Осень

С высоты небоскреба камнем в мятую яму листьев, для охлаждения...

Все вокруг пропитано причудливой и непревзойденной красотой. И это меня в равной степени как восторгает, так и убивает. Я поражена и обескуражена от красоты. Меня давит и щемит происходящее, выжимая душу и осязание, как подмоченный канат.
Скажете, что нельзя сходить с катушек от блаженства и утопического впитывания, параллельно страдая от такой насыщенности и совокупности напряжения действий прекрасно-возвышенных сил? А вот и можно. Это любовь-страдание. Я влюблена в мир этой осенью.
Распушена неоднозначностью и озадачена противоречивостью. Контраст отразился не только в характере, но и в глазах.
Я – не птица, не зверь, не лед, не пламя, не странник, не заноза, не путешественник, не серебряная река, не буря, не молния, не поэт, не дождь. Я – окисленный контраст, окисление в котором отражает бензиновую радугу обширно-соединенных обозначений.

Глобальные пласты потряхивают божественно-мистическими видами. Каждый пласт природного, красочного среза имеет душу, а за душой – фейерверк великолепия и паникующе-бездонного буйства идиллии с гармонией.
Что есть я, когда взорвалась и изуродовалась разодранная в пепел страстность и жгучесть Красоты?!
Мир же залит кровавыми закатами!
Мир же пылает льдом звезд!
Мир же дышит не голой осенью, а душами, прошедшими через тоску осени!
Мир же печален до драмы, когда усугубляется все осенью!
И все думы только через надрез осени... Ее не учесть не удастся. Что она сотворила вокруг, эта ненормальная, ностальгическая осень?!
Осень – пиявка.
Осень – крылья.
Осень – мировоззрение.
Осень – грусть.
Осень – депрессия.
Осень – высокая низина.
Осень – падшая возвышенность.
Осень – заполнение для раны.
Осень – музыка.
Осень – одиночество.

... я тогда была очень высоко, когда ощутила безбрежность своей жизни и той жизни, которая текла, пощипывая асфальт ботинками, внизу, сонливо-пряными потоками, лентами полощась в капроновом пасмуре осеннего воздуха. Весь воздух был заляпан неприкосновенными слезоподтеками, будто сам себя растирал до покраснения и задумчивой печали влажно-спокойными волнами сероватого дня.
Внизу была доска людская, вверху – голубая выколотая доска, а я – принципиальный момент где-то между, как точка. Опять, как точка. А сколько силы в каждой точке, представить страшно! И тогда, почти под небом, я ощутила крутящий поток прохлады сверху и смысловой, сумрачный напор снизу. Между небом и землей было более чем странно. Я не лежала душой ни к верху, ни к низу. Наверное, потому, что когда находишься там, где, по природе, не дано находиться, то не живешь всецело. Значит, в те моменты меня полностью не было. Осталась лишь стучащая осознанность.
Я успела выхватить намеки и мысли, дарованные одновременным надзором за двумя плоскостями бездонных жизней: небом и землей.
Божественное чувство, но неживое. Значит, небо тоже мертво, а земная доска живет.

С высоты небоскреба в мятую яму листьев, для охлаждения.
И уже в листьях я огненно примерила на душу догадку о том, как вредно в каждую материю, вещь, существо и предмет вживаться.
Зачем, например, мне думать, как это – быть деревом и ощущать потерю сука?
Каково это – быть листком и быть прибитым за разгул и шабаш к бортику?
Каково это – быть этим бортиком и видеть, как рядом будет опадать шерстью сбитая кошка?
Каково это – быть птицей и слушать музыка дробящего дождя по пластмассовому клюву?
Каково это – быть дождем и видеть все с высоты высот?
Каково это – быть высотой и до помешательства влюбиться в земной камушек?
Каково это – быть камушком и коченеть до непроходимой внутренности?

Мне этой осенью нужен моральный покой - я же шебутна и неуемна.
Сложно с собой.