернулся к столу. Кристин едва успела спрятаться. Если бы ассистент посмотрел вниз, он бы непременно заметил ее. Все его дела в лаборатории были закончены, но он почему-то не спешил уходить и с подозрением осматривал помещение, словно чувствовал чужое присутствие. В конце концов, мужчине хватило ума заглянуть под стол, но он там ничего не увидел: Кристин проворно вылезла с другой стороны.
Каховский решил еще раз обойти стол кругом, девочка снова спряталась. Она знала, что играет с огнем, то залезая под стол, то вылезая оттуда. Но Герцогиня победила – Каховскому надоело искать невидимку, и он, взяв пустые клетки, удалился.
Кристин какое-то время продолжала сидеть под столом, ожидая возвращения ассистента, но, поняв, что тот ушел насовсем, вылезла из своего укрытия и обошла, подобно Каховскому, лабораторию, тщательно изучая все. Вспомнив о кролике, девочка приблизилась к обители гремучей змеи. Та как будто спала, кролик трясся в углу.
– Меня тоже бросили к змее, – прошептала Герцогиня, обращаясь к кролику, – и никто мне не помог, никто не спас меня, но ты… Раз судьба оставила тебя живым, ты не должен возненавидеть все и умереть, как я.
Девочка, не внемля голосу рассудка, открыла крышку террариума с намерением вытащить оттуда кролика. С опаской глядя на змею, Кристин сунула руку в террариум. Рептилия следила за рукой девочки стекловидными неподвижными глазами. Герцогине стало так страшно, что она и сама затряслась, как кролик, но не отступила. Вцепившись в шкурку зверька, девочка медленно вынула обезумевшего кролика и прижала к себе. Змея не двигалась, смотря, как ребенок нахально лишает ее обеда.
Кристин успокоилась лишь тогда, когда террариум был накрепко закрыт, и она смогла покинуть лабораторию и растворилась в темноте туннеля, унося за собой спасенного кролика.
Глава 11
Кристин прибежала к собачьей конуре и, поманив Черныша в сторону, показала ему кролика.
– Смотри, этого бедняжку хотели убить, – сказала девочка, давая псу обнюхать все еще трясущегося зверька. – Пойду покажу его Люси. Она успокоит его.
Герцогиня направилась к зданию. Навстречу ей, порядком напугав, вышел преподобный Грегори.
– Где ты была? – осведомился он. – Откуда этот кролик?
– Неважно. Оставьте меня.
– Значит, ты все же осмелилась наведаться в лабораторию Хэлланда? – вскричал капеллан в ужасе.
– Ну и что? – сердито поджала губы Кристин.
– Как что? И ты еще жива?
Девочка изумленно раскрыла рот и озадачено потерла лоб, проверяя утверждение священника.
– Вам бы хотелось, чтобы я умерла? – спросила она.
– Так было бы лучше, – сухо пояснил Грегори. – Мне не пришлось бы так нервничать и каждую секунду думать, куда ты подевалась.
– Ах, но вас никто и не заставляет. Я думала, что мы наконец стали друзьями… Впрочем, нет. Мы с вами никогда не подружимся. Это невозможно. Мы всегда были врагами и ненавидели друг друга.
– О чем вы, дитя?
– Да, я ненавижу вас, ненавижу!
– Как Хэлланда?
– Я уничтожу Хэлланда!
– Нет.
– Да! Я заставлю его мучаться и вас тоже!
Кристин в сердцах толкнула священника и убежала, утирая слезы.
Преподобный Грегори злился, прислушиваясь к страшному предчувствию в своей негодующей душе. Предчувствию неизбежной беды. Но мог ли он понять, что это за беда?
Этой ночью Кристин уже по привычке отправилась в подземелья – так велело ей ее сердце. На этот раз в лаборатории было много незнакомых людей в рабочих комбинезонах. Кристин умело пряталась в темноте туннеля, в суматохе ее никто не замечал, пока девочке не взбрело в голову пробраться в лабораторию.
Улучив момент, Кристин забежала в помещение и укрылась под столом. Ее внимание привлекли бумаги в беспорядке лежавшие между штативами. В предыдущий раз тут их не было. Герцогиня вылезла из-под стола с решением осмотреть эти бумаги. Оказалось, что это были документы – договора, заверенные подписями Хэлланда и его партнеров.
«Должно быть, это подтверждает незаконную торговлю наркотиками, сделки на черном рынке, связь с мафией!» – предположила Кристин, интуитивно пряча бумаги под одежду.
Послышались шаги, и девочка поспешила спрятаться. В лабораторию вошел высокий мужчина в грязном коричневом комбинезоне, неся в руках огромную коробку со стеклянными колбами. Мужчинами подошел вплотную к столу и стал расставлять принесенное.
Чтобы лучше видеть, Кристин чуть-чуть высунулась из-под стола, стоя на четвереньках, и тут мужчина наступил девочке на руку. Крик боли, вырвавшийся из уст ребенка, до смерти напугал рабочего, и он, взмахнув руками, столкнул со стола свою коробку со стеклом. Все колбочки разбились, осколки разлетелись по всему полу.
Мужчина схватил Кристин и выволок из-под стола, громко ругаясь и крича.
– Что ты здесь делаешь? Кто ты такая?
Кристин, сама сильно напуганная, таращилась на рабочего и молчала. На шум прибежал запыхавшийся Каховский. Его лицо еще хранило серьезность очередного делового разговора с Хэлландом, он явно нервничал из-за каких-то задержек и потому, увидев битое стекло, разразился бранью, еще более громкой и выразительной, чем крик рабочего.
Мужчина в комбинезоне, заикаясь, сбивчиво стал объяснять произошедшее, и только тут ассистент заметил Кристин, мертвецки бледную от страха.
– А я тебя, кажется, знаю, – улыбнулся Каховский всем на удивление. – Герцогиня Кристин Рамбаль-Коше.
В его темных хитрых глазах, казавшихся такими некрасивыми, мелькнули радость и добродушие, однако он тут же спохватился и подозрительно сощурился.
– Зачем ты здесь, девочка? Хэлланду о тебе известно?
– О том, что я здесь – нет, – тихо, с остановками на каждом слове проговорила напуганная Кристин.
– Тогда тебе нельзя здесь быть. Идем!
Каховский решительно взял в свою худощавую сухую ладонь маленькую мягкую ручку ребенка и потянул его за собой. Удивленному рабочему, ассистент напоследок предупреждающе бросил:
– Ты ничего не видел.
Кристин с опаской разглядывала руку, ведущую ее куда-то. Девочке вспомнилось, как не раз на ее глазах эти же руки потрошили маленьких беззащитных детей. Каховский заметил странную реакцию малышки и как-то неестественно улыбнулся. Эта натянутая улыбка на искаженном лице мужчины словно бы говорила девочке: «Как мне надоело улыбаться, надоело хитрить и угождать. Давай уйдем вместе куда-нибудь. Уведи меня».
Кристин внимательно изучала лицо ассистента, его противоречивые черты: лукавые узкие глаза лгали, а усталая улыбка говорила правду. И все в этом расчетливом человеке было непонятно Кристин, все казалось бессмысленным и отталкивающим.
– Как ты попала в эти подземелья?
– Я нашла потайной ход из Крысиного погреба, – простодушно ответила Кристин, шмыгнув носом.
– Крысиный погреб? – не понял ассистент.
– Да, тетка Элоиза сажает туда провинившихся детей. Погреб так называется, потому что в нем водиться бесчисленное количество отвратительных голодных крыс.
– Ясно. И ты не боялась лезть в лабораторию, где тебя могли заметить? Видишь, ведь ты попалась.
– Я уже давно знаю об этих подземельях, – с готовностью объяснила Кристин. – Вот уже больше полугода.
– Что?!
– Да, я несколько раз видела, как вы оперировали детей. Я знаю, что храниться на этих складах и зачем – я читала документы. Мне известно обо всем, что здесь делается. Я много раз наблюдала, как вы кормите змей. А в самый первый раз, когда вы это делали, я спасла кролика.
– Кролика у гремучей змеи?
– Да, ведь змея тогда не была голодной.
– Ты… – Каховский нервно сглотнул. – Ты открывала террариум со змеей?
– Да, иначе я бы не смогла бы достать кролика. Сейчас он живет у Люси, девочки из Голгофы.
– Да, но как ты осмелилась?
– Не знаю. Этот зверек был словно я – он задыхался от ужаса, он был так слаб и беспомощен.
– Ну да. Интересно, что Хэлланд скажет на все это?
– О нет. Вы меня отведете к нему? – губы Кристин задрожали.
– Да, я должен.
– Нет, прошу вас. Хэлланд убьет меня на месте.
– И что? Я здесь ни при чем. За тебя, девочка, мне хорошо заплатят.
– Заплатят? Хэлланд заплатит?
– Да, это выгодное дело.
– Значит, если бы я заплатила вам больше, чем Хэлланд, вы бы не предавали меня?
– Верно. Пойдем.
– Неужели в вас нет человечности? Мне показалось, что вы добрый, я потому вам все рассказала, но вы совсем как Грегори!
– Грегори? Ты о священнике?
– Никакой он не священник! Он ничем не лучше Хэлланда! И вы тоже!
Каховский внимательно посмотрел в лицо девочки. «Удивительный ребенок, – подумал он. – Как хорошо она все понимает. Я не был так умен и сообразителен в детстве».
– Ты хочешь, чтобы я отпустил тебя? – спросил ассистент у расплакавшейся девочки.
– Разумеется, – судорожно выдохнула Кристин.
Каховский задумался, не сводя глаз с ребенка. Кристин, всхлипывая, тоже смотрела на своего собеседника. Она вдруг поняла разницу между Каховским и Грегори, которых вот уже полчаса сравнивала.
Грегори со своей фанатичной безвольной натурой слепо подчинялся Хэлланду, не ища в этом ни смысла, ни выгоды. Вряд ли он когда-нибудь задумывался, почему он стал так предан человеку, который ему на самом деле не нравился. Грегори просто делал то, что ему велели, не считая нужным задумываться о своих деяниях. Ему было все равно, он был во власти времени и судьбы и даже не пытался противиться этой власти. Именно из-за этой своей слабохарактерности Грегори сразу не понравился Герцогине, ведь она любила сильных, умных и добрых людей, похожих на ее неотразимого отца.
Каховский отличался от Грегори в своем отношении к жизни. Да, ассистент не менее лжив, лицемерен и бездушен, но он в то же время реагировал на происходящее в его жизни и старался извлечь из всего максимальную выгоду. Каховский находился в подчинении Хэлланду и зависел от него, но в отличие от Грегори, Каховский легко мог выйти из этого подчинения по первому желанию.
– Хорошо, – произнес, наконец, ассистент, отпуская ребенка. – Я не собирался вести тебя к Хэлланду. Я просто проверял.
– Проверяли? Я могу идти?– удивилась доброте Каховского Кристин, растирая слезы по чумазым щекам.
– Да, ты свободна. Иди, куда хочешь. Но…
– Но? – обрадовано полу улыбнулась девочка.
– Будь осторожна, – хитровато улыбнулся в ответ Каховский.
Ассистент отпустил девочку бескорыстно, не в силах желать зла этому невинному ребенку. Но было уже поздно. Не успела Кристин отойти на несколько шагов, как из-за поворота туннеля вылетел рассерженный Хэлланд и чуть было не сбил ребенка.
Первым, кого увидел Хэлланд, был ассистент Каховский. Он стоял с таким растерянным видом, что хозяин Голгофы еще больше разъярился от бездействия своего подчиненного. Хэлланд машинально подхватил под руку охваченную страхом Кристин и, не обращая на нее внимания, принялся отчитывать Каховского.
– Где вы бродите? Я вас везде ищу, Каховский, а вы тут развлекаетесь.
– Я не развлекаюсь, Хэлланд. Меня отвлекли от работы, и я вас тоже искал.
– И кто же вас отвлек от ваших дел, позвольте узнать? Здесь все заняты.
– Извините, это я, – дрожа всем телом, пропищала Кристин.
Только тут Хэлланд обратил свой холодный взор на ребенка, которого продолжал удерживать. Он привык, что дети из Голгофы вечно путаются под ногами, и сперва не подумал о том, что в секретном подземелье этим детям делать было нечего. Мужчина, удивившись, уставился на Кристин и вдруг понял, кто перед ним.
– Что ты здесь делаешь? – встряхнул девочку Хэлланд, почему-то не решаясь ударить ее на этот раз.
– Я здесь случайно, – оправдывалась Кристин. – По ошибке забрела не в ту сторону. Я нечаян! Умоляю, не бейте!
Каховский сощурил глаза и подал девочке знак, означавший его очередную хитрость и восхищение маленькой притворщицей – как он назвал ее про себя.
Хэлланд заметил устремленный на ассистента взгляд Кристин и, обессиленный своей слепой яростью, прошипел:
– Что все это значит? Вы сговорились?
– Как можно! – притворно ужаснулся Каховский, театрально взмахивая рукой. – Я и сам не понимаю, что происходит. Мне следовало бы рассказать вам об этой девочке всю правду.
– О чем это вы? – насторожилась Кристин, строя отчаянные гримасы за спиной Хэлланда и взглядом умоляя ассистента молчать.
– Чудовищный ребенок, – съязвил тот, внимая мольбам беззащитной крошки.
Каховского словно забавляло все, что происходило сейчас, он внутренне смеялся, глядя на сердитое озадаченное лицо Хэлланда и наблюдая панический страх беспомощной девочки. Ассистент вообще привык относиться к жизни и ко всем ее сюрпризам снисходительно, как к увлекательной игре, независимой от ее участников и их мнения и усилий выиграть.
Хитрющие глаза Каховского победоносно засверкали, а губы вытянулись в нахальной усмешке. Хэлланд, не желая больше терпеть нелепое поведение подчиненного, схватил Кристин и потащил ее в темноту туннеля, чтобы запереть где-нибудь.
Когда подходящее помещение нашлось, мужчина изо всех сил швырнул девочку на пол так, что она разбила себе нос и губы и расшибла лоб о каменную стену.
Кристин пыталась подняться, утирая хлынувшую кровь. За ее спиной щелкнул замок в железной решетке, вызвав долгое эхо в туннеле.
– Ненавижу тебя, – прошептала девочка, терпя сильную боль и головокружение. – Ненавижу тебя, противный Хэлланд. Все равно я что-нибудь придумаю, чтобы уничтожить тебя и отомстить за моих бедных папу и маму.
Кристин уверяла себя в своих силах, но сердцем ощущала лишь опустошенность и бессилие. Так бывало всегда, когда ее унижали или наказывали. Девочка встала, пересиливая свою боль, и подергала железную решетку, накрепко запертую.
– Ну вот, – покачала она головой, – теперь я оказалась в тюрьме. Совсем как те благородные французы, которых арестовывали по глупым веленьям обманутого короля и сажали в Бастилию, Консьержери или замок Иф. О, бедная крошка Герцогиня, как тебе трудно приходится…
Тут перед плачущей девочкой предстал преподобный Грегори в своем обличие бездушного «святого», падшего ангела, не знающего себе места и ищущего себе утешение в ненависти.
– Господь милостив, дитя, – холодно сказал он, не удивившись тому, что Кристин заперли.
– И в чем же проявляется эта милость? – вскричала Герцогиня, тщетно сдерживая рыдания.
– Вы живы.
– Лучше бы я умерла. Опять вы лицемерите и притворяетесь: еще недавно вы желали мне смерти.
– Я боялся за тебя.
– Не лгите, вы меня ненавидите, как и все здесь. Выпустите меня! Вы ведь можете!
– Нет, это наказание.
– За что?
– За чрезмерное высокомерие, дитя. Вам не следовало бы грубить мне.
– Ха! Меня запер сюда Хэлланд, а не вы.
– Я доложил ему о том, что вы бродите по его тайному подземелью по ночам.
– Опять ложь! – фыркнула Кристин. – Хэлланд и понятия об этом не имел, когда увидел здесь меня.
– Тогда – да, но сейчас ему все известно.
– Какая несправедливость, – сморщилась девочка, ощупывая разбитый лоб. – Вас, Грегори, гадкий Хэлланд тоже должен был наказать.
– А меня за что? Я не мешаю ему работать.
– Работать? – усмехнулась Герцогиня, испепеляя капеллана презрительным взглядом. – Это не работа, а преступление. Вы обо всем знали и молчали. Неужели Хэлланд не рассердился, узнав о том, что вы меня покрывали?
– Нет, он все понял.
– Неправда. Вы никогда бы не осмелились говорить с ним обо мне. Он меня ненавидит, а вы струсите перед ненавистью, хотя сами прекрасно владеете ее искусством.
– И после таких слов, дитя, вы не раскаиваетесь?
– Нет, уходите! Убирайтесь! Когда я найду короля, я попрошу его убить вас.
Грегори притворно рассмеялся, и этот лживый тихий смех выдал страх капеллана и его неприязнь к девочке.
– Если я и жалел вас и не рассказывал ничего Хэлланду, – процедил Грегори, хмурясь, – то сейчас пойду и непременно обо всем извещу его.
– Да-да, идите, скажите ему, как вы меня ненавидите, скажите ему, что теперь я знаю, как его уничтожить. Пусть получше бережет свою черную душу и своего ненаглядного фарфорового сынка!
Спустя пару дней Хэлланд соизволил выпустить Кристин из ее «тюрьмы» и отпустил, наградив по обыкновению подзатыльником. Несмотря на страх, отвращение и боль, девочка все же осмелилась спросить Хэлланда, не говорил ли ему чего-нибудь о ней его покорный слуга Грегори.
Слегка удивленный Хэлланд равнодушно пожал плечами, напомнив манеры своего сына, и покачал головой. Кристин понимающе кивнула, глядя мужчине прямо в глаза, и едва слышно, одними губами прошептала:
– Жалкий трус, не правда ли?
И убежала, заставив Хэлланда надолго задуматься, не упускает ли он чего-то важного из виду.
Глава 12
Спустя неделю в одно непримечательности утро все обитатели Голгофы собрались во дворе, желая поглазеть на очередную крупную ссору между Хэлландом и Хромым Кимом. Мальчишка опять вызвал недовольство хозяина и, упрямо глядя мужчине в глаза, бесстрашно отстаивал свои права.
Кристин проворно выбралась вперед, узнав о том, что ее единственный друг может быть в опасности. Все дети были напуганы и бледны. Элоиза стояла среди этих детей, самодовольно нахмурившись и уперев руки в бока, готовая с любую секунду с криком и руганью отправить детей по местам работать.
Здесь был и Грегори. Его миловидное бледное лицо ничего не выражало, словно он был белокаменной статуей, лишь в его карих глазах, которые он считал неотразимыми, вспыхнул огонек при виде Герцогини. Каховский, стоящий позади капеллана, являл собой полную противоположность: его лицо было живо, как никогда, прищуренные хитрые глаза с необычайным вниманием следили за происходящим, рот кривился предостерегающей полуулыбке.
Кристин заметила подле себя Люси, бледную и сердитую.
– Все из-за тебя, Кристина, – шепнула девочка, подтолкнув предполагаемую виновницу.
– Из-за меня? – удивилась Кристин. – Нет. Я здесь ни при чем. Я только что пришла…
– С того дня, как ты появилась в Голгофе, Ким никого не замечает, кроме тебя. Раньше он дружил со мной, и я не заставляла его страдать так, как это делаешь ты.
– Ничего подобного!
– А ты думаешь, он спокойно переносит то, как ты к нему относишься?
– Не понимаю.
– Мы все подчиняемся ему, а ты нет. И это понятно, ты же раньше была богатой белоручкой и привыкла к лени и высокомерию. Думаешь, Ким не страдает от того, что считает себя не равным тебе?
– А разве он мне равен?
– В тебе нет никакого сострадания.
– Ну и пусть. После всего, что со мной произошло, мне хочется только ненавидеть.
– Какая ты эгоистичная!
– Да уж какая есть. Ты всех принуждаешь терпеть причиняемое зло, быть рабами, трусами, а Ким не хочет этого делать!
– Его я ни к чему не принуждаю. Он король!
– Да, король бродяг и беспризорников!
Люси была готова вцепиться в Кристин, позволившую себе говорить в таком тоне с племянницей хозяйки – тетки Элоизы. Она снова толкнула Герцогиню, но разъяренная девочка тут же сдала сдачу обидчице. Завязалась драка. К Кристин вернулся ее прежний боевой дух, охватывающий ее ранее в драках с мальчишками в Евпатории. Те ссоры всегда кончались благополучно, драчуны расставались лучшими друзьями и заключали мир. Но в Голгофе все было по-другому.
Спустя несколько мгновений к двум дерущимся девочкам присоединились и другие дети. Во всеобщей суматохе Кристин удалось ускользнуть от Люси, оставив соперницу в центре дерущихся. Во дворе стоял такой крик, гам, что даже не были слышны препирания Хэлланда и Кима.
– Спустить собак, – тихо скомандовал Хэлланд Каховскому и Грегори, теснившимся в сторонке.
Молодой ассистент тут же пошел исполнять приказ, в то время как капеллан медлительно стал осматриваться, не понимая, что от него требуется.
– Вы не посмеете, Хэлланд, – осмелев, рявкнул Хромой Ким.
– Почему же? – усмехнулся самодовольный мужчина.
– Эти дети не виноваты в том, что вы с ними сотворили. Вы не имеете права убивать их!
– Кто сказал, что я намерен их убить? – съязвил Хэлланд. – Разве я позволил псам убить тебя, щенок? Эти дети должны работать!
– Вы – грязный подонок! Если вы не убили меня, то вас я убью непременно.
Ким кинулся к Хэлланду, но тут раздался оглушающий лай. Дети при виде черных псов завопили от ужаса и, прекратив драку, разбежались, осталась лишь Кристин. Девочка хотела встретить Черныша и поиграть с ним. Пес, узнав свою маленькую хозяйку, радостно побежал ней, а следом за ним и вся свора озлобленных псов.
– Нет, – закричал Ким Кристин. – Не трогай его! Нельзя! Они искусают тебя!
Кристин испуганно повернула голову в сторону Кима, и ручка девочки преспокойно легла в разинутую пасть Черныша. Ким бросился наперерез собакам, но его костыли помешали ему бежать. Юноша упал прямо у ног Герцогини, и пятеро кровожадных псов вцепились в его спину и бока. Хромой Ким громко кричал, но его нечеловеческие крики заглушало свирепое рычание собак. Парень отбивался, как мог, но псы были сильнее.
– Сделайте же что-нибудь! – взмолилась беспомощная Кристин, глядя на Хэлланда и не зная, как помочь другу.
Но мужчина лишь злорадно расхохотался, любуясь кровавой расправой над непокорным мальчишкой. Наконец один из псов добрался до горла обессиленного Кима и, предвкушая сладостное ощущение власти над добычей, вцепился в мякоть изогнутыми клыками.
Кристин упала на колени, леденея от ужаса. Черныш, не участвовавший в этой расправе, желая успокоить девочку, облизывал ее соленое от слез лицо.
Вскоре Хэлланд все же приказал оттащить собак, но Хромой Ким был уже мертв. Кристин подползла к растерзанному другу и нежно коснулась окровавленного лба героически погибшего короля бродяг и беспризорников.
– Он спасал меня, – едва сдерживая рыдания, прошептала Кристин. – Почему с ним так жестоко обошлась судьба? Он всего лишь спасал меня…
Хэлланд тоже подошел к трупу и презрительно пнул его носком ботинка. Кристин медленно подняла голову и сквозь слезы посмотрела на своего тирана. Его худое морщинистое лицо не выражало никаких эмоций, тогда как бледное осунувшееся личико Герцогини было искажено горем. Хэлланд насмешливо посмотрел в лучистые зеленые глаза крошки Кристин. Этот победоносный взгляд и распростертое окровавленное тело юного храбреца стали последней каплей для Герцогини: теперь она знала, что делать, и была готова на все.
Она исчезла, исчезла, словно мимолетное видение. Тот жуткий день был последней каплей для нее. Кристин Рамбаль-Коше бесследно исчезла из Голгофы. Как это произошло? Куда она могла пропасть? Девочка просто растворилась в воздухе! Верить ли этому? Верить ли своим глазам? Самому себе?
Я плохо помню свой последний разговор с Хэлландом. Я кричал, бросал ему в лицо обвинения, и он выдал меня церкви. Осуждение, обвинение, наказание – за что все это мне? Мне пришлось вернуться на Украину и заточить себя в монастырь в горах. Что мне делать в этом мире, когда она исчезла? Растворилась в воздухе. Как она могла! Бросила меня на произвол судьбы, одного среди людей, одного в этой нелепой жизни!
Я проиграл. Теперь все кончено. Кто я? Где я? Все пустое. Боже, какие муки… Все мысли о ней, о Герцогине… Она виновата во всем и должна ответить перед Богом!
Господи, услышь меня! За что все эти страдания? За что? О, Герцогиня…
Конец дневника преподобного Грегори.
В паутине ненависти Часть 3
© Copyright: Жанна Бирмански, 2008
Свидетельство о публикации №208052000618
Свидетельство о публикации №208052000618
Рецензии