Бабуля

Бабулю звали Ефросинией Даниловной. Внуки звали ее бабой Фросей. Это было до того, как на Берковецком кладбище она схоронила своего мужа. После внуков своих она больше не видела.

Ее покойный супруг Захар Карпыч не был идеальным мужем. Он частенько выпивал и погуливал на сторону. Приходя домой уже засветло с запахом свежего перегара и другой женщины, он не любил обсуждать с женой очевидные проблемы их семейно жизни. В таких случаях он предпочитал молча лечь спать, выхватывая таким образом недолгие полтора, много два часа отдыха перед новым рабочим днем. Если жена допекала его слишком сильно и мешала уснуть, доходило и до зуботычин.

Захар Карпыч бил жену беззлобно и, в общем-то, несильно. Просто не находил другой возможности унять ее. Точно так же иные добрейшие люди в полусне прихлопывают назойливого комара, не испытывая к нему ни ненависти, ни жажды мести за выпитую кровь.

Ефросиния Даниловна в молодости сносила побои очень болезненно, плакала и обижалась, но с возрастом стала относиться к ним терпимее, как бы загрубела. Однако донимать мужа не переставала. Такой уж был характер.

Они вырастили двоих детей и всю жизнь странно любили друг друга, хотя никогда бы не смогли признаться в этом ни друг другу, ни окружающим, ни даже самим себе. В разговорах с уже ставшей взрослой дочерью Ефросиния Даниловна часто кляла своего мужа и судьбу. При этом она никогда не стеснялась в выражениях, даже в его присутствии.

Захар Карпыч, в мыслях отвечая ей на это взаимностью, предпочитал молчать. Не потому что ему было стыдно за то, как он обращался со своей женой все эти годы, а просто потому, что он не любил говорить, если это не было вызвано какой-то острой необходимостью.

Когда Захар Карпыч умер, Ефросиния Даниловна не плакала. Она просто села рядом с его мертвым телом, гладила его холодный лоб и, не отрываясь, смотрела не его неподвижное лицо, искривленное какой-то неуловимой безглазой гримасой смерти. Все трое суток, пока труп находился в квартире, ожидая приготовлений к похоронам, она не отошла от него ни на секунду и ни разу не прекратила гладить его лоб.

На похоронах, когда гроб стали опускать в могилу, она первый раз заплакала. Говорили, что она дала волю слезам, это была не правда. До этого она не сдерживала слез, ей просто не хотелось плакать. Ей хотелось сидеть рядом с мертвым мужем и гладить его лоб. Когда же ее руку мягко, но настойчиво отнял ото лба сын, для того чтобы смогли закрыть гроб, к ней пришли слезы.

Слезы текли по ее лицу без причитаний, без криков и даже без всхлипываний. Они смывали с ее старого лица морщины. Когда к ней начали подходить гости, выражая соболезнования, все про себя удивлялись тому, что она стала казаться моложе. Тогда никто не придал этому значения, и вспомнили об этом уже в разгар поминок, но когда могилу засыпали, лицо вдовы выглядело на двадцать пять лет. Только седые и редкие волосы, да сгорбленная фигура выдавали в ней старуху.

Она отказалась ехать со всеми на поминки, сказала, что хочет еще немного побыть со своим Захарчиком. Ее не очень уговаривали. Все расселись по автобусам и автомобилям, и поехали в заранее заказанную столовую. Ефросинию Даниловну после этого никто из родственников больше не видел.

С тех пор ее вообще мало кто видел, хотя она больше не отходила от могилы своего мужа. Она просто стала частью кладбища, которую все перестали замечать. Как оградку или куст шиповника. Сгорбленная старушка на худых ногах с раздутыми коленями и с лицом двадцатипятилетней женщины.

Единственные, кто ее видел, были полуночные пьяницы, проходящие через кладбище мимо могилы ее мужа на окрестные дачи. При чем ни одному не удавалось увидеть ее дважды. Большинство из них после встречи с Ефросинией Даниловной просто переставали что-либо видеть, весь их мир превратился в висящий перед глазами калейдоскоп, в котором пересыпаются осколки их прошлых жизней. Некоторые, те, кому посчастливилось встретить ее будучи в совсем уж невменяемо-пьяном состоянии, смогли сохранить частицы своего разума, но рассказывали такие вещи, что их помещали в то же учреждение, что и первых.

Все такие встречи проходили совершенно одинаково. Даже разговоры Ефросинии Даниловны с полуночными прохожими совпадали слово в слово. Да и у всех видевших ее было кое-что общее: они были в возрасте от двадцати до тридцати лет, довольно хороши собой и каждый из них минимум две недели по разным причинам воздерживался от секса.

Идя по кладбищу в полночь ни один из них не испытывал суеверного страха, тем более, что каждый ходил так уже не в первый раз и не всегда пьяный. Почти половина пути проходилась ими в отличном и приподнятом расположении духа. Первые тревожные нотки начинали слышаться им метров за пятьдесят до могилы Захара Карпыча. Справа и слева от них замерцали красным лампадки, оставленные днем на могилах скорбящими. Такие баночки из красного стекла с жестяной крышкой, внутрь которых помещают зажженую свечу.

Лампадки сначала появлялись то тут, то там по одной. Потом, через несколько метров их становилось больше, еще больше. Наконец, они подходили к месту, где лампадки были оставлены на каждой могиле.

Пытаясь не поддаваться откуда-то взявшемуся страху, они продолжали идти, невольно ускоряя свой нетвердый шаг. Они шли, стараясь глядеть прямо перед собой и не обращать внимания на множество неверных красноватых огоньков, как вдруг, на скамейке возле одной из могил им казалось что боковым зрением они замечают старушечью фигурку. Не останавливаясь и не оглядываясь, они проходили мимо и уже с облегчением думали, насколько странные образы может рождать взбудораженный алкоголем мозг на фоне изменчивого освещения, как вдруг до них доносился шамкающий слабый голос “Молодой человек…”

Первое что делал каждый из таких прохожих - отгонял от себя это наваждение и продолжал идти, убеждая себя, что это всего лишь алкогольная галлюцинация. Но голос повторялся, такой же слабый, но уже с более просительной интонацией: “Молодо-ой челове-ек…”

Удивительно, но ни один из них от страха не бросился бежать. Все они боялись, но останавливались, оборачивались и подходили к скамейке, на которой сидела бабуля. Окружающие ее лампадки едва освещали ее скрюченную фигуру и покрывавший голову и скрывавший лицо черный платок.

“Присядь со мной, милок”, - пришамкивая сказала бабуля, постукивая пальцами по скамейке слева от себя. Молодой человек после мгновения нерешительности садился. “Вот, вишь, как. Схоронила своего Захарчика. Одна теперь здесь осталась. Совсем одна”. Бабуля жалобно всхлипнула и ее сутулые плечи затряслись. “Посиди хоть ты со мной. А то так одиноко… Посидишь? Ну ладно…”, - не дожидаясь согласия и как бы не ожидая его, одобрительно сказала бабуля.

“А то ведь меня теперь и приголубить некому. Ни обнять, ни приласкать. А так хочется”. В голосе бабули неожиданно появлялись томные и кокетливые нотки. “Вот здесь вот так все и ноет, так и млеет”, - она завела обе руки себе между ног и, что было ее старых сил, свела колени вместе. “Так и млеет…” еще раз повторила бабуля и застонала. “Пригреешь меня, милок? А то здесь зябко как-то”, и она повела плечами, как бы кутаясь в свой плащ.

Вдруг она резко повернулась к молодому человеку и обеими руками сбросила с головы на плечи платок. На скамейке рядом с парализованным ужасом молодым человеком сидела молодая симпатичная девушка, на гладкой коже ее лица отражались красные язычки пламени горящих вокруг лампадок. В слабом свете можно было различить ее блеклые глаза, распущенные седые и редкие волосы и тонкую морщинистую шею, на которой держалась эта странная голова.

“Пригреешь, милок… Вижу, тебе самому неймется…”, с задором и шамкающим придыханием произнесла бабуля, показав неполный верхний ряд полуистертых зубов. Она схватила молодого человека обеими руками за голову и впилась в его губы своим ртом, заваливая его спиной на скамейку.

Стремительно она сдернула с него брюки и водрузила на него свое костлявое тело, оказавшееся под плащем совершенно голым. После этого сознание всякий раз покидало каждого ее случайного любовника.

Утром их находили кладбищенские служащие. Придя в относительное сознание каждый из них мычал что-то нечленораздельное, в чем иногда можно было разобрать отдельные слова, похожие на “бабуля”.