Мученик

Дед Антип с минуту постоял перед иконой, бормоча что-то под нос, почти неслышно, так, что только седая взлохмаченная борода и усы шевелились едва заметно; потом медленно, твердой рукой перекрестился, сильно надавливая пальцами на лоб, живот, правое, левое плечо. Потом глубоко вздохнул, развернулся; глянул в окно: на дворе собралась пестрая толпа: мужики, бабы, дети и старики. Некоторые мужики были вооружены: кто вилами, кто косой, но больше всего с топорами; были еще двое с ружьями.

В центре толпы находилось что-то, представлявшее для них огромный интерес, то, из-за чего, собственно, все и собрались. Люди кричали, ругались, расталкивали друг друга , чтобы пробиться туда, посмотреть поближе, а когда им это удавалась, приходили просто в неистовство. Молодые смеялись, показывали пальцами; люди постарше и старики с перекошенными от гнева лицами выкрикивали страшные проклятия и плевались.

Бабка Кузьминична, год назад схоронившая мужа-пьяницу, металась среди толпы, приставала то к одному, то к другому, восклицала с негодованием: "Что же вы стоите! Чего ждете! Убейте его, гада!" Она подскочила к одному молодому парню и принялась вырывать у него из рук топор; парень глянул на нее, гаркнул задорно: "Куда!" - и оттолкнул старуху. Кузьминична отлетела на несколько шагов, наткнулась на кого-то и упала; парень попытался скорчить ей угрожающее лицо, но не выдержал и громко заржал, и все, наблюдавши это происшествие, тоже заржали. Кузьминична взвизгнула от досады и стала с трудом подниматься. Ей почти это удалось, но тут из толпы выбежал мальчик Андрюшка и толкнул ее сзади. Старуха снова распласталась по пыльной земле, и окружающие заржали еще громче; кто-то одобрительно воскликнул: "Молодец, Андрюшка!", а Андрюшка согнулся пополам, схватившись за живот, и залился звонким смехом, в котором проскальзывали местами ослиные нотки.

Те, кто стояли подальше и ничего не видели, заинтересовались причиной столь бурного веселья, подтягивались поближе и присоединялись к общему хохоту. Всех теперь интересовала только Кузьминична, про тот небольшой пятачок земли уже и забыли.

Старуха еще несколько раз пыталась встать, но Андрюшка неизменно сбивал ее с ног, и она в конце концов смирилась, осталась лежать неподвижно. Народ заскучал, зароптал, и Андрюшка, чтобы снова завладеть вниманием взрослых, выдумал новую проделку. Он подбежал к по-прежнему неподвижной старухе и со всей своей детской силы пнул ее ногою в бок. Кузьминична громко взвыла, и толпа радостно заревела; некоторые зааплодировали. "Ну, Андрюшка, ну, затейник!". "Эх, шалопай!" - чья-то большая могучая рука потрепала ласково мальчика за волосы. Андрюшка весь светился от счастья. Снова и снова налетал он на старуху и что есть мочи лупил ее ногами. Кузьминична отчаянно вопила и корчилась на земле, пытаясь увернуться от метких Андрюшкиных ударов. Наконец, она совсем обессилила и перестала даже пытататься хоть как-то защитить себя. Опять народ начал скучать.

Тут кто-то из взрослых сунул Андрюшке в руки топор. Мальчик растерялся, но толпа заскандировала: "Давай! Не робей!"; тогда Андрюшка медленно и нерешительно подошел к Кузьминичне, остановился. "Чего ты ждешь! Бей!" Он оглянулся и умоляюще посмотрел на всех. "Давай, Андрюшка! Покажи ей!". Андрюшка резко повернулся к Кузьминичне и взмахнул топором.

Дед Антип усмехнулся и отошел от окна. На дворе толпа восторженно заревела: "Ура! Молодец!" - а потом: Давай, ударь ее еще разок!" Антип распахнул дверь и вышел.

Толпа ревела; Кузьминична, задыхаясь и хрипя, ползла пыльной дороге к крыльцу, а за ней тянулись две узкие дорожки. Кровь, вытекающая из обрубленных по щиколотку ног, тут же впитывалась в иссохшую землю и окрашивала ее в темно-бурый след. Андрюшка, с остекленелыми глазами, шатаясь, шел по этому следу, волоча по земле топор. Казалось, он ничего уже не соображал, не слышал криков толпы; он вообще еле держался на ногах и начинал терять сознание. Кузьминична подползла к Антипу и вцепилась ему в ноги, что-то невнятно кричала, умоляла; наконец, обессилила и упала лицом на его сапоги. Андрюшка медленно подошел к ней, неспеша, как в конце тяжелого трудового дня, вскинул топор на плечо и плавно, не намечаясь, опустил. Лезвие пришлось Кузьминичне прямо по пояснице, но вошло совсем неглубоко и тут же выпало из раны. Удар оживил старуху, она завизжала и пополза, стараясь спрятаться за деда Антипа. Старик поглядел на нее с досадой и сожалением, потом на мальчика, протянул к нему руку и сказал "Дай сюда!". Андрюшка ничего не понимал и не реагировал, тогда Антип сам забрал у него топор, который тот еле держал ослабевшей рукой.

"Ну что, Кузьминична?" Та с трудом подняла голову и жалобно посмотрела на него. "Эх! Ну кому ты теперь такая нужна? Мужа нет, детей тоже Бог не дал. О-хо-хо... Говорил же я тебе..." Кузьминична замычала, силясь, видимо, что-то ответить, но Антип размахнулся и ударил ее сбоку обухом в висок. Старухина голова с хрустом дернулась набок и повисла на тонкой шее. Антип, довольный ударом, пару раз подкинул топор и вернул мальчику. "Вот ведь, молодежь! - усмехнулся он, - Ничего-то вы до конца довести не можете!". Андрюшка с благодарность смотрел на старика. "Ну, беги давай, к мамке!". Мальчик развернулся и кинулся в толпу; к нему уже совершенно вернулся рассудок.

Дед Антип уверенными твердыми шагами направился в центр толпы; люди перед ним замолкали, смущенно опускали глаза и отходили в сторону. Образовался широкий коридор, в начале которого был Антип, а в конце, в самой гуще толпы корчился на земле человек, весь избитый, изломанный, окровавленный. Старик подходил к нему все ближе и ближе, но в нескольких шагах остановился в нерешительности. Человек, наконец, обратил внимание на всеобщее затишье и стал оглядываться, заметил Антипа и что-то даже как будто весело промычал, видимо, обращаясь к нему. Дед глубоко вздохнул и пробормотал: "Что же это такое, Иван. Что мне теперь делать! С тобой-то потруднее, небось, чем с Кузьминичной будет!" Кажется, Иван даже засмеялся, и от этого дед Антип быстро сменил лицо сострадательное на строгое, серьезное. "Ну что, Иван, - дед Антип приступил к сути дела, ради которого все и собрались, - веруешь ты в Бога?" Гробовая тишина, и затем, хриплым голосом, тихо, но пронзительно - "Нет!" Дед Антип развернулся и пошел к своей избе, на пороге обернулся и бросил, обращаясь ко всем и ни к кому: "Вы только сильно-то с ним не усердствуйте" - и захлопнул за собой дверь. Толпа радостно заревела...

Через полчаса Антип опять вышел, подошел к Ивану и повторил свой вопрос. И опять тот ответил гордо "Нет!". Антип постоял над ним, полурастерзанным, умирающим, и вдруг встрепенулся, бросился к какому-то мужику, вырвал из рук топор и принялся с остервенением быть Ивана, повторяя при этом "Веруешь? Веруешь?". Наконец, он успокоился, бросил топор и пошел к своему крыльцу. присел и задумался. Толпа стояла в нерешительности. Иван был мертв. Наконец, какой-то мужик не выдержал, подошел к Антипу и спросил "А нам-то что делать?". Старик махнул рукой. "Что делать... Уходите. Всё. Незачем вам тут стоять". Толпа быстро рассосалась. Антип посидел еще на крыльце, повздыхал, потом воскликнул громко: "Не спасли душу! В Ад попадет. Эх, Ванька!" Встал и пошел в дом...