Подайте копеечку

Подайте копеечку…

Московское метро. Двери вагона, в котором я ехала, открылись на очередной станции, и вошел калека: обеих рук нету выше локтя, рукава свитера закатаны под мышки, на голых обрубках натянута хозяйственная сумка, в нее-то и кидали монетки сердобольные пассажиры. Больше – пассажирки. Я отвела взгляд от неприятного и порядком надоевшего зрелища. Старушек-попрошаек, грязных липучих цыганят, инвалидов на колясках и костылях, пьяных бомжей, брошенных всеми матерей-одиночек, собирателей на корм для собачьего приюта, музицирующих на всевозможных инструментах, продавцов тысячи мелочей, просто сумасшедших или хорошо их изображающих, в метро и на улицах развелось столько, что глаза на них уже не смотрят, жалость в душе просыпается все реже и реже.
Помнится мне уже много лет одна пожилая, бедно, но опрятно одетая женщина, что стояла на улице моего родного города, не привыкшего к подобным зрелищам. Она робко тянула дрожащую ладошку и рыдала: «Люди добрые! Господи! Позор-то какой! Поверьте, я никогда бы не вышла попрошайничать. Но врач выписал лекарство, которое стоит в три раза больше моей пенсии. Без этих таблеток я умру…». Женщина скорбно приняла от меня монетку и долго благодарила, снова оправдываясь, снова рассказывая свою беду. Я поговорила с ней, попыталась приободрить и до сих пор не хочу думать, что все это было лишь талантливо разыгранным спектаклем…
Безрукий калека, молодой еще парень, дошел и до меня. В моем кармане, я знала, было несколько рублевых монет, но я не подала ему, хотя сидящая рядом женщина выгребла целую горсть мелочи и бросила в сумку.
- Спасибо, - очень грубым и, как мне показалось, даже надменным голосом сказал калека и вышел на станции.
Пока электричка стояла, я успела увидеть, как на платформе к безрукому парню быстро подошел молодой здоровый мужик в кожаной куртке, сунул ему в рот пластинку жевательной резинки, обертку от которой бросил тут же, на пол, и стал выгребать из сумки собранные деньги. Он даже не подождал, пока уедет электричка с милосердными людьми, которые подавали свои деньги калеке, которые горестно качали головами, вздыхали, сочувствуя чужой беде.
Я уже нисколько не стыдилась, что не бросила свою дань в подставленную сумку. Я уже точно знала, что парень-калека не купит себе хлеба на собранные деньги. В лучшем случае, вечером «пастух» нальет ему водки или даст дозу наркотика, и тот забудется в тяжком сне в каком-нибудь затхлом подвале, чтобы завтра снова выйти «на работу».