Биеннале

Искусством Анатолию пришлось заниматься по состоянию здоровья. Душа была ни причём. Вернувшись из очередной командировки, приблизительно полгода назад, понял – пора делать что-то другое. Не было разочарования, не было страха. Было понимание, что больше делать то, что делаешь хорошо уже невозможно. Тогда лучше это и не делать. Понимание, что рано или поздно всё закончится, присутствовало всегда, это обычно для спортсменов, балерин, военных, да и вообще всех людей, которые занимаются эксплуатацией своего тела в большей пропорции, чем это требуется для поддержания духа. Тело в таких профессиях было инструментом, а тело вещь ненадёжная.


Понимание присутствовало, но только в теории, а тогда пора было решаться на то, что сделать надо было уже год или два назад. Анатолий был человеком дела, поэтому не откладывал задуманного. В течение нескольких недель он подготовил необходимые документы и покинул службу. Предложений было много, но они его не устраивали – все так или иначе связаны были с его прошлой деятельностью, а он хотел её оставить полностью. Забывать не собирался, но и продолжать не видел никакого смысла. Он думал: куплю себе крутой мотоцикл и риска будет не меньше, с недостатком адреналина в крови я справлюсь. Мотоцикл он не купил, а за безумные деньги приобрёл старенький Порше 911, зато вложил в его ремонт не более половины стоимости.


Теперь он приятно рокотал у него за спиной и отчётливо напоминал рёв танкового двигателя под тем, что пониже спины, хотя любители спортивных тачек за такое сравнение его бы побили, оно ему нравилось. Возможно, восприятие его мира сильно было изменено войной, но в его новой работе это здорово помогало. Пошаливала психика, но больше внутри. Стакан водки на ночь решал все проблемы. Столкновений с непониманием он старался избегать, поэтому и психом его пока не считали, но общее состояние здоровья оставляло желать лучшего. На последней медкомиссии выяснилось всё то, что он сам давно знал. Резко понизился слух, расстроилась нервная система, пошаливало сердце. Всё остальное было не лучше, хотя внешне это почти не проявлялось, да и не мешало пока жить.


Анатолий положил в карман фотоаппарат, диктофон, ручку и карандаш, помещённые в небольшую записную книжку. Сейчас он поедет на биенналле с жутким политико-техническим названием. Трудно было понять из него, что там будет демонстрироваться конкретно, но он уже представлял что там бывает обычно. Многие удивлялись, почему бывший военный журналист (которым он, разумеется, никогда не был, а просто так представлялся незнакомым, да и многим знакомым тоже, чтобы ничего не объяснять) занялся вдруг анализом и освещением современного искусства. Удивлялись напрасно, он знал что делает. Причин было, как всегда несколько, и трудно было выделить главную. Во-первых, ничто так не отвлечено от материального мира как всякое эпатажное безобразие. Во-вторых, там не стреляют. В-третьих, там можно встретить таких же, как он сумасшедших, а может быть и гораздо круче.


Вполне стоило бы перечислить и многие другие причины, по которым Анатолий выбрал такую высоко конкурентную и закрытую для посторонних кормушку пишущих людей, но…. Он очень быстро понял, что все его умозаключения были откровенной ерундой, начиная с первого пункта, и до самого, что ни на есть последнего. Мiр этот был необъясним, как весь мир вообще. Кому не нравится такое утверждение, пусть идут в философы, там за всякие рассуждения тоже платят деньги. Ничем на практике это сообщество не отличалось от любого другого. Полно было в нём материального, начиная с больших денег, и всем что с ними связано и, заканчивая вульгарными расходными материалами, из которых произведения лепили, мазали ими различные поверхности, а также те, на которые снимали и записывали. Любая деятельность на самом деле хороша, пришёл к простому выводу Андрей, когда интересна и приносит средства к существованию, но при этом не входит в откровенное противоречие с внутренним миром. Современное искусство вполне вписывалось в его такую концепцию.


Дерьма и крови Анатолий насмотрелся в жизни достаточно, человеческой подлости и трусости тоже, поэтому минимальные дозы всего этого в мире искусств его просто умиляли, не более того. Показуха так была похожа на армейскую, что он едва сдерживал приступы хохота. Например, выходил какой-то серьёзный на вид дядька, и начинал обсуждать откровенную порнуху, нижайшего пошиба, вокруг стояли тоже на вид серьёзные люди и кивали головами, щёлкали фотоаппаратами, аплодировали. Это так было похоже на сдачу объекта начальству или доклад общественности о неудачно проведённой операции в горах, что не упасть со смеху стоило огромного труда. Всё же это много лучше, чем падать от пули.


Самое смешное, что вся эта высокопарная шумиха была строгим образом рассчитана на одного двух человек, которые могли это всё приобрести, причём за нешуточные деньги. Ещё смешнее становилось, когда узнавали, что те самые «дураки», которые это купили, ещё и заработали на этом, да столько, что тут у любого закружится голова. Многие считают или как попугаи без конца повторяют, что жизнь это театр. Анатолий так не думал. Только кто будет спорить, что в театр бывает интересно сходить? Вот какая-то часть жизни, это действительно настоящий театр. Почему бы и не посетить эту часть. Сколько же радости может доставить дилетанту участие в этой постановке? Просто море.


Автомобиль доставил ему сегодня не меньше радости, чем его увлекательное занятие. Он не требовал особых усилий, он только подчинялся, но и сам вёз, вот что прекрасно. Это невероятное сочетание возможности управлять и быть при этом пассажиром, очень походило на театр, в котором ты чуть больше статиста, но ещё не настоящий актёр. Это двойственное положение наблюдателя и скромного участника, невольно приносило успех Анатолию. Когда в редакциях нескольких журналов поняли, что его статьи не отличаются занудством профессионалов, не содержат специальных терминов, принятых в искусствоведческой среде, а вполне русским, простым языком объясняют что можно там-то и там-то увидеть, и чего при этом за свои деньги ожидать, работы его уверенно пошли в печать.


Конечно, тут сыграла роль мода, а точнее, уже тенденция всей современной эпохи ко всеобщему упрощению, что иногда было и неплохо, ведь нельзя отрицать даже регресс, как фактор развития. Самому же Андрею опять было смешно - джентльмен удачи, пишет статьи об искусстве. Осталось только баллотироваться на губернатора Ямайки в какой-нибудь части Великой России. Всё это так, но…. Андрей ещё сам не понимал, что счастлив. Кого ещё можно считать счастливым, как не человека, который смеётся на работе, притом от души.


Но вернёмся к технологии. Некоторые навыки Анатолия, которые он приобрёл совсем в другом мире, и несколько специфический взгляд на происходящее, позволили ему выбрать ещё один приём писательства, который теперь, по прошествии некоторого времени, начинал ему здорово помогать. Он выбирал всегда и везде то, что называется стыком. Например, имелся модный художник, и такие в наше время встречаются, так он не писал о нём напрямую, а брался изучать деятельность тех, кто повис ему на хвост. Так он посвятил пару статей модной журналистке Марине Колдовской, очень яркой и известной, которая была в курсе всех современных течений и авторов. Прозвище у неё было – тотальный диверсант. Что, понятное дело, особенно привлекало Анатолия.


Влезла она везде и всюду, где только можно, поэтому, говоря о ней, он рассказал фактически об очень многих и многом. Кстати, и на её личности можно было бы в описаниях задержаться, поводов она давала столько, сколько не даст и хорошо укомплектованный бордель, но Анатолий понимал, что это просто реклама, давно уже он не попадался на подобные штучки. Качественно разрекламированная проститутка в мире поп-арта, запросто в реальности оказывалась кисейной барышней, которой сто очков вперёд могла бы дать любая медсестра травматологии, причём всего за пару дежурств. Простительные женские слабости, Анатолий пороком не считал вовсе, скорее, считал их полезным дополнением ко всему остальному, что так радует нас в жизни.


Когда он хотел написать о каком-нибудь известном владельце галереи, то он писал только о его партнёрах и любимых авторах. Понятно, что косвенным образом он свои скрытые личностные объекты, так или иначе, характеризовал. Метод приносил свои плоды. Публичные люди обычно крайне раздражительно относятся к неизвестным для них интервьюерам и ревниво следят за публикациями о них. В тоже время, Анатолий был уверен, что любое косвенное упоминание, разумеется, поданное в интересном и не раздражающем ключе, покажется им полезным и даже приятным. Так оно и происходило. Сегодняшнее биеннале, было не так важно Анатолию, хотя считалось большим событием в арт-сообществе, он ехал туда на встречу с Мариной, которая сама его нашла и предложила обсудить некоторые вопросы.


О каких вопросах пойдёт речь, Анатолий мог только догадываться. В любом случае он эту муть рассматривал, как вуаль, которую набрасывает на себя экстравагантная барышня, а вопросы у неё на самом деле все одни те же – сродни вечным. Какой-то процент ошибки в своих предположениях он оставлял, но опыт подсказывал другое – он прав. Машину Анатолий припарковал рядом с входом в отель «Националь», там у него был знакомый по прошлой службе швейцар. Слава Богу, не той службы, которая была у швейцаров в «Ожёге». Он воспользовался ранним прибытием и немного с ним поболтал. Предупредил, что, возможно, зайдёт через пару часиков. В обеденное время с хорошими местами могут быть проблемы, а идти куда-то ещё, не дай Бог в японское, не хотелось, лучше договориться.


Биеннале шумел и гудел, это был уже второй день выставки, постороннего народа было много, но и знакомых тоже было не мало, Анатолий только и успевал здороваться. Радовался, что его никто в голом виде не хватает за пятки и не кусает как собака. Он шёл и думал, вот если бы я не был пьющим человеком, интересно, узнал бы я столько людей за полгода? Понятно, что вопрос не требовал ответа. Он уже подходил к месту встречи, ошибиться было нельзя. «Под телевизорами» это точно здесь. Куча плоских телевизоров была развешена на стене. Развешена достаточно аккуратно, по ним по всем мелькали какие-то кадры, на то они и телевизоры, чтобы мелькать кадрами. Основательно привлекали народную массу, только два экрана, на которых транслировалось изображение группы сношающихся во всё, что имеет на то хоть малейшую пропускную способность и всем, что хоть как-то может обеспечить даже минимальное проникновение.


Перед экранами, за велюровыми красными верёвками, образующими изгородку вместе с серебристыми подставками, бегал Владимир Ильич с красным шёлковым полотнищем, - вот ведь прогресс, раньше дешёвенький был материальчик, - и голосом Геннадия Зюганова орал: ….перманентная всегда!!! - и так далее, что-то похожее, но очевидно троцкистское и невразумительное. Сначала, как всегда в случаях с любым «артом», было непонятно, что же так привлекло публику к этому пошлому, даже с точки зрения продавшегося Советам Бондарчука, поставившего Джона Рида, зрелищу, транслировавшемуся этими мониторами. Вот именно – мониторам. В соседней комнатке, устроенной наподобие тех, что бывают для представителей фирм на обычных выставках, всё, что показывали экраны, происходило на самом деле.


Эффект потрясающий – вот сила искусства. В этот эротический офис никто даже в полглаза не смотрел, – было совершенно не интересно, - а вот экраны просто прожигались взглядами неудовлетворенных посетителей. Он сразу узнал её. Узнал не по фотографиям. Не потому, что уже мельком несколько раз её видел где-то издалека. Он узнал её по абсолютно незаинтересованному взгляду на происходящее, как на экранах, так и в комнате «для сотрудников». Отсутствующий взгляд карих глаз, почти чёрных, от расширенных в помещении зрачков, а возможно от небольшой близорукости, исходил из-под высокой малиновой фуражки с высокой тёмно-зелёной тульей. В лакированном козырьке отражался отчаянно и карикатурно картавивший Володька, и собственная кокарда, исполненная в виде розовой розочки. Мило. Худенькие плечики можно было пожалеть, если понять что они держат весомую грудь минимум второго размера, а прикрыты они от ударов судьбы, только тончайшим гофрированным шифоном приятного кремового цвета.


Анатолий попытался поймать взгляд Марины, чтобы не продираться сквозь толпу, но пока это ему не удалось. Володька тем временем замолчал и пошёл скороговорочный текст, который зачитывал без бумажки другой маленький седой человечек в микрофон, висевший на его лице красным плевком: …выбор технических средств зависит от текущего момента…. обстоятельства диктуют художнику… речь идёт о замене реальности знаками самой реальности… никто, в настоящее время, из нас не может считаться самим собой… воплощение художественной мысли выходит за пределы его личности и летит… в тотальном произведении нет академического тоталитаризма желаний… искусство призвано разрешить противоречие между понятиями бесконечность и ничто… всё подразумевается существованием в Боге, независимо от его присутствия или отсутствия…

Анатолий думал: кое с чем, можно и согласиться, почему бы и нет, но при чём здесь перманентная революция в устах этого бесноватого Володьки, а эта речь со ссылкой на Бога зачем? да, трудно современное искусство для понимания, наверное, это напрямую связано с потерей эластичности арт-рынка, так видится…. Вы, пришли. Здравствуйте. Спасибо, что откликнулись на моё приглашение. Анатолий не заметил, как Марина сама подошла к нему. Вы не удивлены тем, что я вас пригласила? Нет. Почему, собственно, я должен удивляться, мои статьи, в которых я о вас упоминал…. Нет, нет, забудьте сразу о своих статьях, просто умоляю вас, речь пойдёт совсем не о том.


Совершенно случайно их взгляды пересеклись, после небольшого блуждания по самым интересным мониторам…. Нет, - ответила на это совпадение траекторий, Марина, - не за этим мы встретились, хотя в другое время и, возможно, в другой жизни…. Дело в том, что вас мне представили, как совершенно безбашенного типа, даже немного сумасшедшего. Позвольте узнать, кто же такой умелый патрон, для такого скромного протеже как я? Вы его не знаете, он освещал драку в криминальных новостях, которая произошла, в районе Южного порта у байкеров с рокерами или между самими рокерами, уж и не помню точно. Так вот, вы ему очень там понравились, он бывал в горячих точках, и понимает толк в массовых беспорядках, он, как и вы, когда-то был военным корреспондентом.


Чем же я ему угодил? Не тем ли, что дал в морду, когда он хотел попортить мой новый старенький автомобиль, который мне так дорог и с которым мне совсем не хотелось расставаться в Южном порту. Нет, он в драке не участвовал, а то бы не рассказал мне о вас. Поверьте это редкая удача, что вы имеете такой опыт и там и там. Где это? уточните, пожалуйста, но ещё одно предложение, пройдёмте, пообедаем или «поланчаем», как это сейчас модно, я заказал столик, а разговаривать в развитии революционной ситуации совершенно неудобно. Вы правы, революция нам не к чему, есть дела поинтересней. «Националь» встретил приветливо. Петруша – официант, рекомендованный знакомым Андрея швейцаром – усадил их за столик рядом с окном и прекрасно обслужил, как ему казалось, парочку с возникшими проблемами.


Андрей себя, потонувшим в проблемах, не чувствовал, но некоторое нервное состояние Марины передалось и ему. Он тоже заметно стал нервничать, быстро черкнул какую-то записку, вложил в неё кредитную карточку и, заговорщически подморгнув Петруше, передал это ему. Она, между тем, не отрываясь, даже пока делали заказ, смотрела в окно второго этажа Костромского зала ресторана Московский, на бесконечный поток машин на Тверской, на людей, которые шли по другой стороне улицы, на … Бог его знает, на что она там ещё смотрела. Андрею принесли Борщ Московский с ватрушкой и сметаной, а Марине Щи Боярские с белыми грибами и сметаной, запечённые под слоёным тестом, всё это после салата Оливье с жареными перепелками, окороком, телячьим языком, крабами и раковыми шейками.


Потом им принесли сочное, жареное филе говядины, фаршированное лесными грибами и поданным отдельно соусом Мадера. Разговор как-то сам собой отложился на десерт. Когда подали ассорти из лесных ягод, - клубника, голубика, ежевика, малина, - со взбитыми сливками Марина, наконец, заговорила. После хорошего обеда её голос звучал совершенно спокойно, и волнение почти не ощущалось, возможно, этому способствовал коньяк, который она пила и сигарета, которая дымилась у неё между изящными пальцами левой руки. Она медленно, почти нараспев, как это иногда делают бабы в Костроме, начала говорить.


«Это случилось во время подготовки к биеннале, в последний день перед открытием. Я проверяла выставочные залы, да я вам не сказала, я участвовала в подготовке этой выставки как консультант. В предпоследнем помещении, где есть такой экспонат – туристическая палатка с вещами молодой леди, под названием «Две вертикальные бесконечности» – меня привлек свет внутри палатки и какое-то движение. Ничего не подозревая, я залезла в палатку, это не трудно было сделать, ведь она практически вывернута наизнанку автором, возможно скульптором, не знаю как назвать его, так вот – я залезла в палатку. Вы её видели? Нет, не дошли, тогда я вам расскажу, что в ней было.


Откровенно сказать, ничего хорошего в ней не было. Пустые банки и бутылки, использованные одноразовые шприцы, презервативы…. Ну, какая разница, по-моему, тоже использованные. Будьте посерьёзней, я не расположена шутить. Трусы, грязные, разумеется и так далее. Ничего бы в палатке ценного не было, если бы не раскрытая на середине книга Лукиана «Правдивые истории», я не знаю о чём она, только успела посмотреть титульный лист, она вышла в Париже в 1543 году, представляете, она вышла раньше знаменитого романа Рабле, а на переплёте был фамильный герб некоего маркиза Гомеса де ля Кортина. Это было потрясающее издание, несомненно, эта книга дороже всего того, что находится в этом зале, да ещё пришлось бы приплатить, если бы цена на пустые банки и грязные дамские трусы назначалась соответствующая.


Я немного отвлеклась и не сказала вам, откуда шёл свет. Кто-то включил комбинированный фонарь. Вы знаете такие, в них есть радио, плеер, ещё всякая дрянь, уж не помню какая, обычный китайский фонарь. Я его выключила. Собралась покинуть палатку. Вижу, свет не исчез, а как-то даже стал ярче. Я вздрогнула. Нет, не от света. Кто-то взял меня за плечи. Знаете, так берут за плечи очень дорогого человека, но если не хотят, чтобы он поворачивался к ним лицом. Сударыня, сказал мне этот призрак, не смейтесь, иначе я немедленно прекращаю рассказывать. Даже ваши «уточнения» неуместны, да, разумеется, я знаю латынь, знаю французский язык, и ещё много что знаю, не сомневайтесь, нечего ухмыляться, – современное искусство просто бизнес и ничего более, - неужели вы думаете всерьёз, что я буду участвовать в прославлении грязного белья бесплатно, а мне между прочем необходимо выплачивать эту чёртову ипотеку, могу я, наконец, продолжать. Спасибо.


Призрак представился, он сказал, что он и есть тот самый маркиз Гомес де ля Кортина, из библиотеки которого пропала книга. Теперь он выудил её из собрания некоего Богомила Райнова, который проживал в Софии до вчерашнего дня. Да, вы не ошиблись, это тот самый писатель, который написал книги «Нет ничего лучше плохой погоды», «Господин Никто», а также «Инспектор и дождь», по которой у нас был снят неплохой по тем временам детектив. Нечего опять делать такое лицо, я писала свою докторскую диссертацию по детективным произведениям, немного знакома с темой. Кстати, вы помните какой сегодня день, теперь я «просто уточнила», так вот сегодня десятое июня, а вот восьмого июня Богомил Райнов умер, да я проверяла, на восемьдесят восьмом году жизни и именно восьмого июня, то есть в тот день, когда я вечером ползала по палатке. Это всё я рассказала вам для того, чтобы вам сказать одну вещь. Сегодня вечером меня убьют. Убьёт меня маркиз Гомес де ля Кортина. Это всё, что я вам хотела сказать».

Почти неожиданно из глаз доктора современного искусства потекли слёзы, и пришлось срочно их останавливать коньяком, который Петруша принёс буквально моментально, так как постоянно отслеживал процесс. Коньяк, разумеется, помог, но пришлось ещё заказать особый вид кофе, который порекомендовал тот же спаситель Петруша, вот кофе уже помог. Усилить действие кофе пришлось уже Андрею, который вовремя вспомнил, что «Правдивые истории» Лукиана стали прообразом «Путешествия Гулливера» Свифта. Если бы его минуту назад спросили об этом под дулом пистолета, он бы ни за что не ответил, но ведь он находился под прицелом прекрасных чёрных глаз доктора, а это стимулирует мозговую деятельность почище всяких огнестрельных штучек. Надо же было производить впечатление не только знатного драчуна, но и начитанного человека.

Марина, понял уже, что вы не любите всякие уточнения, но разрешите задать вам несколько, назовём их просто наводящими, вопросов. Вопрос первый: почему вы решили, что перед вами призрак, что заставило вас так подумать? Соберитесь с мыслями, не торопитесь. Вопрос второй: почему вы решили, что вас также убьют, возможно, ведь и совпадение, Райнов вполне мог умереть собственной смертью, ведь не мальчик он был. Марина, постаралась всхлипнуть незаметно и заговорила: вы, конечно, знакомы с портретом неизвестного художника второй половины шестнадцатого века «Монтень в воротничке». Андрей всем своим видом показал: да, конечно, кто же его не знает, этого портрета. Тогда Марина продолжила: так вот в точности так же был одет этот маркиз, в точности. Я в совершенстве знаю основы любой бутафории, поэтому ошибиться тут не могла – всё на нём было подлинное, включая кружева и золотое шитьё, кроме того, взгляните на этот перстень – сердолик. При чём тут сердолик?


Как, вы не знаете? этот камень убил Пушкина и Байрона, он категорически противопоказан для ношения близнецам, а я самый настоящий близнец. Я родилась практически посередине моего знака, то есть в десятого июня. Господи, у меня ведь сегодня, как раз сегодня, день рождения, как я могла забыть. Ведь я только и думаю, что о смерти уже два дня, какой кошмар. Не спрашиваю у вас, сколько вам лет, но теперь хоть понятно, что мы сегодня отмечаем, поздравляю, а лучше всё-таки спрошу: зачем же вы его носите - не носите. Нет, только не плакать, не плакать, просто ответьте, зачем? Этот перстень надел мне вчера на палец маркиз. Час от часу не легче, а тот же вопрос можно: зачем или лучше, почему он вам его надел? Он сказал, это для того, чтобы я не умерла раньше времени. Он велел мне прийти сегодня в палатку до двенадцати ночи, желательно без пяти двенадцать, до начала завтрашнего дня.

Честно говоря, пока ничего не понимаю, но вот второй вопрос, ответьте на него, пожалуйста, поточней. Допустим Райнов, действительно был наказан маркизом, за то что, например, плохо обращался с его книгой, я знаю, среди коллекционеров подобные всплески гнева случаются, я знал одного такого нервного, который убил своего племянника только за то, что тот оторвал уголочек от какой-то земской марки, а вот скажите на милость, вас-то зачем убивать? уж не за то, что вы влезли в эту палатку, да ещё не имеющую никакого отношения к маркизу, за что вас убивать? Не за «что», а для «чего». Не понял. Я думала, что вы знаете, для чего женщинам дарят такие перстни.


Вы же сами сказали, чтобы убить вас, то есть, для того, чтобы вы не умерли раньше времени, простите, я действительно, наверное, баран, не понимаю ровным счётом ничего. Ах, неужели непонятно – для того, чтобы жениться на мне. Для того, чтобы жениться надо обязательно убивать? Ну, разумеется, что тут такого, ведь он – маркиз – призрак, как он может жениться на живой женщине. Вот, как хорошо иметь дело с женщиной близнецом, я тут, кстати, по телефону выяснил ваш гороскоп, слушайте: «Близнецы-женщины очень умны и эрудированны. Они легко учатся, к тому же отличаются практической смекалкой. Близнец-дама редко умеет отличить истинно важное малозначительного. Она кажется рассеянной, но может моментально и без видимого напряжения собраться перед новым рывком», - как вам это нравится.


Мне никогда не нравились гороскопы, но что-то всё подозрительно сходится, прямо один к одному. Хорошо, если вы уже начали во всём этом разбираться, то скажите мне, почему вы всё-таки обратились именно ко мне, подозреваю, что на выставке вы мне сказали чистейший вздор. Марина немного сконфузилась, но затем тихо сказала, я знаю кто вы, то есть, знаю, кем вы были почти год назад, я знаю, что вы…. Ладно, верю, от журналистов ничего не скроешь. Андрей задумчиво покачал головой и посмотрел на Марину. Марина тоже посмотрела на него: но есть ещё одна причина, дело в том, что вы, Андрей, мне нравитесь. Не улыбайтесь, пожалуйста, не смейтесь, я давно за вами слежу, а мне уже…. Вот видите, как я с вами откровенна, это только потому, что я очень напугана. Мне уже тридцать шесть лет, а я всё бегаю по этим биеннале и никак, понимаете никак не могу устроить свою личную жизнь, а тут такой случай, представляете, всё может решиться одним махом.


Ничего себе «махи», а вдруг я совершенно не намерен жениться, тем более я не понимаю к чему такая спешка. Как к чему, что тут непонятного, вы женитесь на мне и призрак-маркиз, сразу же от меня отстанет. Вы так думаете? Уверена. Мне бы вашу уверенность, я имею гораздо больше опыта в борьбе с призраками, и вот с уверенностью скажу только одно – ни в чём с ними нельзя быть уверенным. С другой стороны, всё может получиться, ведь я лев, по гороскопу, а львы совместимы с близнецами женщинами, конечно, в некотором смысле козерог подошёл бы вам больше, но в нашем с вами положении и лев сойдёт, не искать же в самом деле козерога, так ведь и ошибиться недолго…. Так вы…вы, согласны стать моим мужем?


Андрей внимательно посмотрел в глаза Марине, потом на секунду отвернулся и поймал вопрошающим взглядом глаза Петруши, тот едва заметно кивнул ему в ответ. Андрей кивнул тоже, и ответил Марине только тогда, когда Петруша к ним подошёл и незаметно, что-то передал Андрею. Одновременно с этими действиями на столе совершенно неожиданно появился большой букет ослепительно белых роз. Андрей взял его со стола, встал на одно колено перед Мариной и с чувством произнёс: несравненная, докторша, понятия не имею каких наук, блестящая моя журналистка и художница, прошу вашей руки и довожу до вашего сведения, что безумно в вас влюблён с того самого момента как вас увидел полгода тому назад, на одной из ваших безобразных выставок, прошу вас принять от меня в знак серьёзности моих намерений этот скромный подарок.


С этими словами он вытащил левую руку из-за спины и протянул Марине коробочку, которую до этого получил из рук Петруши. Марина, несмотря на то, что чувствовала себя полностью раскрепощённой и вполне эмансипированной дамой сильно покраснела и открыла её. Ослепительный луч вырвался на волю и засверкал всеми цветами радуги, словно распустившийся фантастический цветок. Когда Марина надевала кольцо с большим бриллиантом на палец, то её чёрные глаза счастливо и благосклонно сверкнули в сторону Андрея. Я согласна, - произнесла Марина и опять потупила взор, как и положено это делать настоящей, скромной невесте. Потом она словно очнулась, обняла Андрея за шею, нежно поцеловала, и только через значительный промежуток времени, когда у обоих перестала кружиться голова, спросила: никак не пойму, только одного, что мы будем делать с маркизом? Не беспокойся любимая, ты забыла, что имеешь дело с укротителем приведений горных Кавказских замков, а тут какой-то французский маркиз….


Счастливые молодожёны выходили из ресторана уже поздно вечером, их провожали Петруша, с целой компанией других официантов, знакомый швейцар, батюшка, венчавший пару в церкви Большое Вознесение у Никитских ворот, а также полно всякого приставшего к свадьбе народа, которого толком и не знали ни Марина, ни Андрей. Все изрядно шумели и веселились. Андрей уловил момент, когда его никто не видел, и незаметно надел на палец мраморной Венере перстень с сердоликом. Он очень надеялся, что до того как ударит полночь, его никто не снимет со статуи.