рассказ Благая весть

       Александр Скуридин
       БЛАГАЯ ВЕСТЬ
       рассказ (из цикла «Сибирская деревня»)

       В Ярцево праздновали день первого послевоенного урожая застольем с песнями и плясками. Лишь, пожалуй, один Боков не был так рад, как все односельчане, ведь, без него обошлись, одного из лучших когда-то комбайнера. Собственно, и вся жизнь теперь обходилась без него. Сын, и тот, смотрит с отчуждением, точно боится родного отца.

Жена, понятно, жалеет, а что может быть унизительней для мужчины, чем жалость? Ожесточился он, вспыхивал часто, без нужды, обижался. Марья уже и не знала, как к нему подступиться, чем утешить. Ласка не брала, и Марья в последнее время все дольше старалась задержаться в поле, чтобы меньше терзаться самой.

       А осень, между тем, набирала силу, склоняясь потихоньку
к зиме. К Михаилу частенько стал заходить Василий Демин, тоже инвалид. Он ковылял на деревяшке, с трудом выдергивая протез из грязи, с другого конца деревни, по пути заходил к Куделихе за самогоном.

       -Жизнь наша бекова: нас дерут, а нам - некого, - говорил он после того, как пустела бутылка.-Мы с тобой на войне пострадали, а толку-то? Нужен вот, ты, взять, своей бабе, как собаке пятая нога.
       -Васька, Марью не трожь, вражина!

       -Да я только предположение сделал. Моя с первого дня, как на фронт меня взяли, ссучилась, - оправдывался Демин, затем, увидев посеревшее лицо Михаила, предложил. - Может, еще вмажем? Я мигом слетаю.
       -А, ну, выметывайся отсюда!

       На пороге стояла Марья. Она подошла к столу, взяла засаленный картуз, сунула в руки растерявшегося Демина, подтолкнула гостя в спину к двери. Когда Василий ушел, она повернулась к Михаилу, произнесла, вроде бы, буднично:
       -Ребенок у нас появится, Миша.

       -Правда? - хриплым голосом переспросил, трезвея, муж.
       -Девочка будет, - Марья прижалась к его плечу. - Куделиха живот пощупала, определила.
       Михаил благодарно гладил ее волосы заскорузлой ладонью, с пожелтевшими от курева пальцами, улыбался знакомой, шальной улыбкой.


       Николка, придя домой вечером, поразился перемене, произошедшей с отцом. Чисто выбритый, гладко причесанный, одетый в новую чесучовую рубаху, он сидел за столом оживленный, ласково глядел на мать. И на сына он посмотрел приветливо, спросил:
       -В слесарном деле кумекаеешь?
       -Немного, - солидно ответил Николка.
       -Хочешь, научу? Настоящим специалистом станешь!

       -Конечно, - сдержанно произнес сын, стягивая с плеч ватник.
       -Ну, тогда садись к столу и слушай.
       Михаил начал подробно излагать сыну свой план.
       Марья поставила на стол миски, поспешно отвернулась к печи, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

       Через неделю в дровянике Боковых была оборудована мастерская. Михаил в который раз протирал тряпицей, смоченной в керосине, инструмент, который самолично привез из города, обменяв на продукты.

       -Точу ножи, ножницы, паяю! Швейные машины починяю! - пропел он, подмигивая сыну. - Еще заживем, Николка. Руки-то остались.
       Несмотря на его бодрые слова, Николка видел, что отец сильно волнуется.

       Михаил сидел на верстаке на кожаной подушке и не казался больше маленьким и беспомощным. А, ведь, совсем недавно Николка случайно подсмотрел, как заплакал он, когда не смог разрубить полено. С той поры Николка рубил дрова сам.

       В мастерской было светло - горела керосиновая лампа. Николка подкинул щепья в прожорливую пасть печки-буржуйки, сразу потеплело.
       Первым посетителем оказалась соседка через избу.
       -Может, сделаешь, Акимыч? Совсем, окаянный, прохудился, - она поставила на верстак самовар. - Люди сказывают, ты - рукодельник.

       -Они не ошибаются, - весело ответил Михаил, - предложил вошедшей. - Посиди немного, Власовна, чайку испей. Совсем скоро и из своего самовара пить будешь...
       Минут через двадцать соседка, рассыпаясь в благодарности, и желая долгих лет жизни, достала из-за пазухи платок, развернула его, положила на верстак тройку яиц и кусок сахара с прилипшими к нему крупинками махры, вышла, прижимая к груди самовар, как ребенка.

       Отец с минуту помолчал, затем нахлобучил Николке на нос кепку, торжествующе спросил:
       -Что, имеются у твоего отца руки?
       -Имеются, батя! - подтвердил сын.

       Вечером в дровяник заглянул Семен Дерябин.
       -Миша, - окликнул он с порога Бокова-старшего, склонившегося над разобранными ходиками, - я тебе заказ принес, - председатель колхоза прошел, достал из кармана солдатской шинели часы.
       -Павел Буре. Хорошая фирма, - Михаил повертел часы в руках.

       -Помаракую, что к чему... - он повернулся к сыну, склонившемуся с напильником над тисками. - Николка, выйди, - поговорить нам надо.
       Когда за сыном, скрипнув, закрылась дверь, Боков тихо произнес:
       -Ты, прости, Сема. Злой я тогда был на весь мир. Вот и тебя, однополчанина, из избы выставил…
       -Да, я понимаю. - Дерябин присел на табурет. - Правление колхоза решило просить тебя заняться ремонтом и изготовлением запасных деталей - технику нам к весне обещали дать. Ну, как, возьмешься? Подручный у тебя есть - Николка, давно приметил, парень смышленый.

А эту твою мастерскую мы официально в районе оформим, как нужную для насущных нужд сельчанам. В выходной теперь долго на печи не проваляешься. Да и людям помощь огромная - уже по деревне слух идет: Миша Боков все починить может, начиная от обувки...

       Боков закашлялся, полез в карман с махоркой, неторопливо скрутил цигарку, прикурил, пыхнув на спичку сизым дымом, затем взял с полки часы, подал Дерябину, щелкая крышкой:
       -Идут они. Ты просто забыл завести их.

       -Да, ну, - деланно удивился председатель колхоза, пряча часы в карман.
       -Хитрить, Сема, не умеешь... Впрочем, большое спасибо тебе - руки давно дела просят.
       Потом разговор давних друзей свернул на другую тему. Вспомнили отправку на фронт, памятное первое сражение с немцами, погибших однополчан.

       -Федьку-то Стукалова я порешил, как последнего гада, - проговорил после недолгого молчания Боков, и рассказал, как это произошло.

       Еще бы! Тот, последний в его жизни бой навсегда остался в памяти. Как и стыд, что жег его, Михаила. Отпустил он, пожалев детей, Стукалова, намеревавшегося сдаться врагу. И, вот теперь, Федька из радиомашины предлагал им, бойцам Красной Армии сложить оружие, продать себя, свою страну, свой народ…

       -А, если бы знал, что ног можешь лишиться, пополз бы к этому фургону?
       -Да. - Немного подумав, твердо ответил Михаил.